Герр Зибель любил сумасшедших, так как это давало ему чувство превосходства расового, национального, классового, профессионального и личного, но у него было подозрение, что это лазутчик из партизанского леса Поэтому он сказал, что поможет ему найти нимфу Сирингу, если бог Пан расскажет ему о том, что конкретно привело его сюда, в это захолустье.
Бог Пан сказал, что захолустье — вещь самая непостоянная, и часто в трудных условиях захолустья не умирают идеи добровольного объединения, когда единое целое не подавляет частей, его составляющих, и что эти идеи начинают приобретать научное значение.
На это герр Зибель заметил, что пора бы и расстрелять бога Пана за коммунистическую агитацию, но он, Зибель, даст ему шанс выжить, если тот докажет свою лояльность рейху и сообщит дислокацию партизанских отрядов, а также пристрелит самолично партизана, притворившегося полицаем, и тут же велел связать Ваську-полицая, который присутствовал при разговоре и теперь был изрядно напуган.
Герр Зибель так же пообещал Ваське перед разговором, что парабеллум будет не заряжен. Но Васька знал герра Зибеля как самого себя и знал, что всё может случиться. И потому, слушая разговор, дрожал от панического ужаса.
Впрочем, и герр Зибель дрожал неизвестно почему.
Герр Зибель дал неизвестному парабеллум и сказал, что застрелит его, если тот не застрелит Ваську-полицая, и, не вставая с табуретки, направил на неизвестного свой заряженный «вальтер».
Но неизвестный предложил сделать по-другому и показал как. Он выбил табуретку из-под задницы герра Зибеля и отнял у него заряженный «вальтер». После чего велел герру Зибелю отдать ему план минирования города и сказал, что теперь он хочет узнать, что герр Зибель на это ему скажет.
Герр Зибель сказал, что согласен отдать ему план.
Неизвестный забрал план и велел герру Зибелю, мучимому непонятным страхом под бутылочным взглядом неизвестного, вызвать сюда четырёх охранников, что тот и исполнил без суеты.
Неизвестный охранников перестрелял, а герра Зибеля увёл в неизвестном направлении, о чём уже сообщалось в предисловии от автора.
Город взлетел, жители живы. Васька уцелел. Минога тоже. А неизвестный так и остался неизвестным для всех, кроме Васьки-полицая и Миноги, поскольку, как вы сами понимаете, решение поджечь дом принадлежало не только Миноге, но и её давнему знакомому, которому она в давние времена успела причинить лихо. Но это уже их личные дела и к делам города не относятся.
Громобоев дожидался Аичку в директорском кабинете на стройке, а Володин дожидался ответа Громобоева.
Володин, криво усмехаясь, сообщил Громобоеву о слухах, которые ходят насчёт его сходства с известной третьяковской картиной, сообщил сведения из мифологического справочника, присовокупив сюда все неправдоподобные события в их городке за последние два месяца, и спросил Громобоева, что он обо всём этом думает.
Громобоев выслушал его рассеянно, долго молчал, а потом ответил вопросом на вопрос:
— А вы?
— Не знаю.
— И я не знаю.
— Но ведь нужно же как-нибудь объяснить?
— А зачем? — спросил Громобоев.
— Ну всё-таки…
— А вы знаете устройство телефона-автомата? — спросил Громобоев.
— Я лично?
— Вы лично.
— Я лично — нет.
— Но ведь пользуетесь, — сказал Громобоев.
— Это другое дело.
— Процесс понимания такой же бесконечный, как жизнь, — сказал Громобоев. — У вас с Люсей сейчас всё хорошо?
Володин кивнул. Он уже учился подражать Громобоеву.
— Говорят, вы были женихом Копыловой? — спросил Володин.
— Почему был? Я и сейчас жених хоть куда.
Володин поглядел на него и впервые в жизни поверил непонятному.
— Ведь она замуж выходила в 1947 году… Почему не за вас?
— Она тогда боялась непонятного.
— А почему разошлась с мужем?
— Впервые в жизни испугалась понятного, — сказал Громобоев.
Володину почему-то люто захотелось жить.
— Ну что ж, Теодор Николаевич, хочется жить? — спросил Громобоев.
Володин уверенно кивнул.
Тут пришла Аичка в сопровождении директора, Фонина, майора и Сергея Ивановича, которые выразили желание присутствовать, если это возможно.
Майор сказал, что это возможно, и посмотрел на Громобоева. Тот кивнул, как Володин. Потом попросил Аичку ещё раз повторить версию Миноги о том, как погиб Васька-полицай.
Аичка повторила и не сообщила ничего нового.
Громобоев сказал, что, видимо, так всё и было, и спросил, почему не пришла Минога.
Аичка ответила, что её тётя готовится к отъезду с Громобоевым, о чём он и сам прекрасно знает.
И Аичка заплакала.
— Больше вам добавить нечего? — спросил Громобоев.
— Нет.
Громобоев вдруг поднялся и уставился на Аичку бутылочными глазами.
— Это ваше последнее слово? — спросил он.
— Да! — со слезами крикнула Аичка и зарыдала ещё громче.
— Не надо плакать, — сказал Громобоев. — Можете идти.
Аичка выбежала из комнаты.
— Ну что ж, дело закончено? — спросил директор.
— Выходит, так, — сказал майор. — Вина Копыловой не доказана, тело не найдено, преступление не раскрыто… За это нас, конечно, не погладят, но тут есть и пословицы подходящие: на всякого мудреца, и так далее… Если это вас утешит, товарищ Громобоев…
— Утешит, — подтвердил Громобоев.
— Товарищу Громобоеву спасибо за помощь, — сказал Сергей Иванович. — Видимо, он сделал всё, что мог… Конечно, я бы ему сказал… но не стоит…
— Мы ожидали, что в это дело вы вложите побольше сердца, товарищ Громобоев, — сказал майор. Он уже ничего не боялся. — Я лично разочарован крепко…
— Да, да… — рассеянно сказал Громобоев. — Вы совершенно правы.
— Тратиться надо, товарищ Громобоев… В каждом деле надо тратиться. В нашем особенно, — сказал майор, который всё больше ничего не боялся.
— В общем, слухи о вас оказались преувеличены, — сказал директор. — Или мы ошибаемся?
— Нет, всё правильно, — ответил Громобоев. — Простите, Аичка ещё не ушла?
— При чём тут Аичка? — спросил директор.
— Володин, позовите её сюда, — сказал Громобоев. — Быстренько.
— Она не пойдёт, — сказал Фонин.
— Володин, только совсем быстренько, раз-раз.
Володин выскочил из комнаты. Остальные посмотрели на Громобоева.
— Что такое, товарищ Громобоев? — строго спросил Сергей Иванович.
— Простите. Минуточку, — сказал Громобоев.
И тут Володин вводит заплаканную Аичку.
— Ну что вам? — говорит она. — Не могу больше.
А Громобоев спрашивает её после паузы:
— Скажите, Аичка, Васька-полицай знает, что следствие веду именно я?
Все начинают медленно подниматься.
— Что? — спрашивает Аичка и отступает к дверям кабинета.
— То, что вы слышали, — говорит Громобоев. — Он знает, что фамилия моя Громобоев?
— Нет, — сказала Аичка.
Общее замешательство ветром пронеслось по кабинету.
— Вы скрывали от него мою фамилию, да?
Аичка не ответила.
— Вы боялись за меня и за свою тётю?
Она молчит.
— Ничего не бойтесь, — говорит Громобоев. — Я все понимаю.
Она молчит.
— Передайте ему, чтобы он немедленно вылезал. Ничего не бойтесь.
— Он не пойдёт, — сказала Аичка.
— Пойдёт. Назовите ещё раз мою фамилию. И скажите, что если придёт сам, то, возможно, получит срок, а если не пойдёт, то в тюрьму посадят меня… потому что я пристрелю его как собаку. Он меня знает. Володин, проводите её…
— Нет уж, — говорит майор, достаёт пистолет из сейфа, суёт его в карман. — Давайте-ка я.
— И я… — говорит директор.
И они уходят провожать Аичку.
— Ну вот дело и закончено, — говорит Громобоев.
— Вы всё время знали? — спрашивает Сергей Иванович.
— Нет. Догадался, когда Аичка заплакала…
Сергей Иванович и Фонин смотрят на него.
— Он её всё время шантажировал, — сказал Громобоев. — Аичка боялась, что он расскажет, кто мы такие… я и её тётя, которая меня никогда не понимала.
Он поднимается и складывает бумаги, потом говорит:
— Когда его приведут, пусть майор спросит, куда он девал нож, которым его якобы убили. Не могу догадаться… Остальное мне неинтересно.
И уходит.
— Вот даёт Громобоев, — говорит Фонин. — Вот даёт!
Потом без стука, мягко так распахивается дверь и входит возбуждённый майор.
— Васька Золотов в прихожей сидит. Сам прибежал, ублюдок. Говорит: «Громобоев знает, что я живой». Говорит: «Я об этом догадался, когда сарай, где я прятался, ветром сдуло».
Провожали Громобоева и Миногу.
— Кто вы такие? — спросили их напрямик. — Может, разведчики?
— Нет.
— Может, вы старые боги?
— Нет.
— Может, вы пришельцы?
— Нет.
— А кто же вы?
— Мы — это вы.
— Непонятно. Оставайтесь. Жили бы здесь…
— Мы придём, когда вы поймёте…
Незначительный Сулин ловил удочкой рыбу, то есть не нарушал правил охоты и рыболовства, но рыба не клевала.
Проходивший майор спросил его:
— Отчего мрачный, Сулин?
— Не ловится. Не фартит.
— А зачем ловишь?
— Другие же ловят.
— А ты рыбу любишь?
— Нет.
— Потому и не ловится, — сказал майор с внезапной яростью. — А ну давай отсюда!
И долго смотрел ему вслед.
Аверьянов и Абрам везли по шоссе оборудование для универсама, который заканчивали строить вместо захудалой Абрамовой продпалатки, и увидели, как по вечернему шоссе от города двигались несколько человек. Они пригляделись и поняли, что это из города уходили водолазы.
Они играли в чехарду и кричали:
— Прыгай, старик, прыгай!
И Громобоев прыгал, придерживая шляпу.
Рядом шли художник налегке и Минога. Художник играл на губной гармошке, а Минога шла босиком, легко, будто танцевала.
И последнее.
Незадолго до их ухода из города на месте костра на берегу реки расцвёл невиданной красоты огромный цветок.
Город бегал его смотреть в нерабочее время. И, не ожидая зимы, его накрыли оранжереей.
Приехала комиссия, вызванная учителем ботаники, но определить, что за цветок, не смогла. В справочниках его не оказалось. Хотели было срезать его, чтобы изучить, но городские хулиганы не дали.
Сказали, что «начистят хлебало каждому, кто подойдёт к цветку ближе чем на четыре лаптя».
Тогда комиссия запросила у Миноги, не знает ли она? Минога ответила лениво, что не знает.
Но город смеялся.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11