Если бы его худшие подозрения оправдались, что собственно и произошло, через три часа уже некому было отменить отправку почты, и умная машина сделала свое дело.
— Да, — соглашается с ним Михаил. Он был в Швейцарии, и наблюдал за повторным, более тщательным расследованием гибели, которое проводило уже частное агентство по моему настоянию. — Там тоже не все гладко. Нет ни каких следов, это правда. Но существуют десятки способов вырубить человека на несколько секунд, даже не попадаясь ему на глаза: лазеры, и прочие электронные штучки. А на таком вираже на секунду ослабленное внимание может оказаться фатальным. К тому же есть, некое косвенное доказательство. На подъемнике заметили, что вместе с Егором в последнюю вагонетку запрыгнул некто в красном костюме инструктора. Это даже несколько успокоило людей на подъемнике. Потому что близилось ненастье, и одинокий лыжник подвергал себя риску, хотя остановить его еще не было законных оснований: заперт пришел через насколько минут, после того, как вагонетка достигла вершины. Но вот «красный» лыжник куда-то пропал.
— Но ответьте мне тогда на простейший вопрос, если Егор чувствовал, что подвергнется нападению именно в этот день, зачем он вообще отправился на маршрут? Отказ не вызывал бы ни у кого ни малейших подозрений. С утра все только и говорили о том, что погода резко портится… — не унимаюсь я — А ты, разве, не лучше всех нас знала Егора? Попробуй рассуждать с позиций его логики. Он лишен сентиментов, знает, с кем имеет дело, и понимает, что обречен. Бежать в полицию, возвращаться в Москву, информировать меня — все пустые хлопоты. Они все равно найдут способ убить его, но в случае, если почувствуют, что он знает и собирается противостоять этому, наверняка будут действовать осторожнее вдвойне, и главное, найдут способ, обезопасить завещание от внесения корректив. Это главное. Он это понимает, и решает принять смерть по их первоначальному плану, но крепко «надуть» их в главном. Кажется, так говорят у вас в таких случаях — «надуть»?. И он победил! — с логикой Гвидо спорить трудно. К тому же я вспоминаю свой давешний сон, еще там, у себя дома. Егор ведь говорил что-то подобное, про обман и про победу. Что ж, возможно, все было именно так.
— Но, в принципе, это не имеет такого уж принципиального значения, — примирительно говорит Гвидо — меняется ведь только степень мужества, проявленная Егором — то ли он шел на маршрут не зная, способа казни, то ли он отправлялся, поняв, что запрограммирован на гибель, и с этим уж точно ничего нельзя поделать. Но в любом случае, он что — то знал, или по, крайней мере, чувствовал, отсюда и фокус с электронной почтой. Проверить эту хитрую программу в памяти компьютера, они не догадались.
— И тогда они попытались спорить с банком?
— Не — е — т! Что ты! Даже они понимают, что это бесполезно, если первоклассный банк принял решение…
— Но первоклассный банк ведь не сразу принял решение?
— Ну, это детали, касающиеся наших внутренних взаимоотношений. Важнее то, что мы его приняли, и адвокаты, ушли ни с чем, собственно с тем, на что и рассчитывали. Иначе, они прислали бы более маститых.
— Да. И началась изощренная атака на тебя — адвокат смотрит на меня, словно до сих пор не верит, что я выстояла.
— Да не смотри ты так, — не выдерживаю я, — нет тут моей прямой заслуги, я же шла пить эти Мусины таблетки, только молилась перед этим так, как никогда в жизни, и Господь, а вернее, Матерь Божья послала мне избавление — Своеобразное, надо сказать. — впервые за весь вечер подает голос Игорь. Третий мой гость сегодня.
— Не богохульствуй, прошу тебя!
— Ну, хорошо, не буду. Но ты к счастью, не видела своей физиономии, а вернее того, что от нее осталось, после этого чертового маньяка — наркомана.
Самое страшное было горло — там классически разрез — от уха к уху. При таких, не выживают, как правило. Все остальное волновало меня меньше. Я например, был уверен, что этот подонок выколол ей оба глаза, но на это было тогда плевать. Пусть слепая, главное, чтобы жила.
— Ну, ничего себе — плевать! Я не имел чести знать мадам ранее, но теперь ее лицо достойно украшать обложки лучших журналов.
— Спасибо, Гвидо! Но пока это еще не мое лицо.
— Ничего, привыкнешь. Еще удивляться будешь, глядя на фотографии прошлых лет: кто это там такой корявенький?
— Ну, знаешь, корявенькой я никогда не была…
— Знаю, знаю, успокойся. Уж я — то единственный из всех знаю.
— А к слову, почему ее привезли к вам в клинику, ведь могли — куда угодно… и не было бы лица с обложки… И вообще ничего не было, этот тип, он, между просим караулил свою бывшую подружку с твердым намерением ее укокошить. Попытки, должен сказать, предпринимал неоднократно.
— И его не забрали в полицию? — этого Гвидо понять не может — Нет, у нас не любят возиться с психопатами, а у него стопроцентная справка из психушки. А к нам доставили, точно по провидению Божьему.
Приемная «Склифа» взмолилась — они были под завязку, а у нее в сумке вдруг оказалась моя визитная карточка — позвонили на всякий случай, к счастью — застали…
— Он же еще и наркоман? — не унимается Гвидо — Что-то я не замечал, чтобы у вас наркоманов отправляли за решетку.
Вот бесплатные наркотики из автобуса раздают — это видел лично..
— Но это часть программы против СПИДа. В автобусе — разовые шприцы, и вообще — гигиена. Но если человек социально опасен…
— А кто это доказал, до сего момента?
— Но это не правильно, есть же соответствующие службы — Оставьте! Вы никогда не поймете друг друга. Это Россия, Гвидо, вы же сами часто повторяете это, когда сказать больше нечего — Да, вы правы.
— И оставьте вы в покое этого маньяка. Слава Богу, я жива, и подружка его жива, а он, наконец, там, где ему быть полагается. В конце концов, я намерена даже принять участие в его судьбе, ведь некоторым образом он меня все же спас…
— Ну, это уже без меня…
— Да, это сугубо личное. И ты еще подумай на эту тему как следует.
Однако, если вернуться к той программе доведения тебя до самоубийства, которую этот псих буквально раскромсал своим скальпелем, то она была почти совершенна, Потому я и смотрю на тебя с таким восторгом. Не удивлением, а восторгом. Уж слишком долго ты продержалась.
— Да не так, чтобы очень, всего-то сорок дней.
— Да, сорок. Но чего они только не изобразили за эти сорок дней. Своих людей в бутик устроили, платье подобрали, фотографию страшную изобразили и в одном экземпляре журнал напечатали. Ты ведь сразу не могла вспомнить, что это был за журнал? Я чудом на типографию вышел.
— А почему они были так уверены, что я обязательно зайду в этот бутик?
— А потому, что ты, извини уж, известная барахольщица. А тут еще дома засиделась, и Муся, по инструкции Дарьи плавно тебя к мысли пойти прогуляться подвела. А на улице за тобой демонстративно шли. Ты слежку распознать не умела, не профи, зато тревога и страх появились сразу же, как у любого нормального человека, за которым начинают следить практически в упор. А дальше — дело техники: яркая витрина, воспоминания о прошлой жизни — и ловушка захлопнулась.
— Да, виртуозно.
— Ничего виртуозного. Сложнее было с могилой, ее надо было держать, а это даже могильщиков наталкивало на разные несвойственные им размышлениями.
— А могильщики были настоящие?
— Первые? Да! Я с ними три бутылки водки выпил, пока все подробности и детали вспоминали. А вот третий, как ты называешь его «кладбищенский мастер»
— тот явно подсадной казачок, который караулил бы тебя хоть до рассвета. И к разговору был готов, не сомневайся. Очень убедительному, правильному, разговору, после которого ты, может, свои таблетки прямо у могилки бы и скушала. Так что благодари Бога, что пожалела старика, пугать не стала.
Старик-то был не из пугливых.
— Но вот идея с одеколоном и топотом на лестнице, по — моему, не из самых удачных. Призраки не пахнут, и не топочут — Да? А кто об этом думает в такой момент? Ты ее спроси. Она ведь сначала до смерти испугалась. Так? А испуганный человек менее всего склонен анализировать, он действует импульсивно, эмоционально. А тут извольте — еще один эмоциональный удар. Запах из прошлого. Нет, не соглашусь я с тобой.
Задумано и исполнено тоже на высоком уровне. Главное — нужный эффект был достигнут?
— Да уж, был. Отрицать не стану. К тому же, откуда мне знать — пахнут призраки или нет? Ну а женщина в церкви, и Кассандра — это сама знаменитая Дарья.
— Да, и модель на фото тоже она, странно, что ты этого не разглядела, это наверняка усилило бы эффект воздействия. И работала она с тобой очень профессионально, что, собственно было не трудно. У нее было два сензитива — человека, проникших в твое сознание — глубже некуда: Егор и Муся. Но все равно, техника, по заключению наших экспертов, продемонстрирована отменная.
Собственно, все прочее было прелюдией, а откровенно и прямо запрограммировала тебя на самоубийство именно она. Причем, красиво, теоретически выверено, гармонично. Прости, что напоминаю.
— Ну, из песни слово не выкинешь. Не понимаю, только зачем она так вытягивала из Егора информацию обо мне, и зачем поначалу, пока еще Егор был вполне управляем, приставили ко мне Мусю.
— На всякий случай. А случаи, поверь, бывают всякие. Егор был управляем, но не ощущать его твердости и хитрости, она не могла. Потом, не забывай, она отменный специалист, и к тому же, женщина: не понимать, что до конца он тебя не разлюбил, и потому ей не принадлежит, она не могла. Потому нужен был постоянный контроль за его мыслями и постоянное, на уровне его подсознания противостояние с тобой. Ну а Муся? Муся была приставлена поначалу на случай всяких выходок с твоей стороны. От тебя ведь ожидали чего угодно: могла броситься искать Егора и требовать объяснений — Пыталась…
— Ну, вот видишь. Могла, в конце концов, разжалобить его, и вернуть обратно. Могла, в припадке ревности просто прибить любимого, или нанять киллеров — Нет, киллеров — вряд ли. Сама — да, могла бы, и подумывала об этом нередко — Я тоже почему-то не представляю мадам заключающую сделку с киллером, но вот с пистолетом в руке — очень даже хорошо представляю. О! Это впечатляет!
— Вот — вот, их, это тоже, видимо, впечатляло, и потому Муся была пришита к твоей юбке намертво.
— Да, и только когда Егор погиб, она рискнула оставить меня в одиночестве, видимо надо было быть рядом с сестрой. Так был ли он для нее только объектом?
— Не знаю, и никто не знает. Егор был яркой личностью. А она, при всей своей мерзости, все же — женщиной. Все могло быть. Может, когда ни-будь судьба сведет вас и она пожелает тебе все рассказать Не знаю, я адвокат, а прежде — сыщик, мне такие тонкие материи не доступны.
— Кстати, ее так и не нашли.?
— Нет, исчезла на следующий день после того, как все рассыпалось Теперь ее будут прятать долго, если не упрятали навсегда — Да-а, это вполне возможно — А эта аморфная дрянь объявила меня покойником.
— Успокойся, значит, жить будешь долго. К тому же ей нужен был повод отлучиться, а ты в тот момент оказался очень удобной кандидатурой: уезжал оперировать за границу, возможно надолго, поговаривали — навсегда.
— Дураки, поговаривали.
— А Мусе, кстати, пришлось очень нелегко в эти дни. С одной стороны, ей надо было подготовить тебя к мысли о том, что ты нужна Егору на том свете и обязана за ним последовать, а с другой — ты ни в коем случае не должна была этого почувствовать. Наоборот.
— Да, это был хороший спектакль с рекламой платья, которая ее так расстроила, и с фильмом, который я, вроде бы, не должна смотреть.
— А потом нужно было оставить тебя одну, но так, чтобы ты сама себя чувствовала в этом виноватой.
— Это тоже удалось.
— Дальше была самая главная их мулька, с интернетом.
— Это конечно, Кассандра? В смысле, Дарья?
— Не факт. То есть, общалась с тобой она — вне всякого сомнения. Так воспроизвести манеру речи и лексику Егора могла только она. Но вот автор идеи — человек очень серьезный, это мог быть кто-то из самой верхушки. Уж очень нестандартное, при нынешнем российском компьютерном отставании, решение.
— У нас нет отставания, но, по-моему, еще никто не додумался вещать от имени мертвых.
— Так это Россия, Гвидо!
— Да, да Россия. Я помню.
— Так что автора предъявить не могу, и сам о том сильно сожалею, большого ума человек. Просто хотелось бы в глаза взглянуть. Ну, подушка в одеколоне, записка на зеркале — это ясно, Мусиных рук дело. Что там еще?
Службы побудки в городской телефонной сети, разумеется, нет — Нет?!!
— Это…
— … Россия… Я понял, понял, но все время забываю, простите. Многое очень похоже — Мы понимаем, и сами иногда забываем…
— Вот, это, пожалуй, все, остальное мелкие незначительные детали…
— Например, как она интересовалась у меня, жив ли я?
— Слушай, при твоей профессии надо иметь более крепкие нервы…
— Ладно, не спорьте. Все так все. Слава Богу, что все.
— Знаете, мы часто сегодня поминаем Бога, и я вот что вспомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Да, — соглашается с ним Михаил. Он был в Швейцарии, и наблюдал за повторным, более тщательным расследованием гибели, которое проводило уже частное агентство по моему настоянию. — Там тоже не все гладко. Нет ни каких следов, это правда. Но существуют десятки способов вырубить человека на несколько секунд, даже не попадаясь ему на глаза: лазеры, и прочие электронные штучки. А на таком вираже на секунду ослабленное внимание может оказаться фатальным. К тому же есть, некое косвенное доказательство. На подъемнике заметили, что вместе с Егором в последнюю вагонетку запрыгнул некто в красном костюме инструктора. Это даже несколько успокоило людей на подъемнике. Потому что близилось ненастье, и одинокий лыжник подвергал себя риску, хотя остановить его еще не было законных оснований: заперт пришел через насколько минут, после того, как вагонетка достигла вершины. Но вот «красный» лыжник куда-то пропал.
— Но ответьте мне тогда на простейший вопрос, если Егор чувствовал, что подвергнется нападению именно в этот день, зачем он вообще отправился на маршрут? Отказ не вызывал бы ни у кого ни малейших подозрений. С утра все только и говорили о том, что погода резко портится… — не унимаюсь я — А ты, разве, не лучше всех нас знала Егора? Попробуй рассуждать с позиций его логики. Он лишен сентиментов, знает, с кем имеет дело, и понимает, что обречен. Бежать в полицию, возвращаться в Москву, информировать меня — все пустые хлопоты. Они все равно найдут способ убить его, но в случае, если почувствуют, что он знает и собирается противостоять этому, наверняка будут действовать осторожнее вдвойне, и главное, найдут способ, обезопасить завещание от внесения корректив. Это главное. Он это понимает, и решает принять смерть по их первоначальному плану, но крепко «надуть» их в главном. Кажется, так говорят у вас в таких случаях — «надуть»?. И он победил! — с логикой Гвидо спорить трудно. К тому же я вспоминаю свой давешний сон, еще там, у себя дома. Егор ведь говорил что-то подобное, про обман и про победу. Что ж, возможно, все было именно так.
— Но, в принципе, это не имеет такого уж принципиального значения, — примирительно говорит Гвидо — меняется ведь только степень мужества, проявленная Егором — то ли он шел на маршрут не зная, способа казни, то ли он отправлялся, поняв, что запрограммирован на гибель, и с этим уж точно ничего нельзя поделать. Но в любом случае, он что — то знал, или по, крайней мере, чувствовал, отсюда и фокус с электронной почтой. Проверить эту хитрую программу в памяти компьютера, они не догадались.
— И тогда они попытались спорить с банком?
— Не — е — т! Что ты! Даже они понимают, что это бесполезно, если первоклассный банк принял решение…
— Но первоклассный банк ведь не сразу принял решение?
— Ну, это детали, касающиеся наших внутренних взаимоотношений. Важнее то, что мы его приняли, и адвокаты, ушли ни с чем, собственно с тем, на что и рассчитывали. Иначе, они прислали бы более маститых.
— Да. И началась изощренная атака на тебя — адвокат смотрит на меня, словно до сих пор не верит, что я выстояла.
— Да не смотри ты так, — не выдерживаю я, — нет тут моей прямой заслуги, я же шла пить эти Мусины таблетки, только молилась перед этим так, как никогда в жизни, и Господь, а вернее, Матерь Божья послала мне избавление — Своеобразное, надо сказать. — впервые за весь вечер подает голос Игорь. Третий мой гость сегодня.
— Не богохульствуй, прошу тебя!
— Ну, хорошо, не буду. Но ты к счастью, не видела своей физиономии, а вернее того, что от нее осталось, после этого чертового маньяка — наркомана.
Самое страшное было горло — там классически разрез — от уха к уху. При таких, не выживают, как правило. Все остальное волновало меня меньше. Я например, был уверен, что этот подонок выколол ей оба глаза, но на это было тогда плевать. Пусть слепая, главное, чтобы жила.
— Ну, ничего себе — плевать! Я не имел чести знать мадам ранее, но теперь ее лицо достойно украшать обложки лучших журналов.
— Спасибо, Гвидо! Но пока это еще не мое лицо.
— Ничего, привыкнешь. Еще удивляться будешь, глядя на фотографии прошлых лет: кто это там такой корявенький?
— Ну, знаешь, корявенькой я никогда не была…
— Знаю, знаю, успокойся. Уж я — то единственный из всех знаю.
— А к слову, почему ее привезли к вам в клинику, ведь могли — куда угодно… и не было бы лица с обложки… И вообще ничего не было, этот тип, он, между просим караулил свою бывшую подружку с твердым намерением ее укокошить. Попытки, должен сказать, предпринимал неоднократно.
— И его не забрали в полицию? — этого Гвидо понять не может — Нет, у нас не любят возиться с психопатами, а у него стопроцентная справка из психушки. А к нам доставили, точно по провидению Божьему.
Приемная «Склифа» взмолилась — они были под завязку, а у нее в сумке вдруг оказалась моя визитная карточка — позвонили на всякий случай, к счастью — застали…
— Он же еще и наркоман? — не унимается Гвидо — Что-то я не замечал, чтобы у вас наркоманов отправляли за решетку.
Вот бесплатные наркотики из автобуса раздают — это видел лично..
— Но это часть программы против СПИДа. В автобусе — разовые шприцы, и вообще — гигиена. Но если человек социально опасен…
— А кто это доказал, до сего момента?
— Но это не правильно, есть же соответствующие службы — Оставьте! Вы никогда не поймете друг друга. Это Россия, Гвидо, вы же сами часто повторяете это, когда сказать больше нечего — Да, вы правы.
— И оставьте вы в покое этого маньяка. Слава Богу, я жива, и подружка его жива, а он, наконец, там, где ему быть полагается. В конце концов, я намерена даже принять участие в его судьбе, ведь некоторым образом он меня все же спас…
— Ну, это уже без меня…
— Да, это сугубо личное. И ты еще подумай на эту тему как следует.
Однако, если вернуться к той программе доведения тебя до самоубийства, которую этот псих буквально раскромсал своим скальпелем, то она была почти совершенна, Потому я и смотрю на тебя с таким восторгом. Не удивлением, а восторгом. Уж слишком долго ты продержалась.
— Да не так, чтобы очень, всего-то сорок дней.
— Да, сорок. Но чего они только не изобразили за эти сорок дней. Своих людей в бутик устроили, платье подобрали, фотографию страшную изобразили и в одном экземпляре журнал напечатали. Ты ведь сразу не могла вспомнить, что это был за журнал? Я чудом на типографию вышел.
— А почему они были так уверены, что я обязательно зайду в этот бутик?
— А потому, что ты, извини уж, известная барахольщица. А тут еще дома засиделась, и Муся, по инструкции Дарьи плавно тебя к мысли пойти прогуляться подвела. А на улице за тобой демонстративно шли. Ты слежку распознать не умела, не профи, зато тревога и страх появились сразу же, как у любого нормального человека, за которым начинают следить практически в упор. А дальше — дело техники: яркая витрина, воспоминания о прошлой жизни — и ловушка захлопнулась.
— Да, виртуозно.
— Ничего виртуозного. Сложнее было с могилой, ее надо было держать, а это даже могильщиков наталкивало на разные несвойственные им размышлениями.
— А могильщики были настоящие?
— Первые? Да! Я с ними три бутылки водки выпил, пока все подробности и детали вспоминали. А вот третий, как ты называешь его «кладбищенский мастер»
— тот явно подсадной казачок, который караулил бы тебя хоть до рассвета. И к разговору был готов, не сомневайся. Очень убедительному, правильному, разговору, после которого ты, может, свои таблетки прямо у могилки бы и скушала. Так что благодари Бога, что пожалела старика, пугать не стала.
Старик-то был не из пугливых.
— Но вот идея с одеколоном и топотом на лестнице, по — моему, не из самых удачных. Призраки не пахнут, и не топочут — Да? А кто об этом думает в такой момент? Ты ее спроси. Она ведь сначала до смерти испугалась. Так? А испуганный человек менее всего склонен анализировать, он действует импульсивно, эмоционально. А тут извольте — еще один эмоциональный удар. Запах из прошлого. Нет, не соглашусь я с тобой.
Задумано и исполнено тоже на высоком уровне. Главное — нужный эффект был достигнут?
— Да уж, был. Отрицать не стану. К тому же, откуда мне знать — пахнут призраки или нет? Ну а женщина в церкви, и Кассандра — это сама знаменитая Дарья.
— Да, и модель на фото тоже она, странно, что ты этого не разглядела, это наверняка усилило бы эффект воздействия. И работала она с тобой очень профессионально, что, собственно было не трудно. У нее было два сензитива — человека, проникших в твое сознание — глубже некуда: Егор и Муся. Но все равно, техника, по заключению наших экспертов, продемонстрирована отменная.
Собственно, все прочее было прелюдией, а откровенно и прямо запрограммировала тебя на самоубийство именно она. Причем, красиво, теоретически выверено, гармонично. Прости, что напоминаю.
— Ну, из песни слово не выкинешь. Не понимаю, только зачем она так вытягивала из Егора информацию обо мне, и зачем поначалу, пока еще Егор был вполне управляем, приставили ко мне Мусю.
— На всякий случай. А случаи, поверь, бывают всякие. Егор был управляем, но не ощущать его твердости и хитрости, она не могла. Потом, не забывай, она отменный специалист, и к тому же, женщина: не понимать, что до конца он тебя не разлюбил, и потому ей не принадлежит, она не могла. Потому нужен был постоянный контроль за его мыслями и постоянное, на уровне его подсознания противостояние с тобой. Ну а Муся? Муся была приставлена поначалу на случай всяких выходок с твоей стороны. От тебя ведь ожидали чего угодно: могла броситься искать Егора и требовать объяснений — Пыталась…
— Ну, вот видишь. Могла, в конце концов, разжалобить его, и вернуть обратно. Могла, в припадке ревности просто прибить любимого, или нанять киллеров — Нет, киллеров — вряд ли. Сама — да, могла бы, и подумывала об этом нередко — Я тоже почему-то не представляю мадам заключающую сделку с киллером, но вот с пистолетом в руке — очень даже хорошо представляю. О! Это впечатляет!
— Вот — вот, их, это тоже, видимо, впечатляло, и потому Муся была пришита к твоей юбке намертво.
— Да, и только когда Егор погиб, она рискнула оставить меня в одиночестве, видимо надо было быть рядом с сестрой. Так был ли он для нее только объектом?
— Не знаю, и никто не знает. Егор был яркой личностью. А она, при всей своей мерзости, все же — женщиной. Все могло быть. Может, когда ни-будь судьба сведет вас и она пожелает тебе все рассказать Не знаю, я адвокат, а прежде — сыщик, мне такие тонкие материи не доступны.
— Кстати, ее так и не нашли.?
— Нет, исчезла на следующий день после того, как все рассыпалось Теперь ее будут прятать долго, если не упрятали навсегда — Да-а, это вполне возможно — А эта аморфная дрянь объявила меня покойником.
— Успокойся, значит, жить будешь долго. К тому же ей нужен был повод отлучиться, а ты в тот момент оказался очень удобной кандидатурой: уезжал оперировать за границу, возможно надолго, поговаривали — навсегда.
— Дураки, поговаривали.
— А Мусе, кстати, пришлось очень нелегко в эти дни. С одной стороны, ей надо было подготовить тебя к мысли о том, что ты нужна Егору на том свете и обязана за ним последовать, а с другой — ты ни в коем случае не должна была этого почувствовать. Наоборот.
— Да, это был хороший спектакль с рекламой платья, которая ее так расстроила, и с фильмом, который я, вроде бы, не должна смотреть.
— А потом нужно было оставить тебя одну, но так, чтобы ты сама себя чувствовала в этом виноватой.
— Это тоже удалось.
— Дальше была самая главная их мулька, с интернетом.
— Это конечно, Кассандра? В смысле, Дарья?
— Не факт. То есть, общалась с тобой она — вне всякого сомнения. Так воспроизвести манеру речи и лексику Егора могла только она. Но вот автор идеи — человек очень серьезный, это мог быть кто-то из самой верхушки. Уж очень нестандартное, при нынешнем российском компьютерном отставании, решение.
— У нас нет отставания, но, по-моему, еще никто не додумался вещать от имени мертвых.
— Так это Россия, Гвидо!
— Да, да Россия. Я помню.
— Так что автора предъявить не могу, и сам о том сильно сожалею, большого ума человек. Просто хотелось бы в глаза взглянуть. Ну, подушка в одеколоне, записка на зеркале — это ясно, Мусиных рук дело. Что там еще?
Службы побудки в городской телефонной сети, разумеется, нет — Нет?!!
— Это…
— … Россия… Я понял, понял, но все время забываю, простите. Многое очень похоже — Мы понимаем, и сами иногда забываем…
— Вот, это, пожалуй, все, остальное мелкие незначительные детали…
— Например, как она интересовалась у меня, жив ли я?
— Слушай, при твоей профессии надо иметь более крепкие нервы…
— Ладно, не спорьте. Все так все. Слава Богу, что все.
— Знаете, мы часто сегодня поминаем Бога, и я вот что вспомнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39