– Погоди… – наконец произнес он каким-то неопределенным тоном, – я же просил, чтобы ты привез «юбилейки», а это обычные «блэки», которые у всех мусорских ариков в ОАЗИСах – табельное оружие! Нет, я про «мымры», которые «блэкушных» марок, ничего дурного сказать не хочу. Машинки приличные, работают чисто… но мы-то говорили о «юбилейках»! О новой модели, вах!
– Эт-точно, – ничуть не смутившись, подтвердил Груздь, – только я ж тебе не грибы продаю. Не грибы, говорю, а «стволы», хождение которых за пределами «банок» настрого запрещено ариковским кодексом!.. Сам знаешь, что будет, если нас запалят! Так что бери, что есть! Нет, если ты, конечно, не хочешь, то можешь не брать, но это может попутать небольшой такой рамс. Люди могут не понять. А ты сам усекаешь, что такое непонятка, Кварц.
– Да не надо меня пугать красненьким, у меня у самого сын в пионерах! – откликнулся Кварцхелия с широкой недоброй улыбкой. Потом повернулся к своим и быстро сказал что-то по-грузински. Груздев подался всем телом вперед и выговорил, выставив вперед тяжелую нижнюю челюсть:
– Ты вот что, Бобо. Ты давай говори по-русски, а то мало ли что ты там можешь сказать. И вообще… пора бы и расчет производить. Остальное оружие в машине перед домом. Заберешь вместе с авто, все равно драндулет раздолбанный. В багажнике десять «мымр», как договаривались.
Бобо Кварц потер выбритый до синевы подбородок, разгладил пышные усы. Он не спешил с дальнейшими словами и тем паче действиями. Он щурился и смотрел на Анатолия Петровича, а его руки нырнули в рукава широченного аррантского одеяния, как будто у Бобо мерзли кисти и пальцы. Груздь заговорил первым, нарушая эту неестественную, «неконструктивную» (как сказал бы один из главных героев этого повествования, который появится чуть ниже) тишину:
– Ладно, Бобо. Давай начисляй финанс. Бабло, говорю, где?
– А, конечно, дорогой, – не меняя ни тона, ни тембра, отозвался Бобо Кварцхелия. – Гиви, передай сюда деньги, – показательно по-русски велел он стоявшему за его спиной пышноусому кавказцу. – Видишь, нашему уважаемому партнеру хотелось бы увидеть наличность. Только, дорогой, все равно «блэкушная» марка – это не ЛВВ-40, не «юбилейка». Ну что ж, бывают и накладки, особенно с таким тонким делом, как эти «мымры».
– Да по мне что табельные «мымры» ариков, что «юбилейки» имени этого ихнего пахана… Вейтарволда – один хрен! – довольно пренебрежительно отозвался Груздь, ловя портфель, брошенный ему Гиви. – По мне куда слаще наши ТТ и «калаши». Простые, без фокусов этих выпендрежных, без подсветки этой дурацкой и прочего пижонского фуфла. Просто, надежно, по-нашенски! Верно говорю, Андрюха?
– А то, – отозвался парень, передавший заказчику футляр с ММР.
– Что-то я не понимаю тебя, дорогой, – сказал Бобо. – При чем тут эти твои «калаши»? Мы говорим совсем не о них.
Ты лучше деньги пересчитай, чтобы потом не было между нами никаких непоняток, как ты только что сам сказал. Считай, считай!
Груздь поставил портфель прямо на пол, присел на корточки и раскрыл замок. Заглянул внутрь, взял наугад пачку денег.
– А-а, рубли? – протянул он, разглядывая профиль Ильича на двадцатипятирублевке. – Ясно.
– Есть и доллары. У меня с собой и униты1 есть, и инфоциклы ариковские, если надо, могу ими уплатить, – словоохотливо распространялся грузин, а в голове Груздя сама собой вдруг проскочила нехорошая, тухлая такая мысль: что-то он слишком любезен и многословен, не иначе как выигрывает время. Время!.. Груздь резко вскинул глаза и увидел, как Кварцхелия выпрастывает из широкого рукава одну из рук и быстро смотрит на часы. Время!..
Груздь снова опустил глаза и, перебирая в пальцах земные деньги и аррантские инфоциклы – тускло-желтые пластиковые карточки с продольными металлическими вставками, – произнес:
– А что, Бобо, когда ты на позапрошлой неделе брал партию у Сереги из Воронежа, ты тоже рублями платил? Или «зелень» притаранил вот с этими унитами и разными ариковскими платежками?..
Бобо вздрогнул и подался назад, разлетелись в разные стороны рукава его широченного просторного одеяния, но Груздь почти неуловимым для глаза движением выхватил из-под одежды пистолет и дважды выстрелил грузину прямо в живот. На плотной светлой ткани модного аррантского образца проступило и жадно разрослось, темнея, багровое пятно. Бобо пошатнулся и упал лицом вперед. Он еще успел удержать себя от того, чтобы не растянуться в полный рост и не приложиться лицом об пол – упал на колени, вытянув вперед руки, неловко, угловато. На пол капнула кровь, еще, еще…
Один из парней Груздева выхватил из-под пальто АК и дал короткую очередь по черноусым. Те повалились замертво, не успев издать и звука. Груздь наклонился к самому уху Кварцхелии и выговорил:
– Кинуть хотел, тварь? Я ведь давно знаю, чем ты последнее время промышлять стал. Говорил же я тебе, что «калаши» и ТТ надежнее. Твоя «мымра» и вякнуть бы не успела, к тому же ее подзаряжать надо, а зарядка там и не маялась, и генератор холостой!
Кварцхелия искривил рот и, шумно выдохнув, продавил:
– Ты… Груздь… лучше себе отходную прочти… крыса!..
Анатолий Петрович не стал слушать дальнейших рассуждений умирающего. Под ногами вдруг глухо, надсадно загудел пол. Подслеповато, пугливо заглянуло в грязные окна молодое апрельское солнышко, качнулись, шурша по стенам, дешевые копии великих земных шедевров, когда Бобо Кварцхелия получил свои три пули в голову из груздевского ТТ. Пол загудел сильнее, и у Груздева вдруг побелели ноздри, а пистолет, только что сослуживший так верно, вдруг запрыгал в затрясшихся руках.
В помещение внезапно ворвались растрепанные звуки с улицы, а вместе с ними молодой парень в светлой рубашке, со стоящими дыбом слипшимися волосами. Грохнула за его спиной, захлопываясь, дверь.
– Груздь, там арики на «летуне»! – крикнул он, и тотчас же дверь позади разлетелась в щепки, а вместе с нею полстены. Посыпалась штукатурка, повалил черный, душный дым.
– Спалил, сука черножопая! Сдал арикам! – скрежетнул зубами Груздев, круто поворачиваясь на каблуках. – Значит, мы его не только за старые «косяки» валили, но еще и за палево, которое поздно чухнули! Валим отсюда, пацаны! Да выкинь ты это барахло! – выкатив глаза, рявкнул он на своего громилу, который прижал к груди раскрытый портфель с рублями, унитами и инфоциклами. – Выкинь, говорю, все равно бабки фальшивые! Я сразу просек… не баклан какой-нибудь! Кварц, падло, решил нас по полной опустить! Собственными кишками удавить… гнида!.. Делаем отсюда ноги… ноги!
– Ноги-и-и-и!! – вдруг взвыл, падая плашмя, один из двух парней. Его голова с глухим стуком ударилась о пол, но едва ли он мог чувствовать эту минимальную боль. Его ноги, еще доли мгновения назад бывшие частью его самого, сейчас лежали в двух метрах от хозяина, да и какие ноги – так, ступни и часть лодыжки. У парня же на месте ног уцелели только какие-то коротенькие обрубки, в ладонь длиной; страшно белел излом кости, и текли из мгновенно запекшихся ран струйки полупрозрачного, беловатого дымка… Бедра же, колени и верхние половины лодыжек исчезли, словно и не было их никогда.
Агония выгнула тело несчастного, захрустели зубы. Он испустил дух почти мгновенно, а его убийца в синем мундире внутренней охраны ОАЗИСа уже вбегал в помещение. В его руках был точно такой же ММР-«блэк», какой еще недавно с видом знатока рассматривал Бобо Кварцхелия.
– Нарушение Закона о нераспространении! – звучно крикнул аррант. – Бегство?! Стрелять на поражение!..
…Антон Иванович припоминал, как удачно он замял инцидент с обнаружением партии ММРов марки «Лиловый корень», в земном просторечии – «блэк». Всего – десять единиц оружия. Еще недавно он полагал, что справился с разрешением этого, гм, недоразумения превосходно: последствий почти не было, лишь слегка пожурили сверху. Ох и расстарался же тогда А.И. Лапшин: пустил в ход весь свой административный ресурс и даже злоупотребил слегка служебным положением… Но теперь он прикидывал: быть может, упокоение было преждевременным, и инцидент с задержкой партии ММР, запрещенного к ввозу и употреблению на территориях Избавления, пустил корни глубже, чем он полагал? Корни! «Лиловые корни»!
Антон Иванович в который раз облизал преданным взглядом Генерального Эмиссара, застывшего на плазменном экране. Ллерд Зайверр улыбнулся, довольно неприятно оскалив мелкие белые зубки, и выговорил:
– Ну, хорошо. Подумай еще в свободное время. Ведь его, этого свободного времени, у тебя, возможно, осталось совсем мало…
Это прозвучало не слишком обнадеживающе.
Глава 2
БОЛЬШОЙ ПЕРЕПОЛОХ В ПОГРЕБАЛЬНОЙ РОЩЕ
Аррантидо-дес-Лини, 15405 год Эры Близнецов по местномулетоисчислению
Как начать?
Как могло произойти событие, которое переполошило все население Плывущего города, не последнего на Аррантидо?.. Событие, поставившее под сомнение незыблемость старых законов, событие, что посеяло страх и смуту в иных, избалованных покоем душах?
Хотя нет. Начать следует не так. То, что произошло, рано или поздно должно было произойти. Конечно, мы имеем в виду вовсе не смерть князя Гьелловера: уж это происшествие едва ли могло встряхнуть аррантов и собственно жителей Плывущего города Галиматтео. Князь Гьелловер давно был болен. Поговаривают, что его врожденное несварение желудка усугублялось невоздержанностью в приеме пищи, причем князь не брезговал кушать даже те ужасные мясные блюда, что привозились прямиком с Гвелльхара, родины всех грубиянов и обжор в Содружестве Близнецов. Кроме того, ходили слухи, что у Гьелловера нездоровая кровь. Вместо благородной, светло-красной с легким фиолетовым отливом, что течет в каждом арранте, из его жил (умело вскрываемых личным медиком князя) порой сочилась какая-то непонятная темно-красная жидкость. Густая, тяжелая, она неохотно стекала вязкими ручейками, пятная белоснежный пол личных покоев Гьелловера. А еще, утверждали досужие сплетники, эта кровь ну никак не хотела обесцвечиваться на свету. Верный признак нездоровья, не правда ли?.. Кровь подсыхала, целые ее лужицы покрывались корочкой, она коробила любую ткань, на какую попадала, она уродовала даже драгоценные одеяния из йялля, не поддававшиеся воздействию лейкаровой кислоты, отравы из подреберья черного океанского угря! Конечно, князь Гьелловер должен был умереть. И он умер. Собственно, основные события произошли уже после его ухода. И в центре их оказался дальний родственник покойного, некто Рэмон Ррай.
Да, начать нужно было с него. И с его неприятностей.
Неприятности Рэмона Ррая начались с похорон. Именно так, а не иначе. Конечно, это были не его собственные похороны, в противном случае у него не было бы возможности оценить все последствия неприятностей. Хотя, вероятно, посмертные неприятности теоретически возможны на такой интересной планете, как Аррантидо-дес-Лини. Здесь вообще весьма своеобразное отношение к жизни и смерти, и особенно к переходу из одного из упомянутых состояний в другое. Да, да! Более того, похороны в Аррантидо – это большой, торжественный и веселый праздник. Арранты не видят смысла печалиться, когда личность переходит на более высокий уровень существования. Это отмечал в своих этнокультурных исследованиях еще профессор Табачников-Лодынский, известный земной специалист по истории и культуре Аррантидо-дес-Лини.
Рэмон Ррай был приглашен на торжественное погребение князя Гьелловера, одного из Предвечных, члена правящей династии Аррантидо. Наверно, о Рэмоне никто и не вспомнил бы, не будь ллерд Вейтарволд, носитель Звездной мантии, Предвечный, отцом Рэмона Ррая. Как подобная личность могла быть отцом Рэмона, не понимали даже многие из тех, кто имел честь быть кровным родственником ллерда Вейтарволда. Рэмон был невысок ростом, лопоух, а его очень белая, полупрозрачная кожа, кожа записного бездельника и неженки, была густо покрыта веснушками. На тонких запястьях кожа была такой нежной, что на ней голубоватым мраморным рисунком проступали вены. Круглое лицо Рэмона украшали большой, насмешливо кривящийся рот и широко поставленные, зеленовато-голубые глаза, прозрачные, как вода в самых чистых лагунах Беллионского океана. Почему-то именно эти глаза, весьма характерные для уроженца Аррантидо-дес-Лини, вызывали наибольшее недоумение отца. В глазах Рэмона Ррая опрокинутым небом плавало какое-то почти детское удивление перед этой богоданной жизнью, да лелеют ее Предвечные и стережет сам Неназываемый!..
Отец Рэмона был совершенно иным. Можно понять родственников Ррая: достаточно было кинуть один мимолетный, наполненный невольным восхищением взгляд на величественную фигуру ллерда Вейтарволда, чтобы усомниться даже в дальнем родстве этого полубожества с Рэмоном. Ллерд Вейтарволд был огромен. Под лиловым пеллием угадывались широкий разворот плеч, массивная грудная клетка и мощные ключицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61