— Оставь ты ее, Конан. Как ты насчет Пилы?
— Если она свободна…
— Я никогда не бываю свободной, — послышался сверху нежный голосок. Цену ты знаешь, все остальное зависит только от тебя.
— Прекрасная Пила, как всегда, любезна, — буркнул Конан и поднял чашу, приветствуя спускавшуюся по лестнице темноволосую женщину. Она была одета в алые шелковые шальвары, на высокой груди ее мерцало перламутровое ожерелье. Пышные формы выдавали в ней женщину не первой молодости.
— Я и сама удивляюсь — жеманно надула губки Пила. — Эти болваны относятся ко мне так, словно я какая-нибудь портовая шлюха.
— Успокойся, Пила. Ты стоишь большего, — усмехнулся Моти. — Но послушай, что я тебе скажу: если бы ты не назначала таких высоких цен, ты была бы куда богаче. Ты теряешь большую часть клиентов именно по этой причине.
Моти внезапно замолчал. В таверну вошли пятеро мужчин. Четверо из них были одеты в кожаные туники и штаны. На груди и руках их поблескивали стальные доспехи, на широких поясах с бронзовыми бляхами висели тяжелыми мечи и короткие дубинки.
Пятый человек был одет иначе: его шелковые одежды были расшиты золотом, золотою была и рукоять его меча. Конан решил, что перед ним стоит знатный вельможа, решивший немного поразвлечься. Ничего необычного в этом не было, и киммериец тут же успокоился.
Моти и Пила повели себя достаточно неожиданно. Пила мгновенно испарилась, прихватив с собой и прекрасную танцовщицу. Моти же извлек из-под одежд тяжелую дубину и, приставив ее к нот, дрожащею рукой налил вина себе и другу.
Судя по всему, гостей этих здесь уже знали. Конан опорожнил чашу и встал так, чтобы видеть сразу всю комнату.
— Ты что, решил вернуться к ратному делу? — вполголоса спросил он у владельца таверны Моти.
— Жизнь заставит — вернусь. Одно плохо — позабыл я все то, чему меня учили.
— Ты запишись добровольцем к Хаджару. Он и из барана воина воспитает, — улыбнулся Конан.
— Что верно, то верно. Вон он тебя как гоняет.
— Он сказал мне однажды, что за это я буду благодарен ему по гроб жизни. Впрочем, может быть, это и так. — Конан подлил себе вина. Скажи-ка мне, хозяин, неужто в твоем доме плохо со снедью? Или повара твоего черти унесли? Лошадям и тем сена дают…
В то же мгновенье в зале появилась Пила и танцовщица, что несли в руках подносы, полные всевозможных яств. Они были одеты в широкие платья, доходившие им до пят. Женщины не сводили глаз с гостей. Моти проследил за тем, как будет накрыт стол, и облегченно вздохнул.
— Можешь в этом не сомневаться, — сказал он наконец. — Если за тебя взялся сам Хаджар, значит, боги благоволят к тебе. И щедроты их кажутся мне излишними, — ты же чужеземец, Конан, верно?
— Все правильно, Моти, я здесь такой же чужеземец, как и ты. Не зря ведь говорят, что родился ты в Вендии, а матерью твоей была танцовщица. Конан внезапно почувствовал, что в скором времени здесь может произойти что-то неладное. По спине его легким паучком пробежала дрожь.
— Моя мать была величайшей танцовщицей своего времени, — ответил Моти. — Хаджар же — величайший воин. — Он посмотрел на киммерийца. Сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Ха. Ты одного возраста с сыном Хаджара; правда, дожил тот только до двадцати… — Может быть, Хаджару ты кажешься сыном? У него нет ни родни, ни друзей. Был только сын, да и того не стало. Говорят, что он…
Дверь распахнулась, и в комнату вошла женщина. Даже явись она в клубах пламени, большего внимания к себе она не привлекла бы. Эта высокая статная женщина явно была северянкой: об этом говорили и широко посаженные серые глаза, и веснушки на загорелом лице. Сложена была незнакомка на удивление ладно — таких форм Конану еще не доводилось видеть, — прелести девиц Мотилала казались ему теперь чем-то донельзя жалким.
Все мужчины смотрели теперь только на незнакомку, но она не обращала на них ни малейшего внимания, так, словно была здесь одна. Конану вдруг подумалось, что она держала бы себя так же уверенно и без одеяний.
Приблизившись к стойке, незнакомка сказала с сильным акцентом:
— Достопочтенный Мотилал, у меня к тебе есть дело. — В зале раздался хохот, но женщина словно и не заметила этого. — Я куплю кувшин вина, хлеб, сыр и копченое мясо. Меня устроит даже конина.
— Вы зря обижаете Моти, чем-чем, а кониною-то он не торгует! вмешался Конан. — Если ваш кошель пуст, я готов…
Женщина холодно улыбнулась:
— Как же я расплачусь с тобой?
— Присядьте за мой столик — только и всего.
Незнакомка походила на сошедшую с небес богиню, для которой он, офицер наемной армии, был чем-то слишком уж вульгарным. Но с киммерийца было достаточно и того, что он сможет лицезреть ее…
— Если твой кошель пуст, голубка, мы беремся наполнить его до рассвета, — пробасил один из телохранителей под дружный хохот своих товарищей. Засмеялся и Конан. Незнакомка посмотрела на него с презрением.
Моти ударил своей дубинкой по стойке бара, и музыкант тут же стал выбивать на своих бубнах чувственный заморский ритм.
— Пила! Заря! — заорал хозяин таверны. — А ну-ка, за работу!
Женщины выбежали на середину залы и сбросили с себя платья. Человек в зеленых, отороченных золотом шелках подхватил своим клинком одеянья Зари, ни на минуту не сводя глаз с северянки.
"Не иначе — хлыщ", — подумал Конан о незнакомце.
Из кухни выбежала девушка с полной корзиной снеди и большим кувшином аквилонского вина. Моти передал — товар северянке, пересчитал предложенные ему деньги и, хлопнув служанку пониже спины, буркнул:
— Фебия, закругляйся с готовкой. Теперь нам нужны танцовщицы.
Конану почудилось, что в голосе Моти зазвучали неведомые ему доселе нотки, — казалось, командир приказывает своим солдатам любой ценой удержать завоеванный рубеж. Паучок тревоги вновь пробежал по его спине. Он положил руку на рукоять своего меча.
Пила сбросила с груди перламутровое ожерелье, вызвав в зале массу восторгов. Северянка направилась к выходу, но тут же со своего места поднялся одетый в шелка вельможа. Конан сделал пару шагов вперед, в этот же миг один из телохранителей выставил в проход свою толстую ногу.
Северянка, пытаясь удержать равновесие, отбросила от себя и кувшин, и корзину. Однако это ей уже не помогло — дна упала на пол, и в тот же миг выхватила из сапога кинжал и, изогнувшись по-змеиному, приготовилась к отражению атаки.
Вельможа протянул ей руку, не снимая второй руки с рукояти висевшего у него на поясе клинка. Незнакомка взялась за нее едва ли не с благодарностью, но тут же резко дернула ее на себя. Вельможа повалился на залитый красным вином пол.
Конан услышал шепот северянки:
— Простите меня, мой повелитель. Я хотела…
Пара телохранителей стала лицом к киммерийцу. И тут терпение его лопнуло — он выхватил из ножен свой меч, повинуясь необоримому инстинкту, скрывавшему себя за тончайшим налетом цивилизованности.
Вельможа несколько мгновений созерцал расплывавшиеся по его роскошным одеяниям темные пятна, затем перевел взгляд на женщину. Голос его внезапно перешел в визг:
— Эта дрянь напала на меня! Она испортила мой лучший костюм! Стража взять ее!
Телохранитель, стоявший за спиной северянки, занес над ее головой дубинку, однако завершить удар ему помешал подставленный клинок Конана. Вместо того чтобы сокрушить череп незнакомки, дубинка легко скользнула по ее плечу, не причинив северянке ни малейшего вреда. Женщина легко откатилась в сторону, освобождая место для Конана. Необходимости в этом пока не было. И телохранители, и их господин замерли от изумления. Конан взглянул на Моти. Бедняга обливался потом, сжимая свою дубину так, что костяшки пальцев его стали белыми, словно снег.
"Ох, не пить мне больше здешнего вина", — подумал Конан. Этот князек запугал Моти настолько, что тот позволяет ему нападать на честных людей. Причина этих страхов киммерийца не интересовала — трусость есть трусость, чем бы она ни вызывалась.
— Эта женщина и не думала нападать на тебя! — прохрипел Конан. — Я видел, как один из твоих людей поставил ей подножку.
Северянка одарила Конана улыбкой и тут же едва не поплатилась за это. Один из воинов пришел в себя и изо всех сил рубанул мечом лежавшее у его ног тело. Незнакомка метнулась в сторону, чудом избегнув неминуемой смерти. Туника ее окрасилась кровью.
Конан схватил тяжелый табурет и метнул его в воина с такой силой, что тот рухнул на пол. Не давая ему опомниться, киммериец опустил свой тяжелый сапог ему на живот.
Таверна вмиг опустела. Один из воинов отступил к стене. Двое других, возглавляемых своим господином, стали наступать на дерзкого киммерийца. Северянка их теперь нисколько не занимала.
Незнакомка вскочила на стол, заставив одного из воинов повернуться к ней лицом.
— Не вздумай убить ее, идиот! — заорал князек.
Воин грязно выругался, вызвав у Конана известную симпатию. Нет ничего труднее, чем пленить раненую разъяренную львицу. Такую команду мог отдать только крайне недалекий человек — уязвленное самолюбие, похоже, лишило вельможу остатков ума.
Женщина выхватила из сапога второй кинжал и спрыгнула вниз. Теперь она стояла так близко к воину, что воспользоваться своим мечом он уже не мог. Кинжал вошел ему в горло.
— Оглянись назад! — закричал Конан.
Воин, отступивший было к стене, решил воспользоваться тем, что незнакомка в пылу сражения забыла и думать о нем. Помочь ей Конан уже не мог — на него наступало сразу двое: князек и его раб. Судя по всему, ратного опыта им было не занимать — они вели себя уверенно и спокойно.
Предупреждение киммерийца было запоздалым. Но, к счастью, воин исполнился решимости выполнить приказ своего господина, сохранив жизнь возмутительнице спокойствия. Одной рукой он схватил ее за горло, другой выкрутил ей правую руку. Извиваясь, словно змея, северянка попыталась нанести удар левой рукой, но кинжал лишь скользнул по кольчуге воина и упал на пол. Воин мертвой хваткой схватил ее за запястье, заставив выпустить и второй кинжал.
Конану тоже приходилось непросто. Помимо прочего, ему мешали и танцовщицы, продолжавшие кружить по зале. Пила и Заря уже разделись донага, на Фебии же оставалась только юбка, готовая в любую минуту упасть на пол.
— Кром! Или расступитесь, или помогите мне! — вскричал киммериец.
Юбка свалилась с бедер кухонной девки, заставив споткнуться и налететь на вельможу, грубо оттолкнувшего ее в сторону. При этом клинок его задел за ее ягодицу; оставив на ней длинный разрез, из которого тут же хлынула кровь.
Девица завизжала и зажала ладонью рану. Истошный визг заставил вельможу вздрогнуть, чем не замедлил воспользоваться Конан: ударом немыслимой силы он отхватил воину, стоявшему против него, руку и тут же бросился на его соратника, так и не выпускавшего северянку из своих объятий. На подмогу киммерийцу неожиданно пришел Моти. Своей тяжелой дубиной он ударил воина по спине, отчего тот ослабил свою хватку. Незнакомка двинула его локтем в живот и отскочила в сторону. Воин, пытаясь уйти от второго удара дубины, попятился назад и, налетев на стул, упал к ногам игравшего на бубнах музыканта. Тот опустил ему на голову тяжелый кушитский бубен, после чего воин затих.
— Ну что, сукин сын, довольно с тебя? — обратился Конан к вельможе. Тот ошарашенно посмотрел на киммерийца, швырнул свой клинок на пол и выскочил за дверь. Северянка тоже не стала задерживаться в таверне подобрав свои кинжалы, она тут же покинула залу. Нагие Пила и Заря принялись хлопотать над раной Фебии.
— Далеко он не уйдет, — сказал Конан. — Его или северянка нагонит, или стража прихватит.
Моти мрачно покачал головой. Теперь он был так же бледен, как и иранистанка. Дубина выпала из его внезапно ослабевших рук.
Конан нахмурился. Его слова почему-то смутили хозяина таверны — он уже был бледен, как снег.
— Я что-то не так сказал? — спросил киммериец. — Или, может быть, этот тип — наследный принц?
— Ты недалек от истины, — еле слышно пробормотал Моти. — Это сын Правителя Хаумы.
Имя это было ведомо и Конану. Хаума был одним из наместников, командовавшим гигантским воинством.
— Правителю следовало бы заняться воспитанием своего сыночка. Первым делом я бы его кастрировал — иначе толку от него все равно не будет.
— Конан, мы не должны были ссориться с ним! Лучше такие дела решать миром.
— До той поры, пока он не стал приставать к этой женщине, его никто не трогал! — взорвался Конан. — То же самое я и самому царю Йалдизу могу сказать! Если бы не Фебия, я этого подонка уже прикончил бы.
Моти тяжело вздохнул.
— Девочка сделала это намеренно. Она хотела, чтобы в драку ввязался и я.
Он гневно засопел и продолжил совсем другим тоном:
— Клянусь Хануманом, — после того, что случилось, ты у меня вмиг на улице окажешься! Ну а ты, Пила? Неужто ты думаешь, что я настолько глуп? Ведь без тебя эта дурочка и шагу не может сделать!
Конан поднял с пола дубину и поднес ее к самому носу хозяина таверны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27