Кто он? Это не Джон и не народ. Кто же это?
Драматическим жестом он вынимает брошюру из нагрудного кармана . Ваша честь, леди и джентльмены на скамье присяжных. (Зачитывает брошюру .) «К началу войны средний доход инженеров и управляющих этой великой страны составлял 8449 долларов 27 центов» . А сейчас в этой отравленной ночи, когда эта черная звезда дошла до зенита, восемьдесят процентов заработка Джона Простака отобраны у него. А каков же теперь средний доход инженеров и управляющих, спросите вы меня. Он снова зачитывает брошюру , яростно подчеркивая каждый слог. «Пятьдесят семь тысяч восемьсот девяносто шесть долларов и сорок один цент!» (Яростно .) Я кончил . Можете допрашивать вы!
Радикал крадучись забирается в дальний угол и . притаившись там, презрительно наблюдает за происходящим. Юный инженер (мягко , ласково). Джон.
Джон (подозрительно) . Да, сэр?
Юный инженер. Скажи мне, Джон, до того, как взошла эта звезда и когда у тебя был высокий заработок, случалось ли тебе иметь телевизор с экраном шириной в двадцать восемь дюймов?
Джон (озадаченно) . Нет, сэр.
Юный инженер. А прачечный агрегат или кухонную печь с дистанционным управлением или электронный пылеулавливатель?
Джон. Нет, сэр, ничего этого у меня не было. Такие вещи могли себе позволить только люди богатые.
Юный инженер. А теперь скажи мне, Джон, в то время, когда у тебя были такие большие деньги, мог ли ты себе позволить страховку, по которой оплачивались бы все твои счета по лечению, все твои счета от дантиста, и обеспечивалась ли тебе пища, жилье, одежда и деньги на карманные расходы?
Джон. Нет, сэр. Тогда таких вещей не могло быть.
Юный инженер. Но ведь теперь это все у тебя есть, теперь (саркастически) , когда взошла эта черная звезда, не правда ли?
Джон. Да, сэр, это верно, все это у меня есть. Но…
Юный инженер. Слышал ли ты когда-нибудь, Джон, о Юлии Цезаре? Слышал? Вот и прекрасно. Так как ты полагаешь, Джон, мог ли этот Цезарь со всем его богатством и могуществом, когда весь мир лежал у его ног, мог ли он иметь тогда то, чем владеешь сегодня ты, мистер Простак?
Джон (пораженный) . А ведь подумать только, и в самом деле не мог. Ха! Ну что вы скажете!
Радикал (яростно) . Я протестую! Какое отношение может иметь Цезарь к нашему делу?
Юный инженер. Ваша честь, я пытался показать, что Джон, стоящий сейчас здесь перед нами, с восходом звезды, чью судьбу мы сейчас решаем, стал богаче, чем могли себе представить Цезарь, Наполеон или Генрих VIII в самых смелых своих мечтах! Богаче любого императора в истории! Тридцать долларов, Джон, — да, именно столько тебе платят. Но ведь со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу? Он все бы отдал за страховку и обеспечение в старости, которые имеешь ты, Джон. Но разве он мог бы их получить? Нет!
Джон. Все это так, клянусь богом, но…
Юный инженер (предупреждая возражение Джона) . Но инженеры и управляющие забыли о мистере Простаке?
Джон. Да, сэр, именно это я и хотел сказать.
Юный инженер. А знаешь ли ты, Джон, что ни один инженер и ни один управляющий не может получить никакой работы, которая не делалась бы только ради тебя? Да и как мы можем забыть тебя хотя бы на мгновение, если каждая минута кашей жизни посвящена тому, чтобы обеспечить тебя всем, что тебе необходимо? Знаешь ли ты, Джон, кто является моим хозяином?
Джон. Не думаю, сэр, чтобы мне приходилось встречаться с этим джентльменом.
Юный инженер (улыбаясь) . О, а я как раз полагаю, что это вполне возможно. Ведь это ты, Джон! Если я не смогу обеспечить тебя всем, что тебе нужно, со мной все кончено. Кончено с нами всеми, тогда-то вот и закатится эта звезда.
Джон (вспыхивая от радости) . Господи, а ведь раньше я никогда не смотрел на это с такой стороны, сэр. (Скромно усмехается .) Но я думаю , что это именно так, не правда ли? Ну, что вы скажете? Но…
Юный инженер. Но я получаю слишком много денег? Пятьдесят семь тысяч долларов? Это тебя волнует?
Джон. Да, сэр, это очень большие деньги.
Юный инженер. Джон, до того, как взошла эта звезда, за производство всего того, что я делаю для тебя, для моего хозяина, мистера Простака, платили больше пятидесяти семи тысяч в неделю. Не за год, понимаешь, а в неделю! И мне кажется, Джон, что именно ты, потребитель, выиграл на этом значительно больше, чем я.
Джон (тихонько присвистнув) . А ведь это и в самом деле так! Внезапно он указывает на Радикала , который странно встревожен. Но ведь он говорил…
Юный инженер. Мы с тобой нашли ответ на все его слова, Джон. И мне хотелось бы добавить еще одно маленькое соображение. Он хотел воспользоваться твоим добродушием. Ему хочется власти, и он ни о чем больше не заботится. Ему хотелось бы, чтобы ты проглотил его полуправды, Джон, и помог ему снять с неба эту звезду, а его привел бы к власти и заодно весь мир вторгнул бы обратно в мрак средневековья!
Джон (зло) . Этого ему хочется, да? Радикал сначала выглядит обеспокоенным , потом испуганным и огорченным и, наконец, внезапно бросается к люку на сцене. Джон преследует его по пятам, и люк за ними захлопывается. Свет на сцене постепенно угасает, и загорается синий прожектор, который направлен на Юного инженера. Юный инженер выходит и становится в центре сцены. Оркестр тихо, едва уловимо начинает играть «Боевой гимн Республики». Юный инженер (задумчиво , спокойно, как бы размышляя вслух). Да, находятся еще такие, что громко клевещут на нашу звезду, и коекто начинает подумывать, не потускнела ли она и в самом деле. И если звезде этой суждено будет закатиться, то в этом частично и наша вина. Да, наша! Каждую минуту мы должны демонстрировать, до чего она прекрасна и почему она прекрасна. Слишком уж мирно мы настроены. Он указывает на звезду . Инфракрасные лучи попадают на нее, и она загорается чудесными красками. Под этой звездой мы превзошли самые смелые мечтания прошлого! Цивилизация никогда раньше не достигала столь головокружительной высоты.
Музыка начинает играть громче . У нас в тридцать один и семь десятых раза больше телевизоров, чем у всего остального населения земного шара, вместе взятого!
Музыка играет еще громче . Девяносто три процента мирового потребления электростатических пылеулавливателей! Семьдесят семь процентов мирового автомобильного парка! Девяносто восемь процентов мирового количества вертолетов! Восемьдесят один и девять десятых процента холодильников!
Музыка усиливается , нарастает. Семьдесят один и три десятых процента производства электроэнергии! Восемьдесят пять процентов производства электронных ламп! Шестьдесят девять процентов производственных мощностей в лошадиных силах! Девяносто восемь и три десятых процента…
Слова его заглушаются мощным потоком музыки . Прожектор гаснет . Ракета взмывает над берегом. Створки стального полушария закрываются, створки стального полушария открываются. Юного инженера больше нет на сцене , нет там также и всех судейских аксессуаров. Старик стоит на вершине стремянки, наедине со своими звездами, как это было вначале. В вытянутой руке он держит звезду с изображением Дуба, улыбается, вешает ее на проволоку, подтягивает ее вверх, и она начинает сиять в инфракрасных лучах. Старик. И вот опять ты засияла ярче всех остальных.
Сунув руку под тогу , он достает оттуда сильный электрический фонарик, луч которого он направляет прямо вверх. И когда я приду сюда проверить блеск через сто лет, будет ли она сиять все так же ярко, как сейчас? Или?
Он со значением глядит на подножье лестницы . Что ж, от кого будет зависеть, окажется ли она померкнувшей или нет?
Он оглядывает публику . Это зависит от тебя! И тебя! И тебя!..
Неожиданно он опускает фонарь и начинает его лучом освещать лица зрителей , выхватывая из темноты то одно, то другое.
Взмывают ракеты. Гремит «Звезды, и Полосы».
Створки стального полушария закрываются.
Вспыхивает свет в амфитеатре.
Рука Кронера с размаху опустилась на колено Пола.
— Уфф! Лучшая из всех программных пьес! Только подумать, Пол, вся история, вся история тут перед тобой как на ладони!
«Наверное, вам интересно будет узнать, — сказал громкоговоритель, перекрывая аплодисменты. — Интересное сообщение: в прошлом авторами программных пьес обычно бывали профессиональные писатели, которые работали по нашим указаниям. Пьесу же, которую вы только что увидели, верьте этому или нет, написал инженер и управляющий из нашей организации. Билл Холдермен, встаньте! Встаньте! Встаньте! Билл!»
Аудитория обезумела.
— Я так и знал! — выкрикнул Кронер. — Здесь не было ни капельки фальши! Она доходит прямо до сердца. Это, конечно, должен был быть кто-нибудь из наших!
Холдермен, косматое и усталое ничтожество с Заводов Индианаполиса, сидевший в нескольких рядах впереди Пола, поднялся, раскрасневшийся, улыбающийся и со слезами на глазах. На закате жизни он, наконец, дождался своего часа. Возможно, что приглушенный отзвук аплодисментов, преодолев пролив и достигнув Материка, докатился и до его жены, женщины, которая верила в него и тогда, когда никто в него не верил.
«Костер через пять минут, — сказал громкоговоритель. — Пять минут на завязывание новых знакомств, а потом костер».
Шеферд, работая плечами, протолкался сквозь толпу и отвлек внимание Кронера от Пола.
— «Со всем своим золотом и со всей своей армией, — цитировал он пьесу. — Со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу!»— Шеферд мечтательно и восхищенно покачал головой. — Нет, не говорите мне, что искусство отмирает.
«Искусство чего?»— сказал про себя Пол и зашагал от них в полумрак за гирлянды иллюминации. Остальная толпа поплыла тесно сбитой массой к берегу, где Люк Люббок, Элфи и остальные лица обслуживающего персонала обливали керосином кучу сосновых бревен.
Пьеса, по существу, была точно такой же, какими открывались сезоны на Лужке даже еще ив довоенное время, когда остров принадлежал одной из стальных компаний. Двадцать лет назад отец Пола привел его сюда, и сюжет пьесы уже и тогда был в точности такой же: простой человек никак не хотел проявлять того чувства благодарности, которое он, несомненно, должен был бы испытывать по отношению к инженерам и управляющим за все те блага, которыми они осыпали его, и причиной этой черной неблагодарности являлись радикалы.
Когда Пол подростком впервые увидел эту аллегорию, она произвела на него глубокое впечатление. Он был просто ошеломлен ее величественной ясностью и простотой. Вся история была как на ладони, и героическая борьба против неблагодарности стала настолько очевидной для его юного ума, что он даже начал на некоторое время преклоняться перед своим отцом, как перед борцом, эдаким Ричардом Львиное Сердце наших дней.
— Ну, — сказал ему отец после этой первой пьесы много лет назад, — о чем ты сейчас думаешь, Пол?
— Я не представлял себе — совершенно не представлял себе, что так обстоят дела.
— Это и есть история, — грустно сказал его отец. — Вся история. Именно так и обстоят дела.
— Да, сэр. — Глаза их встретились, и невыразимо мягкое понимание извечной трагедии установилось между ними, между их поколениями — наследственное чувство мировой скорби, столь же древнее, как и сам мир.
Теперь же Пол стоял в одиночестве на темной дорожке, обеспокоенный обликом тех, кого Кроиер называл первой шеренгой в процессии цивилизации, открывателями дверей в новые невиданные миры. Эта глупая постановочка, казалось, полностью удовлетворяла их как отражение всего, что они делали, их целей, их противников, и объясняла, почему некоторые люди выступают против них. Это была соблазнительно упрощенная картина, и она удовлетворяла этих лидеров процессии. А ведь это походило на то, как если бы мореплаватель, желая избавиться от всех тревог и забот, стер бы со своей карты все рифы.
Неожиданно в глаза Полу ударил свет, правда не столь ослепительный, как у Управляющего Небом. Пол стоял сейчас перед собственным изображением в зеркале, освещенном флуоресцентными лампами. Поперек зеркала шла надпись: «Лучший в мире человек для лучшей в мире работы». Остров был полон подобных неожиданностей. Лампы вокруг этого зеркала были уже старые и испускали какой-то зелено-пурпурный свет. Отраженное лицо Пола было цвета позеленевшей меди, а губы и глаза фиолетовые. Пол убедился, что не страшно увидеть себя в качестве трупа. Проснувшееся самосознание, не сопровождающееся вновь обретенной мудростью, сделало его жизнь поразительно одинокой. и Пол решил, что его не очень бы огорчило, если бы он вдруг умер. Благотворное действие коктейлей уже улетучивалось.
Огонек, появившийся в восточной части неба, отвлек его внимание — возможно, это был гидроплан с бесценными двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса доктора Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна и с его мозговым штабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Драматическим жестом он вынимает брошюру из нагрудного кармана . Ваша честь, леди и джентльмены на скамье присяжных. (Зачитывает брошюру .) «К началу войны средний доход инженеров и управляющих этой великой страны составлял 8449 долларов 27 центов» . А сейчас в этой отравленной ночи, когда эта черная звезда дошла до зенита, восемьдесят процентов заработка Джона Простака отобраны у него. А каков же теперь средний доход инженеров и управляющих, спросите вы меня. Он снова зачитывает брошюру , яростно подчеркивая каждый слог. «Пятьдесят семь тысяч восемьсот девяносто шесть долларов и сорок один цент!» (Яростно .) Я кончил . Можете допрашивать вы!
Радикал крадучись забирается в дальний угол и . притаившись там, презрительно наблюдает за происходящим. Юный инженер (мягко , ласково). Джон.
Джон (подозрительно) . Да, сэр?
Юный инженер. Скажи мне, Джон, до того, как взошла эта звезда и когда у тебя был высокий заработок, случалось ли тебе иметь телевизор с экраном шириной в двадцать восемь дюймов?
Джон (озадаченно) . Нет, сэр.
Юный инженер. А прачечный агрегат или кухонную печь с дистанционным управлением или электронный пылеулавливатель?
Джон. Нет, сэр, ничего этого у меня не было. Такие вещи могли себе позволить только люди богатые.
Юный инженер. А теперь скажи мне, Джон, в то время, когда у тебя были такие большие деньги, мог ли ты себе позволить страховку, по которой оплачивались бы все твои счета по лечению, все твои счета от дантиста, и обеспечивалась ли тебе пища, жилье, одежда и деньги на карманные расходы?
Джон. Нет, сэр. Тогда таких вещей не могло быть.
Юный инженер. Но ведь теперь это все у тебя есть, теперь (саркастически) , когда взошла эта черная звезда, не правда ли?
Джон. Да, сэр, это верно, все это у меня есть. Но…
Юный инженер. Слышал ли ты когда-нибудь, Джон, о Юлии Цезаре? Слышал? Вот и прекрасно. Так как ты полагаешь, Джон, мог ли этот Цезарь со всем его богатством и могуществом, когда весь мир лежал у его ног, мог ли он иметь тогда то, чем владеешь сегодня ты, мистер Простак?
Джон (пораженный) . А ведь подумать только, и в самом деле не мог. Ха! Ну что вы скажете!
Радикал (яростно) . Я протестую! Какое отношение может иметь Цезарь к нашему делу?
Юный инженер. Ваша честь, я пытался показать, что Джон, стоящий сейчас здесь перед нами, с восходом звезды, чью судьбу мы сейчас решаем, стал богаче, чем могли себе представить Цезарь, Наполеон или Генрих VIII в самых смелых своих мечтах! Богаче любого императора в истории! Тридцать долларов, Джон, — да, именно столько тебе платят. Но ведь со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу? Он все бы отдал за страховку и обеспечение в старости, которые имеешь ты, Джон. Но разве он мог бы их получить? Нет!
Джон. Все это так, клянусь богом, но…
Юный инженер (предупреждая возражение Джона) . Но инженеры и управляющие забыли о мистере Простаке?
Джон. Да, сэр, именно это я и хотел сказать.
Юный инженер. А знаешь ли ты, Джон, что ни один инженер и ни один управляющий не может получить никакой работы, которая не делалась бы только ради тебя? Да и как мы можем забыть тебя хотя бы на мгновение, если каждая минута кашей жизни посвящена тому, чтобы обеспечить тебя всем, что тебе необходимо? Знаешь ли ты, Джон, кто является моим хозяином?
Джон. Не думаю, сэр, чтобы мне приходилось встречаться с этим джентльменом.
Юный инженер (улыбаясь) . О, а я как раз полагаю, что это вполне возможно. Ведь это ты, Джон! Если я не смогу обеспечить тебя всем, что тебе нужно, со мной все кончено. Кончено с нами всеми, тогда-то вот и закатится эта звезда.
Джон (вспыхивая от радости) . Господи, а ведь раньше я никогда не смотрел на это с такой стороны, сэр. (Скромно усмехается .) Но я думаю , что это именно так, не правда ли? Ну, что вы скажете? Но…
Юный инженер. Но я получаю слишком много денег? Пятьдесят семь тысяч долларов? Это тебя волнует?
Джон. Да, сэр, это очень большие деньги.
Юный инженер. Джон, до того, как взошла эта звезда, за производство всего того, что я делаю для тебя, для моего хозяина, мистера Простака, платили больше пятидесяти семи тысяч в неделю. Не за год, понимаешь, а в неделю! И мне кажется, Джон, что именно ты, потребитель, выиграл на этом значительно больше, чем я.
Джон (тихонько присвистнув) . А ведь это и в самом деле так! Внезапно он указывает на Радикала , который странно встревожен. Но ведь он говорил…
Юный инженер. Мы с тобой нашли ответ на все его слова, Джон. И мне хотелось бы добавить еще одно маленькое соображение. Он хотел воспользоваться твоим добродушием. Ему хочется власти, и он ни о чем больше не заботится. Ему хотелось бы, чтобы ты проглотил его полуправды, Джон, и помог ему снять с неба эту звезду, а его привел бы к власти и заодно весь мир вторгнул бы обратно в мрак средневековья!
Джон (зло) . Этого ему хочется, да? Радикал сначала выглядит обеспокоенным , потом испуганным и огорченным и, наконец, внезапно бросается к люку на сцене. Джон преследует его по пятам, и люк за ними захлопывается. Свет на сцене постепенно угасает, и загорается синий прожектор, который направлен на Юного инженера. Юный инженер выходит и становится в центре сцены. Оркестр тихо, едва уловимо начинает играть «Боевой гимн Республики». Юный инженер (задумчиво , спокойно, как бы размышляя вслух). Да, находятся еще такие, что громко клевещут на нашу звезду, и коекто начинает подумывать, не потускнела ли она и в самом деле. И если звезде этой суждено будет закатиться, то в этом частично и наша вина. Да, наша! Каждую минуту мы должны демонстрировать, до чего она прекрасна и почему она прекрасна. Слишком уж мирно мы настроены. Он указывает на звезду . Инфракрасные лучи попадают на нее, и она загорается чудесными красками. Под этой звездой мы превзошли самые смелые мечтания прошлого! Цивилизация никогда раньше не достигала столь головокружительной высоты.
Музыка начинает играть громче . У нас в тридцать один и семь десятых раза больше телевизоров, чем у всего остального населения земного шара, вместе взятого!
Музыка играет еще громче . Девяносто три процента мирового потребления электростатических пылеулавливателей! Семьдесят семь процентов мирового автомобильного парка! Девяносто восемь процентов мирового количества вертолетов! Восемьдесят один и девять десятых процента холодильников!
Музыка усиливается , нарастает. Семьдесят один и три десятых процента производства электроэнергии! Восемьдесят пять процентов производства электронных ламп! Шестьдесят девять процентов производственных мощностей в лошадиных силах! Девяносто восемь и три десятых процента…
Слова его заглушаются мощным потоком музыки . Прожектор гаснет . Ракета взмывает над берегом. Створки стального полушария закрываются, створки стального полушария открываются. Юного инженера больше нет на сцене , нет там также и всех судейских аксессуаров. Старик стоит на вершине стремянки, наедине со своими звездами, как это было вначале. В вытянутой руке он держит звезду с изображением Дуба, улыбается, вешает ее на проволоку, подтягивает ее вверх, и она начинает сиять в инфракрасных лучах. Старик. И вот опять ты засияла ярче всех остальных.
Сунув руку под тогу , он достает оттуда сильный электрический фонарик, луч которого он направляет прямо вверх. И когда я приду сюда проверить блеск через сто лет, будет ли она сиять все так же ярко, как сейчас? Или?
Он со значением глядит на подножье лестницы . Что ж, от кого будет зависеть, окажется ли она померкнувшей или нет?
Он оглядывает публику . Это зависит от тебя! И тебя! И тебя!..
Неожиданно он опускает фонарь и начинает его лучом освещать лица зрителей , выхватывая из темноты то одно, то другое.
Взмывают ракеты. Гремит «Звезды, и Полосы».
Створки стального полушария закрываются.
Вспыхивает свет в амфитеатре.
Рука Кронера с размаху опустилась на колено Пола.
— Уфф! Лучшая из всех программных пьес! Только подумать, Пол, вся история, вся история тут перед тобой как на ладони!
«Наверное, вам интересно будет узнать, — сказал громкоговоритель, перекрывая аплодисменты. — Интересное сообщение: в прошлом авторами программных пьес обычно бывали профессиональные писатели, которые работали по нашим указаниям. Пьесу же, которую вы только что увидели, верьте этому или нет, написал инженер и управляющий из нашей организации. Билл Холдермен, встаньте! Встаньте! Встаньте! Билл!»
Аудитория обезумела.
— Я так и знал! — выкрикнул Кронер. — Здесь не было ни капельки фальши! Она доходит прямо до сердца. Это, конечно, должен был быть кто-нибудь из наших!
Холдермен, косматое и усталое ничтожество с Заводов Индианаполиса, сидевший в нескольких рядах впереди Пола, поднялся, раскрасневшийся, улыбающийся и со слезами на глазах. На закате жизни он, наконец, дождался своего часа. Возможно, что приглушенный отзвук аплодисментов, преодолев пролив и достигнув Материка, докатился и до его жены, женщины, которая верила в него и тогда, когда никто в него не верил.
«Костер через пять минут, — сказал громкоговоритель. — Пять минут на завязывание новых знакомств, а потом костер».
Шеферд, работая плечами, протолкался сквозь толпу и отвлек внимание Кронера от Пола.
— «Со всем своим золотом и со всей своей армией, — цитировал он пьесу. — Со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу!»— Шеферд мечтательно и восхищенно покачал головой. — Нет, не говорите мне, что искусство отмирает.
«Искусство чего?»— сказал про себя Пол и зашагал от них в полумрак за гирлянды иллюминации. Остальная толпа поплыла тесно сбитой массой к берегу, где Люк Люббок, Элфи и остальные лица обслуживающего персонала обливали керосином кучу сосновых бревен.
Пьеса, по существу, была точно такой же, какими открывались сезоны на Лужке даже еще ив довоенное время, когда остров принадлежал одной из стальных компаний. Двадцать лет назад отец Пола привел его сюда, и сюжет пьесы уже и тогда был в точности такой же: простой человек никак не хотел проявлять того чувства благодарности, которое он, несомненно, должен был бы испытывать по отношению к инженерам и управляющим за все те блага, которыми они осыпали его, и причиной этой черной неблагодарности являлись радикалы.
Когда Пол подростком впервые увидел эту аллегорию, она произвела на него глубокое впечатление. Он был просто ошеломлен ее величественной ясностью и простотой. Вся история была как на ладони, и героическая борьба против неблагодарности стала настолько очевидной для его юного ума, что он даже начал на некоторое время преклоняться перед своим отцом, как перед борцом, эдаким Ричардом Львиное Сердце наших дней.
— Ну, — сказал ему отец после этой первой пьесы много лет назад, — о чем ты сейчас думаешь, Пол?
— Я не представлял себе — совершенно не представлял себе, что так обстоят дела.
— Это и есть история, — грустно сказал его отец. — Вся история. Именно так и обстоят дела.
— Да, сэр. — Глаза их встретились, и невыразимо мягкое понимание извечной трагедии установилось между ними, между их поколениями — наследственное чувство мировой скорби, столь же древнее, как и сам мир.
Теперь же Пол стоял в одиночестве на темной дорожке, обеспокоенный обликом тех, кого Кроиер называл первой шеренгой в процессии цивилизации, открывателями дверей в новые невиданные миры. Эта глупая постановочка, казалось, полностью удовлетворяла их как отражение всего, что они делали, их целей, их противников, и объясняла, почему некоторые люди выступают против них. Это была соблазнительно упрощенная картина, и она удовлетворяла этих лидеров процессии. А ведь это походило на то, как если бы мореплаватель, желая избавиться от всех тревог и забот, стер бы со своей карты все рифы.
Неожиданно в глаза Полу ударил свет, правда не столь ослепительный, как у Управляющего Небом. Пол стоял сейчас перед собственным изображением в зеркале, освещенном флуоресцентными лампами. Поперек зеркала шла надпись: «Лучший в мире человек для лучшей в мире работы». Остров был полон подобных неожиданностей. Лампы вокруг этого зеркала были уже старые и испускали какой-то зелено-пурпурный свет. Отраженное лицо Пола было цвета позеленевшей меди, а губы и глаза фиолетовые. Пол убедился, что не страшно увидеть себя в качестве трупа. Проснувшееся самосознание, не сопровождающееся вновь обретенной мудростью, сделало его жизнь поразительно одинокой. и Пол решил, что его не очень бы огорчило, если бы он вдруг умер. Благотворное действие коктейлей уже улетучивалось.
Огонек, появившийся в восточной части неба, отвлек его внимание — возможно, это был гидроплан с бесценными двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса доктора Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна и с его мозговым штабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51