— Ну, чего молчишь? Сказать неча?
— А ты с Иваном поговори, — вздохнула Катерина, — он тебе и скажет.
— Че он скажет? Вон, Мишка прибег, глаза на лбу, пошептал Ваньке на ухо — и где твой Иван? Сидит, ружжо чистит… Оприкосила ты Ваньку, ведьма, нашла себе заступника… Жизнь ему поломала… И мне — через него.
— Что такое оприкосила? — шепотом спросила Варвара.
— Кажется, сглазила — так же тихо отозвался Артем.
— Водка тебе жизнь сломала, а не я, — вполне резонно возразила Катерина. — Дай пройти.
— Не будет тебе ходу. — Он схватил ее за плечо, и Варвара вздрогнула, словно сама ощутила хватку его корявых пальцев.
— Сказано, пусти, — в голосе Катерины появились странные звенящие нотки. — Пусти, не то пожалеешь.
— А ты мне не грози! — он, казалось, лишь сейчас заметил Варвару с Артемом. — Чего уставились?
— Оставьте ее в покое, — негромко сказал Артем.
— Ишь ты, — недобро усмехнулся Федор, — еще один заступник! Умеет их порода мару навести… Что старая, что молодая — вот суки знатливые! А ты ему расскажи, что тогда на меженник приключилось…
Женщина выронила таз, отчего белье рассыпалось по мокрой траве, прижала руку к губам.
— Все это павесть, Федя, — шепотом проговорила она, — наговоры одни…
— Слухи? Сколько домов в деревне было! Сколько семей? А ноне че? Устьяне кто жив, со страху разбежались, повсюду навь одна, живете одинако, света белого не видите, Ванька сам озверел, на брата родного бросаться стал, а она все — наговоры… Да я тебя, суку…
— Темка! — предупредила Варвара, но Артем уже поднялся и нелепо загребая ногами в больших, не по росту сапогах, оттеснил перепуганную Катерину и встал перед Федором.
— Пожалуйста, — сказал он неубедительно, — уймитесь. Вы ее пугаете.
Голос пролетел над темной водой и поник.
— А ты не лезь, щенок!
— Артем!
Он увидел занесенный над собой кулак, а больше ничего увидеть не успел. Варвара, вроде бы вскрикнула — или это кровь визжала у него в ушах, Федор вдруг оказался на земле, грудой нечистого тряпья, а он колотил, колотил в чужое лицо, потом в спину, слепо, механически, никак не мог остановиться…
— Уйми, — Катерина прижимала кулаки к губам, — да уйми же ты его!
— Артем, пожалуйста!
Он остановился с занесенной в воздухе рукой, на пол-ударе.
— Пойдем… пожалуйста, пойдем…
Варвара схватила его за локоть, потащила. Он дал себя увести, но шел, оборачиваясь. Федор никак не мог подняться, ворочался, что-то хрипел. Катерина собрала белье и, не оглядываясь, побежала к дому, оскальзываясь на мокрых сходнях.
— Он же пьяный, Артем… Зачем же ты так? Нельзя так.
Мало нам, тоскливо думала она — между собой передрались, так еще и с местными цапаемся. Анджей с ветеринаром петушиные бои устроили, а теперь и этот дурачок с катушек съехал. Как сказал бы Пудик, типичная переадресованная реакция — наверняка мечтал красиво дать в морду Анджею, вот и врезал!
Артем, наконец, разжал кулаки.
— Опять я сделал что-то не то? — спросил он тоскливо.
Варвара поджала губы.
— Да черт его знает. Может, они тебя теперь уважать будут — кто этих местных поймет?
Он вздохнул, виновато увел взгляд.
— Между прочим, — добавил ни с того ни с сего, — Кемереть у мари и чувашей — злой дух, или место где он обитает.
— Так кто прав? — отозвалась Варвара. — Ты чего, Бардакушка?
Бардак вылез из-под сходней. Вид у него был жалкий, хвост поджат.
— Что ж ты выл ночью? — Варвара потрепала серый загривок.
Бардак тяжело вздохнул, выскользнул из-под руки и затрусил прочь вдоль берега. Несколько раз он оглянулся, как бы приглашая следовать за ним, но потом, убедившись в непонятливости двуногих, пустился энергичной рысью и исчез из виду…
— Кемереть, значит? Послушай, а что он такое про Катерину говорил?
— Говорил, что она ведьма, — печально ответил Артем.

***
Прилив зализывал пустоши, оставленные малой водой, скрывая под собой блестящий ил, в котором шевелились ядовито-желто-фиолетовые морские звезды. Створки раковин открывались и закрывались, словно сотни маленьких ртов.
Бледно-розовые лбы валунов поросли коростой лишайников, в морщинах застрял мох. Пудик потянул носом.
— Горелым пахнет.
Прогоревшие уголья были присыпаны землей. Пудик присел на корточки, потыкал в них щепкой. Потянуло сырым прогорклым дымом.
— Со вчерашнего дня киснет, — заметил он.
— Так, — Шерстобитов постучал пальцами по планшетке, — Я тут вам разметил. Вот от той сосны, через каждые пятьдесят метров. С поверхности и с глубины пятьдесят сэмэ. Если получится. Место отбора колышками отмечайте. По четыре кубика грунта, в пробирку засыпать, пробкой заткнуть и лэйбл наклеить. Дату на каждом, квадрат, точку и глубину, где пробы взяли. А я пока с рамкой похожу.
— Давай-давай, — согласился Пудик, — камлай…
— Со мной пойдешь, — Шерстобитов зажал в свободно согнутом кулаке рамку, покачал ее мизинцем свободной руки, — они тут и сами разберутся. Провешивать будешь.
Шерстобитов сделал несколько шагов, вытянув руки перед собой и переступая на негнущихся ногах. Рамка свободно болталась при каждом шаге.
— Ну что? — с любопытством спросил Пудик.
— Никогда не мешай оператору, — раздраженно отозвался Шерстобитов, — откуда я знаю — что? Активная зона. Но мы на периферии стоим. А центр где-то там…
Он начал поворачиваться на месте, держа рамку на отлете.
Пудик с преувеличенной серьезностью наблюдал за ним, прикусив губу, чтобы не хихикнуть.
Шерстобитов, наконец, остановился — верхняя перекладина Г застыла, обращенная к лесу.
— Мы, значит, туда, а вы тут кончайте с грунтом…
— Не боишься? — а то ка-ак выйдут на контакт!
— Они еще никому вреда не причинили. Это мы сами себя пугаем.
Вытянув перед собой руку с болтающейся рамкой и высоко поднимая выпрямленные в коленях ноги, он двинулся к кромке поляны, исчез между стволами.
— Вот это да! — восхитился Пудик, — В цирк ходить не надо! Ладно, я пошел. А то его надолго оставлять нельзя — заблудится, или в болоте утонет…Карту держи! Генштабовская, не кот начхал!
— Ладно, — Артем со вздохом проводил взглядом крепкую спину Пудика, — давай от той сосны.
— Веришь во все эти глупости? — поинтересовалась Варвара, потянув за язычок рулетки. Язычок щелкнул и втянулся обратно.
— Нет. Но все надо делать, как положено.
— Тогда я лучше шагами промерю, — предложила Варька, — человеческий шаг в среднем равен метру. Ну ее, эту рулетку.
Артем поразмыслил, потом устало махнул рукой.
У четвертого колышка Варвара остановилась.
— Устала? — Артем затолкал грунт в очередную пробирку. — Давай, ерунда осталась.
— Там!
Артем, по-прежнему сжимая в руках штатив, бросился к ней.
— Опять, — прошептала Варвара, выставив перед собой колышек.
Кусты с натугой разорвались, и в проеме появилась залатанная штормовка Меланюка.
— Игорь Оскарович! — Варька разжала ладонь и колышек укатился в траву, — Вы нас искали?
— Не то, чтобы очень. Но там Лера, кажется, очень хотела с Анджеем наедине поговорить. Да и сердце, вроде, отпустило. Вот я и решил — догоню вас. По верху срежу.
Он сердито потер исцарапанную руку.
— А где Вадим? Саша где?
— Ушли они. Рамка куда-то повела. Сказали, недалеко.
— А это, значит, и есть тот костер?
Какое-то время молча оглядывал вытоптанную землю, пошевелил ногой угли. Потом решительно двинулся к ближайшей насыпи валунов.
— Погодите-ка минутку…
Постоял, словно прислушиваясь к чему-то.
— Не поможете?
Артем, пыхтя от натуги, отвалил камень, и Меланюк, мягко отстранив его, опустился на колени, заглядывая в образовавшуюся пещерку.
— Тайник он тут себе устроил. Снаряжение прячет.
— Бензином пахнет, — заметил Артем.
— Паяльная лампа тут у него. Значит, не беглый.
— Почему?
— Да просто по логике вещей. Откуда у беглого паяльная лампа. Что это у вас, Артем?
— Пуговица? — Варвара заглянула ему через плечо.
— Непонятно.
Меланюк осторожно потер большим пальцем — под слоем сажи что-то блеснуло.
— Серебро? Старатель? Здесь драгметаллы водятся?
Меланюк пожал плечами.
— Когда-то пытались вести разработки — впустую, по-моему. Я даже, признаться, думал, что это так, для отвода глаз… что тут где-то выход урановых руд неподалеку…
— Ну а этот — нашел, — удивлялась Варвара, — надо же!
— Не знаю, — Меланюк уронил руки на колени и уставился в пространство, — не думаю… тут что-то другое…
Он запнулся и расстегнул воротник штормовки.
— Что, Игорь Оскарович, опять?
— Ничего, Артем, бывает… сейчас пройдет… слишком быстро шел, наверное…
— Эй! — раздался голос откуда-то из леса, — все сюда!

***
— Серебро? — Шерстобитов задумчиво поскреб пальцем черную горошину, — занятно… А вы поглядите, что я нашел!
Он широким жестом обвел поляну. На фоне темной ели белел покосившийся крест с парой поперечных перекладин.
Пудик оставался спокоен.
— Могила как могила. Старовера какого-то. Непонятно, почему на отшибе.
— Не в том дело, — с досадой сказал Шерстобитов, — Видел? Рамка повернулась, чуть из рук не выскочила! Центр аномалии — могила эта! Я на поляну вышел, она как рванет… Крутнулась несколько раз -и прямо сюда!
— Да ты как могилу увидел, мышцы сами отреагировали…
Шерстобитов покачал головой.
— Только не у меня. А погребение нужно бы вскрыть. Я, разумеется, далек от мысли, что тут нечеловек захоронен, но, возможно, какие-то артефакты…
Пудик сжал кулак.
— А это видел? Вот этот артефакт? Ты знаешь, что с нами местные сделают, если мы могилу разроем? Фокс Малдер недоделанный!
Шерстобитов сдался.
— Ладно. По возвращении на базу опросим Угрюмовых. Ветеринара опросим. А пробы возьмем. Давай пробирку, Кобринский. И шпатель.
— Я все там оставил, — смутился Артем, — Ты так кричал…
— Вот они, ваши пробирки, — Меланюк присоединился к остальным, осторожно поставил на землю коробку со штативами…
— Зачем, я бы сам сбегал… Как вы, Игорь Оскарович?
— Уже лучше, Артем, спасибо… Я же говорил, пройдет.
Шерстобитову не было никакого дела ни до появления Меланюка, ни до его самочувствия. Опустившись на колени, он осторожно отколупнул шпателем щепотку грунта у подножия креста.
— Могила в устье Керети, — задумчиво проговорил Меланюк, — Надо же… Тут по преданию поп Варламий убитую жену похоронил. Она ему изменила с каким-то скандинавом, фарлафом по-ихнему, он ее и убил. А потом положил в лодью, поставил парус и уплыл в море. Долго плыл, любовался на ее прекрасное лицо, колыбельные песни ей пел… пока где-то тут к берегу не причалил. Отпел, похоронил… а сам неподалеку скит построил.
Он усмехнулся.
— Впрочем, по другой версии он так к берегу и не причалил. Вечно плавает по Северному морю, вечно любуется на прекрасный лик своей жены. Как туман с моря идет, значит, Варламова лодья где-то поблизости.
Он осторожно провел ладонью по сухому, неожиданно теплому дереву.
— Впрочем, это давно было. В шестнадцатом веке. Так что это наверняка не та могила. Погодите-ка…
1899— 1934 -надпись была сглажена не столько временем, сколько дождем и ветром.
— Ты гляди, — заметил Пудик, — совсем молодым умер!
— Почему ты думаешь, что это он, — обиделась Варвара, — а может, она?
— Не знаю… почему-то так подумалось… а фамилия?
Меланюк вновь мягко провел пальцами по поверхности доски.
— Ба…Баже… нет, не прочтешь. Но я думаю, Баженов либо Баженин. На Севере это распространенные фамилии.
— Порядок, — Шерстобитов аккуратно упаковал пробирки, — можно двигаться.
— Домой, — уточнил Пудик, — а то так и будем до ночи по кустам шарить.
— Не веришь, значит, в уфологию? — спросил Артем.
— Всю эту уфологию спецслужбы запустили — для отвода глаз. Тут испытания проводили… а потом людям зеленые человечки мерещатся.
— В принципе я согласен. Но вот скажи — как он на могилу вышел?
— Откуда я знаю? Тропа вывела… и вообще — при чем тут тарелки? Могила — она и есть могила. Он бы кого — пришельца откопал? Мертвяка бы и откопал. Почва торфяная, он, может, и не разложился даже. Может, в таких вот местах и остается, типа, остаточный след от сильных эмоций. Люди-то хоронили… плакали, убивались. Он это и засек, Чингачгук наш…
— Интересно, — задумался Артем, — а на той, другой могиле?
— Так он же говорил, — степенно пояснил все помнивший и все замечавший Пудик, — там тоже центр. Аномалии. Кольцевой. И вообще — это братцы мои, не триллер. Это хоррор. Вон, лунища какая!
Огромная, багровая луна с чуть бугристыми краями повисла над морем. Один край был чуть-чуть срезан. Если буквой Р, вспомнила Варвара, то растет. Если буквой С, то стареет. Луна была буквой Р.
— Знаешь, что бывает с теми, кто по кладбищам ночью шастает?
— Они находят зарытые сокровища, — успокоил Меланюк, — а потом живут долго и счастливо…

***
С угрюмовского подворья доносились голоса. Одинаковые. Казалось, кто-то говорит сам с собой, меняя лишь интонацию. Иван ронял слова веско и негромко, брат отвечал ему возбужденно и невнятно.
— Похоже, — констатировал Пудик, — дядя Федор опять разбушевался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15