ПРИМ ТЕХ. Стекающими черными
заглавными буквами.
- Кто такие Прим Тех?
- Не мы, босс. - Она вскарабкалась по шатающейся алюминиевой лестнице
и исчезла в дыре, проделанной в листе гофрированного пластика. -
"Примитивная техника, примитивная технология." - Пластик приглушал ее
голос. Я последовал за ней вверх, стараясь быть поосторожнее с больным
запястьем. - Прим Техи, они бы сочли бездарным твой трюк с дробовиком.
Часом позже я протиснул себя через еще одну дыру, на этот раз
небрежно выпиленную в перекосившемся фанерном листе, и встретил своего
первого Прим Теха.
- Все в порядке, - сказала Молли, ее ладонь опустилась мне на плечо.
- Это всего лишь Пес. Эй, Пес.
В узком луче от ее фонаря он рассматривал нас своим единственным
глазом, медленно высовывая длинный серый язык и облизывая огромные собачьи
клыки. Я удивился, почему они называют трансплантацию челюстной ткани
добермана примитивной технологией. Иммуноподавители на деревьях особенно
не растут.
- Молл. - Увеличенные зубы мешали его речи. Ручеек слюны стекал с его
искривившейся нижней губы. - Услышал твое приближение. Давно. - Ему должно
было быть пятнадцать, но клыки и яркая мозаика шрамов складывались с
пустующей глазницей в абсолютно звериную маску. Требовалось время и
художественный вкус, чтобы создать такое лицо, и, как сообщало мне его
позерство, он за ним наслаждался жизнью. Он носил истлевшие джинсы -
черные, покрытые глубоко въевшейся грязью и лоснящиеся на складках. Грудь
ничем не прикрыта, ноги босы. Он изобразил что-то своим ртом, что должно
было обозначать ухмылку. - Шел за вами следом.
Далеко внизу послышались крики разносчика воды.
- Прыгаешь по струнам, Пес? - Она направила свой фонарь в сторону, и
я увидел тонкие канаты, привязанные к крючьям-болтам, тянущиеся к краю
платформы и исчезающие за ним в темноте.
- Убери этот чертов свет!
Она щелчком отжала кнопку.
- Почему тот, кто вас преследует, идет без света?
- Он в нем не нуждается. Он - плохая новость, Пес. Если твои часовые
попробуют поставить ему подножку, они прибудут домой легко
транспортабельными частями.
- Это друг нашего друга, Молл? - Его голос звучал тревожно. Я
услышал, как он переступает с ноги на ногу на изношенной фанере.
- Нет. Но он мой. А вот этот, - похлопывая по моему плечу, - он друг.
Уловил?
- Конечно, - сказал он без особого энтузиазма, шагая к краю
платформы, где были крючья-болты. Он начал дергать канаты, передавая
какое-то сообщение.
Ночной Город простирался внизу, как игрушечная деревушка для крыс;
крохотные окошки озарялись светом свечей, и только очень немногие - резкие
яркие квадраты, освещенные фонарями на батареях и ацетиленовыми лампами. Я
представил себе стариков за их бесконечной игрой в домино под теплыми
жирными каплями воды, падающими с влажного стиранного белья, висящего на
жердях между фанерными лачугами. Затем я попробовал представить его,
терпеливо карабкающегося вверх сквозь тьму в своих шортах и уродливой
туристической рубашке. Легко и не торопясь. Каким образом он нас выследил?
- Отлично, - сказала Молли. - Он нас чует.

- Сигарету? - Пес вытащил мятую пачку из кармана и выдавил
расплющенную сигарету. Я бросил взгляд на торговую марку, пока он зажигал
ее для меня кухонной спичкой. Йехьян Филтерз. Сигаретная фабрика
Бейджинга. Я решил, что Прим Техи работали на черном рынке. Пес и Молли
вернулись к своему спору, который, казалось, вращался вокруг желания Молли
воспользоваться какой-то специальной частью имущества Прим Техов.
- Я оказала тебе целую кучу услуг, приятель. Мне нужен этот пол. И
мне нужна музыка.
- Ты не принадлежишь к Прим Техам...
Так продолжалось, наверное, большую часть скрученного километра, Пес
вел нас вперед по качающимся навесным мостам и вверх по веревочным
лестницам. Прим Техи клеят свою паутину и потайные места к ткани города
толстыми сгустками эпоксидной смолы и спят над бездной в сетчатых гамаках.
Их место обитания настолько шаткое, что местами оно состоит лишь из
креплений для рук и ног, выпиленных в опорах геодезики.
Смертельный Пол, так она его назвала. Карабкаясь следом за ней, мои
новые туфли Эдди Бэкса скользили на стертом металле и сырой фанере; я
пытался угадать, каким образом это место может быть более гибельным, чем
остальная часть территории. В то же время я чувствовал, что протесты Пса
были символическими и что она уже ожидала это получить, чего бы там она не
хотела.
Где-то внизу Джонс кружил в своей цистерне, чувствуя приближение
наркотической ломки. Полиция докучала завсегдатаям Дрома вопросами о
Ральфи. Чем он занимался? С кем он был до того, как вышел из Дрома? Якудзы
опускались своей призрачной громадой на городские банки данных, зондируя в
поисках мельчайших моих отражений пронумерованные отчеты, протоколы служб
безопасности, коммунальные счета. У нас информационная экономика. Этому
они тебя учат в школе. Чего они не говорят тебе, так это что невозможно
двигаться, жить, действовать на каком-либо уровне, не оставляя следов,
кусочков, кажущихся бессмысленными, фрагментов информации личного
свойства. Фрагментов, которые могут быть извлечены, усилены...
Сейчас пират уже должен был направить наше сообщение в очередь для
закрытой передачи на коммуникационный спутник Якудз. Простое сообщение:
отзовите собак, или мы про транслируем вашу программу во всех диапазонах.
Программа. У меня не было ни малейшего представления, что она
содержала. И нет до сих пор. Я пою песню, не понимая смысла. Вероятно, это
были исследовательские данные, - Якудзы, попавшиеся на усовершенствованных
методах промышленного шпионажа. Милое дело, воровать у Оно-Сендай
как-само-собой-разумеется и вежливо требовать выкупа, угрожая затупить
исследовательский край конгломерата, сделав продукт достоянием
общественности.
Но почему их игра не сложилась? Не будут ли они счастливее, имея
что-то для торговли с Оно-Сендай, счастливее, чем они были бы с одним
мертвым Джонни из Переулка Торговцев Памятью?
Их программа была на своем пути к адресату в Сиднее, к месту, где
держали письма для клиентов и не задавали вопросов, если ты внес скромную
предварительную плату. Наземная почта, четвертый класс. Я стер большую
часть второй копии и записал наше сообщение в образовавшийся промежуток,
оставляя ровно столько от программы, чтобы можно было определить ее
подлинность.
Мое запястье болело. Я хотел остановиться, прилечь, уснуть. Я знал,
что я скоро потеряю хватку и упаду, знал, что острые черные туфли,
купленные для вечера как Эдди Бэксом, потеряют точку опоры и понесут меня
вниз в Ночной Город. Но он возник в моем воображении как дешевая
религиозная голограмма, светящаяся увеличенная микросхема в своей
Гавайской рубашке, точно разведснимок какого-то обреченного городского
микроорганизма.
И я следовал за Псом и Молли через небеса Прим Техов, - наскоро
собранные и построенные из мусора, который не был нужен даже Ночному
Городу.
Смертельный Пол был квадратом со стороной в восемь метров. Какой-то
гигант продел стальной трос через свалку и туго ее натянул. Она скрипела,
когда двигалась, а двигалась она постоянно, качаясь и осциллируя, пока
собирающиеся Прим Техи размещались на окружавшем Пол фанерном карнизе.
Древесина лоснилась от времени, полированная долгим использованием;
глубоко изрезанная инициалами, угрозами, проявлениями страсти. Она
поддерживалась отдельным набором тросов, теряющихся в темноте за резкой
границей конусов света от двух древних прожекторов, висящих над Полом.
Девушка с зубами, как у Пса, приземлилась на Пол на четвереньках. На
груди вытатуированы синие спирали. Затем она пробралась по нему, смеясь,
борясь с парнем, который пил темную жидкость из литровой фляжки.
Мода Прим Техов тяготела к шрамам и татуировкам. И зубам.
Электричество, которое они воровали для освещения Смертельного Пола, было,
казалось, исключением в их эстетике, созданной для... обряда, спорта,
искусства? Я не знал, но мог догадываться, что Пол был чем-то особенным.
Он выглядел так, словно собирался на протяжении поколений.
Я держал бесполезный дробовик под курткой. Его твердость и тяжесть
успокаивали, хотя у меня больше не было патронов. До меня наконец дошло,
что я совершенно не понимаю, что на самом деле произошло, или должно было
произойти. И это и было природой моей игры, потому что я провел большую
часть своей жизни как слепое хранилище для заполнения знаниями других
людей, - чтобы выплескивать синтетическую информацию, которую сам никогда
не понимал. Техничный малый. Профессионал. Точно.
И тут я заметил, как притихли Прим Техи.
Он был там, на границе света, разглядывая Смертельный Пол и галерею
молчащих Прим Техов со спокойствием туриста. И когда наши глаза
встретились, мы узнали друг друга; в мозгу сразу возникла картина. Париж,
длинный электробус Мерседес, проплывающий сквозь дождь в сторону Нотр
Дама; оранжереи на колесах, японские лица за стеклом, и сотни Найконов,
поднимающиеся в слепом фототропизме, цветы из стали и стекла. За его
глазами в момент, когда они нашли меня, были те жужжащие затворы.
Я поискал глазами Молли Миллионс, но она исчезла.
Прим Техи раздвинулись, позволяя ему шагнуть на скамью. Он
поклонился, улыбаясь, и легко вылез из сандалий, оставив их лежать
абсолютно ровно, а затем шагнул вниз на Смертельный Пол. Он двинулся ко
мне через движущийся конвейер хлама так же легко, как любой турист,
прогуливающийся по синтетическому ворсу в любом заурядном отеле.
Молли приземлилась на Пол.
Пол взвыл.
Он был снабжен микрофонами и усилителями; регуляторы, двигавшиеся по
четырем толстым спиральным пружинам в углах, и контактные микрофоны,
приклеенные лентой в произвольных местах к ржавеющим частях механизмов.
Где-то у Прим Техов были усилитель и синтезатор, и теперь я мог разглядеть
колонки над головой, над жестокой белизной прожекторов.
Раздался мерный электронный рокот ударных, как пропущенное через
усилитель сердцебиение, ровное, как звуки метронома.
Молли сбросила кожаную куртку и ботинки; футболка была без рукавов,
слабые следы имплантированных в Чиба Сити проводов бежали вдоль ее тонких
рук. Ее кожаные джинсы блестели под прожекторами. Она начала танцевать.
Она согнула колени, белые ступни ног напряглись на расплющенном
бензобаке, и Смертельный Пол начал вздыматься в ответ. Звук, который он
издавал, был словно глас Армагеддона, как будто канаты, поддерживающие
небеса, лопались и скручивались.
Он качался вместе с Полом в течении нескольких сердцебиений; потом он
начал двигаться, профессионально отслеживая движения Пола, как человек,
перешагивающий с одного плоского камня на другой в декоративном садике.
Он вытянул кончик своего большого пальца с грацией человека,
привыкшего к элегантным жестам, и швырнул в нее. Под светом прожекторов
нить переливалась полосками радуги. Она бросилась на пол и перекатилась,
вскакивая на ноги, когда молекула просвистела мимо; стальные когти
появились на свет как подобие автоматического защитного оскала.
Ритм барабанов ускорился, Молли подпрыгивала в такт, ее темные волосы
растрепались вокруг пустых зеркальных линз, рот сжат в тонкую линию, губы
напряжены. Смертельный Пол гремел и ревел, Прим Техи кричали в
возбуждении.
Он укоротил нить до метра - свистящий круг призрачного полихрома - и
вращал ее перед собой. Беспалая рука на уровне груди. Щит.
Молли, казалось, освободила что-то внутри себя. Теперь по-настоящему
начался ее танец бешеной собаки. Она прыгнула, извиваясь, делая выпады в
стороны, и приземлилась обеими ногами на сделанный из какого-то сплава
блок двигателя, прицепленный к одной из спиральных пружин. Захваченный
вихрем звука, я закрыл уши руками и упал на колени, полагая, что
Смертельный Пол и скамьи уже падали вниз, вниз в Ночной Город. И я
представил, как мы проламываемся сквозь лачуги, мокрое стиранное белье, и
взрываемся на мостовой, словно гнилые фрукты. Но тросы держались, и
Смертельный Пол вздымался и опускался, как обезумевшее металлическое море.
И Молли танцевала на нем.
И под конец, как раз перед тем, как он сделал свой последний бросок,
я увидел на его лице странное, словно не принадлежащее ему выражение.
1 2 3 4