Приглядевшись, я разглядел, что отдельные полоски соединяются точно под углом в сто двадцать градусов, образуя правильные шестиугольники, а те, в свою очередь, складываются в полупрозрачные шары, точнее, скелеты шаров, словно вплетенные в беспорядочную путаницу наших земных кустарников.
Впервые заметив это, я остановился как вкопанный. Тен в двадцати шагах впереди меня была уже в другом мире, а я замешкался на границе своего.
– Оно все равно дотянется до тебя, даже если не будешь шевелиться, – донесся до меня ее голос.
Я опустил глаза и увидел тонкие голубые ручейки, подкрадывавшиеся к моим ногам.
– Идем. – Тен вернулась назад и, протянув мне руку, перевела меня через последний рубеж. Очень скоро знакомая земная трава совершенно исчезла, уступив место чаго-растительности.
Почти до самого вечера мы пробирались через зону сплошных разрушений. Вокруг нас валились деревья, бесшумно проседали и растворялись в голубых лужицах непроходимые кустарники, таяла и исчезала трава. Взамен по сторонам тропы вырастали диковинные грибы и похожие на кораллы деревья. Прозрачные голубые пузыри стайками проносились у самого моего лица, но не касались его. Я шел сквозь чаго, как сквозь пылающую печь, – и был все еще жив.
Меджи велел остановиться под высоким выростом чаго-мха, похожим на стрельчатую арку готического собора. Ему наконец удалось с кем-то связаться, и он собирался сообщить нам неутешительные новости.
– На Мененгаи напали, – коротко сказал он.
Это известие взволновало всех. Люди затараторили, забросали Меджи вопросами, и он поднял руку, призывая нас к молчанию.
– Это были африканцы, – сказал Меджи. – Кто-то снабдил их чагозащитными костюмами и оружием. У них на кокардах были буквы «АОК».
– Армия Освобождения Кении, – пояснила молчаливая Наоми.
– У нас есть враги, – добавил политолог Хамид. – Правительство Кении до сих пор считает районы, занятые чаго, своими и не упускает случая напомнить нам, кто хозяин в стране. Чиновникам хотелось бы постоянно гнать нас, травить, словно диких животных, не давая укрепиться на одном месте и начать строить новую жизнь. Так называемая Армия Освобождения Кении – это просто бандиты, которым Запад помогает оружием и деньгами.
– А что там насчет Мененгаи? – спросил я. Меджи покачал головой:
– Высочайший повел всех уцелевших на Ол-Паньята. Я перевел взгляд на Тен:
– Высочайший?! Это не… Она молча кивнула.
С Высочайшим мы встретились под сенью Большой Стены. Место было достаточно укромным и даже мрачным: вокруг теснились толстые, гладкие стволы, а плотное покрывало из гигантских листьев колыхалось и шумело чуть ли не в километре над нашими головами. Время от времени листва расходилась, и тогда на землю падал луч дневного света. В этом гигантском лесу люди казались карликами и невольно старались говорить тише, испытывая благоговение и страх. Должно быть, примерно так же чувствовали себя средневековые крестьяне в своих огромных соборах.
Странное это ощущение – знакомиться с кем-то, кого знал только по чужим рассказам. Все время хочется сказать: вы меня не знаете, но я много о вас слышал, и вы совсем не такой, каким я вас себе представлял.
Рассказ Высочайшего был прост и трагичен. Когда поселок проснулся, ничто не предвещало беды. Люди, как всегда, переходили со двора во двор, из дома в дом, переговаривались, сплетничали, обсуждали новости, пили кофе. Потом послышались чужие голоса и затрещали выстрелы, но жители поселка не сразу поняли, в чем дело. Пока же они гадали, что стряслось, вооруженные чужаки стремительно ворвались в поселок, крича и бранясь, стреляя на бегу во все, что двигалось, поджигая все, что попадалось им на глаза. Люди падали там, где их сразили пули, языки пламени вставали над соломенными крышами, словно диковинные красные цветы, едкий дым застилал улочки между домами. На дальнем конце поселка чужаки развернулись и, промчавшись по улицам в обратном направлении, исчезли в зарослях. Все было проделано именно так – небрежно, быстро, жестоко. За каких-нибудь десять минут Мененгаи превратился в покойницкую. Высочайший, впрочем, рассказывал об этом, словно о чем-то совершенно обычном, но костяшки его сжимавших посох пальцев побелели от напряжения.
Возможно, такова была жизнь в поселках внутри чаго, но для человека, который приехал из мирной, законопослушной страны, это казалось дикостью.
Разумеется, я видел драки и даже настоящие побоища, и они неизменно меня пугали, однако мне никогда не приходилось сталкиваться с жестокостью, о какой говорил Высочайший. И хотя я вместе со всеми прятался от вертолета на склоне горы, в глубине души я все-таки не верил, что летчик может открыть огонь – что он станет стрелять в меня из крупнокалиберных «гатлингов».
Точно так же не укладывалось у меня в голове, что бандиты из Армии Освобождения Кении, единственной целью которых было истребление народа чаго, могут находиться сейчас где-то поблизости, перевооружаясь, пополняя запасы провианта и боеприпасов из тайников или сброшенных с вертолета контейнеров, чтобы после короткого отдыха отправиться на поиски новых мишеней. Мне казалось, что это просто невозможно в таком величественном, почти святом месте. Встретить в лесу Большой Стены отряд наемников – абсурд!
Но Меджи и Тен поверили Высочайшему сразу. И как только мы снова смогли двигаться, они без всякой жалости погнали нас дальше.
– Куда мы идем теперь? – спросил я у Тен.
– На восток. У «Черных симба» есть несколько поселков в районе Кириньянги. Там по крайней мере можно обороняться.
– И далеко это?
– Три дня пути.
– Послушай, Тен, в нашей группе есть женщина, которая скоро не сможет идти вовсе. Я говорю о Хоуп… Насколько мне удалось выяснить, она где-то месяце на восьмом. Точнее я узнать не смог – Хоуп совсем не говорит по-английски, а я едва изъясняюсь на суахили. Я помог бедняжке перебраться через канаву, и она не знала, как меня благодарить. Ужасно приятно смотреть на ее огромный живот – ведь это значит, что жизнь продолжается и что ее так просто не одолеешь.
– Я знаю, – сказала Тен.
А я понял, что хотя она была вооружена, носила посох и переговорное устройство, решения давались ей нелегко. Господи, подумал я невольно, ведь тебе еще нет и двадцати, маленькая моя воительница!
Мы долго шли, петляя между огромными корнями деревьев, поддерживавших багрово-красную крышу нашего мира. Круглые набалдашники посохов в руках проводников начали светиться мягким желтым светом, и Тен объяснила мне, что это биолюминесценция. Освещая себе путь этими живыми фонариками, мы забирались все глубже в сырую и темную чащу леса-стены. Местность снова начала повышаться, медленно и равномерно, и я отправился в арьергард отряда, чтобы помочь Хоуп. Мы смогли даже поговорить, и это немного скрасило нам тяготы пути.
Лес Большой Стены неожиданно кончился, и мы вступили в царство грибов. Багровые поганки с широкими, мясистыми шляпками были в несколько раз выше моего роста, крупные дождевики осыпали нас мелкими желтыми спорами, лисички в форме гигантских воронок окатывали нас потоками холодной воды, собравшейся в углублениях шляпок, гроздья ложных опят белели в полумраке, словно пальцы мертвецов, а из листвы следили за нами крошечные мартышки с зеленоватой шкурой.
Карабкаясь по горным отрогам, напоминавшим растопыренные пальцы руки, мы поднимались все выше. Хоуп рассказывала, как во время налета на Мененгаи погиб ее муж, а я не знал, как утешить бедняжку. Потом она попросила рассказать мою историю, и я попытался сделать это на скверном суахили, а желтые огоньки посохов вели нас все дальше, все выше…
– Тен!..
Мы как раз остановились, чтобы поужинать. Что хорошо в чаго, так это то, что здесь невозможно умереть с голода. Достаточно протянуть руку, и все, к чему ты ни прикоснешься, окажется съедобным. Тен сказала мне, что если закопать собственные экскременты, то на утро на этом месте можно найти очень вкусные клубни, однако последовать ее совету я так и не отважился. Как бы там ни было, для инопланетного завоевателя чаго относилось к насущным человеческим потребностям достаточно внимательно.
– Что?
– Боюсь, я ошибся, когда определил срок беременности Хоуп. Она готова родить с минуты на минуту.
Тен покачала головой.
– Скажи, если Хоуп начнет рожать, ты остановишься?
Она немного поколебалась.
– О'кей, мы остановимся… ненадолго.
Хоуп терпела еще два дня. За это время мы успели спуститься в небольшую долину, где нам пришлось буквально продираться сквозь пятнистые, словно шкура жирафы, шарообразные скопления чаго-мхов, и снова подняться на нагорье, которое было расположено куда выше, чем холмы и возвышенности Нанди.
– Где мы находимся? – спросил я Тен. Чаго до неузнаваемости изменило ландшафт, сделав непригодными даже самые лучшие карты, и мы ориентировались главным образом по компасу и наиболее заметным объектам местности.
– Мы прошли через долину Ньяндаруа и теперь поднимаемся по восточному склону Абердарского хребта.
Между тем отряд сильно растянулся. Мы с Наоми шли чуть ли не самыми последними, помогая старикам, женщинам с младенцами и беременной Хоуп. Но если у остальных сил, чтобы одолеть подъем, еще кое-как хватало, то Хоуп слабела буквально на глазах и все чаще останавливалась. Во время одной такой передышки она пробормотала, положив руки на живот:
– Я думаю… мне кажется…
– Свяжись с Тен по этой штуке, – потребовал я у Наоми. Женщина пробормотала что-то в микрофон, потом покачала головой:
– Она не отвечает.
– Почему?
– Не знаю. Тен не отвечает.
Я бросился бежать. Спотыкаясь, падая, я едва ли не на четвереньках вскарабкался на гребень очередной возвышенности. Далее ландшафт снова резко менялся, как это бывает только в занятых чаго районах. Вместо мхов я увидел похожие на гигантские пшеничные колосья деревья, росшие такими ровными рядами, будто их высадили здесь люди.
Тен была уже в сотне метров ниже по склону. Она стояла неподвижно, как статуя, среди колосьев-переростков, крепко упершись в землю своим посохом. На мой крик она никак не отреагировала, и я подбежал к ней.
– Тен, Хоуп не может идти дальше. Нам придется остановиться.
– Нет! – крикнула в ответ Тен. На меня она даже не посмотрела, взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то вперед, в просвет между рядами деревьев.
– Тен!.. – Я схватил ее за руку и заставил повернуться ко мне. Лицо моей любимой отражало одержимость, страх, решимость, печаль, радость, словно в зарослях этих чужих деревьев она увидела что-то до боли знакомое.
– Но, Тен, ты же обещала!
– Шан! Шан! Я знаю, где мы! Я знаю это место! Там перевал, а здесь проходило шоссе, вот долина, а вот – река. А там, Шан, там – Гичичи!.. – Она оглянулась назад и крикнула, обращаясь к появившимся между деревьями фигурам: – Высочайший, это Гичичи! Мы дошли. Мы – дома!
Потом Тен бросилась вперед. Свой посох она держала на плече наподобие охотничьего копья. Она легко перепрыгивала через обломки скал и упавшие стволы, она поднимала тысячи брызг, наступая ногой в ручьи и канавы, она ловко огибала встающие на пути кусты и деревья. Я помчался за ней, но догнать Тен мне было не под силу, и вскоре я потерял ее из виду.
Я нашел ее на поляне. Тен стояла перед стволом упавшего пшеничного дерева, повалившего соседние деревья, словно костяшки домино. Ее посох был глубоко воткнут в мягкую землю. Тен не обернулась, и я понял, что не должен ей мешать. Я не произнес ни слова и не сделал ни одного шага, догадавшись, что стал свидетелем настоящего чуда.
Тен опустилась на колени. Закрыла глаза. Крепко уперлась ладонями в моховую подстилку. В следующую секунду я увидел, как от кончиков ее пальцев по чаго-мху разбежались извилистые темные линии, похожие на черные молнии. Они перекрещивались, соединялись между собой, пробивая новые дорожки, пока весь мшистый покров земли не стал похож на потрескавшуюся глазурь старой китайской вазы.
И все эти трещины сходились к Тен. Она была создательницей и повелительницей этой тончайшей паутины, и чаго-мох потянулся к ее нитям, как собираются вдоль линий напряженности магнитного поля железные опилки. Под колышущимся зеленоватым покровом, как ребра под кожей, появлялись и исчезали какие-то фигуры. Они образовывали прямоугольники, квадраты, медленно приподнимавшие слой чаго. Вскоре я догадался, что это такое. Я видел, как из небытия вновь возникают заборы и стены когда-то стоявших здесь домов. Частица за частицей, миллиметр за миллиметром вставал из земли поселок Гичичи.
К тому моменту, когда остальные спустились с вершины и подошли к нам, стены были уже по пояс высотой, а из земли вырастали электрогенераторы, водяные насосы, обогревательные батареи, ячейки нанофабрик и другие необходимые механизмы и приспособления. Беглецы и воины в одинаковом изумлении бродили между ними, разглядывая блестящие, словно фарфоровые, стены, которые продолжали расти и тянуться вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Впервые заметив это, я остановился как вкопанный. Тен в двадцати шагах впереди меня была уже в другом мире, а я замешкался на границе своего.
– Оно все равно дотянется до тебя, даже если не будешь шевелиться, – донесся до меня ее голос.
Я опустил глаза и увидел тонкие голубые ручейки, подкрадывавшиеся к моим ногам.
– Идем. – Тен вернулась назад и, протянув мне руку, перевела меня через последний рубеж. Очень скоро знакомая земная трава совершенно исчезла, уступив место чаго-растительности.
Почти до самого вечера мы пробирались через зону сплошных разрушений. Вокруг нас валились деревья, бесшумно проседали и растворялись в голубых лужицах непроходимые кустарники, таяла и исчезала трава. Взамен по сторонам тропы вырастали диковинные грибы и похожие на кораллы деревья. Прозрачные голубые пузыри стайками проносились у самого моего лица, но не касались его. Я шел сквозь чаго, как сквозь пылающую печь, – и был все еще жив.
Меджи велел остановиться под высоким выростом чаго-мха, похожим на стрельчатую арку готического собора. Ему наконец удалось с кем-то связаться, и он собирался сообщить нам неутешительные новости.
– На Мененгаи напали, – коротко сказал он.
Это известие взволновало всех. Люди затараторили, забросали Меджи вопросами, и он поднял руку, призывая нас к молчанию.
– Это были африканцы, – сказал Меджи. – Кто-то снабдил их чагозащитными костюмами и оружием. У них на кокардах были буквы «АОК».
– Армия Освобождения Кении, – пояснила молчаливая Наоми.
– У нас есть враги, – добавил политолог Хамид. – Правительство Кении до сих пор считает районы, занятые чаго, своими и не упускает случая напомнить нам, кто хозяин в стране. Чиновникам хотелось бы постоянно гнать нас, травить, словно диких животных, не давая укрепиться на одном месте и начать строить новую жизнь. Так называемая Армия Освобождения Кении – это просто бандиты, которым Запад помогает оружием и деньгами.
– А что там насчет Мененгаи? – спросил я. Меджи покачал головой:
– Высочайший повел всех уцелевших на Ол-Паньята. Я перевел взгляд на Тен:
– Высочайший?! Это не… Она молча кивнула.
С Высочайшим мы встретились под сенью Большой Стены. Место было достаточно укромным и даже мрачным: вокруг теснились толстые, гладкие стволы, а плотное покрывало из гигантских листьев колыхалось и шумело чуть ли не в километре над нашими головами. Время от времени листва расходилась, и тогда на землю падал луч дневного света. В этом гигантском лесу люди казались карликами и невольно старались говорить тише, испытывая благоговение и страх. Должно быть, примерно так же чувствовали себя средневековые крестьяне в своих огромных соборах.
Странное это ощущение – знакомиться с кем-то, кого знал только по чужим рассказам. Все время хочется сказать: вы меня не знаете, но я много о вас слышал, и вы совсем не такой, каким я вас себе представлял.
Рассказ Высочайшего был прост и трагичен. Когда поселок проснулся, ничто не предвещало беды. Люди, как всегда, переходили со двора во двор, из дома в дом, переговаривались, сплетничали, обсуждали новости, пили кофе. Потом послышались чужие голоса и затрещали выстрелы, но жители поселка не сразу поняли, в чем дело. Пока же они гадали, что стряслось, вооруженные чужаки стремительно ворвались в поселок, крича и бранясь, стреляя на бегу во все, что двигалось, поджигая все, что попадалось им на глаза. Люди падали там, где их сразили пули, языки пламени вставали над соломенными крышами, словно диковинные красные цветы, едкий дым застилал улочки между домами. На дальнем конце поселка чужаки развернулись и, промчавшись по улицам в обратном направлении, исчезли в зарослях. Все было проделано именно так – небрежно, быстро, жестоко. За каких-нибудь десять минут Мененгаи превратился в покойницкую. Высочайший, впрочем, рассказывал об этом, словно о чем-то совершенно обычном, но костяшки его сжимавших посох пальцев побелели от напряжения.
Возможно, такова была жизнь в поселках внутри чаго, но для человека, который приехал из мирной, законопослушной страны, это казалось дикостью.
Разумеется, я видел драки и даже настоящие побоища, и они неизменно меня пугали, однако мне никогда не приходилось сталкиваться с жестокостью, о какой говорил Высочайший. И хотя я вместе со всеми прятался от вертолета на склоне горы, в глубине души я все-таки не верил, что летчик может открыть огонь – что он станет стрелять в меня из крупнокалиберных «гатлингов».
Точно так же не укладывалось у меня в голове, что бандиты из Армии Освобождения Кении, единственной целью которых было истребление народа чаго, могут находиться сейчас где-то поблизости, перевооружаясь, пополняя запасы провианта и боеприпасов из тайников или сброшенных с вертолета контейнеров, чтобы после короткого отдыха отправиться на поиски новых мишеней. Мне казалось, что это просто невозможно в таком величественном, почти святом месте. Встретить в лесу Большой Стены отряд наемников – абсурд!
Но Меджи и Тен поверили Высочайшему сразу. И как только мы снова смогли двигаться, они без всякой жалости погнали нас дальше.
– Куда мы идем теперь? – спросил я у Тен.
– На восток. У «Черных симба» есть несколько поселков в районе Кириньянги. Там по крайней мере можно обороняться.
– И далеко это?
– Три дня пути.
– Послушай, Тен, в нашей группе есть женщина, которая скоро не сможет идти вовсе. Я говорю о Хоуп… Насколько мне удалось выяснить, она где-то месяце на восьмом. Точнее я узнать не смог – Хоуп совсем не говорит по-английски, а я едва изъясняюсь на суахили. Я помог бедняжке перебраться через канаву, и она не знала, как меня благодарить. Ужасно приятно смотреть на ее огромный живот – ведь это значит, что жизнь продолжается и что ее так просто не одолеешь.
– Я знаю, – сказала Тен.
А я понял, что хотя она была вооружена, носила посох и переговорное устройство, решения давались ей нелегко. Господи, подумал я невольно, ведь тебе еще нет и двадцати, маленькая моя воительница!
Мы долго шли, петляя между огромными корнями деревьев, поддерживавших багрово-красную крышу нашего мира. Круглые набалдашники посохов в руках проводников начали светиться мягким желтым светом, и Тен объяснила мне, что это биолюминесценция. Освещая себе путь этими живыми фонариками, мы забирались все глубже в сырую и темную чащу леса-стены. Местность снова начала повышаться, медленно и равномерно, и я отправился в арьергард отряда, чтобы помочь Хоуп. Мы смогли даже поговорить, и это немного скрасило нам тяготы пути.
Лес Большой Стены неожиданно кончился, и мы вступили в царство грибов. Багровые поганки с широкими, мясистыми шляпками были в несколько раз выше моего роста, крупные дождевики осыпали нас мелкими желтыми спорами, лисички в форме гигантских воронок окатывали нас потоками холодной воды, собравшейся в углублениях шляпок, гроздья ложных опят белели в полумраке, словно пальцы мертвецов, а из листвы следили за нами крошечные мартышки с зеленоватой шкурой.
Карабкаясь по горным отрогам, напоминавшим растопыренные пальцы руки, мы поднимались все выше. Хоуп рассказывала, как во время налета на Мененгаи погиб ее муж, а я не знал, как утешить бедняжку. Потом она попросила рассказать мою историю, и я попытался сделать это на скверном суахили, а желтые огоньки посохов вели нас все дальше, все выше…
– Тен!..
Мы как раз остановились, чтобы поужинать. Что хорошо в чаго, так это то, что здесь невозможно умереть с голода. Достаточно протянуть руку, и все, к чему ты ни прикоснешься, окажется съедобным. Тен сказала мне, что если закопать собственные экскременты, то на утро на этом месте можно найти очень вкусные клубни, однако последовать ее совету я так и не отважился. Как бы там ни было, для инопланетного завоевателя чаго относилось к насущным человеческим потребностям достаточно внимательно.
– Что?
– Боюсь, я ошибся, когда определил срок беременности Хоуп. Она готова родить с минуты на минуту.
Тен покачала головой.
– Скажи, если Хоуп начнет рожать, ты остановишься?
Она немного поколебалась.
– О'кей, мы остановимся… ненадолго.
Хоуп терпела еще два дня. За это время мы успели спуститься в небольшую долину, где нам пришлось буквально продираться сквозь пятнистые, словно шкура жирафы, шарообразные скопления чаго-мхов, и снова подняться на нагорье, которое было расположено куда выше, чем холмы и возвышенности Нанди.
– Где мы находимся? – спросил я Тен. Чаго до неузнаваемости изменило ландшафт, сделав непригодными даже самые лучшие карты, и мы ориентировались главным образом по компасу и наиболее заметным объектам местности.
– Мы прошли через долину Ньяндаруа и теперь поднимаемся по восточному склону Абердарского хребта.
Между тем отряд сильно растянулся. Мы с Наоми шли чуть ли не самыми последними, помогая старикам, женщинам с младенцами и беременной Хоуп. Но если у остальных сил, чтобы одолеть подъем, еще кое-как хватало, то Хоуп слабела буквально на глазах и все чаще останавливалась. Во время одной такой передышки она пробормотала, положив руки на живот:
– Я думаю… мне кажется…
– Свяжись с Тен по этой штуке, – потребовал я у Наоми. Женщина пробормотала что-то в микрофон, потом покачала головой:
– Она не отвечает.
– Почему?
– Не знаю. Тен не отвечает.
Я бросился бежать. Спотыкаясь, падая, я едва ли не на четвереньках вскарабкался на гребень очередной возвышенности. Далее ландшафт снова резко менялся, как это бывает только в занятых чаго районах. Вместо мхов я увидел похожие на гигантские пшеничные колосья деревья, росшие такими ровными рядами, будто их высадили здесь люди.
Тен была уже в сотне метров ниже по склону. Она стояла неподвижно, как статуя, среди колосьев-переростков, крепко упершись в землю своим посохом. На мой крик она никак не отреагировала, и я подбежал к ней.
– Тен, Хоуп не может идти дальше. Нам придется остановиться.
– Нет! – крикнула в ответ Тен. На меня она даже не посмотрела, взгляд ее по-прежнему был устремлен куда-то вперед, в просвет между рядами деревьев.
– Тен!.. – Я схватил ее за руку и заставил повернуться ко мне. Лицо моей любимой отражало одержимость, страх, решимость, печаль, радость, словно в зарослях этих чужих деревьев она увидела что-то до боли знакомое.
– Но, Тен, ты же обещала!
– Шан! Шан! Я знаю, где мы! Я знаю это место! Там перевал, а здесь проходило шоссе, вот долина, а вот – река. А там, Шан, там – Гичичи!.. – Она оглянулась назад и крикнула, обращаясь к появившимся между деревьями фигурам: – Высочайший, это Гичичи! Мы дошли. Мы – дома!
Потом Тен бросилась вперед. Свой посох она держала на плече наподобие охотничьего копья. Она легко перепрыгивала через обломки скал и упавшие стволы, она поднимала тысячи брызг, наступая ногой в ручьи и канавы, она ловко огибала встающие на пути кусты и деревья. Я помчался за ней, но догнать Тен мне было не под силу, и вскоре я потерял ее из виду.
Я нашел ее на поляне. Тен стояла перед стволом упавшего пшеничного дерева, повалившего соседние деревья, словно костяшки домино. Ее посох был глубоко воткнут в мягкую землю. Тен не обернулась, и я понял, что не должен ей мешать. Я не произнес ни слова и не сделал ни одного шага, догадавшись, что стал свидетелем настоящего чуда.
Тен опустилась на колени. Закрыла глаза. Крепко уперлась ладонями в моховую подстилку. В следующую секунду я увидел, как от кончиков ее пальцев по чаго-мху разбежались извилистые темные линии, похожие на черные молнии. Они перекрещивались, соединялись между собой, пробивая новые дорожки, пока весь мшистый покров земли не стал похож на потрескавшуюся глазурь старой китайской вазы.
И все эти трещины сходились к Тен. Она была создательницей и повелительницей этой тончайшей паутины, и чаго-мох потянулся к ее нитям, как собираются вдоль линий напряженности магнитного поля железные опилки. Под колышущимся зеленоватым покровом, как ребра под кожей, появлялись и исчезали какие-то фигуры. Они образовывали прямоугольники, квадраты, медленно приподнимавшие слой чаго. Вскоре я догадался, что это такое. Я видел, как из небытия вновь возникают заборы и стены когда-то стоявших здесь домов. Частица за частицей, миллиметр за миллиметром вставал из земли поселок Гичичи.
К тому моменту, когда остальные спустились с вершины и подошли к нам, стены были уже по пояс высотой, а из земли вырастали электрогенераторы, водяные насосы, обогревательные батареи, ячейки нанофабрик и другие необходимые механизмы и приспособления. Беглецы и воины в одинаковом изумлении бродили между ними, разглядывая блестящие, словно фарфоровые, стены, которые продолжали расти и тянуться вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17