Один из массивных камней свода обвалился на стену. Доктор увидел в потолке зияющее отверстие, подобное выбитому зубу, из которого тонкой струйкой сыпалась коричневая влажная земля. На уровне пола, где основание упавшего с потолка камня прижалось к стене, ему попалось на глаза что-то чёрно-белое. Подобравшись поближе, Хатч понял, что это носок одной из парусиновых туфель Вопнера, торчащей между каменных плит. В следующий миг доктор оказался рядом, устремив луч света между двумя гранями камней.
– О, Господи! – произнёс Найдельман за его спиной.
Малин увидел Вопнера, втиснутого между двумя гранитными глыбами. Одна рука была прижата вдоль тела, вторая свисала под непостижимым углом. Голова в каске повернулась вбок. Вопнер умоляюще посмотрел на доктора, глаза программиста расширились и наполнились слезами.
Хатч увидел, как губы Вопнера тихо шевельнулись. Пожалуйста…
– Керри, держи себя в руках, – велел Хатч, водя лучом вверх и вниз вдоль узкой трещины, одновременно сражаясь с передатчиком.
Боже, удивительно, как он ещё жив.
– Стритер! – заорал он в интерком. – Человек зажат между двумя каменными глыбами. Спусти сюда несколько домкратов. Ещё нужен кислород, плазма и физраствор.
И снова заговорил с Вопнером.
– Керри, мы домкратами раздвинем эти камни и достанем тебя очень, очень скоро. А сейчас мне нужно знать, где у тебя болит.
Губы снова шевельнулись.
– Я не знаю, – ответил Вопнер, и его слова прозвучали скорее как выдох. – Чувствую… внутри всё сломано.
Он глотал звуки, и Малин понял, что программист еле ворочает челюстью. Хатч отступил от стены и раскрыл медицинский чемоданчик. Вытащив шприц, втянул в него два кубика морфина, после чего помассировал руку Вопнера между грубыми глыбами и ввёл иглу в плечо пострадавшего. Ни вздрагивания, ни реакции – ничего.
– Как он? – спросил Найдельман, нависая за спиной и испуская изо рта облачко пара.
– Отойди назад, ради Христа! – крикнул Хатч. – Ему нужен воздух.
В этот момент Малин понял, что и сам задыхается, втягивает в лёгкие всё больше и больше воздуха и чувствует, что его всё равно не хватает.
– Осторожней! – воскликнула Бонтьер. – Здесь могут быть ещё ловушки.
Ловушка? Малину и в голову не пришло, что это ловушка. Однако, как иначе огромный камень с потолка мог так точно опуститься вниз? Доктор попытался дотянуться до руки Вопнера и измерить пульс, но не смог дотянуться.
– Домкраты, кислород и плазма уже в пути, – сообщил через интерком Стритер.
– Хорошо. Ещё на уровень минус сто нужны складные носилки, надувные шины и шейный лубок…
– Воды… – выдохнул Вопнер.
Бонтьер шагнула вперёд и подала Малину фляжку. Тот потянулся в щель, и, наклонив, направил тонкую струйку вниз от бока каски Вопнера. Когда программист высунул язык, пытаясь дотянуться до живительной влаги, Хатч увидел, что тот иссиня-чёрный, и по всей его длине блестят капельки крови. Господи, да где же домкраты…
– Пожалуйста, помогите! – попросил Вопнер и тихо кашлянул. На подбородке показались несколько капелек крови.
Пробито лёгкое, – подумал Хатч.
– Держись, Керри, ещё пару минут, – произнёс он как можно мягче.
Затем, отвернувшись, яростно ударил по интеркому.
– Стритер, – прошипел он, – домкраты, чёрт побери, где же они?
Он почувствовал головокружение и жадно вдохнул воздух.
– Атмосфера становится опасной, – тихо сказал Найдельман.
– Уже опускаем, – донёсся сквозь помехи голос Стритера.
Хатч повернулся к Найдельману и увидел, что тот уже отправился за ними.
– Ты чувствуешь руки и ноги? – спросил он Вопнера.
– Не знаю, – ответил тот и помолчал, пытаясь вдохнуть. – Чувствую ногу. Словно кость вышла наружу.
Хатч направил фонарь вниз, но не смог разглядеть в стиснутом пространстве ничего, кроме изогнутой штанины, хлопчатобумажная ткань которой насквозь пропиталась тёмно-красным.
– Керри, я смотрю на твою левую руку. Попытайся пошевелить пальцами.
Посиневшая рука, похожая на кусок мяса, несколько секунд оставалась недвижима. Затем указательный и средний палец слегка дёрнулись. Хатч почувствовал облегчение. ЦНС ещё работает. Если мы за несколько минут сдвинем с него эту скалу, у него есть шанс. И тряхнул головой, пытаясь её прояснить.
Пол под ногами ещё раз содрогнулся, сверху опять посыпалась грязь, и Вопнер завизжал, издав высокий, нечеловеческий звук.
– Mon dieu, что это было? – воскликнула Бонтьер, быстро глянув на свод.
– Думаю, тебе лучше уйти, – негромко сказал Хатч.
– Ну уж нет.
– Керри? – позвал Хатч, с беспокойством вглядываясь в расщелину. – Керри, ответь мне!
Вопнер уставился на него, с губ слетел лишь хриплый стон. Теперь дыхание бедолаги стало грубым и булькающим.
За пределами туннеля послышался удар и постукивание механизмов – Найдельман подтянул трос, сброшенный с поверхности. Хатч отчаянно втянул в себя воздух, в голове снова тихо зашумело.
– Не могу дышать, – сумел выдавить Вопнер, его глаза остекленели.
– Керри? Ты молодец. Только держись.
Вопнер вдохнул и снова закашлялся. Струйка крови побежала по губам и закапала с подбородка.
Послышались шаги, и появился Найдельман. Он опустил два домкрата на землю, поставил баллон с кислородом. Хатч схватил маску и всунул шланг в регулятор, после чего повернул ручку на баллоне и услышал успокаивающее шипение кислорода.
Теперь у него за спиной напряжённо трудились Найдельман и Бонтьер – срывали пластиковые обёртки, снимали домкраты со стержней, скручивали детали. Новое сотрясение, и Хатч почувствовал под рукой сдвиг каменной глыбы, которая неумолимо кренилась к стене.
– Быстрее! – крикнул он.
Голова закружилась. Переведя поток на максимум, он опустил кислородную маску в узкую щель меж камней.
– Керри, – сказал он. – Сейчас я опущу на лицо эту маску.
Хатч шумно вдохнул, пытаясь найти воздух, чтобы выдавить из себя ещё несколько слов.
– Я хочу, чтобы ты медленно и понемногу вдыхал, хорошо? Через несколько секунд мы снимем с тебя этот камень.
Он опустил маску на лицо программиста, пытаясь просунуть её ниже уровня изуродованной каски. Ему пришлось смять саму маску, чтобы она очутилась нежду носом и ртом – лишь теперь он ощутил, насколько туго застрял Вопнер меж каменных глыб. Мокрые, испуганные глаза умоляюще уставились на него.
Найдельман и Бонтьер не произнесли не слова, напряжённо работая, собирая воедино детали домкрата.
Наклонившись, чтобы можно было бросить взгляд в сужающееся пространство, Хатч разглядел тревожно сузившееся лицо Вопнера. От неимоверного давления челюсть замерла в открытом положении. По щекам потекла кровь – края каски врезались в плоть. Вопнер больше не мог не то, что говорить, – не мог даже стонать. Левая рука спазматически подёргивалась, поглаживая плоский камень лиловыми пальцами. Изо рта и ноздрей донёсся слабый звук выходящего воздуха. Хатч знал, что дышать под такой массой практически невозможно.
– Готово, – прошипел Найдельман, передавая домкрат доктору.
Хатч попытался вставить его в сужающуюся щель.
– Не влазит! – выдохнул он, швыряя инструмент обратно. – Подтяните.
И снова повернулся к Вопнеру.
– А сейчас, Керри, я хочу, чтобы ты дышал вместе со мной. Я буду считать, хорошо? Один… Два…
Пол дико содрогнулся, раздался резкий скрип. Камень склонился ещё сильнее; Хатч почувствовал, что теперь его собственную руку и запястье неожиданно сдавило между глыб. Вопнер дёрнулся, с хлипом испуская воздух. Малин в ужасе наблюдал. В свете фонарика в узкой расщелине он с безжалостной ясностью увидел, как глаза программиста вылезают из орбит, становятся сначала розовыми, затем красными и, наконец, чёрными. Каска с треском разошлась по швам. Пот на сдавленных щеках и носу стал лиловым – глыба накренилась ещё сильнее. Из уха побежала струйка крови, и ещё больше крови потекло из кончиков пальцев Вопнера. Челюсть выгнулась, отвисла в сторону, язык высунулся прямо в кислородную маску.
– Камень всё двигается! – завопил Хатч. – Дайте что-нибудь, хоть что, и я…
Но при этих словах доктор почувствовал, как голова программиста разламывается на части прямо у него в руке. В кислородной маске забулькало – в шланг хлынул поток жидкости. Между пальцев что-то дёргалось, и Малин с ужасом понял, что это язык Вопнера, который спазматически подёргивается – отказали нервы, движущие мускулы.
– Нет! – отчаянно закричал Хатч. – О, Боже, пожалуйста, нет!
Перед глазами возникли чёрные круги. Он сражался со скалой, задыхаясь в затхлом воздухе, что есть сил пытаясь освободить руку из-под дикого и всё усиливающегося давления.
– Доктор Хатч, в сторону! – крикнул Найдельман.
– Малин! – завопила Бонтьер.
– Эй, Мал! – услышал Хатч голос своего брата, Джонни – шёпот в надвигающейся тьме. – Эй, Мал! Там!
Затем стало темно, и больше он не помнил ничего.
30
К полуночи на океане поднялась та медлительная, словно на масле, зыбь, которая часто следует за летним ветерком. Хатч поднялся из-за стола и подошёл к окну сборного барака, осторожно ступая по тёмному офису. Он устремил взор за хижины Главного лагеря, ожидая приближения огней, которые могли означать, что коронер, наконец, прибывает. Морская пена призрачными нитями протянулась по тёмной воде. Ветренная погода, казалось, временно сдёрнула с острова вуаль тумана, и на горизонте показался материк – еле различимая россыпь огней под усыпанным звёздами небом.
Малин вздохнул и отвернулся от окна, непроизвольно потирая перевязанную руку. Когда вечер перешёл в ночь, он в одиночестве продолжил сидеть в своём офисе, не желая ни шевелиться, ни даже включать свет. В темноте было легче не думать о бесформенном теле, которое покоилось на носилках под белой простынёй. Намного легче отбросить все мысли и шепотки, непрестанно вторгающиеся в сознание.
Раздался мягкий стук, ручка двери повернулась. В лунном свете в проёме возникла худощавая фигура капитана Найдельмана. Тот проскользнул в хижину и растворился на фоне тёмного кресла. Чиркающий звук – и комната на миг осветилась жёлтым светом. Трубка ожила; тихие звуки выдыхаемого дыма достигли ушей Малина на несколько мгновений раньше, чем он вдохнул аромат турецкого табака латакия.
– Коронера ещё не видно, верно? – спросил Найдельман.
Молчание доктора красноречиво ответило на вопрос. Они собирались перевезти тело Вопнера на материк, но коронер – важный, недоверчивый мужчина, выехавший аж из Мачиаспорта – настоял на том, чтобы труп перемещали как можно меньше.
В течение нескольких минут капитан молчаливо курил, единственным признаком его присутствия служило периодическое попыхивание трубкой. Затем Найдельман отложил её в сторону и прокашлялся.
– Малин? – мягким тоном позвал он.
– Да, – ответил Хатч.
Собственный голос показался ему сиплым и чужим.
– Трагедия нас потрясла. Всех нас. Я очень хорошо относился к Керри.
– Да, – повторил Хатч.
– Никогда не забуду, – продолжил капитан, – как руководил группой у острова Сэйбл. Кладбище погибших кораблей в Атлантике. Команда работала на глубине. Шестеро аквалангистов сидели в барокамере – декомпрессия после работы на двухсотметровой глубине. Там затонула нацистская подлодка с золотом. Что-то поломалось, и герметичность камеры нарушилась.
Хатч услышал, как капитан ёрзает в кресле.
– Можете представить, что с ними случилось. Обширный эмболизм. Разрывает на части мозг, а затем останавливает сердце.
Доктор ничего не сказал.
– И один из этих молодых аквалангистов был моим сыном.
Хатч посмотрел на тёмную фигуру.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Я и не думал…
И умолк. Я и не думал, что вы были отцом. Или мужем. В действительности, о личной жизни Найдельмана он практически ничего не знал.
– Джефф был нашим единственным ребёнком. Его смерть стала для нас тяжёлым ударом, и моя жена, Аделаида, – ну, она так и не смогла меня простить.
Хатч снова помолчал, вспоминая застывшее выражение на лице матери в тот ноябрьский день, когда она узнала о смерти отца. Она брала с камина фарфоровый канделябр, рассеянно протирала передником, ставила на место, а затем снова бралась за него и снова протирала, и ещё, и ещё раз – а лицо было серым, словно осеннее небо. Малин подумал, а чем сейчас занята мать Керри Вопнера.
– Боже, как я устал! – сказал Найдельман, снова поёрзав в кресле, на этот раз активней, словно пытаясь заставить себя проснуться. – В нашем деле такое случается. Этого нельзя избежать.
– Нельзя избежать, – эхом откликнулся Хатч.
– Я не пытаюсь оправдаться. Керри знал, на что идёт, и сделал свой выбор. Так же, как и все мы.
Вопреки желанию, Хатч непроизвольно бросил взгляд на бесформенную фигуру под простынёй. Тёмные пятна крови просочились сквозь ткань, образуя в лунном свете неровные чёрные дыры. Доктор задумался о том, сделал ли Вопнер на самом деле свой выбор.
– Но главное, – понизив голос, произнёс капитан, – мы не должны позволить, чтобы это нас победило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58