— Я не очень-то верю в Бестелесного. Но, поскольку нож — это факт, можно допустить, что вещество ножа относительно вещества Бестелесного было нормально, — медленно сказал Опрятин. — Относительно других тел оно было проницаемо-проницающим. И превращение, очевидно, производилось посредством очень несложного оборудования. У меня, Анатолий Петрович, появилась новая мысль…
И он рассказал о недавнем разговоре с Колтуховым, об эпизоде из рукописи Матвеева и об электретах.
— Понимаете? Очень возможно, что индусы применяли электреты как источник энергии. Есть у электретов одно странное свойство, о котором я много размышляю…
— Какое?
— Перемена полярности. Скажем, вы приготовили электрет, а через несколько часов он начинает терять свой заряд. Заряд снижается до нуля, а потом возникает снова, но плюс и минус меняются местами. И дальше электрет с поменявшимися полюсами существует неопределенно долго. Иногда это бывает, иногда нет… Какие изменения происходят в веществе электрета? Что за нулевой порог, через который проходит его заряд? Вот вопрос…
— Магнит намагничивает, не теряя своих свойств. Электрет заряжает, не теряя заряда, — сказал Бенедиктов, прикрыв глаза и будто вслушиваясь в свои слова. — Прекрасно! Это подтверждает мою мысль… Слушайте! Нужно создать установку, в которой нож будет датчиком. Нож будет заряжать своими свойствами другие тела, перестраивать их структуру подобно своей. Точнее — «заражать» проницаемостью.
Несколько мгновении Опрятин молча смотрел на Бенедиктова.
— Заражать проницаемостью, — повторил он негромко. — Нож — датчик… Это идея!
— Слушайте дальше, — продолжал Бенедиктов. — Если идти по линии «заражения», то надо учесть, чти нож сделан, конечно, не из химически чистого железа, а из стали. Какие еще элементы могут входить в него?
— Ну, прежде всего, разумеется, углерод — постоянный спутник железа. Дальше — вредные, но неизбежные сера и фосфор. Нитраты. Известное количество кислорода. Может быть, хром, никель, марганец…
— Отлично! Надеюсь, вам известно, что все это, в иных пропорциях, встречается и в живых организмах? Так! Теперь рассмотрим их магнитную восприимчивость. Какова она? Это по вашей части.
Опрятин озадаченно смотрел на биофизика:
— Вы куда клоните?
— Извольте отвечать на вопрос.
— Ладно, — подчинился Опрятин. — Вещества бывают: ферромагнитные — с положительной магнитной восприимчивостью, парамагнитные — с ослабленной, и диамагнитные — с отрицательной. Большинство веществ — парамагнетики… Но все это не имеет никакого отношения к живому организму. Белковые соединения обладают особыми свойствами. То, что вы сказали о «заражении», очень любопытно, но живой организм, дорогой мой, оставьте в покое. Он не поддастся.
— Не поддастся?
Бенедиктов выпрямился в кресле.
— Да будет вам известно, — сказал он не без торжественности, — что белок — основа жизни — обладает ферромагнитными свойствами.
— Должно быть, вы переутомились, Анатолий Петрович…
— А вы отсталый человек! Вам, наверное, известно, что если на парамагнитное вещество одновременно наложить два взаимоперпендикулярных поля — сильное постоянное и слабое переменное, — то вещество начнет поглощать энергию переменного поля. Но вы не знаете, что недавно установлено: в белке, в нуклеопротеидах, есть частицы, которые в этих условиях проявляют ферромагнитные свойства…
Бенедиктов вытащил из портфеля толстую тетрадь и начал ее перелистывать.
— Вот, я сделал выписки.
Опрятин взял тетрадь и погрузился в чтение. Закончив, он поднял глаза на Бенедиктова:
— А вы молодец!
Он заходил по каземату — прямой, сухощавый, будто приготовившийся к прыжку.
— Выходит, мы и с живой материей справимся? — спросил он.
— Именно с живой. Не зря я возился с рыбами…
Опрятин повернулся на каблуках.
— Подведем итоги, Анатолий Петрович. Мы приготовим электрет с перевернувшейся полярностью, он создаст постоянное поле. Усилим его мощным зарядом статического электричества — генератор Ван-де-Граафа у нас есть. Потом создадим второе поле — переменное, высокочастотное. Соберем установку так, чтобы поля перекрещивались. В одном из узлов перекрещивания поместим источник «заражения» — матвеевский нож. В другом узле — излучатель. Ультракоротковолновый, Вроде этакой клетки… Туда поместим ваших рыбок. Или собачек. Что угодно! Будем менять напряженность полей, искать угол между ними, будем искать, пока не добьемся… — Опрятин был возбужден как никогда. — Мы заставим нож передать свои свойства другому предмету!
Споря и перебивая друг друга, ученые принялись набрасывать на бумаге варианты будущей установки. Вдруг Бенедиктов отбросил карандаш и встал, хрустнув суставами.
— Нож, — сказал он. — Нужен нож. Без него ничего не выйдет. Вы плохо ищете, Николай Илларионович.
— Я уже трижды обшарил дно в том месте. — Опрятин помолчал. Потом спросил, понизив голос: — Есть у вашей супруги какие-либо основания препятствовать нашей работе?
— Препятствовать?.. Последнее время она усиленно уговаривала меня бросить опыты, вот и все. А к чему вы, собственно?..
— К тому, что нож не утонул. Сдается мне, Маргарита Павловна спрятала его.
— Не может быть! — Бенедиктов помрачнел. — Зачем ей прятать?
— А почему она отговаривала вас?
Бенедиктов не ответил. Он стоял перед электрокамином, алые отсветы легли на его хмурое лицо.
— В общем, предоставьте эту заботу мне, — сказал Опрятин. — Нож я добуду.

5. Валерику Горбачевскому, а заодно и читателю позволяется посетить тайную лабораторию в Бондарном переулке
Прежде чем перейти к этим опытам, разрешите мне высказать надежду, что никто из вас не наделает беды, пытаясь их повторить для забавы.
М.Фарадей, «История свечи»
Они довольно часто ссорились и быстро мирились. Но эта размолвка была длительной, потому что система «раджа-йога» требовала уединения.
Теперь с «раджа-йогой» было покончено. Юра быстро набрал килограммы, потерянные в дни «совершенствования духа», купил новую, вызывающе яркую ковбойку и с ходу включился в институтский турнир по настольному теннису.
Он позвонил Вале, и ранним вечером они встретились, как обычно, на углу возле аптеки. Юра пришел с гитарой на плече, но Валя была так рада, что даже не сделала ему замечания.
От уличной жаровни шел соблазнительный запах жареных каштанов. Юра купил кулек и вручил его Вале. Она благодарно улыбнулась ему, и они пошли на Приморский бульвар.
Говорили о всякой всячине. Юра, не щадя себя, рассказал о печальном конце «раджа-йоги», и Валя смеялась, и жареные каштаны оказались замечательно вкусными.
Они сели на скамью у фонтана, подсвеченного сквозь воду цветными лампами. Юра взял несколько аккордов и тихонько запел на мотив известного романса из кинофильма «Бесприданница»:
Нежно вибрируют струны гитары,
Трепетно бьется ртутное сердце…
— Фу, какую чепуху ты поешь! — не выдержала Валя.
— Думал, тебе понравится. Ну ладно. — Он положил гитару на скамейку. — Как твои дела?
— Мои дела? Знаешь, Юрик, мне очень помогла рукопись Матвеева. Для раздела моей диссертации о Тредиаковском и реформе письменности…
— Твоя диссертация! Разве ты ее кончишь когда-нибудь?
— Несносная у тебя все-таки привычка — перебивать! — заметила Валя.
— Ну-ну, не будем ссориться, — сказал он примирительно. — Тем более что у меня побольше оснований обижаться.
— Вот как? — Валя вскинула на него недоуменный взгляд. — А конкретно?
Юра отнекивался, но она настаивала — ей необходимо было сейчас же выяснить отношения.
— Хорошо, — сказал он. — В конце концов, почему я должен молчать, когда ты любезничаешь с этим типом?
— С кем я любезничаю? — ледяным тоном спросила Валя.
— С Опрятиным. Может быть, ты скажешь, что не встречалась с ним?
— Да, встречалась. Ну и что же?
— Ничего. — Юра с хрустом разгрыз каштан и стал мерно жевать.
— Как это мило! — скороговоркой сказала Валя. — Ты не желаешь меня видеть, не подходишь к телефону и думаешь, что я обязана из-за твоих капризов сидеть взаперти…
— Я абсолютно не ревную, — официальным голосом сказал Юра.
— Не перебивай, пожалуйста!
С минуту они ожесточенно грызли каштаны.
— Главное — любезничаю! — сказала Валя сердито. — Я шла домой, он шел в ту же сторону. Поздоровался. Пошел рядом. Он очень приличный и знающий человек. И, между прочим, не ходит по улицам с балалайкой…
— С гитарой, — поправил Юра.
— С ним приятно беседовать…
— И в кафе сидеть, — вставил Юра.
— Да, мы ели мороженое. — Валя чуть порозовела. — А следить за мной — это просто отвратительно!
— Я и не думал следить. Ребята видели и рассказали. Мне это глубоко безразлично.
— Ах, тебе безразлично? Так знай, что он ко мне и в университет приходил, за рукописью. И еще раз потом пришел, принес рукопись. И вообще…
— Ты дала ему рукопись? — вскричал Юра.
— Он очень тепло отзывался о тебе…
— Зачем ты дала рукопись?!
— Не кричи, пожалуйста! Он хвалил тебя и Колю за то, что вы ловко расшифровали надписи на ящичках…
— Ты и это рассказала?
— А что такого? Секрет? Просто у вас какое-то предубеждение против этого человека.
— «Предубеждение»! — проворчал Юра. — А ты возьми Рекса: вполне объективный пес, а помнишь, как он зарычал на твоего друга? Он просто не может слышать запаха Опрятина.
— Во-первых, он никакой не мой друг! А во-вторых, при чем тут Рекс?
— Ты разве не знаешь? Собаки здорово разбираются в людях. На хорошего человека воспитанный пес никогда не зарычит, будь спокойна.
— Убийственный аргумент! — Валя засмеялась.
— Конечно, дело не в Рексе, — сказал Юра. — Понимаешь, Опрятин вьюном вьется вокруг того случая…
Тут он осекся и не пожелал дальше рассказывать. Но Валя была любопытна и настойчива.
— Ладно, — сказал Юра. — Только учти — не для распространения. Хоть секрета особого нет…
Валя нетерпеливо закивала.
— Помнишь, мы шли на яхте, а с теплохода свалилась женщина?
— В красном сарафане? — оживилась Валя. — Явная психопатка. Даже спасибо не сказала.
— Только смотри при Николае не поноси ее. Он… как бы выразиться… В общем, хорошо к ней относится — кажется, есть такой термин.
— Он с ума сошел! У нее какие-то странные глаза.
— Глаза — это полбеды, — заговорщическим тоном сообщил Юра. — Она замужем.
Валя встала. Она просто не могла больше сидеть.
— Валька, но дело не в этом. Ты послушай…
Юра взял ее под руку и повел по аллее. Он рассказал, как Опрятин зачем-то обшаривал морское дно и как они с Колей нанесли Маргарите Павловне неожиданный визит и убедились, что она имеет отношение к трем матвеевским ящичкам…
Вдруг Юра остановился, взглянул на часы.
— Валя-Валентина, извини меня и не обижайся, но я должен тебя покинуть. Мы затеяли одно интересное дело…
— Какое? Опять по шерлокхолмсовской части?
— Нет. По части науки и техники. Понимаешь, сегодня мы ставим один опыт, и ребята ждут меня…
Они расстались на троллейбусной остановке.
Через двадцать минут Юра быстрым шагом пересек Бондарный переулок и вошел во двор дома, где жил Николай. Из-под арки неслись пушечные удары: полная рослая женщина выбивала коврик. Увидев Юру, она заулыбалась.
— Давно вас не видно, Юрий Тимофеевич.
— Добрый вечер, Клавдия Семеновна.
Юра хотел пройти мимо, но женщина, как видно, была расположена к продолжению разговора. Прижав коврик к мощной груди, она сказала певуче:
— Раньше заходили к нам, а теперь гордые стали?
— Да некогда все, — буркнул Юра.
— У Коли сегодня день рождения, что ли? Так и идут к нему. Молодые все, — ласково сообщила женщина. — А мой-то Владимир тоже по научной части теперь работает. Изобретателем.
— Я очень рад. Передайте ему сердечный привет. — Юра наскоро улыбнулся, кивнул и поспешил прочь.
— Непременно передам! — пропела ему вслед женщина и подкрепила свое обещание новым пушечным ударом.
Прыгая через ступеньки, Юра взлетел на второй этаж и рывком распахнул дверь, из-за которой неслись голоса и смех.

Загадочная поверхность Мебиуса увлекла Николая и Юру. Они перечитали все, что можно было найти, о ее математических свойствах. Тетрадь «Всякая всячина» распухла от формул и эскизов перекрученных колец. Среди прочих сведений в ней появилось краткое жизнеописание Августа-Фердинанда Мебиуса, немецкого геометра, профессора Лейпцигского университета, который в 1858 году впервые установил существование односторонних поверхностей.
Не забыли и профессора Геттингенского университета Иоганна-Бенедикта Листинга, который, ничего не зная о поверхности Мебиуса, через семь лет открыл таковую вторично.
Были упомянуты и другие математики, которые построили еще несколько односторонних поверхностей, гораздо сложнее, чем кольцо Мебиуса. Чего стоила одна «поверхность Клейна» — нечто вроде бутылки, пронзающей изогнутым горлышком собственную стенку…
«Достоинство поверхности Мебиуса не в том, что она первая, а в том, что она — простейшая из возможных в трехмерном мире и наиболее пригодная для нас», — резюмировали наши друзья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73