Их покой не нарушил даже вулкан Пинакат, когда ожил и изверг адское пламя и потоки лавы, разлившиеся по всему пространству от Папаго до Калифорнийского залива. Здесь и там среди пустыни лежат мертвые вулканические конусы, уходящие кратерами на сотни футов в глубь земли, подножия которых заросли кактусами и мексиканской сосной… Тысячелетия назад, когда выпадало больше осадков и три водоема в скалах всегда были полны до краев, к их берегам приходили утолить жажду последние крупные рептилии и первые млекопитающие. Но постепенно ледники отступали к северу, дожди случались все реже и реже, земля сохла, растительность исчезала. Землетрясения и извержения вулканов меняли лик пустыни. Исчезли динозавры, память о них осталась лишь в легендах пришедших с севера индейских племен. В песке неподалеку от озера покоились останки саблезубого тигра, а рядом — скелет гигантского вымершего ленивца — неомилодона. В четверти мили были разбросаны кости двух мамонтов, пойманных в ловушку первобытными охотниками: их забили камнями, а затем съели.
Семь тысяч лет назад первобытный охотник, вооруженный каменным топором и копьем, пришел сюда утолить жажду. Он склонился к воде, а за его спиной готовился к прыжку саблезубый тигр. Но человек, почуяв опасность, вовремя обернулся, чтобы метнуть копье. Наконечник отломился и упал в песок. Человек и зверь сцепились в схватке. Несмотря на смертельную рану, нанесенную каменным топором, животное тащило охотника около пятидесяти ярдов, прежде чем издохнуть. Наконечник копья так и остался лежать, скрытый толщей песка.
Только острая необходимость вынуждала путешественников забираться так далеко на юг. На севере гораздо больше шансов обнаружить воду, а в этой части пустыни, где на сотни квадратных миль в жару все пересыхало, путник рисковал умереть от жажды — если ему не посчастливится отыскать источники Папаго.
Вкусная чистая вода в первом, самом большом водоеме глубиной в несколько футов, скрыта от солнца стенами застывшей лавы. Позади — водоем поменьше, почти недосягаемый из-за обрывистых скал. Третий, окруженный валунами и плотной чащей кустов меските, располагается ниже.
Отполированные дождями и бурями скалы отражаются в зеркале этих водоемов, единственных во всей пустыне. Здесь нередко утоляют жажду круторогие бараны, осторожные горные львы, быстроногие койоты и пугливые антилопы. Люди приходят реже и остаются ненадолго. Этот прекрасный оазис с зеркалом водной глади, с тенью и зеленью — самое надежное место в пустыне, потому что родник Бейтс высох, Киприано — маловоден, Гансайт — далеко позади, а Тьюл — далеко впереди.
С северо-запада на юг скакал отряд краснокожих всадников под предводительством свирепого Чурупати. Яки по матери, апач по отцу, он не жил ни с одним из этих племен. Банду этого отщепенца составляли недовольные или те, от кого отрекся род. Чурупати ненавидел бледнолицых и промышлял грабежом и убийствами. Огибая холмы Монтека и Эспума, двадцать три негодяя из северной Соноры неслись на место встречи с менее крупными бандами на западе в Сенойте. К северу от их маршрута были разбросаны ранчо и прииски, встречались и поселения заклятых врагов апачей — племен папаго и пима note 3.
Приземистый, с приплюснутым носом, с изуродованным шрамами лицом, неимоверно сильный, Чурупати был словно создан для того, чтобы убивать. На юге бандиты напали на прииск Квитовак, где легко расправились с полудюжиной мексиканцев, затем севернее, в Квитобаквито, угнали табун лошадей. Они не подозревали, что после ужасной бойни, учиненной в Квитоваке, в живых остались один мексиканец и белые мужчина и женщина, ставшие в одночасье единственными обладателями золотого песка на шестьдесят тысяч долларов…
Как жуткие призраки двигались по пустыне люди Чурупати к укрытым от солнца источникам Папаго, где царило безмолвие, только в зарослях меските одиноко звучала перепелиная песнь.
Далекий стук копыт спугнул стадо круторогих баранов, пришедшее на водопой после захода солнца. Многочисленными тенями они исчезли в лабиринте валунов, освещенных огромной белой луной.
Заскрипело седло. Прибывшие с запада беседовали вполголоса:
— Мы почти в безопасности, Тони. Если шериф из Юма гонится за нами, он сначала сделает привал в Гансайт, потом у Закрытого родника или в Индейском оазисе.
Но Тони Луго сомневался:
— Это страна яки.
— Вы, пима, боитесь яки. Так было всегда, — констатировал Джим Бопре.
Луго пожал плечами:
— Пима и яки много воевать, и пима обычно побеждать.
Тони Луго никогда не упорствовал. Если Джим Бопре решил, что им спокойнее в Папаго, пусть будет так. Шериф из Юма-Кроссинг был настроен весьма решительно, ведь они убили его долговязого племянника. Но это была честная схватка, которую начали не они. Мальчишка с двумя приятелями набросились на чужаков, видно, во время похождений они еще никого не убивали. Юнцам следовало быть менее легкомысленными…
Бопре, видавший виды погонщик волов, непреклонный, жесткий, с грубоватым юмором, никогда не расставался с длинным охотничьим ножом. Ветеран полусотни сражений с индейцами и сотен рукопашных боев, он только с виду был безобидным сварливым стариком. Метис Луго служил разведчиком в армии, а до этого угонял лошадей у апачей и хуалапаис, и тоже понимал толк в стычках. Бопре и Луго не хотели столкновения с мальчишками девятнадцати-двадцати лет. Троица спровоцировала драку, надеясь легко справиться со старым дураком и безответным индейцем. В итоге один забияка был мертв, другой потерял руку, третий находился при смерти.
Луна отражалась в темной глади вулканических озер Папаго.
Утолив жажду и напоив лошадей, друзья углубились в чащу — следовало оставаться вблизи воды и не разводить костра, а лошади могли попастись на лужайке, скрытой низкорослым можжевельником. Отсюда Бопре и Луго смогут наблюдать за пришельцами, оставаясь невидимыми. Друзья не предполагали, что к источникам придут многие, а уйти удастся не всем. Метис, возможно, предчувствовал такой оборот, но он никогда не говорил больше чем нужно.
Двенадцать всадников, двигавшиеся к юго-востоку от Папаго, неожиданно повернули на север к трем вулканическим озерам. Это внезапное решение оказалось роковым. Индейцы, скакавшие в условленное место встречи в Сенойте, подстерегли их у обмелевшего водоема. При появлении измученных долгой дорогой и палящим солнцем солдат краснокожие открыли огонь, беспощадно расстреливая их с расстояния сорока ярдов. После первого залпа четверо всадников упали замертво. Внезапное нападение на исходе жаркого дня окончательно деморализовало полусонных людей. Солдаты были настроены на беспроигрышную охоту за двумя преступниками, и не предполагали, что сами станут жертвами засады. Лошадь шерифа от страха понесла; лишь проскакав четыре мили от места схватки он смог остановить обезумевшее животное. Позади слышалась пальба — стреляли в основном индейцы. Ближайшая вода — в роднике Гансайт; шериф был на распутье: вернуться или направиться к водоему. Но когда он стегнул лошадь, та неожиданно опустилась на задние ноги. Только тогда шериф понял, что она ранена. Сразу промелькнули мысли о жене, оставшейся в Юма-Кроссинг. Он достаточно знал пустыню, чтобы верно оценить свои шансы на выживание, впрочем, мужества ему было не занимать. Отпустив ругательство в адрес юнцов, чьи амбиции оплачивались такой ценой, он отправился в путь пешком. На следующий день, за много миль от Гансайт, когда язык распух от жажды, а глаза остекленели, шериф застрелился.
Индейцам улыбалась удача: вдевятером они уничтожили половину отряда и, сами того не подозревая, шерифа. Но в конце концов дисциплина восстановилась: четверо солдат под командованием бывалого сержанта-ирландца построились, выехали на открытое пространство и открыли огонь. Честная игра не входила в планы бандитов, поэтому они моментально испарились по направлению к югу. А сержант Шихан, собрав с убитых боеприпасы и фляги с водой, навьючил все это на оставшихся лошадей и поскакал на запад со своим малочисленным отрядом. На следующий день их нагнал Тейлор, единственный уцелевший из свиты шерифа. Итак, отряд в двенадцать человек сократился ровно наполовину.
Шихан и его люди были посланы разведать состояние колодцев вдоль дороги в Тусон, а на обратном пути они на свою беду присоединились к отряду шерифа.
Сержанту Тимоти Шихану следовало срочно отправить донесение в Юма-Кроссинг, но не было свободной лошади для посыльного. Группа оказалась в тяжелейшем положении: их жизнь целиком зависела от лошадей, нагруженных флягами и боеприпасами. Единственной надеждой были источники Папаго, где относительно безопасно можно отдохнуть и запастись водой, а уж оттуда направиться в Юма. Индейцы ушли, но сержант не сомневался, что они вернутся с подкреплением. Дорога в Папаго станет самой сложной частью их путешествия.
Итак, люди из разных точек пустыни, конные и пешие, направлялись к прохладе водоемов Папаго.
Когда насытившиеся индейцы захрапели, Джуни Хэтчет тихонечко опустила связанные за спиной руки к узким бедрам и далее к лодыжкам. Затем, поджав колени к подбородку, она просунула ноги в образовавшееся кольцо рук, и запястья оказались перед нею. Девочка вцепилась в тугие узлы зубами.
Через час были свободны запястья, а еще через полчаса — лодыжки. Джуни бесшумно подкралась к ближайшей фляге с водой. Она не пыталась увести лошадь, понимая, что та может испугаться запаха белого человека и ржанием разбудить индейцев. Быстрее летучей мыши девочка скрылась в темноте.
Джуни шел шестнадцатый год. За свою коротенькую жизнь она успела познать одиночество и лишения, но мечты и предчувствие счастья заряжали ее энергией. В эту ночь движимая надеждой, девочка смело уходила в бескрайнюю пустыню…
Глава 3
Бледные лучи восходящего солнца обозначили силуэты трех всадников на пути в Папаго. Вконец обессилевшая Дженнифер с трудом держалась в седле, но решимости в ней не убавилось. Кимброу удручало общество Лонни Форремена, но он благоразумно скрывал свои чувства. Лонни, будучи родом из западной Вирджинии, сразу же отнес Гранта к представителям родовитой аристократии Юга. На суровой родине Лонни светский лоск и благородные предки мало ценились: там о мужчине судили по умению стрелять и вести хозяйство. Юный Форремен не расставался с винтовкой с тех пор, как впервые смог оторвать ее от земли.
От внимания Лонни не ускользнуло отсутствие на пальчике прекрасной спутницы обручального кольца, но юноша не усомнился в том, что перед ним леди. Файр… Дженнифер Файр… Где же он о ней слышал? Уж не дочка ли старого Файра?
Конечно, она! Это имя известно всем ковбоям Аризоны. Ну, коли дочка Файра одна путешествует с мужчиной, значит, жених не по нраву папаше. Романтично настроенный Лонни мысленно осудил старика, полагая, что отец не вправе мешать ее счастью.
К утру они добрались до водоемов, не подозревая, что там уже разбили лагерь Луго и Бопре. В это же время далеко от этих мест брела по песку маленькая Джуни Хэтчет, медленно удаляясь от спящих индейцев.
— Здесь могут оказаться индейцы, — предупредил Лонни вполголоса, — я поеду вперед, осмотрюсь.
Дженнифер хотела возразить, но Кимброу ее опередил:
— Будь осторожен! — и мальчик скрылся из виду.
Дженнифер с укоризной взглянула на Гранта, но промолчала.
— Пускай! Паренек отлично все умеет! — Грант подъехал ближе. Она не ответила.
Луна бледнела, и ее последние блики утонули в зарослях меските. Откуда-то сверху, куда удалился Лонни, послышался хруст гальки. Легкий ветерок охватил пустыню, тихо шелестя кустарником. Какая одинокая и пустынная красота! Вспомнив о городских развлечениях — приемах, танцах, прогулках по освещенным улицам, Дженнифер затосковала. Это безмолвное спокойствие не для нее. Она ненавидела уединенную жизнь на ранчо, бесцеремонность отца, а пуще всего его неуклюжие попытки проявить к ней нежность, ненавидела винтовку, с которой отец только что не спал, все время помнила о том, кого он убил…
Правильно, что она покинула постылый дом, пустыня не для женщин, она их иссушает и старит раньше срока. Счастье, что судьба послала ей великолепного Кимброу — настоящего джентльмена.
В тусклом свете возник Лонни Форремен:
— Порядок! Кругом никого и полно воды, а внизу можно и лошадкам попастись!
Бледно-лимонный день над восточными горами с каждым часом становился ярче и постепенно сменял розоватую зарю. Дженнифер подвела лошадь к нижнему водоему и дожидалась, пока та напьется, прежде чем попить самой — урок, давным-давно преподанный отцом.
— Придется отдохнуть здесь, — досадливо поморщился Кимброу, — лошади не могут идти дальше.
Его породистый гнедой был совершенно измотан, даже глаза ввалились от непривычной жары. Лошадка Дженнифер, несмотря на испытания, выглядела сравнительно неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Семь тысяч лет назад первобытный охотник, вооруженный каменным топором и копьем, пришел сюда утолить жажду. Он склонился к воде, а за его спиной готовился к прыжку саблезубый тигр. Но человек, почуяв опасность, вовремя обернулся, чтобы метнуть копье. Наконечник отломился и упал в песок. Человек и зверь сцепились в схватке. Несмотря на смертельную рану, нанесенную каменным топором, животное тащило охотника около пятидесяти ярдов, прежде чем издохнуть. Наконечник копья так и остался лежать, скрытый толщей песка.
Только острая необходимость вынуждала путешественников забираться так далеко на юг. На севере гораздо больше шансов обнаружить воду, а в этой части пустыни, где на сотни квадратных миль в жару все пересыхало, путник рисковал умереть от жажды — если ему не посчастливится отыскать источники Папаго.
Вкусная чистая вода в первом, самом большом водоеме глубиной в несколько футов, скрыта от солнца стенами застывшей лавы. Позади — водоем поменьше, почти недосягаемый из-за обрывистых скал. Третий, окруженный валунами и плотной чащей кустов меските, располагается ниже.
Отполированные дождями и бурями скалы отражаются в зеркале этих водоемов, единственных во всей пустыне. Здесь нередко утоляют жажду круторогие бараны, осторожные горные львы, быстроногие койоты и пугливые антилопы. Люди приходят реже и остаются ненадолго. Этот прекрасный оазис с зеркалом водной глади, с тенью и зеленью — самое надежное место в пустыне, потому что родник Бейтс высох, Киприано — маловоден, Гансайт — далеко позади, а Тьюл — далеко впереди.
С северо-запада на юг скакал отряд краснокожих всадников под предводительством свирепого Чурупати. Яки по матери, апач по отцу, он не жил ни с одним из этих племен. Банду этого отщепенца составляли недовольные или те, от кого отрекся род. Чурупати ненавидел бледнолицых и промышлял грабежом и убийствами. Огибая холмы Монтека и Эспума, двадцать три негодяя из северной Соноры неслись на место встречи с менее крупными бандами на западе в Сенойте. К северу от их маршрута были разбросаны ранчо и прииски, встречались и поселения заклятых врагов апачей — племен папаго и пима note 3.
Приземистый, с приплюснутым носом, с изуродованным шрамами лицом, неимоверно сильный, Чурупати был словно создан для того, чтобы убивать. На юге бандиты напали на прииск Квитовак, где легко расправились с полудюжиной мексиканцев, затем севернее, в Квитобаквито, угнали табун лошадей. Они не подозревали, что после ужасной бойни, учиненной в Квитоваке, в живых остались один мексиканец и белые мужчина и женщина, ставшие в одночасье единственными обладателями золотого песка на шестьдесят тысяч долларов…
Как жуткие призраки двигались по пустыне люди Чурупати к укрытым от солнца источникам Папаго, где царило безмолвие, только в зарослях меските одиноко звучала перепелиная песнь.
Далекий стук копыт спугнул стадо круторогих баранов, пришедшее на водопой после захода солнца. Многочисленными тенями они исчезли в лабиринте валунов, освещенных огромной белой луной.
Заскрипело седло. Прибывшие с запада беседовали вполголоса:
— Мы почти в безопасности, Тони. Если шериф из Юма гонится за нами, он сначала сделает привал в Гансайт, потом у Закрытого родника или в Индейском оазисе.
Но Тони Луго сомневался:
— Это страна яки.
— Вы, пима, боитесь яки. Так было всегда, — констатировал Джим Бопре.
Луго пожал плечами:
— Пима и яки много воевать, и пима обычно побеждать.
Тони Луго никогда не упорствовал. Если Джим Бопре решил, что им спокойнее в Папаго, пусть будет так. Шериф из Юма-Кроссинг был настроен весьма решительно, ведь они убили его долговязого племянника. Но это была честная схватка, которую начали не они. Мальчишка с двумя приятелями набросились на чужаков, видно, во время похождений они еще никого не убивали. Юнцам следовало быть менее легкомысленными…
Бопре, видавший виды погонщик волов, непреклонный, жесткий, с грубоватым юмором, никогда не расставался с длинным охотничьим ножом. Ветеран полусотни сражений с индейцами и сотен рукопашных боев, он только с виду был безобидным сварливым стариком. Метис Луго служил разведчиком в армии, а до этого угонял лошадей у апачей и хуалапаис, и тоже понимал толк в стычках. Бопре и Луго не хотели столкновения с мальчишками девятнадцати-двадцати лет. Троица спровоцировала драку, надеясь легко справиться со старым дураком и безответным индейцем. В итоге один забияка был мертв, другой потерял руку, третий находился при смерти.
Луна отражалась в темной глади вулканических озер Папаго.
Утолив жажду и напоив лошадей, друзья углубились в чащу — следовало оставаться вблизи воды и не разводить костра, а лошади могли попастись на лужайке, скрытой низкорослым можжевельником. Отсюда Бопре и Луго смогут наблюдать за пришельцами, оставаясь невидимыми. Друзья не предполагали, что к источникам придут многие, а уйти удастся не всем. Метис, возможно, предчувствовал такой оборот, но он никогда не говорил больше чем нужно.
Двенадцать всадников, двигавшиеся к юго-востоку от Папаго, неожиданно повернули на север к трем вулканическим озерам. Это внезапное решение оказалось роковым. Индейцы, скакавшие в условленное место встречи в Сенойте, подстерегли их у обмелевшего водоема. При появлении измученных долгой дорогой и палящим солнцем солдат краснокожие открыли огонь, беспощадно расстреливая их с расстояния сорока ярдов. После первого залпа четверо всадников упали замертво. Внезапное нападение на исходе жаркого дня окончательно деморализовало полусонных людей. Солдаты были настроены на беспроигрышную охоту за двумя преступниками, и не предполагали, что сами станут жертвами засады. Лошадь шерифа от страха понесла; лишь проскакав четыре мили от места схватки он смог остановить обезумевшее животное. Позади слышалась пальба — стреляли в основном индейцы. Ближайшая вода — в роднике Гансайт; шериф был на распутье: вернуться или направиться к водоему. Но когда он стегнул лошадь, та неожиданно опустилась на задние ноги. Только тогда шериф понял, что она ранена. Сразу промелькнули мысли о жене, оставшейся в Юма-Кроссинг. Он достаточно знал пустыню, чтобы верно оценить свои шансы на выживание, впрочем, мужества ему было не занимать. Отпустив ругательство в адрес юнцов, чьи амбиции оплачивались такой ценой, он отправился в путь пешком. На следующий день, за много миль от Гансайт, когда язык распух от жажды, а глаза остекленели, шериф застрелился.
Индейцам улыбалась удача: вдевятером они уничтожили половину отряда и, сами того не подозревая, шерифа. Но в конце концов дисциплина восстановилась: четверо солдат под командованием бывалого сержанта-ирландца построились, выехали на открытое пространство и открыли огонь. Честная игра не входила в планы бандитов, поэтому они моментально испарились по направлению к югу. А сержант Шихан, собрав с убитых боеприпасы и фляги с водой, навьючил все это на оставшихся лошадей и поскакал на запад со своим малочисленным отрядом. На следующий день их нагнал Тейлор, единственный уцелевший из свиты шерифа. Итак, отряд в двенадцать человек сократился ровно наполовину.
Шихан и его люди были посланы разведать состояние колодцев вдоль дороги в Тусон, а на обратном пути они на свою беду присоединились к отряду шерифа.
Сержанту Тимоти Шихану следовало срочно отправить донесение в Юма-Кроссинг, но не было свободной лошади для посыльного. Группа оказалась в тяжелейшем положении: их жизнь целиком зависела от лошадей, нагруженных флягами и боеприпасами. Единственной надеждой были источники Папаго, где относительно безопасно можно отдохнуть и запастись водой, а уж оттуда направиться в Юма. Индейцы ушли, но сержант не сомневался, что они вернутся с подкреплением. Дорога в Папаго станет самой сложной частью их путешествия.
Итак, люди из разных точек пустыни, конные и пешие, направлялись к прохладе водоемов Папаго.
Когда насытившиеся индейцы захрапели, Джуни Хэтчет тихонечко опустила связанные за спиной руки к узким бедрам и далее к лодыжкам. Затем, поджав колени к подбородку, она просунула ноги в образовавшееся кольцо рук, и запястья оказались перед нею. Девочка вцепилась в тугие узлы зубами.
Через час были свободны запястья, а еще через полчаса — лодыжки. Джуни бесшумно подкралась к ближайшей фляге с водой. Она не пыталась увести лошадь, понимая, что та может испугаться запаха белого человека и ржанием разбудить индейцев. Быстрее летучей мыши девочка скрылась в темноте.
Джуни шел шестнадцатый год. За свою коротенькую жизнь она успела познать одиночество и лишения, но мечты и предчувствие счастья заряжали ее энергией. В эту ночь движимая надеждой, девочка смело уходила в бескрайнюю пустыню…
Глава 3
Бледные лучи восходящего солнца обозначили силуэты трех всадников на пути в Папаго. Вконец обессилевшая Дженнифер с трудом держалась в седле, но решимости в ней не убавилось. Кимброу удручало общество Лонни Форремена, но он благоразумно скрывал свои чувства. Лонни, будучи родом из западной Вирджинии, сразу же отнес Гранта к представителям родовитой аристократии Юга. На суровой родине Лонни светский лоск и благородные предки мало ценились: там о мужчине судили по умению стрелять и вести хозяйство. Юный Форремен не расставался с винтовкой с тех пор, как впервые смог оторвать ее от земли.
От внимания Лонни не ускользнуло отсутствие на пальчике прекрасной спутницы обручального кольца, но юноша не усомнился в том, что перед ним леди. Файр… Дженнифер Файр… Где же он о ней слышал? Уж не дочка ли старого Файра?
Конечно, она! Это имя известно всем ковбоям Аризоны. Ну, коли дочка Файра одна путешествует с мужчиной, значит, жених не по нраву папаше. Романтично настроенный Лонни мысленно осудил старика, полагая, что отец не вправе мешать ее счастью.
К утру они добрались до водоемов, не подозревая, что там уже разбили лагерь Луго и Бопре. В это же время далеко от этих мест брела по песку маленькая Джуни Хэтчет, медленно удаляясь от спящих индейцев.
— Здесь могут оказаться индейцы, — предупредил Лонни вполголоса, — я поеду вперед, осмотрюсь.
Дженнифер хотела возразить, но Кимброу ее опередил:
— Будь осторожен! — и мальчик скрылся из виду.
Дженнифер с укоризной взглянула на Гранта, но промолчала.
— Пускай! Паренек отлично все умеет! — Грант подъехал ближе. Она не ответила.
Луна бледнела, и ее последние блики утонули в зарослях меските. Откуда-то сверху, куда удалился Лонни, послышался хруст гальки. Легкий ветерок охватил пустыню, тихо шелестя кустарником. Какая одинокая и пустынная красота! Вспомнив о городских развлечениях — приемах, танцах, прогулках по освещенным улицам, Дженнифер затосковала. Это безмолвное спокойствие не для нее. Она ненавидела уединенную жизнь на ранчо, бесцеремонность отца, а пуще всего его неуклюжие попытки проявить к ней нежность, ненавидела винтовку, с которой отец только что не спал, все время помнила о том, кого он убил…
Правильно, что она покинула постылый дом, пустыня не для женщин, она их иссушает и старит раньше срока. Счастье, что судьба послала ей великолепного Кимброу — настоящего джентльмена.
В тусклом свете возник Лонни Форремен:
— Порядок! Кругом никого и полно воды, а внизу можно и лошадкам попастись!
Бледно-лимонный день над восточными горами с каждым часом становился ярче и постепенно сменял розоватую зарю. Дженнифер подвела лошадь к нижнему водоему и дожидалась, пока та напьется, прежде чем попить самой — урок, давным-давно преподанный отцом.
— Придется отдохнуть здесь, — досадливо поморщился Кимброу, — лошади не могут идти дальше.
Его породистый гнедой был совершенно измотан, даже глаза ввалились от непривычной жары. Лошадка Дженнифер, несмотря на испытания, выглядела сравнительно неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14