Шли недели, месяцы. Кабинет Бенедиктова превратился в маленькую лабораторию. Все чаще и чаше Анатолий Петрович засиживался там до утра. Обессиленный, засыпал в кресле, но через час вскакивал, снова набрасывался на работу. Однако от цели был далек почти так же, как в тот момент, когда впервые увидел нож. Он стал нетерпелив, раздражителен, даже груб. В поведении его Рита стала замечать странности: подавленное, угрюмое настроение резко сменялось бодростью и поразительной работоспособностью, он мог работать сутками без отдыха. Затем опять наступала апатия.
Рита встревожилась. Она уже понимала, что Анатолий Петрович взвалил на себя ношу, которая одному человеку не под силу. Но, когда она заговорила о том, чтобы сообщить о находке в Академию наук, последовала такая вспышка ярости, что она замолчала. С трудом удалось ей уговорить мужа взять отпуск и совершить поездку по Волге.
Мы уже видели, каким печальным эпизодом завершилась эта поездка. Бенедиктову лучше не стало.

В передней прозвенел звонок. Бенедиктов пошел открывать, но Рита опередила его. Вошел Опрятин — подтянутый, свежевыбритый, в щеголеватом сером костюме. Склонив аккуратный зачес, он притронулся холодными губами к руке Риты. Осведомился о здоровье.
— Мое здоровье в полном порядке, — очень внятно сказала Рита. — До свиданья.
— Постой, ты куда? — спросил Бенедиктов.
— В кино.
Щелкнул замок, мужчины остались одни.
— Тем лучше, — буркнул Бенедиктов и повел гостя в кабинет.
Опрятин критически оглядел оборудование.
— Так, так, — сказал он. — Электростатическая машина — правильно. А это — ваш ламповый Генератор, о котором вы рассказывали?
Он снял пиджак и, высоко вздернув брюки на коленях, развалился в кресле. Бенедиктов сел напротив.
— Анатолий Петрович, прежде всего расскажите, пожалуйста, подробно о ноже.
Он внимательно выслушал рассказ Бенедиктова.
— Индийские чудеса… Коли б не видел, не поверил бы, — сказал он. — Значит, проницаемость лезвия кончатся возле ручки?
— Да, какая-то переходная зона — шесть миллиметров. Я снимал ручку. Хвостовик ножа — это обыкновенная сталь.
— Кстати: вы взвешивали металлическую часть ножа?
— Вес нормальный, соответствует объему.
— Очень интересный факт. Значит, в гравитационном поле ведет себя как обычное вещество…
— Да. И еще одна удивительная зависимость от гравитационного поля: вертикально вниз он колол почти как обыкновенный нож. Только меньше усилия требовалось, вот и вся разница.
— Вот как! Верно, по вертикали вниз действует только одна сила — земное тяготение… — Опрятин задумался.
— По-моему, — сказал Бенедиктов, — в ноже каким-то образом изменены межатомные, а может быть, и внутриатомные связи. Я убежден, что разгадку мы быстрее найдем через свойства живого организма. Жизненный процесс связан с выделением энергии в разных формах — в волновой форме, в форме биотоков…
Он подошел к круглому аквариуму с проволочной обмоткой, принялся объяснять. Опрятин не дал ему договорить до конца.
— Понятно, Анатолий Петрович, — вежливо сказал он. — Вы помещаете рыбок между обкладками конденсатора, в колебательный контур. Ищете резонанса с их собственной, рыбьей, биоэлектрической частотой, так?
— Именно.
— Разрешите взглянуть на ваши записи. — Опрятин полистал тетрадь. — Бессистемно работаете, коллега. Смутное впечатление от записей. Так не пойдет. Нам нужна система.
— Знаем, знаем, — сказал Бенедиктов. — Рабочий «А» берет в руку «Б» лопату «В» и подходит к куче «Г». Знаем вашу систему.
Опрятин пропустил это мимо ушей.
— Итак, — сказал он, — что мы имеем в качестве исходных данных? Нож из проницаемого материала. Да и то — увы! — утерян… Говорите, предок имел отношение к Индии? Двести лет с лишком? Что ж, опустимся на уровень того времени. Искать там, среди лейденских банок… О структуре вещества только догадывались… Очевидно, набрели случайно. В ноже изменены межатомные связи, вы правы. Как же была преодолена энергия внутренних связей вещества? Вот вопрос… Если бы нож был у нас в руках… Кстати, вы говорили, что нож лежал в железном ящичке. Он-то хоть сохранился?
Бенедиктов вынул из шкафа ящичек, похожий на пенал, и протянул Опрятину.
Опрятин взглянул и…
— Ах, черт! — воскликнул он, вскакивая. — Те же буквы…
На крышке была гравировка: «AMDG».
Ниже — изображение маленькой короны, еще ниже — буквы помельче: «JdM».
Опрятин прошелся по кабинету. Шаги его звучали четко, как удары молотка.
— Что случилось? — спросил Бенедиктов, поворачивая голову вслед за Опрятиным. — Чего вы всполошились?
— Нет, ничего. — Опрятин уселся в кресло и снова принялся разглядывать ящичек. — Что означают эти буквы?
— Верхние четыре — начальные буквы девиза иезуитов. Забыл, что именно. Нижние три — неизвестно, что означают. Вряд ли это имеет отношение к научной проблеме.
Опрятин погрузился в раздумье.
— Вот что, — вдруг рассердился Бенедиктов, — если вы пришли для того, чтобы глубокомысленно молчать, то…
— Не торопитесь, Анатолии Петрович. Характерец у вас… — Он положил ящичек на стол и поднялся. — Ну ладно. Давайте, чтобы не терять времени, поставим начальный опыт. Когда вы в тот раз описали ваш генератор, мне пришла в голову одна идейка. Вам завезли сегодня чемодан с приборами?
— Завезли. Между прочим: не вы ли присылали ко мне раньше этого типа со зверской рожей? Под видом монтера.
— Что вы, Анатолий Петрович? Это мой лаборант. Весьма полезный и, я бы сказал, приятный мужчина. Надеюсь, вы измените свое отношение к нему… Помогите мне убрать аквариум. А столик — сюда, ближе к генератору.
Опрятин принялся собирать аппаратуру.
— Может быть, вы предварительно посвятите меня? — сказал Бенедиктов.
— Безусловно. Я предлагаю начать с минимальной поверхности — с острия.
Опрятин раскрыл футляр и вынул металлическую державку, снабженную длинной, хорошо отполированной иглой.
— Конечно, — сказал он, — кончику этой иглы далеко до пчелиного жала. Жало имеет острие, закругленное на конце радиусом в одну миллионную часть миллиметра. Приложите к такому острию силу всего в один миллиграмм, и давление его кончика на прокалываемое вещество составит около трехсот тонн на квадратный сантиметр. Представляете себе? А стальная игла в руках человека дает укол с давлением около четырех тонн. Впрочем, в иглах вы, кажется, разбираетесь…
— Что это значит? — хмуро сказал Бенедиктов.
— Виноват, просто к слову пришлось. — Опрятин устремил на биофизика немигающий взгляд. — Итак: с кончиком иглы нам легче справиться, чем с крупной массой вещества, согласны?
Он коротко изложил методику опыта.
На столике, под бинокулярной лупой, была собрана установка. Державка с иглой теперь помещалась в струбцине с микрометрическим винтом так, что острие иглы было подведено к стальному кубику. Все это помещалось в спирали между параллельными обкладками и было заключено в толстостенный стеклянный сосуд. Маленький моторчик через ряд зубчатых передач мог очень медленно вращать микрометрический винт, упирая острие иглы в кубик. В стекло были впаяны выводы проводов, соединяющих установку с электростатической машиной и генератором Бенедиктова.
— Посмотрим, на что годится ваш генератор, — сказал Опрятин. — Ну, начали. Попробуем воздействовать электрическим полем на внутренние связи вещества этого кубика.
Бенедиктов включил мотор, и диск электростатической машины с тихим жужжанием завертелся.
— Генератор! — скомандовал Опрятин.
Щелкнул тумблер. В стеклянном сосуде моторчик медленно-медленно вращал микрометрический винт, подводя острие иглы к кубику.
Опрятин и Бенедиктов прильнули к стеклам бинокуляра.
Звякнул звоночек: острие вошло в контакт с кубиком. Включились самописцы. Острие продолжало двигаться, вонзаясь в металл. Но чувствительные приборы не показали усилия… Игла входила в стальной кубик, не встречая сопротивления!
Это длилось один момент.
В следующий миг какая-то сила отбросила Опрятина и Бенедиктова к стене. Стеклянная камера со звоном разлетелась вдребезги…
Бенедиктов огляделся. Он был ошеломлен. Не померещилось ли ему это?..
Опрятин поднимался с пола. Лицо его было бледно, со лба стекала тонкая струйка крови. Он взглянул на Бенедиктова — и вдруг засмеялся, закинув голову и выпятив костистый подбородок.
«Тронулся, что ли?» — тревожно подумал Анатолий Петрович.
— Кубик! — хрипло сказал Опрятин, оборвав смех.
Они кинулись искать кубик и нашли его вместе с обломком струбцины в углу. Положили под микроскоп. Ни малейшего следа от иглы… Но лента самописца — бесстрастная свидетельница — говорила, что игла вошла в сталь на целых три микрона…
Ученые сели в кресла друг против друга. Помолчали. Потом Бенедиктов спросил:
— Что… что вы думаете об этом?
— Я думаю… Это была великая минута. — Голос Опрятина теперь звучал спокойно, но что-то отчужденное появилось в глазах. — На мгновение мы добились проницаемости. Мы ослабили связи вещества в кубике… Но силы, которые создают эти связи, высвободились… И вот — отталкивание…
Он долго молчал. Потом заговорил уже совсем спокойно:
— Мы в начале пути, Анатолий Петрович. Однако в квартирных условиях мы ничего, кроме скандалов с домоуправлением, не добьемся. Вторгаться в структуру вещества, знаете ли… Может и не так бабахнуть. Нужно собрать крупную установку. С генератором Ван-де-Граафа. Без него не обойтись. Нам предстоит множество опытов.
— Что вы предлагаете?
— Есть у меня одна возможность поработать уединенно. Но вы, к сожалению, не состоите у нас в штате… — Опрятин помолчал, потом сказал в упор: — Вам нужно перейти в наш институт.

11. Про «ртутное сердце» и про кошку, которая гуляет сама по себе
Нет на свете собаки нежнее и ласковее бульдога.
Но на вид этого не скажешь.
Дж.К.Джером, «Мое знакомство с бульдогами»
Шумный людской поток выносит Риту из кинотеатра. Вокруг громко обмениваются впечатлениями, смеются, острят. Все возмутительно счастливы.
А Рите не с кем даже словом перемолвиться. Медленно идет она по аллее Приморского бульвара, мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами, мимо скамеек, на которых тесно сидят парочки.
Тоскливо у Риты на душе.
Первый раз в жизни она одна пошла в кино. Ей кажется, что встречные смотрят на нее с недоумением и жалостью. Ну и пусть! Да, все гуляют парами или компаниями, а она гуляет одна. Ей так нравится.
Нравится?
Нет, себя не обманешь…
Почему-то вспомнилась читанная в детстве киплинговская сказка о Кошке, Которая Гуляла Сама по Себе…
Рита выходит с бульвара на улицу, залитую резким светом ртутных фонарей. Шуршат по асфальту покрышки автомобилей.
Киоск с водой.
Лоток с мороженым.
Троллейбусная остановка.
Высекая на перекрестке искры из проводов, приближается троллейбус. К нему бежит, смеясь, стайка девушек на тоненьких каблучках.
Рита взглянула на часы. Без пяти минут десять. Ехать домой? А зачем? Слушать, как в кабинете гудят голоса мужа и его гостя? Поить их чаем с инжировым вареньем? Ну нет!
Она идет обратно на бульвар. Идет мимо темных скамеек, на которых, в тени деревьев, обнимаются парочки, и мимо пустых скамеек, освещенных фонарями. Она садится на пустую скамейку под старой акацией; рядом высится фонарь — длинноногий вечерний страж.
Прямо перед Ритой — черное стекло бухты. На смутно обозначенном горизонте мигают огоньки — то красный, то белый. А если посмотреть вправо, можно увидеть скупо освещенный бон яхт-клуба и призрачные силуэты яхт, слегка покачивающиеся на воде.
Господи, до чего же одиноко!
По аллее идет группа парней. Громко переговариваются, дымят сигаретами, смеются. Поравнявшись с Ритой, они весело переглядываются и садятся на ее скамейку — двое с одной стороны, трое с другой. Парень в ярко-красной рубашке и черных брючках ставит между собой и Ритой патефон.
— Не помешаю? — спрашивает он, с улыбочкой глядя на Риту.
Рита молчит. Встать и уйти? Эти мальчишки подумают, что она их боится. А она нисколечко не боится. Противно просто.
— Что, Валерик, не отвечают тебе? — дурашливым тягучим голосом говорит курносый парень, сидящий по другую сторону от Риты.
— Не отвечают…
— Да ты, наверное, невежливый.
— Я вежливый… — Обладатель патефона прыскает в кулак. — Девушка, — говорит он с какой-то отчаянной решимостью, — можно с вами познакомиться?
Рита сердито смотрит на его нагловатое лицо, обрамленное черными бачками.
— Не хотят знакомиться, Валерик? — спрашивает тот же дурашливый голос.
— Не хотят! — отрезает Рита. — Идите, идите своей дорогой.
— А что, посидеть уже нельзя на бульваре? — говорит курносый парень. — Мы, может, пришли свежим воздухом подышать.
Он откидывается на спинку скамьи, вытягивает ноги и начинает громко дышать. Его дружки тоже с шумом втягивают и выпускают воздух.
Рита встает. Парни тотчас вскакивают. И в этот момент возле них останавливается большой рыжий пес, пробегавший мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73