В кино герои никогда не испытывают страха. Он никогда не копошится прохладной скользкой дрянью в их кишках. Бравые парни отпускают пару шуток, обещают красотке скоро вернуться и выходят в темноту, насвистывая рок-н-ролл. В жизни такому героизму места нет. В реальной жизни не будет следующего дубля, если недостаточно ловко увернешься от бутафорского топора или ножа с уплывающим в рукоятку лезвием. И поэтому в реальной жизни ты сидишь, сжимая в кулаки обожженные ладони, чтобы острая боль заставила тебя выйти из оцепенения, а не насвистываешь рок-н-ролл.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Виктор, кое-как забинтовав руки, собрался с духом и вышел из машины. К тому времени окна дома светились так, что можно было подумать, кто-то там включил иллюминацию на полную катушку. Изо всех щелей валил едкий дым, напоминая о минутах, проведенных в горящем подвале.
Фонарь отыскался сразу. Он лежал в багажнике рядом с сумкой Андрея. Хороший увесистый маг-лайт, дающий достаточно света, чтобы ослепить любого психа метров с десяти. Но Виктор больше рассчитывал не на мощную лампу, а на тяжелую длинную рукоять фонаря, которой можно проломить голову и бегемоту. С маг-лайтом он почувствовал себя увереннее. Хотя предпочел бы найти в багажнике АК-47, выплевывающий со скоростью сто выстрелов в минуту свинцовые пилюли калибром 7,62 миллиметра. Вот это было бы самое то.
Прежде, чем идти к жилым корпусам, Виктор еще раз проверил телефон. Связи по-прежнему не было. Он сунул бесполезную пока трубку в карман, включил фонарь и направился к коттеджам.
Отойдя от машины на несколько шагов, Виктор остановился. Луч фонаря выхватил на земле какой-то предмет. Бейсболка Андрея. Виктор поднял кепку, и мрачное предчувствие шевельнулось внутри скользкой жабой. С бейсболкой Андрей не расставался ни на минуту, как сам Виктор с телефоном. Должна была найтись очень веская причина, чтобы он оставил кепку валяться в грязи. Что-нибудь вроде ядерной войны или нападения инопланетян.
Виктор повертел в руках кепку и с ужасом заметил, что она оставляет следы на белых бинтах. Грязно-розовые пятна. Не нужно было быть специалистом-почвоведом, чтобы понять – бинты окрашиваются в розовый цвет не из-за особенностей местного грунта. То, что Виктор сначала принял за грязь на бейсболке, на самом деле было грязью, смешанной с кровью. Дождь, конечно, как следует прополоскал ее, но полностью избавить ткань от вцепившихся в волокна эритроцитов, лейкоцитов и всяких там красных кровяных телец, не смог. И теперь они, совсем недавно деловито транспортировавшие к клеткам живого существа по имени Андрей кислород и питательные вещества, высадились розовым десантом на бинтах.
«Только не паникуй, – сказал себе Виктор, пытаясь унять нервную дрожь. – Он мог просто содрать кожу на голове. У него могла быть разбита бровь… Да с чего ты вообще взял, что это кровь Андрея. Что если он все-таки намылил шею этому психу? Разнес ему башку и дело с концом. А бейсболку не стал надевать потому что она была в крови. Логично? Логично».
Но тут же внутренний голос, так любящий задавать ненужные вопросы, вкрадчиво спросил: «Но тогда скажи-ка, умник, куда же они с Катей отправились после этого? Бросили машину и решили прогуляться пешком по колено в дерьме? Ты и правда так думаешь? А самое главное – кто засунул тебя в подвал? Тоже они? Чтобы ты не простудился, пока они будут совершать моцион? Может, хватит прятать голову в песок? Почему бы не посмотреть на ситуацию, сняв идиотские розовые очки?»
– Черт, да заткнись ты! – Виктор топнул ногой, как капризный ребенок.
Сто тысяч вопросов и ни одного ответа. Даже намека на ответ. Он может так стоять до скончания века, ломая голову над тем, что случилось с друзьями. Но все логические построения будут снова и снова рассыпаться, как карточные домики, потому что случившееся с ними никакой логике как раз и не поддается. Вернее, формальной логике. Аристотель, сидя на золотистом песочке на берегу Эгейского моря, формулировал законы логики для нормальных людей. И нормальные люди за долгие века привыкли к тому, что мысли и поступки отлично вписываются в прокрустово ложе этих законов. Но стоит послушать шизофреника, и ты понимаешь, что существует иная логика. Логика, лежащая в какой-то перпендикулярной плоскости. Недоступная обычному человеку. Но, тем не менее, она существует и подчиняется своим законам. А что самое смешное – тот, кто мыслит в такой системе координат, чувствует себя весьма неплохо.
Виктор догадывался, что именно с таким парнем они и столкнулись. Понять его, постичь логику поступков невозможно. Для того, чтобы это сделать, нужно самому сойти с ума. Но свихнуться по заказу нельзя. Ты нормален или сходишь с ума вовсе не потому, что хочешь этого. Свобода воли, если она и существует, не распространяется на этот случай. Остается лишь надеяться, что в какой-то момент звезды встанут в нужное положение, и ты случайно, шаря в непроглядной темноте, схватишь этого парня за шкирку. Пока же этого не произошло, делай то, что подсказывает тебе твоя логика. Как настоящий мастер дзен, который никогда ничего не добивается, а просто ведет себя правильно, и в результате получает то, что хотел.
«Да, – подумал Виктор. – Как настоящий дзен-хренов-буддист. Аминь».
Он сунул окровавленную бейсболку в карман куртки и зашагал вперед. Страха заметно поубавилось. Сейчас он почти хотел, чтобы этот псих возник из темноты в своем гребаном дождевике. Просто задать ему парочку вопросов насчет андрюхиной бейсболки… Если невозможно догадаться, что у придурка на уме, нужно просто спрашивать об этом. Это, конечно, не совсем дзен, но тоже помогает. Иногда.
* * *
Почти потерявшая от боли сознание Вика почувствовала, что ее мучитель остановился. Она восприняла этот факт со смешанным чувством страха и облегчения. Остановка могла означать только одно – они оказались на месте. И теперь должно произойти то, ради чего он ее сюда приволок. Но с другой стороны, когда незнакомец не двигался, она могла принять положение, при котором волосам не приходилось выдерживать весь ее вес. От них и так осталось не больше половины.
Ее роскошные медно-золотистые волосы. Господи, как она за ними ухаживала! Все эти шампуни, кондиционеры, бальзамы, специальные маски, массажные щетки, народные средства для придания блеска и мягкости, для укрепления луковиц и предупреждения, упаси боже, перхоти. Сколько сил, сколько времени… Никому не дозволялось прикасаться к ним, хотя многим хотелось дотронуться до их блестящего шелка, провести по нему ладонью, почувствовать его тяжесть и мягкость. А теперь? Грязная брезентовая рукавица выдирает их из кожи целыми пучками, пачкает, рвет… Да лучше бы он ее изнасиловал, чем так обращался с волосами! С единственным, что было в ней по-настоящему прекрасным, с единственным, что делало ее так непохожей на всех остальных. И вот этому пришел конец.
Вика поймала себя на том, что всерьез думает о возможности восстановления поврежденных волос с помощью какого-нибудь чудодейственного шампуня. Здесь, в ночном лесу, избитая, истерзанная, в лапах какого-то маньяка, находясь на волосок от смерти, она думает не о том, как спасти жизнь, а о волосах!
«Ну какая же я все-таки дура!» – в сотый раз за этот невообразимо долгий вечер подумала она. Но сейчас в этой мысли не было отчаяния. Только горечь. Она уже почти смирилась со своей участью. Ужас притупился, его заглушили боль и усталость, которой были налиты все мышцы. Если бы только не ее несчастные волосы… Если бы не они, Вика просто закрыла бы глаза и махнула на все рукой. Она и так слишком долго боролась. Долго и безрезультатно. Перегоревшая лампочка – вот на что она была сейчас похожа. Скачок напряжения – и тонкая нить накаливания порвана в клочья. Внутри, казалось, все умерло, и только мысль о волосах, навсегда испорченных, изгаженных, пока еще заставляла Вику чувствовать себя живой.
Она сидела, опираясь руками о землю, так, чтобы сберечь хотя бы остатки волос, и с тупым равнодушием ждала, что будет дальше.
Незнакомец шумно принюхивался. Она не могла видеть его лица, но хорошо слышала, как он втягивает в себя воздух, будто хищник, учуявший добычу. Неосознанно она тоже принюхалась, но ничего, кроме вони, исходившей от незнакомца, не уловила. Пах он влажной сырой землей и листьями. Гнилыми листьями.
– Д-дым, – проговорил маньяк. – Ты чувствуешь д-дым? Я ч-чувствую.
Вика не поняла, к кому он обращается. Вроде бы кроме нее здесь никого не было, но в то же время не верилось, что маньяк, не сказавший ей за весь вечер ни слова, вдруг ни с того ни с сего решил пообщаться. На всякий случай она промолчала. И в следующую секунду убедилась, что поступила правильно.
– К-как ты можешь не в-видеть? Ты говорила мне, ч-что в-видишь все! – незнакомец сделал паузу, будто прислушивался к ответу несуществующего собеседника, а потом взревел так, что Вика аж подпрыгнула, оставив в руке маньяка еще один клок волос. – Это м-муха! М-муха вырвалась! М-муха!
И тут же снова что-то забормотал, быстро и, как показалось Вике, немного испуганно. Эти нотки страха, промелькнувшие в голосе маньяка, странным образом придали ей сил. Выходит, он тоже чего-то опасается. Он не бездушная машина, лишенная эмоций. А значит, значит… Можно попытаться еще раз уговорить пощадить ее. Призрачная, беспочвенная надежда. Но она заставила Вику воспрянуть духом. Нужно только правильно выбрать время. Не ошибиться, как она ошибалась всю дорогу.
Маньяк все бормотал. Теперь он явно был раздражен. Что-то пошло не так, как он хотел. Во всяком случае, Вике казалось именно так, несмотря на то, что она не могла разобрать ни слова, будто незнакомец разговаривал с собой по-китайски, но интонации были достаточно красноречивы.
– Я н-найду его! – хрипло крикнул он. – Н-найду!
Вике показалось, что она услышала легкий шелест, словно ветерок пробежал по верхушкам деревьев. И запах сырой земли резко усилился.
– Н-найду, н-найду, н-найду, – незнакомец бубнил, не трогаясь с места, и его рука, сжимавшая Викины волосы, дергалась в такт словам, заставляя девушку тихонько вскрикивать. – Х-хитрая м-м-му-ха.
Он сделал несколько быстрых шагов, не обращая внимания на пронзительный вопль Вики, остановился, словно в раздумье, а потом решительно повернулся и зашагал в другую сторону.
Он не шел, он почти бежал. Как ни пыталась Вика быстрее перебирать руками и ногами, волос на голове оставалось все меньше. Боль была невыносимая. Женщина даже не могла кричать, она лишь хрипела, хватая широко открытым ртом воздух, чувствуя, что глаза вот-вот вылезут из орбит, а кожа черепа не выдержит и порвется, как ветхая бумага, оставив в руке маньяка скальп с жидкими остатками волос.
Но теперь незнакомцу тоже было неудобно волочить добычу. Рука в брезентовой рукавице то и дело соскальзывала с поредевших засалившихся волос, и он, наконец, отпустил их, схватив девушку за воротник куртки. Вика мысленно возблагодарила бога, но в следующую секунду ужас, задавленный болью, почувствовал свободу и захлестнул ее с головой. Незнакомец шел, как человек, цель которого совсем близка. Предчувствие скорой развязки наполнило душу девушки отчаянием.
Скоро лес закончился. Вика поняла, что они двигаются по болоту – она теперь не волочилась по земле, а скользила по жидкой грязи, почти плыла. Под сапогами незнакомца громко хлюпало. Пару раз Вика чуть ли не с головой ушла под ледяную торфянистую воду. Незнакомец не обратил на это никакого внимания. Ему было все равно, захлебнется его жертва, или нет. Что-то гнало его вперед.
На смену болоту снова пришел лес. Маньяк прибавил шагу. Время от времени он начинал принюхиваться, и каждый раз с все возрастающей злобой повторял:
– Г-г-горит, г-горит! Х-хитрая м-м-муха.
Вике показалось, что она тоже чувствует запах дыма, но не была в этом уверена. Вонь сырой земли и листьев заглушала все остальные запахи.
«Когда же это все закончится? Когда и чем?» – отрешенно подумала она, будто смотрела не слишком интересный фильм, и в этом фильме маньяк-убийца невыносимо долго тащил женщину куда-то через ночной лес. Женщина даже не пыталась сопротивляться, что делало сцену совсем уж занудной.
Но в следующую секунду она снова была самой собой. Той самой женщиной в разорванной грязной куртке с перепачканным лицом. Ее израненное о корни и камни тело будто пропустили через мясорубку. Одежда промокла насквозь и холод, казалось, добирался до самого сердца, в котором не осталось ни надежды, ни желания бороться. Там был только страх. Парализующий волю, лишающий сил страх.
– Где же ты, Сереженька? – всхлипнула Вика.
И зачем только она устроила этот скандал, господи, зачем? Кто тянул ее за язык? Не психани она, сейчас сидела бы в теплом доме перед телевизором. Они сидели бы в теплом доме. И отмечали бы его день рождения. Она была бы в безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44