Его темная блестящая кожа сливалась с корой. Он не шевелился.
За оленями пришли дикие свиньи. Они сердито и бесстрашно бросились в воду.
Мрачно и не спеша мирная семья черных медведей выбрала место для переправы. Медведица толкнула в воду медвежонка, вслед переправился старик. Он повернул голову к человеку и помедлил, но не для ссоры – черный медведь не задирает человека. Он как бы собирался что-то сказать, да раздумал и потащился за своими. Всем своим недовольным видом он горько жаловался на злую судьбу, которая в совершенно неподходящее время выгнала его из любимого, обдуманно выбранного места в сухой пещере.
Эль-Мустафи показалось, что канава начинает расширяться… Снизу, из леса, больше никто не шел, переселение окончилось. Громадный кусок леса покинут. Когда же это начнется? Скоро, сейчас. Птицы и звери не ошибаются, когда готовится оползень.
Владей они речью, сколько предупреждений сегодня получил бы Эль-Мустафи!
– Что же ты стоишь, человек? Великая опасность грозит этим местам! Разве ты не знаешь, что такое горный оползень, безумный?
II
Ливень стихал. Наступил очередной короткий перерыв. Временно истощив запасы воды, небо очистилось от туч. Насыщенная до предела влагой земля наполняла лесной воздух своим тяжелым дыханием.
Эль-Мустафи вывел товарищей на безопасный высокий гребень. Отсюда было видно далеко, открывался весь противоположный берег и сам Инд, вспученный, мутный, буйный. В глубоком овраге на его южном берегу, где нашли свое первое пристанище упорные работники, уже образовался залив. Часть леса в овраге была затоплена. Высокие деревья по пояс стояли в воде.
Ветра не было, и деревья на склоне берега были неподвижны. В небе все шире расходился синий просвет. Наконец в него хлынули радостные лучи, и над Индом вспыхнула великолепная радуга: охватив полнеба, красочный мост перебросился через реку и лег на лес под ногами людей.
В эту минуту, точно под тяжестью радуги, высокие вершины деревьев затряслись в беспорядочной качке. Массив леса разделился. Осталась узкая лента под гребнем, а остальное поползло вниз, к Инду.
Лес падал, как колосья под ураганом. Вверх полетели вывернутые стволы, уже лишенные сучьев, земля, фонтаны грязи. Нельзя было уловить мгновение, когда чудовищная лавина перестала быть лесом и сделалась хаосом. Воздух наполнился влажным гулом, свистом и невыразимым грохотом. Потом ухнул тупой, могучий, нестерпимый для слуха удар. Достигнув русла реки, лавина выбила воду и вздыбилась, остановленная противоположным берегом.
От толчка дрогнули окрестные горы. Сверху оторвались и полетели вниз новые, уже более мелкие лавины. Противоположный берег медлил. Там не было прорытой людьми узенькой щели, которая сумела совершить здесь великое дело. Но потрясение земли было таким мощным, что не могло остаться без последствий и для того берега. Лес зашатался и пополз вниз, опрокидываясь и сокрушая сам себя. В реку рухнул новый оползень. Толчок повторился.
Люди не успели заметить, когда Инда не стало. Его русло заткнула широчайшая и высочайшая перемычка, образованная из земли и леса, – гора перепутанных и переломанных деревьев, ершистая, колючая, черная как уголь.
Бекир сидел на корточках и плакал, как маленький ребенок. Асаф обнял Эль-Мустафи и прятал голову у него на груди, чтобы не видеть. Баркатулла истерически хохотал, спокойный Хадим с вызовом поднял руки к небу. Другие метались, ломая руки, с несвязными воплями торжества.
А выше запруды Инд поднимлся в бешенстве. Мутные воды ринулись в овраг и ударили в мирно стоящий полузатопленный лес таранами тысяч всплывших стволов. Раздался треск ломаемых на корню деревьев.
Эль-Мустафи отбросил Асафа и закричал:
– Опомнитесь, братья! Еще не все сделано. Спешите! Пойдем.
Приказ вожака отрезвил людей. Привыкнув повиноваться, каждый подхватил свой мешок и поднял кирку или кетмень. В последний раз люди взглянули на дело своих рук. Грязная вода бурно топила прибрежные леса. Сжатая высокими горными берегами, река нашла единственный выход в овраге на южном берегу и хлынула туда всей силой.
Река не оставляла в покое и нежданную преграду. В рыхлом теле стихийно появившейся плотины работали бесчисленные струйки. Они вымывали землю между поваленными деревьями, расширяли щели. Препятствие будет снесено. «Но когда?» – думал Эль-Мустафи.
Солнце собрало радугу и скрылось. Вновь пелена дождя затянула страшную картину разрушения. Дождь звучал иначе, шипение леса сменилось тупыми ударами по обнаженной земле.
III
Теперь люди напали на каменный вал, который запирал седло расселины; для атаки они выбрали тыл барража – сторону, обращенную к югу, к американской базе.
Здесь ничего нельзя было приготовить заблаговременно: кто мог знать, когда американцы захотят посетить свое сооружение? И много лет потребовалось бы для восьми пар рук, чтобы разобрать стену длиной более километра и в несколько раз превосходящую человеческий рост. Ведь ее строили сотни рабочих с помощью сильных американских машин.
Не имея привычки обращаться с камнем, восемь тружеников работали медленно, хотя и спешили. Много времени ушло, пока они сумели в двух местах вытащить несколько камней, выгрести щебень и добраться до середины каменного массива.
В ниши Эль-Мустафи заложил по два длинных и толстых предмета, похожих на колбасы. От каждого из них шел белый шнур с вплетенной красной нитью в знак того, что пропитанные волокна фитилей не боятся влаги и могут гореть даже под водой. Тщательно и осторожно, чтобы не повредить шнуры, люди постарались заполнить камнями взрывные камеры. Концы шнуров легли на верх стены, как те змеи, которых видели Эль-Мустафи и Асаф в день падения первых капель дождя.
Сейчас змеи ушли в норы, чтобы в полусне переждать ненастное время. А по оврагу к каменному валу бежали волны Инда. Под хлещущими бичами дождя они мчались вспухшие, яростные, черно-серые с грязными гребнями, как стада взбесившихся буйволов. Добежав до тяжелого каменного препятствия, они смирялись. Волны пробовали взобраться наверх, скатывались и поворачивали назад, чтобы встретиться с резервными армиями Инда.
Вода неуклонно прибывала и поднялась уже до половины высоты стены. По громадному бурному озеру плыли вывороченные с корнями деревья, кружились в беспорядочных течениях, ударялись в стену и царапали цементную штукатурку.
Люди не видели бешенства воды. Как муравьи продолжая работу, они старались еще в нескольких местах расшатать сопротивление стены. Пока еще было время хоть что-нибудь сделать, они не могли позволить себе остановиться. Сочилась ли сквозь стену поднимающаяся вода, они не знали, так как ливень не прекращался.
Эль-Мустафи умел обращаться со многими вещами. Порой он казался старым, на самом деле ему было только тридцать пять лет. Прежде чем научиться ходить по пыльным дорогам Индийского полуострова в маске дервиша-дивоны, с традиционным посохом и чашей, он успел пережить многое. Перед второй мировой войной он был матросом на одном из кораблей индийского военного флота. Он проходил курс минного дела под руководством английского офицера. Тогда Эль-Мустафи носил другое имя. И на этом же корабле он встретился с людьми, изменившими сначала его мысли, а потом давшими ему благородную цель жизни.
Эль-Мустафи взобрался на стену и рассчитывал. Оставалось еще три фута, потом вода пойдет верхом. Барраж оказался недостаточным, но американцы не виноваты. Разве они могли предполагать такой оползень? Вода сама упадет вниз, и Инд хлынет по новому руслу. Нужно, чтобы барраж рухнул не раньше, но и не позже. Эль-Мустафи хотел бросить в атаку на американскую базу собранный барражем запас воды сразу, в тот момент, когда первая волна Инда перельется через препятствие.
Заряды были похищены должниками Сеид-Кисим-Хана и Шейх-Аталык-Ходжи, работавшими на строительстве американской базы. В глиняном городке должны были быть и еще такие же заряды.
IV
Ливень хлестал, вода прибывала, до нее уже можно было достать рукой. Эль-Мустафи позвал товарищей.
Люди вскарабкались на стену и сели тесной кучкой. Они были так разгорячены работой, что, несмотря на ливень, виднелся пар, поднимающийся от их почти голых тел.
Со дня рождения тела этих людей не имели ни одной унции жира, теперь же они совсем высохли в нечеловеческом труде, поддерживаемом пищей, от которой американец умер бы с голоду. Торчали ребра и позвонки, каждый мускул под кожей был виден отдельно. Локти и колени своей остротой напоминали угольник плотника, а обтянутые тонкой кожей лица скалились, как черепа на кладбищах.
Но они были полны жизни, эти черепа с веселыми белыми зубами и громадными глазами, горящими торжеством. Показывая на буйство воды, они пересмеивались и сочиняли шутки. После уже совершенного все остальное казалось им пустяком.
– Ха-ха! Чего не сумеют сделать люди! Нужно лишь захотеть взяться за дело!
С хозяйским пренебрежением они взглянули на первую волну, хлестнувшую на верх стены. Это была их вода, их собственная, они пустили ее сюда, не спрашивая начальников и мирабов. Захотели и сделали. Вот это жизнь! Только так и стоит жить на этом свете. Жизнь прекрасна. А ну! Возьмемся все вместе, разом! Страшный мулла Шейх-Аталык-Ходжа сделался для них карликом. Пусть трепещут он и все подобные ему!
Они боготворили Эль-Мустафи. Слава ему, старшему брату, вторично родившему их для новой жизни!
Шнуры будут гореть минут десять – двенадцать. Эль-Мустафи достал завинченную цинковую баночку от оружейного масла. Восковые спички зажигаются о что угодно, только не под дождем, поэтому в баночке нашлась и терка.
Эль-Мустафи лег, пряча под грудью концы запальных шнуров. Товарищи старались прикрыть его от ливня. Вспыхнул слабый огонек, ничтожный, всего на две секунды. Теперь пора уходить…
Два удара послышались почти одновременно. В двух местах поднялись камни и хлестнули фонтанчики воды. Вначале результат показался ничтожным.
В две узкие щели хлынули два потока. Единство преграды было нарушено, воде указали выход. Она продолжала подниматься, начала переливаться через стену, ее поверхность приходила в движение. В местах разрывов образовалось течение. Тронулись плавающие у стены стволы деревьев. Первый ударил с размаху, проскочил, увеличив брешь, и, сброшенный с высоты, покатился в нижнем потоке, размахивая корнями. За ним толпой ринулись другие. Под ударами качнулся и рассыпался кусок барража между брешами.
Как люди, вода осознала свою силу. Каждосекундно наращивая скорость, поток рванулся в широкие ворота. Пролом разрастался.
Всей массой накопленной и прибывающей вновь воды Инд ворвался в не защищенную больше барражем долину. Попутно река завершала расправу с препятствиями. Растасканный по камню, барраж, точно приставший к победителю защитник, невидимо тащился по дну.
Вниз покатился вал высотой с трехэтажный дом, таран силой в тысячи тонн, мягкий как рука женщины, но дробящий как молот.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Наводнение
I
В правом верхнем углу конверта была небрежно наклеена почтовая марка с профилем крупного мужского лица под старинным париком. Черный след погасившего марку прямоугольного штемпеля лег рядом, задев только край рамки.
Главный строитель секретной авиационной базы инженер Антони Никколс в юношестве страстно увлекался коллекционированием почтовых марок. Марка в настоящем собрании обязательно должна быть погашена, но ее ценность увеличивается, если штемпель не попортил рисунок… Антони Никколс подарил свою коллекцию младшему брату в день, когда тому исполнилось двенадцать лет.
Конверт был из тонкой прочной бумаги, на нем виднелись отпечатки и других штемпелей – письмо прошло через почты нескольких государств.
Когда Никколсу принесли это письмо, было около часа дня. Сегодня четвертые сутки, как идет дождь, не прерываясь почти ни на минуту. Менялась только его интенсивность. Иногда дождь как будто бы ослабевал и можно было различить отдельные капли, появлялись просветы. Но потом вода опять падала струями, сливавшимися в сплошную стену мутного стекла.
Вода казалась плотной и какой-то особенно тяжелой, более тяжелой, чем вода в Англии. Может быть, из-за того, что ее струи падали совершенно вертикально?
Как и все помещения секретной авиационной базы, квартира главного строителя была высечена в скале. В комнате было так же сухо, как всегда, так же мягко светили защищенные матовым стеклом электрические лампочки. Ни для одного чувства человека дождь не существовал, его слух, зрение, обоняние были свободны. Но ливень оставался в сознании, мешал своей неизбежностью и непрерывностью.
Никколс ждал нового назначения, наблюдал за окончанием мелких недоделок, в сущности бездействовал, но отдыха не было. Он хотел бы уехать отсюда в хорошую погоду. Есть люди, которые не могут акклиматизироваться в чужой стране, даже если случайно и родились в ней…
На авиационной базе все было устроено так, чтобы не быть во власти местных особенностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
За оленями пришли дикие свиньи. Они сердито и бесстрашно бросились в воду.
Мрачно и не спеша мирная семья черных медведей выбрала место для переправы. Медведица толкнула в воду медвежонка, вслед переправился старик. Он повернул голову к человеку и помедлил, но не для ссоры – черный медведь не задирает человека. Он как бы собирался что-то сказать, да раздумал и потащился за своими. Всем своим недовольным видом он горько жаловался на злую судьбу, которая в совершенно неподходящее время выгнала его из любимого, обдуманно выбранного места в сухой пещере.
Эль-Мустафи показалось, что канава начинает расширяться… Снизу, из леса, больше никто не шел, переселение окончилось. Громадный кусок леса покинут. Когда же это начнется? Скоро, сейчас. Птицы и звери не ошибаются, когда готовится оползень.
Владей они речью, сколько предупреждений сегодня получил бы Эль-Мустафи!
– Что же ты стоишь, человек? Великая опасность грозит этим местам! Разве ты не знаешь, что такое горный оползень, безумный?
II
Ливень стихал. Наступил очередной короткий перерыв. Временно истощив запасы воды, небо очистилось от туч. Насыщенная до предела влагой земля наполняла лесной воздух своим тяжелым дыханием.
Эль-Мустафи вывел товарищей на безопасный высокий гребень. Отсюда было видно далеко, открывался весь противоположный берег и сам Инд, вспученный, мутный, буйный. В глубоком овраге на его южном берегу, где нашли свое первое пристанище упорные работники, уже образовался залив. Часть леса в овраге была затоплена. Высокие деревья по пояс стояли в воде.
Ветра не было, и деревья на склоне берега были неподвижны. В небе все шире расходился синий просвет. Наконец в него хлынули радостные лучи, и над Индом вспыхнула великолепная радуга: охватив полнеба, красочный мост перебросился через реку и лег на лес под ногами людей.
В эту минуту, точно под тяжестью радуги, высокие вершины деревьев затряслись в беспорядочной качке. Массив леса разделился. Осталась узкая лента под гребнем, а остальное поползло вниз, к Инду.
Лес падал, как колосья под ураганом. Вверх полетели вывернутые стволы, уже лишенные сучьев, земля, фонтаны грязи. Нельзя было уловить мгновение, когда чудовищная лавина перестала быть лесом и сделалась хаосом. Воздух наполнился влажным гулом, свистом и невыразимым грохотом. Потом ухнул тупой, могучий, нестерпимый для слуха удар. Достигнув русла реки, лавина выбила воду и вздыбилась, остановленная противоположным берегом.
От толчка дрогнули окрестные горы. Сверху оторвались и полетели вниз новые, уже более мелкие лавины. Противоположный берег медлил. Там не было прорытой людьми узенькой щели, которая сумела совершить здесь великое дело. Но потрясение земли было таким мощным, что не могло остаться без последствий и для того берега. Лес зашатался и пополз вниз, опрокидываясь и сокрушая сам себя. В реку рухнул новый оползень. Толчок повторился.
Люди не успели заметить, когда Инда не стало. Его русло заткнула широчайшая и высочайшая перемычка, образованная из земли и леса, – гора перепутанных и переломанных деревьев, ершистая, колючая, черная как уголь.
Бекир сидел на корточках и плакал, как маленький ребенок. Асаф обнял Эль-Мустафи и прятал голову у него на груди, чтобы не видеть. Баркатулла истерически хохотал, спокойный Хадим с вызовом поднял руки к небу. Другие метались, ломая руки, с несвязными воплями торжества.
А выше запруды Инд поднимлся в бешенстве. Мутные воды ринулись в овраг и ударили в мирно стоящий полузатопленный лес таранами тысяч всплывших стволов. Раздался треск ломаемых на корню деревьев.
Эль-Мустафи отбросил Асафа и закричал:
– Опомнитесь, братья! Еще не все сделано. Спешите! Пойдем.
Приказ вожака отрезвил людей. Привыкнув повиноваться, каждый подхватил свой мешок и поднял кирку или кетмень. В последний раз люди взглянули на дело своих рук. Грязная вода бурно топила прибрежные леса. Сжатая высокими горными берегами, река нашла единственный выход в овраге на южном берегу и хлынула туда всей силой.
Река не оставляла в покое и нежданную преграду. В рыхлом теле стихийно появившейся плотины работали бесчисленные струйки. Они вымывали землю между поваленными деревьями, расширяли щели. Препятствие будет снесено. «Но когда?» – думал Эль-Мустафи.
Солнце собрало радугу и скрылось. Вновь пелена дождя затянула страшную картину разрушения. Дождь звучал иначе, шипение леса сменилось тупыми ударами по обнаженной земле.
III
Теперь люди напали на каменный вал, который запирал седло расселины; для атаки они выбрали тыл барража – сторону, обращенную к югу, к американской базе.
Здесь ничего нельзя было приготовить заблаговременно: кто мог знать, когда американцы захотят посетить свое сооружение? И много лет потребовалось бы для восьми пар рук, чтобы разобрать стену длиной более километра и в несколько раз превосходящую человеческий рост. Ведь ее строили сотни рабочих с помощью сильных американских машин.
Не имея привычки обращаться с камнем, восемь тружеников работали медленно, хотя и спешили. Много времени ушло, пока они сумели в двух местах вытащить несколько камней, выгрести щебень и добраться до середины каменного массива.
В ниши Эль-Мустафи заложил по два длинных и толстых предмета, похожих на колбасы. От каждого из них шел белый шнур с вплетенной красной нитью в знак того, что пропитанные волокна фитилей не боятся влаги и могут гореть даже под водой. Тщательно и осторожно, чтобы не повредить шнуры, люди постарались заполнить камнями взрывные камеры. Концы шнуров легли на верх стены, как те змеи, которых видели Эль-Мустафи и Асаф в день падения первых капель дождя.
Сейчас змеи ушли в норы, чтобы в полусне переждать ненастное время. А по оврагу к каменному валу бежали волны Инда. Под хлещущими бичами дождя они мчались вспухшие, яростные, черно-серые с грязными гребнями, как стада взбесившихся буйволов. Добежав до тяжелого каменного препятствия, они смирялись. Волны пробовали взобраться наверх, скатывались и поворачивали назад, чтобы встретиться с резервными армиями Инда.
Вода неуклонно прибывала и поднялась уже до половины высоты стены. По громадному бурному озеру плыли вывороченные с корнями деревья, кружились в беспорядочных течениях, ударялись в стену и царапали цементную штукатурку.
Люди не видели бешенства воды. Как муравьи продолжая работу, они старались еще в нескольких местах расшатать сопротивление стены. Пока еще было время хоть что-нибудь сделать, они не могли позволить себе остановиться. Сочилась ли сквозь стену поднимающаяся вода, они не знали, так как ливень не прекращался.
Эль-Мустафи умел обращаться со многими вещами. Порой он казался старым, на самом деле ему было только тридцать пять лет. Прежде чем научиться ходить по пыльным дорогам Индийского полуострова в маске дервиша-дивоны, с традиционным посохом и чашей, он успел пережить многое. Перед второй мировой войной он был матросом на одном из кораблей индийского военного флота. Он проходил курс минного дела под руководством английского офицера. Тогда Эль-Мустафи носил другое имя. И на этом же корабле он встретился с людьми, изменившими сначала его мысли, а потом давшими ему благородную цель жизни.
Эль-Мустафи взобрался на стену и рассчитывал. Оставалось еще три фута, потом вода пойдет верхом. Барраж оказался недостаточным, но американцы не виноваты. Разве они могли предполагать такой оползень? Вода сама упадет вниз, и Инд хлынет по новому руслу. Нужно, чтобы барраж рухнул не раньше, но и не позже. Эль-Мустафи хотел бросить в атаку на американскую базу собранный барражем запас воды сразу, в тот момент, когда первая волна Инда перельется через препятствие.
Заряды были похищены должниками Сеид-Кисим-Хана и Шейх-Аталык-Ходжи, работавшими на строительстве американской базы. В глиняном городке должны были быть и еще такие же заряды.
IV
Ливень хлестал, вода прибывала, до нее уже можно было достать рукой. Эль-Мустафи позвал товарищей.
Люди вскарабкались на стену и сели тесной кучкой. Они были так разгорячены работой, что, несмотря на ливень, виднелся пар, поднимающийся от их почти голых тел.
Со дня рождения тела этих людей не имели ни одной унции жира, теперь же они совсем высохли в нечеловеческом труде, поддерживаемом пищей, от которой американец умер бы с голоду. Торчали ребра и позвонки, каждый мускул под кожей был виден отдельно. Локти и колени своей остротой напоминали угольник плотника, а обтянутые тонкой кожей лица скалились, как черепа на кладбищах.
Но они были полны жизни, эти черепа с веселыми белыми зубами и громадными глазами, горящими торжеством. Показывая на буйство воды, они пересмеивались и сочиняли шутки. После уже совершенного все остальное казалось им пустяком.
– Ха-ха! Чего не сумеют сделать люди! Нужно лишь захотеть взяться за дело!
С хозяйским пренебрежением они взглянули на первую волну, хлестнувшую на верх стены. Это была их вода, их собственная, они пустили ее сюда, не спрашивая начальников и мирабов. Захотели и сделали. Вот это жизнь! Только так и стоит жить на этом свете. Жизнь прекрасна. А ну! Возьмемся все вместе, разом! Страшный мулла Шейх-Аталык-Ходжа сделался для них карликом. Пусть трепещут он и все подобные ему!
Они боготворили Эль-Мустафи. Слава ему, старшему брату, вторично родившему их для новой жизни!
Шнуры будут гореть минут десять – двенадцать. Эль-Мустафи достал завинченную цинковую баночку от оружейного масла. Восковые спички зажигаются о что угодно, только не под дождем, поэтому в баночке нашлась и терка.
Эль-Мустафи лег, пряча под грудью концы запальных шнуров. Товарищи старались прикрыть его от ливня. Вспыхнул слабый огонек, ничтожный, всего на две секунды. Теперь пора уходить…
Два удара послышались почти одновременно. В двух местах поднялись камни и хлестнули фонтанчики воды. Вначале результат показался ничтожным.
В две узкие щели хлынули два потока. Единство преграды было нарушено, воде указали выход. Она продолжала подниматься, начала переливаться через стену, ее поверхность приходила в движение. В местах разрывов образовалось течение. Тронулись плавающие у стены стволы деревьев. Первый ударил с размаху, проскочил, увеличив брешь, и, сброшенный с высоты, покатился в нижнем потоке, размахивая корнями. За ним толпой ринулись другие. Под ударами качнулся и рассыпался кусок барража между брешами.
Как люди, вода осознала свою силу. Каждосекундно наращивая скорость, поток рванулся в широкие ворота. Пролом разрастался.
Всей массой накопленной и прибывающей вновь воды Инд ворвался в не защищенную больше барражем долину. Попутно река завершала расправу с препятствиями. Растасканный по камню, барраж, точно приставший к победителю защитник, невидимо тащился по дну.
Вниз покатился вал высотой с трехэтажный дом, таран силой в тысячи тонн, мягкий как рука женщины, но дробящий как молот.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Наводнение
I
В правом верхнем углу конверта была небрежно наклеена почтовая марка с профилем крупного мужского лица под старинным париком. Черный след погасившего марку прямоугольного штемпеля лег рядом, задев только край рамки.
Главный строитель секретной авиационной базы инженер Антони Никколс в юношестве страстно увлекался коллекционированием почтовых марок. Марка в настоящем собрании обязательно должна быть погашена, но ее ценность увеличивается, если штемпель не попортил рисунок… Антони Никколс подарил свою коллекцию младшему брату в день, когда тому исполнилось двенадцать лет.
Конверт был из тонкой прочной бумаги, на нем виднелись отпечатки и других штемпелей – письмо прошло через почты нескольких государств.
Когда Никколсу принесли это письмо, было около часа дня. Сегодня четвертые сутки, как идет дождь, не прерываясь почти ни на минуту. Менялась только его интенсивность. Иногда дождь как будто бы ослабевал и можно было различить отдельные капли, появлялись просветы. Но потом вода опять падала струями, сливавшимися в сплошную стену мутного стекла.
Вода казалась плотной и какой-то особенно тяжелой, более тяжелой, чем вода в Англии. Может быть, из-за того, что ее струи падали совершенно вертикально?
Как и все помещения секретной авиационной базы, квартира главного строителя была высечена в скале. В комнате было так же сухо, как всегда, так же мягко светили защищенные матовым стеклом электрические лампочки. Ни для одного чувства человека дождь не существовал, его слух, зрение, обоняние были свободны. Но ливень оставался в сознании, мешал своей неизбежностью и непрерывностью.
Никколс ждал нового назначения, наблюдал за окончанием мелких недоделок, в сущности бездействовал, но отдыха не было. Он хотел бы уехать отсюда в хорошую погоду. Есть люди, которые не могут акклиматизироваться в чужой стране, даже если случайно и родились в ней…
На авиационной базе все было устроено так, чтобы не быть во власти местных особенностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42