— Он снова поднялся наверх и зарезал мистера Агриколу. Не знаю, где он раздобыл нож.
— Нож был в комнате, — подсказал Кларенс. — Агрикола вскрывал им конверты. Но я по-прежнему утверждаю, что это ты пустил его в ход.
— Ты знал, что Эл Гэтлинг возвращался в дом? — спросил я его.
Кларенс нахмурился и покачал головой.
— Нет, а что?
— Ты бы услышал, если бы он производил столько шума, сколько человек производит при обычных обстоятельствах? Я к тому, что тебя как-никак поставили охранять дом.
— Я всегда слышу, если кто-то входит в парадную дверь, — ответил Кларенс, начиная злиться. Напоминание о неспособности исполнять свои обязанности не понравилось ему. Кларенс походил на сторожевую собаку из огромного дома, готовую вцепиться зубами в первую попавшуюся ногу.
— И все-таки ты не услышал, как вошел Альберт Гэтлинг, — сказал я ему.
— Ну и что?
— Значит, он двигался необычайно тихо, не правда ли?
— Если вообще возвращался.
— Возвращался, я видел, — сказал Слейд. — Я его ждал.
— Но зачем убивать Агриколу? — спросил Махоуни. — Какой смысл?
— Может быть, дядя Эл сам расскажет нам? — предложил я и взглянул на него, но дядя только молча сверкал глазами.
Слейд сказал:
— Слушай, ты, помнится, упоминал одно имя.
Я повернулся к нему.
— Я?
— Ага. Легавый, кажется.
— Тафи?
Слейд кивнул.
— Точно. Гэтлинг говорил о нем.
— Агриколе?
— Ага. Я помню. Он, мол, понятия не имеет, с чего бы племянник стал делиться такими сведениями с этим парнем Тафи.
Я снова повернулся к Гроссу.
— Достаточно? Мог ли мой дядя Эл знать, кто из полицейских получал сведения?
Мистер Гросс покачал головой.
— Нет, если Махоуни ему не говорил.
— Почему я должен был говорить? — сказал Махоуни. — Зачем это? Я вообще не имел с ним дела.
— Вот так, — проговорил я. — Дядя Эл понял, что ошибся, и боялся, как бы Агрикола позднее не задумался об этом. Он запаниковал. Последние несколько дней он жил в таком страхе, что почти не соображал. Спросите Траска и Слейда, они скажут. С той минуту, когда дядя понял, что организация преследует меня за его доносы, он не знал, как быть. Он не мог взять вину на себя и был так напуган, что оказался не в состоянии даже помочь мне. Дядя дал маху с Агриколой и со страху убил его. А потом сидел и ждал, пока все кончится.
— Судя по выражению физиономии Гэтлинга, а также по тому, что здесь говорилось, — сказал Махоуни, — ты, должно быть, не врешь, мальчуган. Вот только...
— Что?
— Крепыш Тони, — Махоуни указал на меня. — Нынче днем он опознал тебя в моем кабинете. Тебя, а не твоего дядю Эла.
— Могу предположить только одно: вы у него на подозрении, — сказал я. Теперь он будет охотиться за вами.
— Совершенно верно, — донесся голос от двери.
Мы повернули головы и увидели на пороге улыбающегося Крепыша Тони Тафи.
В каждой руке у него было по револьверу, а в коридоре за спиной Крепыша толпились полицейские.
— Пощекочите их дубинками, господа, пусть поднимаются, — сказал Крепыш Тони. — Конечная остановка, приехали.
* * *
Когда я катился в Нью-Йорк на заднем сиденье полицейской машины рядом с Крепышом Тони Тафи, он рассказал мне то, чего я еще не знал.
— Мы уже несколько месяцев следим за этим баром «Я не прочь».
Патрульный Циккатта, к примеру, никакой не патрульный, а сыщик третьей категории, откомандированный отделом организованной преступности в 69-й участок Канарси с особым заданием приглядывать за баром. Чтобы полицейский не вызывал подозрений, его надо замаскировать под полицейского. — Он захохотал и хлопнул себя по колену. Смех у Тони был громкий, здоровый и веселый.
— Стало быть, все это время он следил за мной? — спросил я.
— Не столько за тобой, сколько за баром и посетителями, — ответил Крепыш Тони. — Вот за кем он следил. Той ночью, когда Циккатта увидел там Траска и Слейда, он подумал, что они заглянули оставить или забрать очередной сверток. Но потом, увидев, что часть вывески отвалилась, а задняя дверь выломана и тебя нигде нет, он заподозрил неладное и тотчас позвонил мне.
— Значит, вы все время были поблизости от меня? — спросил я.
— Не совсем. По правде сказать, до вчерашнего вечера мы не знали, где ты, и что происходит. А потом ты появился в Канарси и начал расспрашивать о полицейском по имени Патрик Махоуни. Циккатта позвонил мне и попытался задержать тебя до тех пор, пока мы не приставим к тебе «хвоста». До этого никто из нас не мог догадаться, что за дела творятся в округе, и только когда ты спросил про Махоуни, забрезжил свет. Я вспомнил, как сказал ему, что перехваченный нами наркотик поступил от тебя, и понял, что он, должно быть, считает тебя стукачом. Так мало-помалу кусочки соединились в целое.
— Стало быть со вчерашнего вечера я находился под наблюдением ваших людей.
— Нет, опять не совсем. Циккатта не сумел задержать тебя недолго, и ты уехал до прибытия нашего человека из Куинси. Но мы знали, что ты попытаешься добраться до Махоуни, а посему окружили его своими людьми и стали ждать твоего появления. Блокировать Махоуни оказалось нетрудно: ведь он и так сидел в здании полицейского управления. — Тони снова захохотал и снова ударил по своему колену.
— Итак, с момента моего появления в управлении полиции я все время был у вас на глазах.
— Я бы выразился чуточку иначе. По правде сказать, мы не ожидали от тебя таких прямолинейных действий, и ни один из наших людей не подозревал о твоем присутствии в здании. Не позвони Махоуни и не пригласи меня в свой кабинет, где я смог наконец на тебя взглянуть, я уж и не знаю, что случилось бы тогда. Ну, да все хорошо, что хорошо кончается. Увидев тебя в кабинете, я понял что происходит, и что Махоуни хочет проверить, опознаю я тебя или нет, поэтому я, естественно, сказал то, что сказал, дабы Махоуни ничего не заподозрил. Я решил, что мы последим за тобой, узнаем, куда тебя повезут, и посмотрим, что произойдет потом.
— Уф! — облегченно вздохнул я. — Значит, в Ориент-Пойнт вы все время были поблизости, и мне, по сути, ничего не угрожало?
— Э... нет... Дело в том, что они увезли тебя из управления быстрее, чем мы рассчитывали. Так что, едва успев найти, мы снова тебя потеряли.
— Тогда каким образом вы оказались в доме мистера Гросса? — спросил я.
— Мы проследили за Махоуни.
— А... — Я выглянул в окно. Мы были в Куинси. — Можете высадить меня у станции подземки, — попросил я. — У любой. Уж подземку-то вы, надеюсь, способны отыскать?
Тони окинул меня тяжелым взглядом.
— Это что, шутка? — спросил он. — Мы же спасли тебе жизнь.
— Ах да, я и запамятовал, — ответил я.
* * *
Был час «пик». Когда поезд добрался до Западной четвертой улицы, мне пришлось продираться сквозь толпу угрюмых представителей человечества, чтобы покинуть вагон и выйти на платформу. Вероятно, это было самое опасное приключение последней недели.
Но мне удалось выбраться на платформу; двери за моей спиной со скрипом закрылись, и поезд увлек свое копошащееся содержимое на юг сквозь черный тоннель. Я поднялся по лестнице, потом поднялся по лестнице, потом поднялся по лестнице, и в конце концов очутился на улице. Тут я свернул на запад и зашагал по Виллиджу в первых прозрачных сумерках.
Я не знал ее домашнего адреса, как и адреса ее родителей в Бронксе.
Единственный дом, в котором я видел ее, находился здесь, поэтому я пришел сюда.
Шагая по Перри-стрит, я увидел свет в нужных мне окнах, но не знал, что это значит. То ли там Хло, то ли без вести пропавший Арти наконец вернулся домой. И хотя мне не терпелось узнать, чем занимался последние двое суток Арти, в то же время я отчаянно желал, чтобы там, наверху, оказалась Хло.
Мои мысли занимали нынче утром не только убийства. Я раздумывал и о Хло тоже. И кое-что надумал. И теперь горел желанием начать действовать на основе этих умозаключений.
Взять, к примеру, ее вчерашний биографический очерк. Рассказ про мужа, маленькую дочку, и все такое прочее. Разве стала бы она делиться этим со мной, если в считала, что мы просто случайно оказались рядом, как два корабля в ночи? Нет, это значило, что она интересуется мной и хочет выяснить, куда ее может завести этот интерес.
Или возьмем ее слова про плотскую страсть. Я-де желал Хло, поскольку почти всю ночь дергался и ворочался в кровати. Тогда я не придал значения этим словам и лишь спустя несколько часов, когда мой ум был в таком состоянии, что просчитывал и обдумывал буквально все, что приходило в голову, я осознал истинный смысл заявления Хло. Если Хло слышала, как я дергался и ворочался в кровати чуть ли не до рассвета, значит, она сама не спала чуть ли не до рассвета. А о чем это говорит?
Вот именно.
Посему я торопливо пересек Перри-стрит и зашагал к этим окнам: второй этаж, вид на улицу. С надеждой застать наверху Хло, а не Арти, я взлетел по ступеням крыльца, открыл парадную дверь, вновь оказавшуюся незапертой, и затопал по лестнице на второй этаж. Я постучал в дверь. Подождал. Постучал снова. Наконец дверь открылась.
Хло.
Она переоделась. На Хло была тесная черная юбочка, лоснящаяся на бедрах, а под ней угадывалась целая кипа нижнего белья, благодаря которому юбка обтягивала Хло еще плотнее. Кроме юбки, на ней была белая блузка с вырезом, совершенно не портившая очертания груди, а помимо блузки — еще чулки и туфельки на шпильках, и в придачу — скромный макияж, да и вообще выглядела она сказочно.
Я вдруг почувствовал себя нищим. На мне были те же брюки, что и в начале этой истории, те же ботинки. Чужое нижнее белье. Чужая белая сорочка, слишком тесная для меня. Чужой плащ.
Я пожалел, что мне не пришло в голову сперва заехать домой и Канарси и навести марафет.
Хло увидела меня в коридоре и попробовала улыбнуться.
— Вы ищите убежище, мистер? — спросила она.
Я покачал головой.
— Все кончилось. Мы победили.
— Что? Правда?
Вот и пришлось мне войти в квартиру, сесть, выпить кофе и рассказать Хло обо всем, что произошло, да еще в мельчайших подробностях. Отчитаться за весь прожитый день. Хло время от времени поддакивала и вставляла уместные замечания, а когда я умолк, она спросила:
— И вот ты явился, чтобы вернуть Арти его вещи и забрать свои?
Я снова покачал головой.
— Нет, я пришел забрать тебя.
— Меня? — повторила Хло таким тоном, будто не понимала, о чем я говорю.
Пришлось протянуть руки, заключить ее в объятия и поцеловать. Мы малость помлели, потом оторвались друг от друга, переглянулись и захихикали.
— А я уж и не чаяла с тобой свидеться, — сказала Хло.
— Надо думать, — ответил я.
— Да что ты в этом смыслишь?
— Довольно много. — Я снова поцеловал ее и сказал:
— Где мы будем ночевать — тут или у меня в Канарси?
— Мы? Что значит — мы?
— Ты понимаешь, о чем я.
Она высвободилась из моих объятий, отступила на несколько шагов и оглядела меня с ног до головы.
— Ты намерен и дальше держать этот бар?
— Думаю, что нет, — ответил я. — Организации он больше не понадобится, а мой контракт с мафией кончился, потому что кончился дядя Эл. Наверное, надо определиться, найти себе нормальную работу с хорошей зарплатой и неплохим приварком и подумать, чем бы заняться на пенсии.
— Ты слишком забегаешь вперед, — сказала Хло. — Но действительно ли ты решил угомониться и вести себя как взрослый человек?
— Определенно.
— В таком случае можешь опять задать мне этот вопрос, только чуть позднее и в более приемлемых выражениях.
— Еще как задам, — пообещал я. — А как насчет обеда? Ты не хочешь сходить в настоящий ресторан?
— Вот здорово! Я только...
В дверь позвонили.
Мы с Хло переглянулись.
— Как ты думаешь, это Арти? — шепотом спросила она.
— Не знаю, — ответил я.
— А что если он?
— Ты имеешь в виду нас с тобой?
Она кивнула.
— Я с ним поговорю, — пообещал я. — Не беспокойся, я хорошо знаю Арти.
Он все равно не связывал с тобой никаких далеко идущих планов. И вообще ни с кем.
— Я знаю, — сказала Хло.
Я подошел к двери, открыл ее и увидел, что это вовсе не Арти, а мальчик-рассыльный из «Вестерн-Юнион». Он вручил мне конверт и ушел, а я закрыл дверь, вскрыл конверт. Подошла Хло, и обняла меня рукой за талию, и прижалась щекой к моему плечу, и мы вместе прочитали телеграмму.
Она пришла из Хантсвилла, штат Алабама, и была адресована нам с Хло, и в ней говорилось вот что:
«Алтея и я поженились Хантсвилле нынче днем тчк. Утром вылетаем Швейцарию тчк. Почему бы и вам не поладить вопросительный знак».
— Ну, это конец! — воскликнула Хло.
И была права.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23