А еще через год в его руках оказались все кафетерии города, а гелхорновское предприятие по про— изводству мороженого отошло на задний план.
Ему удалось обнаружить, что многие производственные фирмы находятся в руках у наследников третьего и четвертого поколений, которые по какому-то закону вырождения не имеют ни интересов, ни способностей основателей этих фирм. Гелхорн сначала в шутливой форме принялся подавать советы этим наследникам и выяснил, что они с поразительной легкостью стремятся переложить ответственность на чужие плечи. Часть акций он приобрел, а поглубже войдя в дело, сделал для себя открытие, что железные нервы ничуть не менее ценный капитал, чем специальные познания, и стал управляющим и совладельцем целой дюжины мелких заводов.
Когда исчезли всякие сомнения относительно того, что ближайшем будущем разразится война, самые крупные корпорации начали подумывать о расширении своей производственной базы, тогда-то Гелхорн и предоставил свои процветающие мелкие заводики Дженерал Стил и сделался значительным лицом в этой корпорации. Очень тесные отношения, которые ему удалось завязать в различных видах производства, возглавляя самые различные предприятия, оказались более широкими, чем у кого-либо из крупных чинов в Дженерал Стил, и Гелхорн очень скоро стал проводить все время подле задерганного военными потребностями директора корпорации.
Тут-то и обратил на него внимание отец Пола в Вашингтоне, и отец Пола сделал Гелхорна своим заместителем, когда произошло слияние всей экономики под единым началом. Когда отец Пола умер, Гелхорн занял его место.
Теперь такое уже не могло бы повториться. Машины никогда не допустили бы ничего подобного.
Полу припомнился уик-энд много лет назад, когда он еще был длинным, тощим, вежливым и очень легко смущающимся юношей, а Гелхорн пришел к ним с визитом. Гелхорн неожиданно ухватил Пола за руку, когда тот проходил мимо его кресла.
— Пол, мой мальчик.
— Да, сэр?
— Пол, твой отец сказал мне, что ты по-настоящему способный парень.
Пол смущенно кивнул.
— Это очень хорошо, Пол, но этого недостаточно,
— Понимаю, сэр.
— Не дай себе пустить пыль в глаза.
— Слушаюсь, сэр, не дам.
— Все только и делают, что пытаются выскочить из собственных сапог, так что не давай себе пускать пыль в глаза.
— Понимаю, сэр.
— Какое там, к черту, образование! Запомни, нет никого, кто был бы уж такой образованный, чтобы нельзя было за шесть недель узнать девяноста процентов всего, что он знает. А остальные десять процентов — простая декорация.
— Понимаю, сэр.
— Приведи ко мне специалиста, и я докажу тебе, что это всего— навсего человек, у которого хватило ума на то, чтобы отрыть себе норку, в которую он может прятаться.
— Понимаю, сэр.
— Почти никто, Пол, ни в чем не разбирается. Просто плакать хочется, когда посмотришь, насколько не подходит большинство людей к своей специальности. Если ты хоть немного научишься что— то делать, ты уже будешь одноглазым в царстве слепых.
— Понимаю, сэр.
— Ты хочешь быть богатым, Пол?
— Да, сэр, я полагаю, что да, сэр.
— Вот и отлично. Я стал богатым, и вот я уже рассказал тебе девяносто процентов из того, что я об этом знаю. А все остальное просто декорация. Понял?
— Да, сэр.
И вот теперь спустя так много лет Пол и доктор Фрэнсис Элдгрин Гелхорн смотрели друг на друга через длинный стол в Доме заседаний Совета на Лужке. Они никогда не были близки, и в отношении Гелхорна к Полу отсутствовал даже налет того отеческого отношения, которое всегда проступало у Кронера. У Гелхорна это был бизнес.
— В этом докладе я не нахожу ничего нового об обществе, — сказал Гелхорн.
— Вот разве только рапорт относительно Финнерти, — сказал Лу Макклири. — Такие дела делаются медленно.
— Да уж куда медленнее, — сказал доктор Гелхорн. — Так вот, доктор Протеус и доктор Кронер, все дело в том, что эта белиберда с Заколдованными Рубашками может вылиться во что-то довольно крупное. А вот сидящий перед вами Лу не может подсунуть к ним агента, чтобы выяснить, к чему они стремятся и кто всем этим заворачивает.
— Это очень хитрая шайка, — сказал Лу. — Уж очень они разборчиво подходят к тем, кого допускают к себе.
— Но мы полагаем, что нам известно, как заслать к ним человека, — сказал Гелхорн. — Мы полагаем, что они обязательно клюнут на утратившего доверие управляющего и инженера. Мы считаем, что по крайней мере один такой человек у нас есть.
— Кстати о Финнерти, — с нажимом сказал Кронер. — Он, между прочим, наконец зарегистрировался в полиции.
— О? — сказал Макклири. — И что же он сообщил относительно того, как он сейчас проводит время?
— Он говорит, что занимается подборкой брайлевских порнографических изданий.
— Слишком хитер стал он за последнее время, — сказал Гелхорн, — но я считаю, что в конце концов мы ему прижмем хвост. Но это дело второстепенное. Мы собрались здесь потому. Пол, что я считаю, они обязательно примут вас в Общество Заколдованных Рубашек при определенных условиях.
— Условиях, сэр?
— Если мы тебя вышибем. К настоящему моменту для всех, кто не находится сейчас в этой комнате, ты человек пропащий. Слушок уже пущен по салуну, не так ли, Лу?
— Да, сэр. Я будто проболтался во время обеда прямо перед носом у Шеферда.
— Хороший он парень, — сказал Гелхорн. — Кстати, он теперь примет Айлиум.
— Сэр, относительно Питсбурга…— озабоченно вмешался Кронер. — Я пообещал Полу, что эта должность останется за ним, когда он закончит данное расследование.
— Правильно. А пока что заводами там будет управлять Гарт. — Гелхорн решительно встал. — Значит, все в порядке. Пол? Все ясно? Этой же ночью ты покинешь остров и направишься обратно в Айлиум. — Он улыбнулся. — Ей-богу, Пол, тебе повезло. Это дает тебе возможность очиститься от обвинений.
— Обвинений, сэр? — События развивались настолько стремительно, что Пол мог только выхватить какое-то отдельное слово и повторить его с вопросительной интонацией, просто для того, чтобы как-то поддержать разговор.
— Это дело с допуском Финнерти на заводы без сопровождающего и эта история с пистолетом.
— История с пистолетом…— сказал Пол. — Можно мне сказать обо всем этом жене?
— Боюсь, что нет, — сказал Лу. — Ведь план наш как раз в том и состоит, что никто, вне пределов этой комнаты, не должен ничего знать.
— Я знаю, тебе будет тяжело, — сочувственно заметил Гелхорн. — Но именно сейчас мне вспомнился молоденький мальчишка, который в ту пору сказал мне, что когда он вырастет, то будет не инженером, а солдатом. И знаешь, кто был этот мальчик, Пол?
— Я? — мрачно осведомился Пол.
— Ты. И вот ты теперь на линии огня, и мы гордимся тобой.
— Твой отец гордился бы тобой, Пол, — сказал Кронер.
— Да, полагаю, он бы гордился. Действительно, почему бы и нет, — сказал Пол. Он с радостью почувствовал, как его охватывает горячая волна ярости. — Сэр, доктор Гелхорн, можно, ли мне сказать еще одну вещь, перед тем как вы уйдете?
Кронер открыл и придержал дверь перед Стариком.
— Конечно же, говори.
— Я ухожу.
Гелхорн, Кронер и Макклири рассмеялись.
— Великолепно! — сказал Старик. — Продолжай в этом же духе, и ты одурачишь их всех к чертовой матери.
— Это на самом деле! Меня мутит уже от всей этой ребяческой, дурацкой операции слепых.
— Ох, и парень, — поощряюще произнес Кронер.
— Дай нам две минуты, чтобы дойти до салуна, прежде чем ты выйдешь отсюда, — сказал Макклири. — Будет неудобно, если нас теперь увидят вместе. И не волнуйся насчет упаковки своих вещей. Твои вещи уже сейчас упаковываются и прибудут на пристань к отходу последнего судна.
Он захлопнул дверь за собой, Гелхорном и Кронером.
Пол тяжело опустился в кресло.
— Я ухожу, я ухожу, я ухожу, — сказал он. — Вы слышите меня? Я ухожу!
— Ах, что за ночь! — расслышал он слова Лу на крыльце.
— Господь бог улыбается Лужку, — сказал доктор Гелхорн.
— Поглядите! — сказал Кронер.
— Луна? — спросил Лу. — Да, она великолепна.
— Луна — это само собой, но вы поглядите на Дуб.
— О, и человек, — сказал доктор Гелхорн. — Что нам дано знать об этом!
— Человек, стоящий наедине с Дубом, с господом и Дубом, — произнес Кронер.
— Нет ли поблизости фотографа? — спросил Лу.
— Слишком поздно — он уже уходит, — отозвался Кронер.
— Кто это был? — спросил доктор Гелхорн.
— Этого мы так никогда и не узнаем, — сказал Лу.
— А я и не хочу знать, — сказал Кронер. — Я хочу только запомнить эту сцену и думать о нем как о человеке, в котором есть немножко от каждого из нас.
— То, что вы говорите, — поэзия, — заметил Старик. — Это хорошо, это очень хорошо.
Сидя в одиночестве внутри Дома заседаний, Пол слишком сильно вдохнул дым и закашлялся.
Люди на крыльце о чем-то зашептались.
— Ну, джентльмены, — услышал он голос доктора Гелхорна, — пойдемте?
XXIII
Если бы доктор Пол Протеус, бывший управляющий Заводами Айлиум, не счел окружающую его действительность удручающей с любых точек зрения, он так и не показался бы в салуне перед тем, как подняться на борт последнего судна, отправляющегося на Материк. Пока он шагал по усыпанной гравием дорожке к шуму и свету салуна, его внутреннее поле зрения сузилось до размеров булавочной головки, да и это поле полностью заполнял стакан с чем-то крепким.
Когда Пол вошел в салун, толпа умолкла, а затем от избытка радостных эмоций сразу зашумела еще сильнее. Пол торопливо окинул взглядом зал и не заметил ни одного человека, который смотрел бы на него, да и сам он от волнения никого не узнавал.
— Бурбон с водой, — заказал он бармену.
— Простите, сэр.
— Что я должен вам простить?
— Я не могу вас обслужить.
— Почему?
— Мне было сказано, что вы больше не являетесь гостем на Лужке, сэр. — В голосе бармена звучало явное злорадство.
Много людей наблюдало за происходящим, и среди них Кронер, но ни один из них не попытался поправить бармена.
Момент был довольно трудный, и, поддавшись именно этой лихорадочной атмосфере, Пол, обложив бармена крепким словцом, повернулся, чтобы уйти, сохраняя собственное достоинство.
Однако ему предстояло еще узнать, что, лишенный своего высокого ранга и гостевых привилегий, он будет вынужден существовать на довольно примитивном социальном уровне. И тем более Пол совсем не был подготовлен к тому, что бармен, обежав стойку, резким рывком повернет его лицом к себе.
— Таких слов, сынок, я никому не спускаю, — сказал бармен.
— Да кто вы такой, черт побери? — сказал Пол.
— Уж во всяком случае не паршивый саботажник! — с вызовом выкрикнул бармен. Все слышали, как было произнесено это слово — самое оскорбительное во всем словаре слово, которого не возьмешь назад ни бормотанием извинений, ни дружеским рукопожатием, ни полным забвением. «Ублюдка» еще, пожалуй, можно загладить улыбкой, но уж никак не «саботажника».
Каким-то непостижимым образом первоначальное значение слова — разрушитель машин — отошло на задний план. Подобно подводной части айсберга, несравненно большая его часть, та часть, которая и вызывала столь враждебные чувства, таила под поверхностью целый комплекс извращенности, непристойности, патологии и кучу черт характера такого рода, что наличие хотя бы одной из них в человеке, безусловно, делало его отщепенцем. Под саботажниками разумелись отнюдь не разрушители машин, а особая порода людей, о которых каждый может с гордостью думать, что он на них не похож. Саботажник — это человек, смерть которого может принести миру только облегчение.
— Хочешь, чтобы я повторил? — спросил бармен. — Саботажник! Вонючий саботажник.
Ситуация была крайне напряженной и в то же время очень простой. Один взрослый человек нанес другому взрослому человеку совершенно недвусмысленное оскорбление. И непохоже было, чтобы кто-либо из них стремился разрядить обстановку или хотя бы думал о такой возможности. С того самого момента, когда господь бог придумал трагедию, зрителям остается только смотреть и наблюдать процесс, сходный с тем, что молотилка делает с человеком, когда его затягивает внутрь.
Со второго курса университета Полу ни разу не случалось ударить человека. И в нем не было того запала, который инструкторы штыкового боя пытаются привить своим подопечным, — желания схватиться с врагом вплотную. Пол даже сознавал, что подобные желания не предвещают ничего хорошего. И тем не менее, подчиняясь какой-то системе не зависящих от него нервов и желез, руки его сжались в кулаки, а ноги сами заняли позицию, чрезвычайно удобную для нанесения удара.
Точно так, как после «Увертюры 1812» не принято исполнять на «бис» что-либо иное, кроме «Звезд и Полос», у Пола не было другого ответа на брошенное ему в лицо обвинение.
— Сам ты саботажник, — ответил он и свингом ударил бармена по носу.
И уж совершенно неожиданно бармен повалился, пыхтя и фыркая. Пол вышел в ночь, подобно Дикому Биллу Хайкоку, Даниелу Буну или матросу с баржи, отпущенному на берег, или как… Но тут его совершенно неожиданно снова схватили за плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Ему удалось обнаружить, что многие производственные фирмы находятся в руках у наследников третьего и четвертого поколений, которые по какому-то закону вырождения не имеют ни интересов, ни способностей основателей этих фирм. Гелхорн сначала в шутливой форме принялся подавать советы этим наследникам и выяснил, что они с поразительной легкостью стремятся переложить ответственность на чужие плечи. Часть акций он приобрел, а поглубже войдя в дело, сделал для себя открытие, что железные нервы ничуть не менее ценный капитал, чем специальные познания, и стал управляющим и совладельцем целой дюжины мелких заводов.
Когда исчезли всякие сомнения относительно того, что ближайшем будущем разразится война, самые крупные корпорации начали подумывать о расширении своей производственной базы, тогда-то Гелхорн и предоставил свои процветающие мелкие заводики Дженерал Стил и сделался значительным лицом в этой корпорации. Очень тесные отношения, которые ему удалось завязать в различных видах производства, возглавляя самые различные предприятия, оказались более широкими, чем у кого-либо из крупных чинов в Дженерал Стил, и Гелхорн очень скоро стал проводить все время подле задерганного военными потребностями директора корпорации.
Тут-то и обратил на него внимание отец Пола в Вашингтоне, и отец Пола сделал Гелхорна своим заместителем, когда произошло слияние всей экономики под единым началом. Когда отец Пола умер, Гелхорн занял его место.
Теперь такое уже не могло бы повториться. Машины никогда не допустили бы ничего подобного.
Полу припомнился уик-энд много лет назад, когда он еще был длинным, тощим, вежливым и очень легко смущающимся юношей, а Гелхорн пришел к ним с визитом. Гелхорн неожиданно ухватил Пола за руку, когда тот проходил мимо его кресла.
— Пол, мой мальчик.
— Да, сэр?
— Пол, твой отец сказал мне, что ты по-настоящему способный парень.
Пол смущенно кивнул.
— Это очень хорошо, Пол, но этого недостаточно,
— Понимаю, сэр.
— Не дай себе пустить пыль в глаза.
— Слушаюсь, сэр, не дам.
— Все только и делают, что пытаются выскочить из собственных сапог, так что не давай себе пускать пыль в глаза.
— Понимаю, сэр.
— Какое там, к черту, образование! Запомни, нет никого, кто был бы уж такой образованный, чтобы нельзя было за шесть недель узнать девяноста процентов всего, что он знает. А остальные десять процентов — простая декорация.
— Понимаю, сэр.
— Приведи ко мне специалиста, и я докажу тебе, что это всего— навсего человек, у которого хватило ума на то, чтобы отрыть себе норку, в которую он может прятаться.
— Понимаю, сэр.
— Почти никто, Пол, ни в чем не разбирается. Просто плакать хочется, когда посмотришь, насколько не подходит большинство людей к своей специальности. Если ты хоть немного научишься что— то делать, ты уже будешь одноглазым в царстве слепых.
— Понимаю, сэр.
— Ты хочешь быть богатым, Пол?
— Да, сэр, я полагаю, что да, сэр.
— Вот и отлично. Я стал богатым, и вот я уже рассказал тебе девяносто процентов из того, что я об этом знаю. А все остальное просто декорация. Понял?
— Да, сэр.
И вот теперь спустя так много лет Пол и доктор Фрэнсис Элдгрин Гелхорн смотрели друг на друга через длинный стол в Доме заседаний Совета на Лужке. Они никогда не были близки, и в отношении Гелхорна к Полу отсутствовал даже налет того отеческого отношения, которое всегда проступало у Кронера. У Гелхорна это был бизнес.
— В этом докладе я не нахожу ничего нового об обществе, — сказал Гелхорн.
— Вот разве только рапорт относительно Финнерти, — сказал Лу Макклири. — Такие дела делаются медленно.
— Да уж куда медленнее, — сказал доктор Гелхорн. — Так вот, доктор Протеус и доктор Кронер, все дело в том, что эта белиберда с Заколдованными Рубашками может вылиться во что-то довольно крупное. А вот сидящий перед вами Лу не может подсунуть к ним агента, чтобы выяснить, к чему они стремятся и кто всем этим заворачивает.
— Это очень хитрая шайка, — сказал Лу. — Уж очень они разборчиво подходят к тем, кого допускают к себе.
— Но мы полагаем, что нам известно, как заслать к ним человека, — сказал Гелхорн. — Мы полагаем, что они обязательно клюнут на утратившего доверие управляющего и инженера. Мы считаем, что по крайней мере один такой человек у нас есть.
— Кстати о Финнерти, — с нажимом сказал Кронер. — Он, между прочим, наконец зарегистрировался в полиции.
— О? — сказал Макклири. — И что же он сообщил относительно того, как он сейчас проводит время?
— Он говорит, что занимается подборкой брайлевских порнографических изданий.
— Слишком хитер стал он за последнее время, — сказал Гелхорн, — но я считаю, что в конце концов мы ему прижмем хвост. Но это дело второстепенное. Мы собрались здесь потому. Пол, что я считаю, они обязательно примут вас в Общество Заколдованных Рубашек при определенных условиях.
— Условиях, сэр?
— Если мы тебя вышибем. К настоящему моменту для всех, кто не находится сейчас в этой комнате, ты человек пропащий. Слушок уже пущен по салуну, не так ли, Лу?
— Да, сэр. Я будто проболтался во время обеда прямо перед носом у Шеферда.
— Хороший он парень, — сказал Гелхорн. — Кстати, он теперь примет Айлиум.
— Сэр, относительно Питсбурга…— озабоченно вмешался Кронер. — Я пообещал Полу, что эта должность останется за ним, когда он закончит данное расследование.
— Правильно. А пока что заводами там будет управлять Гарт. — Гелхорн решительно встал. — Значит, все в порядке. Пол? Все ясно? Этой же ночью ты покинешь остров и направишься обратно в Айлиум. — Он улыбнулся. — Ей-богу, Пол, тебе повезло. Это дает тебе возможность очиститься от обвинений.
— Обвинений, сэр? — События развивались настолько стремительно, что Пол мог только выхватить какое-то отдельное слово и повторить его с вопросительной интонацией, просто для того, чтобы как-то поддержать разговор.
— Это дело с допуском Финнерти на заводы без сопровождающего и эта история с пистолетом.
— История с пистолетом…— сказал Пол. — Можно мне сказать обо всем этом жене?
— Боюсь, что нет, — сказал Лу. — Ведь план наш как раз в том и состоит, что никто, вне пределов этой комнаты, не должен ничего знать.
— Я знаю, тебе будет тяжело, — сочувственно заметил Гелхорн. — Но именно сейчас мне вспомнился молоденький мальчишка, который в ту пору сказал мне, что когда он вырастет, то будет не инженером, а солдатом. И знаешь, кто был этот мальчик, Пол?
— Я? — мрачно осведомился Пол.
— Ты. И вот ты теперь на линии огня, и мы гордимся тобой.
— Твой отец гордился бы тобой, Пол, — сказал Кронер.
— Да, полагаю, он бы гордился. Действительно, почему бы и нет, — сказал Пол. Он с радостью почувствовал, как его охватывает горячая волна ярости. — Сэр, доктор Гелхорн, можно, ли мне сказать еще одну вещь, перед тем как вы уйдете?
Кронер открыл и придержал дверь перед Стариком.
— Конечно же, говори.
— Я ухожу.
Гелхорн, Кронер и Макклири рассмеялись.
— Великолепно! — сказал Старик. — Продолжай в этом же духе, и ты одурачишь их всех к чертовой матери.
— Это на самом деле! Меня мутит уже от всей этой ребяческой, дурацкой операции слепых.
— Ох, и парень, — поощряюще произнес Кронер.
— Дай нам две минуты, чтобы дойти до салуна, прежде чем ты выйдешь отсюда, — сказал Макклири. — Будет неудобно, если нас теперь увидят вместе. И не волнуйся насчет упаковки своих вещей. Твои вещи уже сейчас упаковываются и прибудут на пристань к отходу последнего судна.
Он захлопнул дверь за собой, Гелхорном и Кронером.
Пол тяжело опустился в кресло.
— Я ухожу, я ухожу, я ухожу, — сказал он. — Вы слышите меня? Я ухожу!
— Ах, что за ночь! — расслышал он слова Лу на крыльце.
— Господь бог улыбается Лужку, — сказал доктор Гелхорн.
— Поглядите! — сказал Кронер.
— Луна? — спросил Лу. — Да, она великолепна.
— Луна — это само собой, но вы поглядите на Дуб.
— О, и человек, — сказал доктор Гелхорн. — Что нам дано знать об этом!
— Человек, стоящий наедине с Дубом, с господом и Дубом, — произнес Кронер.
— Нет ли поблизости фотографа? — спросил Лу.
— Слишком поздно — он уже уходит, — отозвался Кронер.
— Кто это был? — спросил доктор Гелхорн.
— Этого мы так никогда и не узнаем, — сказал Лу.
— А я и не хочу знать, — сказал Кронер. — Я хочу только запомнить эту сцену и думать о нем как о человеке, в котором есть немножко от каждого из нас.
— То, что вы говорите, — поэзия, — заметил Старик. — Это хорошо, это очень хорошо.
Сидя в одиночестве внутри Дома заседаний, Пол слишком сильно вдохнул дым и закашлялся.
Люди на крыльце о чем-то зашептались.
— Ну, джентльмены, — услышал он голос доктора Гелхорна, — пойдемте?
XXIII
Если бы доктор Пол Протеус, бывший управляющий Заводами Айлиум, не счел окружающую его действительность удручающей с любых точек зрения, он так и не показался бы в салуне перед тем, как подняться на борт последнего судна, отправляющегося на Материк. Пока он шагал по усыпанной гравием дорожке к шуму и свету салуна, его внутреннее поле зрения сузилось до размеров булавочной головки, да и это поле полностью заполнял стакан с чем-то крепким.
Когда Пол вошел в салун, толпа умолкла, а затем от избытка радостных эмоций сразу зашумела еще сильнее. Пол торопливо окинул взглядом зал и не заметил ни одного человека, который смотрел бы на него, да и сам он от волнения никого не узнавал.
— Бурбон с водой, — заказал он бармену.
— Простите, сэр.
— Что я должен вам простить?
— Я не могу вас обслужить.
— Почему?
— Мне было сказано, что вы больше не являетесь гостем на Лужке, сэр. — В голосе бармена звучало явное злорадство.
Много людей наблюдало за происходящим, и среди них Кронер, но ни один из них не попытался поправить бармена.
Момент был довольно трудный, и, поддавшись именно этой лихорадочной атмосфере, Пол, обложив бармена крепким словцом, повернулся, чтобы уйти, сохраняя собственное достоинство.
Однако ему предстояло еще узнать, что, лишенный своего высокого ранга и гостевых привилегий, он будет вынужден существовать на довольно примитивном социальном уровне. И тем более Пол совсем не был подготовлен к тому, что бармен, обежав стойку, резким рывком повернет его лицом к себе.
— Таких слов, сынок, я никому не спускаю, — сказал бармен.
— Да кто вы такой, черт побери? — сказал Пол.
— Уж во всяком случае не паршивый саботажник! — с вызовом выкрикнул бармен. Все слышали, как было произнесено это слово — самое оскорбительное во всем словаре слово, которого не возьмешь назад ни бормотанием извинений, ни дружеским рукопожатием, ни полным забвением. «Ублюдка» еще, пожалуй, можно загладить улыбкой, но уж никак не «саботажника».
Каким-то непостижимым образом первоначальное значение слова — разрушитель машин — отошло на задний план. Подобно подводной части айсберга, несравненно большая его часть, та часть, которая и вызывала столь враждебные чувства, таила под поверхностью целый комплекс извращенности, непристойности, патологии и кучу черт характера такого рода, что наличие хотя бы одной из них в человеке, безусловно, делало его отщепенцем. Под саботажниками разумелись отнюдь не разрушители машин, а особая порода людей, о которых каждый может с гордостью думать, что он на них не похож. Саботажник — это человек, смерть которого может принести миру только облегчение.
— Хочешь, чтобы я повторил? — спросил бармен. — Саботажник! Вонючий саботажник.
Ситуация была крайне напряженной и в то же время очень простой. Один взрослый человек нанес другому взрослому человеку совершенно недвусмысленное оскорбление. И непохоже было, чтобы кто-либо из них стремился разрядить обстановку или хотя бы думал о такой возможности. С того самого момента, когда господь бог придумал трагедию, зрителям остается только смотреть и наблюдать процесс, сходный с тем, что молотилка делает с человеком, когда его затягивает внутрь.
Со второго курса университета Полу ни разу не случалось ударить человека. И в нем не было того запала, который инструкторы штыкового боя пытаются привить своим подопечным, — желания схватиться с врагом вплотную. Пол даже сознавал, что подобные желания не предвещают ничего хорошего. И тем не менее, подчиняясь какой-то системе не зависящих от него нервов и желез, руки его сжались в кулаки, а ноги сами заняли позицию, чрезвычайно удобную для нанесения удара.
Точно так, как после «Увертюры 1812» не принято исполнять на «бис» что-либо иное, кроме «Звезд и Полос», у Пола не было другого ответа на брошенное ему в лицо обвинение.
— Сам ты саботажник, — ответил он и свингом ударил бармена по носу.
И уж совершенно неожиданно бармен повалился, пыхтя и фыркая. Пол вышел в ночь, подобно Дикому Биллу Хайкоку, Даниелу Буну или матросу с баржи, отпущенному на берег, или как… Но тут его совершенно неожиданно снова схватили за плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51