Выпустив из руки оружие, Мигель схватился за бок, на его лице появилось выражение искреннего изумления. Он выпал из седла и распростерся на земле, в лицо ему били лучи уже выглянувшего из-за гор солнца. Хуан попытался было подняться, но затем снова упал.
Через два часа — это около двенадцати миль пути — они уже были на ранчо, где Бесс жила со своим дядюшкой. Колючка Кид, сдвинув на затылок сомбреро, смотрел на свою спутницу. Ее глаза сияли от восторга, а взгляд был весьма многообещающ.
— Какой ты храбрый! — сказала она.
Кид небрежно пожал плечами.
— Ну что ты, — сказал он, — это просто везение. — Но тут же, вспомнив о каменном наконечнике древней стрелы, добавил: — Везение и боги яки. Они были милостивы ко мне, к нам.
— Можешь говорить что угодно, — упорствовала она, — но, по-моему, ты был просто великолепен!
Благодушно улыбаясь, Колючка Кид пополировал ногти о перед рубахи и, любуясь ими, сказал:
— Наверное, ты права. Да и кто я такой, чтобы спорить с дамой?
ДОЛИНА СОЛНЦА
Человек, лежавший ничком на земле близ зарослей чольи, был еще жив. Рядом валялся так и не успевший выстрелить револьвер. Человек лежал уже шесть часов с того момента, как упал на землю, сраженный сразу двумя пулями. На спине его выгоревшей рубахи темнело большое пятно крови, уже высохшее под раскаленным солнцем.
Над ним, словно башня средневекового замка, возвышалась уходящая в небо вершина Рэттлснейк-Бьютт. Будто одинокий страж, высилась она над опаленным солнцем простором долины.
У самой руки раненого остановилась маленькая ящерка. Сквозь тонкую полупрозрачную кожицу можно было разглядеть, как бьется ее крохотное сердечко, когда она, неподвижно застыв, с тревожным удивлением разглядывала распростертого на земле человека. Застоялый запах пота и крови таил в себе опасность.
По спине лежавшего пробежала дрожь. Ящерка испуганно кинулась прочь, мгновенно затерявшись среди камней и чахлых кустиков меските. Но мускулы раненого снова расслабились, и он так и остался неподвижно лежать на земле. И все же это чуть заметное движение, казалось, не пробудило в человеке жизнь. Мало-помалу, подобно тому, как вода точит камень, прокладывая себе путь сквозь скалы, сознание начинало возвращаться к нему.
Человек долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, где он находится. Поначалу он просто лежал, не думая ни о чем, потом осознание собственной странной неподвижности дошло наконец до его рассудка, заставив задуматься о том, что же произошло.
И тут, словно прорвало плотину, воздвигнутую пережитым после ранения шоком, его захлестнули воспоминания.
Он знал, что в него стреляли. Зная, кто в него стрелял, раненый понимал, что его бросили здесь, решив, что он мертв. Он сразу осознал, что это ему только на руку.
Человек мысленно обследовал свое тело. Он ранен, но куда и насколько серьезно, ему еще предстояло узнать. Судя по ноющей боли в голове, одна из пуль скорее всего угодила именно туда. Кроме того, у него онемел весь левый бок.
Больше здесь оставаться нельзя. Но прежде всего нужно укрыться от солнца. А уж потом решать, как быть и что делать дальше. Хорошо зная пустыню, он понимал, как опасно лежать на солнце, под лучами которого тело теряет влагу. Жара и жажда в пустыне куда опаснее, чем люди, стрелявшие в него.
Брет Ларейн уперся ладонями в песок и попробовал приподняться. Он осторожно согнул колени. Руки и ноги слушались — это хороший признак. Оказаться сейчас беспомощным означало бы верную смерть.
Стоя на коленях, он поднял руку и ощупал голову. Да, точно, рана была. И кроме того, у него, без сомнения, небольшое сотрясение мозга. Рана в левом боку оказалась серьезной, и, судя по засохшим пятнам на рубахе и штанах, он потерял много крови.
Когда человек теряет кровь, его начинает мучить жажда, и это еще одна опасность.
Подобрав с земли револьвер, Брет сунул его в кобуру. Выстрел, выбивший его из седла, раздался без предупреждения. Сам же он схватился за револьвер инстинктивно, привычным движением человека, жизнь которого впрямую зависит от оружия. Это был скорее порыв, чем осознанное действие.
Брет неуверенно поднялся на ноги и огляделся, ища взглядом своего коня, но того нигде не было видно.
Итак, они забрали все, он остался один-одинешенек посреди пустыни, за многие мили от возможной помощи, да к тому же и без коня, одно это равносильно смертному приговору.
Под каменным карнизом скалы была тень, и Брет направился туда, ступая как можно осторожнее. Там он опустился на землю, стараясь не делать резких движений. Он опасался, что рана в боку откроется и кровотечение возобновится. Ощущая необычную слабость, он сидел на земле, прерывисто дыша и едва не умирая от страха. К горлу подступала тошнота.
Ему хотелось жить, ему отчаянно хотелось жить.
Он хотел снова увидеть Марту и довести до конца ту работу, за которую взялся ради нее. Он хотел отомстить тем, кто напал на него из засады. У него все получится, лишь бы не умереть в одиночестве, сидя в тени скалы, затерявшейся среди выжженной солнцем пустыни.
И все же, будучи реалистом, он прекрасно понимал, что его шансы выжить очень невелики. Даже здоровый мужчина, оказавшись в этой пустыне, да еще без лошади, пожалуй, оценил бы свои шансы, как пятьдесят к одному. А уж для раненого это соотношение возрастало до величин, неподвластных пониманию простого ковбоя.
Хорс-Спрингс, последнее поселение, через которое он проезжал, осталось в шестидесяти милях отсюда. А по такой жаре да без воды дойти до этого города — все равно, что добраться до другой планеты. Уиллоу-Вэлли находился примерно в сорока — пятидесяти милях впереди, где-то за синей дымкой, окутавшей склоны гор на горизонте.
Без сомнения, где-то поблизости есть вода, но только в какой стороне и как далеко отсюда?
Всякого рода ключи и источники не столь уж редки в пустыне. Однако необходимо знать, где они расположены, бродить наугад в поисках воды бесполезно. Можно пройти всего в дюжине ярдов от источника и не заметить его.
Обдумав все, Брет пришел к выводу, что не решится на такое. Не зная ни ориентиров, ни направления, лучше всего идти в Уиллоу-Вэлли, надеясь на то, что кто-нибудь обнаружит его прежде, чем он успеет умереть.
По той тропе, где он сейчас лежал, ездили нечасто, ибо этот край наводняли бандиты, подобные тем, что подстрелили его. Желающих совершить поездку в Хорс-Спрингс находилось немного, да и те избегали ездить через пустыню. Именно поэтому он и выбрал эту дорогу, ему даже в голову не могло прийти, что Джо Крит догадается о его маршруте.
Ну конечно же, в него стрелял Крит. В коротком промежутке между выстрелами Ларейн слышал его насмешливый голос.
В какое-то мгновение, падая с лошади, он заметил трех всадников из Саксон-Хиллс. Их лица он никогда не забудет — Джо Крит, Индеец Фрэнк и Гей Томасон.
С Критом они уже давно не ладили, но присутствие Томасона удивило его, как и победное выражение, с которым тот поднимал револьвер.
Мотивы Крита вполне очевидны. Этот бандит всегда ненавидел его. К тому же примерно шесть недель назад он здорово врезал Криту, на лице которого так и остались отметины. И более того, Крит наверняка прознал о деньгах Марты Мейлоун, с которыми он, Брет, возвращался к ней.
Но Томасон?
Гей был его другом, его напарником, они вместе работали, вместе приехали на Запад.
Причиной тому, увы, стала Марта. Убрав его с дороги, Гей сам приударит за ней. А так как подходящих мужчин вокруг мало, Гей, пожалуй, сумеет завоевать ее. Последнее время Брет Ларейн замечал повышенный интерес Гея к этой девушке, но никогда бы ни поверил, что дело зайдет так далеко.
Ларейн, человек спокойный и миролюбивый, был высоким и сильным, склонным к глубокой преданности и верной дружбе.
Должно быть, это Гей рассказал Криту, какой дорогой он собирается ехать. Конечно, Крит и сам мог выследить его, но тогда он вряд ли залег бы в засаду. Так что, наверное, это Томасон сказал Криту про это место, а может, даже самолично проводил его сюда. И все же причина таилась намного глубже, чем могло показаться на первый взгляд.
Брет Ларейн прекрасно понимал всю серьезность своего положения. На такой жаре и без воды человек может протянуть от двух до пяти дней, если при этом он все время будет находиться в тени. Совершая ночные переходы и отсиживаясь в тени днем, он, возможно, протянет день или даже три и, может быть, пройдет за это время миль двадцать. То есть застрянет как раз на середине пути.
И все же, если он хочет выжить, необходимо действовать. Не вечно же сидеть здесь, в тени Рэттлснейк-Бьютт. Нужно двигаться. Однако Брет хорошо понимал: все эти расчеты времени и расстояния относятся к человеку, пышущему здоровьем, он же ранен и слаб.
И все же следует переждать жару. Идти по такому солнцепеку — значит погибнуть самое большее через несколько миль.
Пот струился по его лицу, он с усилием обмахивался шляпой. Ларейн чувствовал себя слабым и больным, казалось, последние силы покинули его. Он старался не думать о жажде, которая уже сушила его горло, обжигала запекшиеся губы. Он думал о Марте Мейлоун и ее ранчо «Хиден-Вэлли».
Это крохотное, уединенное и очень уютное ранчо, расположенное в укромном уголке предгорий, поэтому кто-то и назвал его «Затерянная долина». Прекрасное местечко, там он думал прожить с Мартой до конца своих дней.
Об этом он мечтал с тех самых пор, как приехал в долину Солнца и нанялся на работу в ее хозяйство, сначала в качестве погонщика, а затем, когда все разбежались, стал управляющим без единого работника. Но он упорно работал: запрудил ручей и вырыл небольшой пруд, починил дом и построил конюшню из саманного кирпича. Он объездил пятнадцать диких лошадей, клеймил скот и самолично же приглядывал за ним, делал все возможное и невозможное, не помышляя о вознаграждении за свои труды.
Наняв несколько заезжих ковбоев, он перегнал ее стадо в Хорс-Спрингс и продал там за хорошую цену. Это был первый доход, который Марта получила со своего ранчо после смерти отца. И вот теперь его ограбили.
Конечно, они постараются убедить ее, что он якобы сбежал со всеми деньгами, и, скорее всего, она им поверит. Вот что хуже всего.
Голова раскалывалась от тупой, пульсирующей боли, но боль в боку была просто невыносимой. Ларейн знал, что раны необходимо промыть и перевязать, но воды у него не было, и исправить это положение он не мог.
Время шло, полоска тени, в которой он сидел, становилась все уже и уже. Над каменистой землей дрожало раскаленное знойное марево. Извиваясь в причудливом танце, проносились песчаные вихри. Наконец жара сморила его, глаза закрылись, и он уснул. Лицо его блестело от пота, а тело вконец онемело от терзающей его боли.
Высоко в небе парил канюк, затем прилетел еще один. Прошло довольно много времени, прежде чем Брет открыл глаза. Шатаясь от слабости, он поднялся с земли, вглядываясь затуманенными от боли глазами в наступающие сумерки и багряно-золотистые вершины далеких гор. Скоро отправляться в дорогу.
Привычным движением Ларейн коснулся револьвера. Всего один выстрел — и больше никаких волнений. Всего один — и конец боли, конец всем неприятностям. Но тут он вспомнил о Марте, представил, как она ждет его на пороге, защищая рукой глаза от солнца, как, радостно улыбнувшись, легко сбегает по ступенькам… За последнее время они стали очень близки.
Ларейн взглянул на револьвер. Они оставили его, даже не допуская мысли, что он сможет им воспользоваться. Не исключено, что они правы…
Марте нужны эти деньги. Вся ее дальнейшая жизнь в «Хиден-Вэлли» зависит от них. Только благодаря ему ей удалось собрать приличное стадо и отправить его на рынок. И теперь, оставшись одна, без него и без денег, она ничего не сможет сделать. А так как он во всем доверял Гею, то она тоже станет верить ему.
Брет Ларейн провел распухшим неповоротливым языком по пересохшим и растрескавшимся губам. Затем, держась за скалу, встал и оглядел пустыню. Солнце уже село, над пустыней повеяло легкой прохладой. Он подождал еще немного, собираясь с силами, а затем оттолкнулся от скалы и зашагал.
Он был очень слаб, но продолжал упорно идти, не сводя глаз с далеких гор. Пройдя полмили, Ларейн осторожно опустился на валун, чтобы передохнуть. Рядом валялся корень меските — вполне сойдет за костыль. Десять минут спустя он встал и отправился дальше.
На землю спустилась ночная тьма, но он упорно двигался вперед. Один раз откуда-то издалека до него донесся вой койота, в другой раз у самых его ног прошмыгнул и скрылся в зарослях чольи пугливый кролик.
Ларейн шел и шел, иногда останавливался, чтобы передохнуть, а потом опять продолжал свой нелегкий путь. Однажды он споткнулся и упал и довольно долго не мог подняться. Ночная прохлада приятно холодила его тело, хотя горло пылало от жажды.
Когда Ларейн открыл глаза, на востоке уже посветлело. С трудом поднявшись на ноги, он отправился дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26