– Вот что, мужчины. Вы тут можете выяснять отношения и дрессировать своего кота… кстати, он на самом деле… уф! (Да, запах пошел – не ошибешься!) А я пока пойду прогуляюсь.
Она вышла, и я уже не смотрел ей вслед и не наблюдал великолепного танца ее бедер при ходьбе, потому что бешенство вытеснило все остальные чувства. Я остался наедине с двумя соседями, каждый из которых раздражал меня по-своему. Эрк-кин вызывал у меня крепкое, словно основательно выдубленная шкура животного, и так же скверно, по-звериному пахнущее отвращение. Остро инстинктивное, не основанное на каких-то конкретных причинах. Совсем другое дело – Рэмон Класус, этот экзотический персонаж в ладно пригнанной по фигуре одежде, весь такой приглаженный, причесанный, с круглым лицом и круглой речью, без единого острого угла и характерной черты. И если в Эрккине меня не устраивало именно это намеренное выпячивание застарелых грубых привычек, нежелание как-то поступаться своими свинскими принципами – то Класус, кажется, тем и бесил, что у него не наблюдалось ни принципов, ни отличительных особенностей, ни каких-либо выпуклых черт вообще. Смазанный, неяркий тип, способный убалтывать длинными, красивыми и круглыми словами, от которых рано или поздно начинала кружиться голова.
– Ты вот что, – сурово сказал Эрккин, и я невольно попятился. – Ты вот что, малец. Ты мне не хами. Тебя мне твой отец вверил, и я за тебя в ответе. Даже если пользы твоей ради мне тебя покалечить придется, то все равно это мой долг, понял? А долг прежде всего, понятно тебе? Я нарочно говорю при постороннем, ты на него не косись так дико, ясно?
Не буду кривить душой: я оторопел. Даже более того, я испугался, испугался до такой степени, что у меня застучали зубы, а когда я хотел сказать ему что-то в ответ, язык прилип к гортани.
С выражением нечеловеческого терпения на круглом лице Рэмон Класус сложил на груди ладони и вымолвил (таким голосом заговорила бы, верно, ожившая сладкая патока):
– Да что вы, в самом деле? Не ссорьтесь, друзья. В конце концов, я вас прекрасно понимаю: смена обстановки, опять же условия тут не самые комфортабельные, да и беспокойства с этим котом… гм. Так что не нервничайте и постарайтесь успокоиться, выпейте вот лучше еще немного этого виски, друзья!
– Какие мы тебе друзья?! – сказал я ему сквозь зубы. То есть хотел сказать. Быть может, даже и сказал бы, не застучи эти самые зубы так, что дробь раскатилась по всей каюте. Но тяжелые складки на лбу Эрккина, кажется, уже начали разглаживаться. Он разжал огромный кулак, брякнул о столешницу всей пятерней и буркнул:
– Ладно. Проехали… Плесни-ка и мне чуток, сосед. А то вон что – до того доспорились, что девчонка от нас сбежала. А еще говорят, будто мы, гвелли, сварливые и злобные! Чем же вы, арранты, лучше, если разве что в глотки друг другу не вцепились.
– Простите, Эрккин, – вежливо, но твердо прервал его Рэмон Класус, – но мне кажется, что мой уважаемый тезка со мной вовсе не конфликтовал. Что же касается глоток, в которые должно вцепляться, то такой градус ссоры невозможен. Кстати, именно в вас он швырнул климат-камерой своего кота, а не в меня, не правда ли? А у меня к тезке никаких претензий. Я могу понять его нервное поведение. В конце концов я допускаю, что он попросту чувствует себя не в своей тарелке, не так ли? Конечно же все мы можем оказаться НЕ ТЕМИ, за кого себя выдаем.
То ли мне показалось, то ли на самом деле – но на этой фразе, самой по себе достаточно странно сформулированной, он многозначительно на меня посмотрел и криво улыбнулся. Я вскочил и прошелся по каюте. От стены к стене. Туда-сюда, раз и другой, с крутыми разворотами на пятках. Я наклонился и взял в руки климат-камеру кота, который продолжал остолбенело сидеть в углу. Я покрутил камеру в руках, снова поставил на пол и, глядя исподлобья, спросил:
– НЕ ТЕМИ, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕМ? Что вы хотите этим сказать, господин Класус? Лично я ни за кого себя не выдаю. Я – пассажир этого ржавого «шалаша», и вам совершенно достаточно знать обо мне только это. Так что не надо! Я выдаю себя за самого себя. Понятно выразился?
– Немножко коряво, но в целом доступно. А раз так, что ж вы так разнервничались из-за моей невинной, по сути, фразы? – подчеркнуто доброжелательно спросил Класус.
– Разнервничался?!
– Да. Я же наблюдаю за вами. Полет длинный, скучный, а вы, признаться, примечательный попутчик. В чем-то даже более интересный, нежели наша зиймалльская соседка. Взять хотя бы вашего кота, ваш лейгумм… Прибор стоимостью восемьсот инфоциклов редко можно встретить у пассажиров таких развалюх. Повторяю, вы очень интересный человек, Рэмон.
– Так, – сказал Эрккин. – Чего-то сегодня Рэм не в духе. Пойду лучше прогуляюсь. Авось развеюсь. А то вы что-то развоевались, прямо как вон там! – И он кивнул на экран, где в очередной раз демонстрировались головокружительные батальные сцены. – Ладно. Вы бы тоже, Класус, не очень языком-то… а то у него дурной характер, у Рэма-то. Ну, не скучайте. Пойду в навигаторскую смотаюсь, гляну, где мы сейчас.
И несносный Пес вышел, топоча ногами так, будто его обувь была и не обувь вовсе, а тяжеленные металлические болванки весом с пол гвелля каждая. Класус посмотрел ему вслед и проговорил:
– А что ж? У гвеллей такой нрав. Вы на него не обижайтесь, ведь у вас с ним, как я вижу, отношения довольно-таки натянутые.
– У… Навязали скотину на мою голову! «Дурной характер»… Чавкает, как жвачное животное в монастырском загоне. Кота пнул… Мех, Мех!
Услышав мой голос, кот высунулся из облюбованного им угла и, подбежав ко мне, принялся тереться об ноги. Класус наблюдал за мной с плохо скрытым любопытством. Не нравится мне этот взгляд, исполненный интереса, и – самое угрожающее – этот интерес может оказаться совсем не праздным. Я вспомнил группу Аколитов, которых видел в помещениях корабля не так давно, и посмотрел на Класуса, одетого в зиймалльской манере. Конечно же он одевается ПО-ИНОМУ. А что мешает ему в обычной жизни облачаться в одеяния боевого Аколита аррантийского Храма?..
Ничто!
Я поднял руку и, коснувшись кончиками пальцев лба, обна-ружил, что на коже выступили крупные капли холодного пота. Храм, Храм!.. Эта могущественная организация далеко распустила свои щупальца, его агенты всесильны и проникают даже в структуры управленческих корпусов Метрополии на территориях Избавления. Предстоятели Храма не подконтрольны Совету Эмиссаров, порой они могут диктовать свои условия даже Палате Предвечных – высшему законодательному органу Аррантидо-дес-Лини, пожизненным членом которого является мой отец. А что, если этот любопытный Рэмон Класус, так ловко назвавшийся моим именем и нацепивший чужую одежду, если этот Класус, бросивший фразу о том, что мы не те, за кого себя выдаем, – если этот Класус ХРАМОВНИК?
Может, спросить об этом напрямик? В конце концов, худшее, что мне грозит – это то, что меня снимут с рейса и отправят назад, на Аррантидо. Но уже не в Плывущий город, не в Галиматтео, а в один из филиалов Храма. Ведь недаром же Предстоятель Астаэр посылал запрос, касающийся меня лично?.. Значит, крепко, серьезно я их заинтересовал с этим Гьелловером, который оказался каким-то там зловещим асахи. Вот обидный парадокс! Вредным элементом оказался князь Гьелловер, а скандал заварился вокруг меня. С чего бы? Только из-за того, что я невольно устроил весь этот переполох. Вряд ли. Да и не сорвал я церемонию вовсе. Нет, тут что-то другое. Асахи… Кто это такой? Такое? Все из-за этого… воскресшего Гьелловера с его странной кровью – красной, липкой. А потом решение отца, посадка на рейс «шалаша», случайное соседство с этим Класусом… Случайное ли?.. Не знаю. Смотрит, смотрит! А быть может, он… способен ЧИТАТЬ мои мысли, которые я тут так наивно перед ним выкладываю? Ведь в штате храмовников есть мощные телепаты, дальонны, раскусывающие содержимое человеческого мозга, как лесной зверек – орешек? Может быть, он в самом деле храмовый дальонн?
Неизвестно, сколько еще глупостей, несообразностей и трусливых фантазий пришло бы мне в голову под пристальным, но вполне даже благообразным взглядом этого типа. Но тут он сам нарушил ватную тишину, и все мысли, – и те, что были вполне определенными, и еще не оформившиеся, – завертелись у меня под черепной коробкой в головокружительном хороводе.
– У вас тревожный вид, тезка. Вы меня опасаетесь? Вы думаете, что я вас раскрою?
…Позже я допер, что под словом «раскрою» он имел в виду совершенно иное, нежели я подумал. Но в тот момент я вдруг подумал, что меня нарочно оставили наедине с этим Класусом, и Аня, и Эрккин Пес – все заодно, и все они составляли часть гигантского заговора, единственной мишенью и жертвой которого намечен был я. Они вышли нарочно, и теперь…
Закружилась голова. И я, выпрямившись, обнаружил, что меня немедленно занесло и откинуло к стене. Спиной прямо на плазменный экран, на котором какой-то аррант в лиловом пеллии важно выступал перед группой зиймалльцев в их дурацких куцых одежонках. При этом я чудом не навернулся через климат-камеру кота, которая стояла на полу. Тогда бы я уж точно свалился…
Рэмон Класус поднялся в полный рост и сказал:
– Вы напрасно так беспокоитесь, тезка. Я вовсе не собираюсь делать вам больно, что вы!..
И он запустил руку под отворот своей одежды. И я сразу понял, ЧТО именно он вынет сейчас из-под этой нелепой ткани. Любимое оружие Аколитов, не оставляющее никаких следов.
В самом буквальном смысле.
Мономолекулятор, мини-модель особого образца, легко помещающаяся в ладони! Смерть! Смерть неминуемая и в самом деле БЕЗБОЛЕЗНЕННАЯ.
Как и обещал Рэмон Класус, мне не будет больно.
…Потому что меня не будет.
Я стану роем молекул, скопищем бестолково шныряющих и сталкивающихся в пространстве молекул, я развоплощусь до самого примитивного уровня, и не останется в этом мире ничего, что напоминало бы обо мне!.. Теперь мне сложно представить, что эти насквозь истерические мотивы могли побудить меня на все то, что произошло дальше. Тогда же…
Он сунул руку за отворот пиджака, и я рефлекторно вжал голову в плечи, а потом и вовсе согнулся. Метнувшийся взгляд вдруг прочно впаялся в недавнее обиталище моего кота Меха.
Я вцепился в климат-камеру и, резко распрямившись, как выстрелившая пружина (что-то даже щелкнуло в позвоночнике и стало больно!), запустил металлическим ящиком прямо в Класуса.
Позже я узнал зиймалльскую поговорку о том, что умные учатся на чужих ошибках, а дураки – на своих. Все это так. Но есть еще и дополнительная категория людей: дураки, которые не учатся даже на своих ошибках. Именно к такой разновидности живых существ я и относился в ту милую пору.
Тяжелый железный куб климат-камеры, разогнанный моей дрожащей рукой до убийственной скорости, пропорол пространство каюты и угодил точно в лицо Класуса. Все замедлилось, потекло, как переваренный кисель из опрокинутой кастрюли. Я видел, как истаивала улыбка на его лице. Я видел, как потемнели его глаза. Я видел, как он начал поднимать левую руку, стараясь защититься от брошенного в него предмета. Да, и я видел, как изумленно вскинулись его брови, когда тяжелая камера климат-контроля для животных попала ему в голову и острым углом проломила лобную кость.
Он упал, не успев поднять левую руку до уровня головы. Правая же рука так и осталась под одеждой.
Я затаил дыхание. Я смотрел, пока еще не уразумев до конца, ЧТО произошло на моих глазах – виной чему явился я сам. Кот Мех вдруг поднялся на задние лапы, его зрачки сузились до двух черных палочек, и он зашипел. Шерсть на загривке вздыбилась, а из мягких подушечек лап вынырнули когти. Это вывело меня из ступора. Я сорвался с места и подбежал к Кла-сусу. Пальцы плясали крупной дрожью, когда я тронул его за плечо, а потом, собравшись с духом, перевернул на спину. И похолодел.
Вся верхняя половина его лица была совершенно обезображена ударом. Лобная кость проломлена и треснула надвое, а из раны сочится фиолетовая кровь вперемешку с мозгом. Левый глаз вытек, проколотый острым фрагментом задвижки, и обнажилось багровое дно глазницы. Кожа быстро приобретала ужасный синюшный оттенок… веко второго, уцелевшего глаза, было полуоткрыто, и виднелась уже помутневшая полоска глазного яблока. Мертв. Конечно же мертв – убит наповал!
Я присел на четвереньки и взялся обеими руками за голову. О Единый!.. Неназываемый!.. Что же я натворил?! Впрочем, что я такое несу? Ведь он – я это совершенно очевидно уловил! – ведь он собирался меня убить, убить! Я лишь предупредил его выпад, его действие, безусловно гибельное для меня. Он банально прикончил бы меня на месте, он даже сунул руку во внутренний карман… Внутренний карман!
Я тяжело сглотнул и, взявшись двумя пальцами за еще теплое запястье, вытянул правую кисть Класуса наружу. В пальцах ничего не было. Я пробормотал неразборчивое ругательство и уже сам запустил руку под одежду убитого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61