Да, я помню.
Максим. И если бы не Таня...
Андрей Николаевич. Н-да!..
Максим. Пойду еще поработаю.
Уходит. Андрей Николаевич наливает рюмку коньяка, выходит на галерею,
ставит рюмку на перила, садится в кресло и, слегка покачиваясь в нем,
начинает неспешно набивать трубку.
В глубине холла появляется Александра Николаевна с трясущимся, громы-
хающим чашками подносом. Доходит до стола, ставит поднос на угол.
Александра Николаевна (достает из буфета банку кофе). Тебе подать ко-
фе на веранду?
Андрей Николаевич. Да.
Александра Николаевна готовит кофе.
Андрей Николаевич раскуривает трубку.
Александра Николаевна (идет на веранду с чашкой). Ты совершенно опре-
деленно хочешь вогнать себя в гроб!
Ставит чашку рядом с рюмкой.
Андрей Николаевич. Иногда я думаю, что все, что я мог сделать в этой
жизни, я уже сделал!..
Александра Николаевна. Абсолютно дурацкая философия!
Андрей Николаевич. Это не философия, Шура, это - реализм. Вот (стучит
себя по лбу костяшками пальцев) - пусто! Ни одной мало-мальски приличной
идеи за последние пять лет. А заниматься голым плетением словес, да еще
на пустом месте, я не умею!
Александра Николаевна (уходит на веранду, говорит, стоя к Андрею Ни-
колаевичу спиной). Учись.
Андрей Николаевич (с легким раздражением в голосе). Не болтай ерунду!
Александра Николаевна (невозмутимо). Надо же как-то поддерживать раз-
говор на эту душеспасительную тему.
Андрей Николаевич. Ты что, нарочно?.. Решила позлить меня с утра?..
Александра Николаевна (наливает себе чай). Какой ты смешной иногда
бываешь, Джей... Особенно когда начинаешь злиться.
Андрей Николаевич (отпивает глоток коньяка). Это не злость, Шура, это
какое-то другое чувство...
Александра Николаевна. Какое?
Андрей Николаевич (пьет кофе). Грусть... Тоска... Хандра... А может
быть, просто... страх, а?..
Александра Николаевна. Страх?
Андрей Николаевич. Да!.. Я ведь все помню, все свои ощущения: сначала
онемела левая рука, ночью я проснулся от того, что у меня как будто за-
текло плечо, и вдруг эта страшная давящая боль в груди...
Александра Николаевна. Все мы герои, ибо умеем забывать, что пригово-
рены к смерти. Кто это сказал?
Андрей Николаевич. Не помню. Саму фразу помню, а вот автора забыл.
Александра Николаевна надевает очки, разворачивает газету, углубляет-
ся в чтение.
Андрей Николаевич. А потом были моменты, когда я словно видел себя со
стороны:
неподвижное тело, над ним склонились головы в белых колпаках, похожих
на поварские...
Александра Николаевна. Что?
Андрей Николаевич. Блюдо, говорю, для червей.
Александра Николаевна (не отрываясь от газеты). У каждого человека
бывают периоды душевного смятения... Когда я вспоминаю, какой я была в
те годы, когда работала манекенщицей, мне тоже становится грустно. Ве-
рится с трудом... Кажется, что этого не было никогда. Сон. Мираж.
Андрей Николаевич. Я утром вспомнил, как мы в Брюсселе по крышам ухо-
дили от особистов из репатриационной комиссии. Как они подстрелили тан-
киста на пожарной лестнице, как он цеплялся за мокрые от дождя железные
прутья, а потом все-таки оборвался и молча полетел вниз, на дно двора...
Я видел все из чердачного окошка, слышал глухой удар тела об асфальт...
А ведь человек всю войну прошел.
(Допивает кофе, коньяк, выколачивает трубку о перила, встает.) Прогу-
ляюсь до телефонной станции, спрошу, что у нас с телефоном.
Проходит в холл, надевает кожаный пиджак.
Александра Николаевна. Возьми Дика.
Андрей Николаевич. Да, конечно...
Проходит через веранду, спускается в сад, кричит: "Дик!.. Дик!.. Ко
мне!.." В ответ слышится заливистый радостный лай.
Александра Николаевна углубляется в газету, шевелит губами, покачива-
ет головой.
Неподалеку слышится скрип калитки, шаги по садовой дорожке.
На веранду поднимается Татьяна.Она в трауре: строгое черное платье,
тонкая кружевная шаль, один конец которой перекинут через плечо.
Устало опускается на ближайший стул.
Александра Николаевна откладывает газету, снимает очки, смотрит на
Татьяну.
Александра Николаевна. Все?
Татьяна (глядя куда-то в пространство). Да, Саша, все. (Пауза.) По
первому разряду... Митрополит, двенадцать архиереев, хор - как христи-
анского мученика...
Александра Николаевна. Народу много было?
Татьяна. Много, полная церковь, и еще на паперти... Телевидение прие-
хало.
Александра Николаевна. Покажут, наверное, в вечернем выпуске...
Татьяна. Наверное, покажут... Он был довольно известным в городе че-
ловеком.
Александра Николаевна. Пусть земля ему будет пухом.
Татьяна. Тридцать восемь лет... Вдова осталась с четырьмя детьми -
куда они пойдут? что с ними будет?!
Александра Николаевна. А церковь? неужели они не позаботятся?..
Татьяна. Церковь нищая. Они даже нормальное следствие оплатить не мо-
гут.
Александра Николаевна (крайне удивлена). Как это - оплатить?..
Татьяна. Очень просто... Как такси. Как вызов телемастера или водоп-
роводчика.
Александра Николаевна. Подумать только!..
Татьяна. Нечего тут думать, Саша, нечего... Отпели, зарыли, поставили
крест - и все, как не было человека... И даже если они вдруг - о, чудо!
- найдут убийцу - что из этого?.. Ему заплатили сколько там у них поло-
жено платить за такие дела - он пошел и убил... Сволочи, подонки!.. (У
нее на глазах появляются слезы, она вытирает их концом шали.) И ведь за
что!.. За какую-то кирпичную двухэтажную коробку под дырявой крышей...
Александра Николаевна. Через год-полтора ее отремонтируют, откроют
магазин, ресторан, гостиницу, казино; хозяин возведет особняк на берегу
залива, личный причал, купит яхту...
Татьяна. Иногда мне так хочется взять ружье...
Александра Николаевна. Глупости все это.
Татьяна. Да, конечно... (Вытирает слезы. Встает.) Поднимусь наверх,
переоденусь... Вся пропахла свечами, землей, хвоей, ладаном - ужасный
запах.
Александра Николаевна (тянет носом воздух). Ничего не чувствую.
Татьяна. В нашем военном городке о покойнике в доме узнавали по разб-
росанному вокруг подъезда еловому лапнику... Любой мог войти в подъезд,
подняться в квартиру и посмотреть, кто умер. Знакомый, незнакомый - не
важно... Заходи и смотри, если тебе интересно... Некоторым это очень
нравилось, особенно старухам...
Проходит через холл, стягивая на ходу шаль с головы. Поднимается по
лестнице.
Александра Николаевна опять надевает очки и принимается за газету.
Из сада на веранду стремительно вбегает Антон.
Антон (не переводя дыхания). Отец дома?..
Александра Николаевна (глядя на него поверх очков). Пошел на телефон-
ную станцию.
А что?
Антон. Мне машина нужна!..
Александра Николаевна. А что электричка? Опоздал?
Антон. Хуже. Ночью ветром на провода повалило сосну - все поезда от-
менили.
Александра Николаевна. Догони Андрея, спроси... Он тебе никогда не
отказывал.
Антон собирается убегать так же стремительно, как появился.
Александра Николаевна. Антон!
Антон. Да.
Александра Николаевна (чуть-чуть боясь отказа). А если я попрошу тебя
взять меня с собой...
Антон. Ну, если очень надо...
Александра Николаевна (поспешно). Нет-нет, я не настаиваю... (меняет
тон на просительный) Но на прошлой неделе фонд общественных инициатив
обещал мне перевод, и я бы не хотела его упускать, потому что раз упус-
тишь, два упустишь, а в третий раз не обратятся, как в той самой сказке
про мальчика и волка...
Антон (чуть покровительственно). Ладно, тетушка, собирайтесь!
Убегает.
Александра Николаевна (вслед ему, негромко). Нам сейчас нельзя упус-
кать возможности заработать... (Встает, отыскивает свою палку, идет к
лестнице, бормочет.) Ни малейшей возможности нельзя упускать...
На верхней ступеньке появляется Татьяна.
Останавливается, прислушивается.
Александра Николаевна (продолжает сама с собой). Человек живет до тех
пор, пока он в состоянии себя прокормить, да... А если он уже не может,
тогда... разные, конечно, бывают случаи, нельзя всех одним аршином...
Татьяна начинает спускаться по лестнице с нарочитым шумом.
Она в вылинявшем от частых стирок сатиновом халате, с потрепанной
канцелярской папкой в руках.
Татьяна (громко). Первый по-настоящему весенний день! Солнце светит
прямо в окна... Наверху так душно, прямо сил нет!
Александра Николаевна. Поеду в город с Антоном. Фонд обещал перевод.
Расходятся у подножия лестницы. Легкая заминка.
Татьяна (удивленно). А разве он не уехал?..
Александра Николаевна (поднимается по лестнице). Всс отменили...
Электричка упала на провода... Джей даст машину.
Уходит.
Татьяна освобождает угол стола, раскрывает папку, раскладывает ка-
кие-то бумаги. На глаза ей попадается повестка из военкомата.
Она бегло просматривает ее и откладывает в сторону.
Из сада на веранду поднимается Антон.
Он молча обходит стол и садится напротив самовара.
Антон. Порядок. А у тебя, мама?
Татьяна (продолжает просматривать бумаги). Я недавно пришла.
Антон. Ясно... Тетушка одевается?
Татьяна. Да. (Короткая пауза.) Ты в военкомат так и не ходил?
Антон (открывает банку кофе, накладывает в чашку, наливает воду из
самовара). За каким чертом я туда попрусь?
Татьяна (показывает повестку). Ты вот это видел?.. Это уже третья.
Антон. Да брось ты, мать! Сейчас по повесткам являются только полные
кретины...
Или психопаты, которым очень хочется показать, какие они герои: в ка-
муфляже, в брониках, с автоматом, во рту дымится сигарета... Солдаты
Киплинга!.. (Смеется, размешивает кофе в чашке.) А потом на тропинке к
сортиру он задевает сапогом растяжку, и ему отрывает ноги по самые...
Татьяна (резко перебивает). Откуда ты знаешь? Ты там был?..
Антон. Еще чего не хватало!..
Встает, достает из буфета рюмку, наполняет ее коньяком.
Татьяна. Ты что, собираешься пить коньяк с утра?
Антон. Не коньяк, а кофе с коньяком.
Татьяна. А как же ты поедешь?
Антон. Как все. Молча.
Отпивает глоток из рюмки, запивает кофе.
Татьяна. Антон, прекрати!.. Это, в конце концов, начинает действовать
мне на нервы!
Антон (искренне удивлен). О чем ты, мать? Доказано, что небольшая до-
за алкоголя растормаживает сдерживающие центры и улучшает реакцию води-
теля...
Татьяна. Ты никуда не поедешь!
Антон. Это еще почему?
Татьяна (жестко). Потому что я пока еще твоя мать, и я не хочу, чтобы
мой сын садился за руль пьяный!
Антон (отодвигает от себя недопитую рюмку). Да ты с ума сошла!.. Кто
пьяный?
Встает, шарит по карманам, достает смятую пачку сигарет, шарит в ней,
высыпает в ладонь труху.
Татьяна (старается говорить предельно спокойно). Сядь.
Антон опускается на стул.
Татьяна. Что это за тон?.. Мать... С ума сошла?..
Антон (хмуро). Ладно, проехали... У тебя сигареты есть?
Татьяна (даже несколько опешив). Да что с тобой, мой милый?.. Ты же
совершенно обнаглел!.. И потом ты же знаешь, что я не курю...
Антон (тихо, глядя в сторону). Прости... Я забыл...
Татьяна (глядя на сына). Ты не забыл, ты забылся.
Антон (морщится). Ну, забылся... Какая разница?
Татьяна (с нажимом). Большая, я бы даже сказала: существенная...
Антон. Постараюсь не путать.
Татьяна. Да уж постарайся.
Пауза.
Татьяна. И дай мне слово, что ты никуда не поедешь!..
Антон (сквозь зубы). Из-за такой капли - какая чушь!
Татьяна (тихо, отчетливо). Когда один мой знакомый первый раз сел за
руль, выпив перед этим бокал шампанского, - он продал машину... Он был
великолепным водителем, гонщиком на авторалли. Но он знал, что стоит
один раз переступить эту черту...
Антон. Скажи это Андрею Николаевичу...
Татьяна. Что?
Антон. Ах да, конечно!..
Татьяна. Да, представь себе! Хорошо, что у тебя еще хватает ума, что-
бы это понимать!
Антон (смотрит на мать). Что... понимать?
Татьяна (выдерживает его взгляд). Крушинин - достаточно известная
личность.
Антон (неопределенно). Ну, если так рассуждать...
Татьяна. Я, кажется, перестаю понимать, о чем мы спорим...
Антон (медленно, подбирая слова). Я бы сказал, но боюсь, что ты...
Татьяна. Что?
Антон. Обидишься...
Татьяна. Да что уж там, говори.
Антон (встает, подходит к застекленной стенке, смотрит в сад). Кроме
того, я могу ошибиться...
Татьяна. Если ты ошибешься, я поправлю.
Антон (барабанит пальцами по стеклу). Говорят, можно бесконечно долго
смотреть на три вещи: на огонь, на море и на то, как работают другие...
Татьяна. Тонкое замечание.
Антон (медленно, как бы рассуждая сам с собой). Хотелось бы мне
знать, как долго можно притворяться, будто ты не замечаешь того, что
происходит вокруг?..
Антон проходит в холл, снимает со стенки мачете, делает несколько
резких сильных взмахов над бильярдным столом, возвращает мачете на мес-
то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12