Я потерял всякое представление о времени. Однажды поймал себя на том, что разговариваю сам с собой, а как-то даже пел. Я еле передвигал ноги, но старался себя подбодрить. Внезапно я оказался не один. Недалеко от меня верхом ехали апачи. Отряд проехал мимо, и тут же появились еще двое. Они спрыгнули на землю и повели лошадей под уздцы. Это были гибкие люди с бронзовой кожей, пыльные от долгой дороги. На поясе у них висели свежие скальпы. Они не говорили, не делали по направлению ко мне никаких движений — они просто наблюдали за мной ничего не выражающими черными глазами. Когда я упал, они смотрели, как я вставал на ноги. Один из апачей смеялся, но больше ничего.
Так мы прошли милю. Я не знаю, сколько раз на протяжении этой мили я падал, может быть, раз девять или десять, и они ждали, позволяя мне подняться, а я все шел. Перед Ист-Верд тропинка уходила с горы, но апачи не отставали от меня.
Когда тропинка уперлась в реку, они повернули коней, и один из них направил лошадь мне наперерез. Я попытался обойти его, но он снова остановил лошадь передо мной, и хотя я был в полубреду, понял, что пленник. Один из них указал мне направление пикой, и я двинулся на север, поднимаясь вверх по ущелью.
Пройдя примерно милю, мы подошли к поселению. Все апачи, в том числе женщины и дети, высыпали на улицу и уставились на меня. Я видел, как они стоят и смотрят. Я попытался идти дальше, но тут колени мои подкосились, и я упал.
Мое сознание на мгновение прояснилось, и я подумал: «Телль, тебе не повезло. Они убьют тебя».
Потом я отключился — просто провалился во мрак, наполненный болью, которая затопляла мой мозг до тех пор, пока не осталось ни боли, ни мрака — ничего.
Глава 4
Открыв глаза, я увидел, что лежу под каким-то навесом. Не поворачивая головы, осторожно огляделся. Я был среди апачей. Вокруг маленького костра собралось шесть или семь мужчин и примерно в два раза больше женщин. Они ели и разговаривали.
Тогда я все вспомнил. Вспомнил, как индейцы шли за мной, как я падал и поднимался. Сколько же, думал я, они следовали за мной?
Одна из индианок что-то сказала, и приземистый, плотно сбитый воин встал. На нем были только ремень, завязанный вокруг головы, набедренная повязка и мокасины до колен, которые обычно носили апачи. Подойдя, он присел около меня на корточки, протянул руку и осторожно потрогал мои ноги, раны на голове и груди. Затем сделал знак, которым приветствовали храброго человека: вытянул перед собой левую руку, сжав ее в кулак, а правым кулаком ударил по левому предплечью.
— Друг, — сказал я. — Амиго.
Он коснулся шрама, оставленного пулей на моей голове.
— Апачи?
— Бледнолицый, — отозвался я, выбрав то определение, которое индейцы дали белым людям. — Я найду его.
Он сделал еще какой-то знак, а потом спросил:
— Ты голоден?
Я кивнул и задал вопрос:
— Давно я здесь?
Он поднял вверх три пальца и добавил:
— Мы сейчас уходим.
— В Кэмп-Верд?
С минуту я думал, что он вот-вот улыбнется. Когда он покачал головой, в его глазах светилась мрачная усмешка.
— Не в Кэмп-Верд, — он махнул головой в сторону Моголлона и, пристально взглянув на меня, сказал: — В городе солдаты.
Индеец молчал, пока я лежал и размышлял над тем, что меня ждет дальше. Возьмут ли они меня с собой в качестве пленника или дадут уйти?
— Мне нужно оружие, — проговорил я, — и лошадь. Я могу их достать в Кэмпе.
— Ты был очень плох, — сказал он. — Сейчас в порядке?
Мне задали непростой вопрос. Честно говоря, я чувствовал себя слабее кошки, но мне и в голову не пришло говорить ему об этом. Только подтвердил, что со мной все в порядке. Он внезапно поднялся, бросил рядом со мной мешок из оленьей кожи и пошел прочь. Что за этим последует, не угадаешь, а слабость была такая, что будущее меня мало волновало. На секунду я закрыл глаза и, должно быть, тут же потерял сознание, потому что, когда открыл их снова, кругом было холодно и темно. До меня не доносилось ни единого звука. Приподнявшись на локтях, я огляделся. Я был один.
Они позаботились обо мне, а теперь оставили и ушли своей дорогой. Я вспомнил, как Кэп Раунтри в Колорадо говорил, что нельзя рассчитывать на индейцев. Чаще всего, когда они находили белого человека, одинокого и беспомощного, как я, его без колебаний убивали, и ему следовало быть благодарным, если перед этим его не подвергали жестоким пыткам. Мне повезло. Они шли за мной несколько миль, прежде чем схватить, и, видно, проявили ко мне любопытство. Больше всего индеец уважает смелость и выносливость, а я, пока шел по той тропинке, продемонстрировал именно эти качества.
В мешке из оленьей кожи оказался поджаренный сладкий маис. Поев немного, я, хромая, поплелся напиться к ручью. Сжевав примерно еще две горсти, снова забрался на свое ложе и заснул. Когда проснулся, я уже был готов идти дальше, потому что чувствовал себя куда лучше, чем раньше. На четвертый день после того, как я покинул стоянку апачей, я достиг лагеря на реке Верд. У меня в мешке оставалась последняя горсть маиса.
Городок располагался на горе на некотором расстоянии от реки. Долина здесь достигала шести или семи миль в ширину. На нескольких акрах близ поселка был разбит фруктовый сад. Все вокруг казалось красивым и аккуратным. В лагере квартировал кавалерийский отряд, два отряда пехоты и сорок разведчиков-индейцев под командованием Эла Сайбера, сильного мускулистого человека, который по духу и образу мыслей был столь же индеец, сколь и белый.
Хотя я был в очень плохом состоянии, подходя к солдатам, заставил себя шагать ровно и твердо. Как-никак я участник войны между Севером и Югом и не мог уронить свою воинскую честь перед ними.
Заметив меня, люди высыпали из палаток и лавок. Должно быть, я представлял довольно любопытное зрелище. Накидку из сосновых веток выбросил раньше. На плечах у меня были те самые оленьи шкуры, на которых я лежал в стоянке апачей. Лохмотьев, в которые превратились брюки, застыдился бы десятилетний мальчишка.
Когда я подошел ближе, из фактории навстречу мне вышел человек в капитанском мундире.
— Капитан… — начал было я.
— Мистер Сайбер, — перебил он и повернулся к человеку, стоявшему с ним рядом: — Проследите за тем, чтобы этого господина накормили, а потом проводите его ко мне. — Взглянув на меня еще раз, он добавил: — Подыщите для него рубашку и брюки.
Внезапно я почувствовал, что теряю сознание и привалился к углу дома. Пока я так стоял, из лавки вышел сержант. Готов поклясться, удивлению его не было предела, когда он увидел меня.
— Телль Сэкетт, будь я проклят!
— Привет, Рили, — сказал я, выпрямился и последовал за Элом Сайбером.
Я услышал, как за моей спиной капитан спросил:
— Сержант, вы знаете этого человека?
И тот ответил:
— Да, сэр. Он служил в Шестом кавалерийском полку и к концу войны стал сержантом. В нескольких боях принимал на себя командование. Он великолепный стрелок, сэр, и прекрасный наездник. Скоро вы убедитесь сами.
Сайбер усадил меня и налил полкружки виски.
— Выпей, парень. Это как раз то, что тебе требуется.
Быстро орудуя в комнате, он отыскал для меня еду и одежду.
— Апачи? — спросил он.
— Белый, — отозвался я, а потом добавил: — Те апачи, с которыми я встретился, отнеслись ко мне очень порядочно.
— Они нашли тебя?
Пока ел, я рассказал ему мою историю. Он заставил меня описать того индейца.
— Тебе чертовски повезло, — сказал он. — Судя по всему, это был Викторио. Он не такой, как остальные, и его пример подтверждает, что с ними можно найти общий язык.
Когда я вошел, капитан уже ждал меня и сразу пригласили сесть. Не знаю как, но апачи здорово подлечили мои раны. Несмотря на то, что после многих дней ходьбы я был разбит, руки только начали заживать, а голова болела и кружилась. Но мне совсем не хотелось спать. Наверное, сказывалось волнение, которое я испытал от встречи с этими людьми.
Коротко я сообщил капитану о том, что со мной случилось — об Энджи, о неожиданном выстреле, о сожженном фургоне и мулах.
— Мне нужна лошадь, — сказал я. — Или вьючный мул, а также оружие, чтобы вернуться назад.
— Ваши чувства мне понятны, — ответил он, — но скорее всего ваша жена погибла… Убита, если хотите. Понимаю и разделяю ваше горе, но если против вас выступает большая группа, то, полагаю, шансы ваши близки нулю. — Он помолчал. — Знаете, мне нужны люди. Во всех воинских частях, которые здесь находятся, не хватает солдат. Мне разрешено иметь шестерых офицеров, а у нас их только четверо.
— Я никогда не был офицером.
— Но вы принимали на себя командование… Как долго это продолжалось?
— Всего два или три раза. В общей сложности, четыре или пять месяцев.
— Шестой кавалерийский полк во время войны принимал участие в пятидесяти семи боях, я прав? Некоторыми из них вы и командовали?
— Да, сэр.
— Я был бы рад воспользоваться вашими услугами, мистер Сэкетт. Мне очень нужны опытные люди, особенно те, кто воевал с индейцами. Ведь вы воевали, я полагаю?
— Да, сэр. Но мне необходимо вернуться в Тонто. Там осталась моя жена, капитан.
Мы беседовали почти час. За это время я начал осознавать все, что со мной произошло. Те три дня, что я провел у апачей, помогли мне выкарабкаться, но мне было еще очень далеко до того, когда я буду готов сражаться. А медлить нельзя: Энджи нуждалась в помощи, может, ждала меня.
— В этих местах недавно переселенцы занимали новые участки? — поинтересовался я.
Он пристально поглядел на меня, и мне показалось, что его лицо посуровело.
— Да, три или четыре. Участки большие. Все они недавно вошли в состав Территории! — Он сделал паузу. — И владельцы их — честнейшие люди.
— Может, и так, капитан Портер, но кому-то из них понадобилось сжечь мое имущество и попытаться меня убить.
— Возможно.
— Возможно? Я был там… я прошел через это.
— Конечно. Но какие доказательства вы можете представить против кого бы то ни было? Вы должны иметь доказательства, мистер Сэкетт, — он снова заколебался. — На судебном процессе…
— Я найду этого человека, найду и доказательства. Но когда начну действовать, судить буду сам, — остановил я его, когда он хотел меня перебить. — Капитан, никто не уважает закон больше, чем я. Меня с детства учили уважать его, но на Территории нет такого закона, который мог бы достать крупного скотовода, и вы это знаете. Тут даже армия бессильна.
— Мистер Сэкетт, должен предупредить вас: вы не можете брать на себя отправление правосудия.
— А что бы сделали вы, сэр?
Он быстро и твердо взглянул на меня.
— Вы должны поступить так, как требует закон, мистер Сэкетт, а не так, как я мог бы поступить, окажись на вашем месте. Почему, как вы полагаете, вас пытались убить? Почему ваше имущество кто-то специально уничтожил?
— Не знаю, капитан. Но именно этот вопрос и не дает мне покоя.
Он отошел к окну и остановился там, заложив руки за спину.
— Ваша жена была красивой женщиной, мистер Сэкетт?
Это было именно то, над чем я не позволял себе задуматься всерьез.
— Она была очень красивая, капитан, и это не просто слова человека, который влюблен. Она была действительно красива. Все мои братья сказали бы вам то же самое. Тайрел, например…
Портер резко обернулся.
— Тайрел Сэкетт?! — воскликнул он. — Стрелок из Моры — ваш брат?
— Да, сэр.
— Это означает, что Оррин Сэкетт — тоже ваш брат?
— Да.
— Оррин Сэкетт помог нам представить в парламенте законопроект. Очень способный человек и мой хороший друг.
— А когда нужно, почти так же хорошо владеет оружием, как и Тайрел.
Он снова вернулся к разговору о Энджи.
— Мистер Сэкетт, я не хочу вас оскорбить, но вы ладили с женой?
— Лучше и быть не могло, сэр. Мы очень любили друг друга. — И тут я коротко поведал ему, как мы повстречались в горах Колорадо. — Если вы предполагаете, что она могла меня бросить, то вам стоит подумать еще раз.
Он улыбнулся:
— Нет, мистер Сэкетт. Женщина, которая вас оставляет, никогда не уничтожит ни фургон, ни таких замечательных мулов, какие были у вас. Вот деньги… она бы взяла их с собой. Нет, я думаю о другом… Ваша жена, — продолжал он, — привлекательная женщина, и она была одна. В этой стране мало женщин, еще меньше красивых…
— Этого не может быть, капитан. Вы же знаете, как на Западе относятся к женщине. Никто бы не мог оказаться настолько глуп, чтобы…
— Предположим, что он не остановился для того, чтобы подумать, до тех пор пока не стало слишком поздно? — Портер подошел ко мне. — А потом он мог сойти с ума от охватившей его паники и предпринять отчаянные попытки скрыть следы своего преступления, уничтожить все доказательства. Устранить саму возможность быть когда-либо раскрытым.
— А как же те люди, которые на меня охотятся?
— Думаю, когда вы их найдете, то окажется, что они искали вас по каким-то иным причинам. Уверен, ответственность за все случившееся несет один человек. Он командует другими, и только он или, может быть, еще несколько человек, знает истинную причину, по которой вас хотят убить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18