И совсем через другие двери.
— Через какие другие?
— Через балконные. Через наш балкон — на соседский. Через него — в квартиру. И в соседний подъезд.
— Но там же люди.
— Боюсь, что за входными дверьми тоже. Но гораздо менее дружелюбно настроенные. Давайте быстрее, У нас уходит время.
Балконы разделяли несколько метров. Я поднял с пола заранее заготовленную доску и перекинул ее с одних перил на другие. Узкую доску, шириной в две ступни. Александр Анатольевич побледнел.
— Я не пойду!
— Вы пойдете. Потому что другого пути нет.
— Но я упаду.
— Если вы упадете и, к примеру, вывернете лодыжку, я буду вынужден вас добить.
— Издеваетесь!
— Нет. Честно предупреждаю. Живым я вас не отдам никому. И ни при каких обстоятельствах. Вы теперь не человек. Вы теперь ходячий архив информации. На двух ножках с языком! Который возможно развязать. Или вы перейдете с балкона на балкон, или вы умрете еще до того, как долетите до земли. Ну!
Александр Анатольевич встал на доску.
— Держитесь за стену. Смотрите вверх. И думайте только о приятном, — посоветовал я.
Шаг. Еще шаг.
Мой напарник цеплялся за кирпичи в стене, как за саму жизнь. Казалось, ладони его превратились в присоски, вроде тех, что расположены у осьминога на щупальцах.
— Все, дальше я не пойду!
— Без капризов!
— Я не могу дальше.
— Через пять секунд я встаю на мостик. Двоих он не выдержит!
— Я боюсь!
— Раз.
— Но я действительно боюсь!
— Два. Три.
Я встал на доску.
— Что вы делаете?!
— Я иду. Четыре.
— Не надо. Не надо! Я сейчас.
Почти падая, Александр Анатольевич шагнул два шага и вцепился в перила соседнего балкона.
Шесть его судорожных шагов вместились в три моих обыкновенных. В отличие от него, я шел спокойно, как по мостовой. Так, как меня когда-то учили. Как меня когда-то учил старый заслуженный цирковой артист-канатоходец.
— Шагай уверенно и обязательно с улыбкой. Размышляй не о том, что ты можешь упасть, а о том, что ты должен понравиться зрителю. Кураж помогает равновесию больше, чем балансирный шест. Артист, который думает об угрозе падения, а не об успехе номера, — обречен на провал. В прямом и переносном смысле слова.
Я шел с улыбкой. И абсолютной уверенностью в успехе своего «выступления». Четырехэтажная высота меня не смущала. Точно так же я бы мог пройти по натянутому над стометровой пропастью канату. Или по лезвию ножа. Когда знаешь, как надо ступать, как держать равновесие и что при этом думать, дополнительные метры, разделяющие подошвы ног и землю, уже не играют никакой роли. Равно как ширина опоры. Ты просто идешь. Как человек по меловой линии, начерченной на асфальте.
— Здорово это у вас получается! — восхитился пришедший в себя Александр Анатольевич.
— Цирковая практика.
— Вы еще и в цирке выступали?
— Ага. В некотором роде. Коверным.
С чужого балкона я ввалился в чужую квартиру. Именно ввалился. Потому что входить в не принадлежащее тебе помещение лучше с громом, молнией и по возможности копотью. Дабы феерической формой заглушить противоправное содержание. И не дать возможности испугавшимся до полусмерти жильцам поднять крик.
— Вы почему цветочные горшки с перил не убрали?! — резко спросил я приподнявшихся с дивана хозяев, обалдело уставившихся на незваных, открывших их балконную дверь незнакомцев. И на секунду высунув на улицу голову, крикнул: — Все. Отгоняй подъемник. Мы через подъезд спустимся.
— А вы кто, собственно?..
— Я говорю, почему вы, собственно, горшки не убрали? Несмотря на категорическое распоряжение райкомхоза? А?
— Но мы...
— Но мы, но вы... Зафиксируйте нарушение, — бросил я через плечо Александру Анатольевичу. — И по соседнему балкону тоже. Будем вызывать в жилкомхозтрест и штрафовать. Нещадно! Сколько можно предупреждать, в самом деле. А если штраф не возымеет действие — расселять!
— Но мы действительно не знали... — Насчет того, что не знали, это вы комиссии жилтрестнадзора расскажете. Если они слушать будут. Какая у вас квартира?
— Шестьдесят седьмая...
— А нам куда дальше? — озадаченно спросил я и сам себе ответил: — В шестьдесят девятую. Все. Получите повестку — явитесь по указанному адресу. Деньги с собой сразу брать не надо.
— Какие деньги?
— На штраф деньги. Согласно распоряжению начальника коммунхоза...
— Мы уберем. Мы не знали. Мы обязательно, — поскуливали, сопровождая неожиданно нагрянувшую с балкона комиссию к входной двери недисциплинированные жильцы.
— Уберете?
— Конечно, уберем. Сегодня же! Сейчас же!
— Ну смотрите. В последний раз. Беру на свою ответственность. Шестьдесят седьмую можете вычеркнуть.
— Спасибо вам.
— Да ладно. Не за что. Если уберете...
Хорошие у нас люди. Душевные. И тем очень удобные в обращении. К ним не спросясь в квартиру вломишься, на них же в три этажа наорешь, и они же перед тобой за это оправдываться станут! На цивилизованном Западе, говорят, с этим делом не так благополучно обстоит. Их законопослушные граждане в чужака, нарушившего границы частной собственности, сразу палят из всех имеющихся в наличии стволов. Так что он про те горшки даже слова сказать не успевает.
В подъезде я прозвонил в три подряд квартиры, пока не нашел пустую. Открыв дверь отмычкой, я втолкнул внутрь Александра Анатольевича.
— Сидите тихо и ждите меня.
— А если вдруг вернутся хозяева?
— Если вдруг вернутся хозяева, наорите на них, что они по ротозейству входные двери не запирают, а вам, дружиннику, по просьбе участкового здесь дежурить приходится! Как будто у вас своих дел нет. Только шумите погромче и обязательно оплату с них за услугу требуйте. Это убеждает. Ясно?
— Ясно.
— Ну тогда до скорого.
Отъехав за три улицы на общественном транспорте, я на первой встретившейся стихийной дворовой стоянке завел первый понравившийся мне автомобиль и вернулся назад. На колесах. Помотавшись до того для порядку полчаса по городу.
— Куда теперь? — спросил плюхнувшийся на заднее сиденье программист.
— Снимать жилплощадь. Не на улице же нам ночевать, в самом деле.
Квартиру я снял уже через два часа. По газетному объявлению. Снял не торгуясь. И не осматривая. Потому что больше трех дней задерживаться в ней не предполагал. Хотя и заплатил за три месяца вперед.
— А теперь, Александр Анатольевич, расскажите мне еще раз о том, что вам такое при работе с компьютером пригрезилось, — попросил я, едва захлопнув входную дверь в наше новое жилище.
— Может, завтра?
— Нет, не завтра, а сегодня. Причем не откладывая ни на минуту. И максимально подробно!
Александр Анатольевич посмотрел на меня с каким-то даже подозрением. Он не понимал этих мгновенных, без явной угрозы со стороны, квартирных переездов, этих блошиных прыжков с балкона на балкон, этой моей маниакальной торопливости. Он вообще ничего не понимал.
— Я вас слушаю. И буду слушать до тех пор, пока вы мне все не расскажете.
— Ну не знаю. Тогда мне на мгновение показалось... Показалось, что я увидел. Вернее, почувствовал. Что-то такое...
— Конкретней!
— Мне показалось, что кто-то посторонний вклинился в нашу связь. И, используя открытый канал, пытался влезть в память нашего компьютера.
— Вы можете проверить свои ощущения документально?
— Наверное, могу. Если снова открыть канал связи.
— А если не открывать?
— Тогда невозможно. Без специальной аппаратуры невозможно.
— Значит, если исходить из худшего?..
— То они могли засечь наш адрес и даже считать отсылаемую информацию.
— А не могли они, используя момент, сканировать что-то из нашей базы данных?
— Это исключено! У нас стоит защита. Я бы сказал — суперзащита! Ее еще Козловский устанавливал. А он в этом деле докой был. Каких поискать и все равно не найти! Чужие пароли как орешки расщелкивал. Да вы сами видели.
Нет, это надо быть специалистом равной с ним квалификации. И располагать гораздо большим временем на подбор вариантов.
Нет, это невозможно!
— А теоретически?
— И теоретически невозможно.
— И все же, что следует предпринять пользователю, который подозревает, что в памяти его компьютера кто-то покопался? Кто-то совершенно посторонний.
— Найти этого «постороннего» и набить ему морду. И сломать его компьютер!
— А если без шуток?
— Тогда только сломать компьютер. Или выдернуть из него «винт». Можно с мясом.
— А если это невозможно сделать?
— Ну, тогда не знаю. Например, запустить в машину вирусы. Чтобы стереть базу данных. В том числе и ту, уворованную.
— У вас есть такие вирусы?
— Зачем нам они? У нас все равно нет того «постороннего». Я же вам говорю — защита нашей базы данных абсолютно...
— У вас есть такие вирусы?
— Вы что, серьезно?
— Более чем...
— Ну есть.
— Их можно запустить через сети?
— Вполне.
— Что для этого нужно?
— Адрес абонента, открытый канал и нажатие нескольких клавиш. Больше ничего.
— Могут ли они защититься от проникновения вирусов?
— Конечно, могут. На тот случай существуют антивирусные программы. Они просто пропустят всю прибывшую информацию сквозь них, как сквозь фильтры, и отделят «грязь» от чистых, которые употребят в дело, бит.
— Антивирусные программы отлавливают все вирусы?
— Все уже известные вирусы.
— А новые?
— Не всегда. На то они и новые.
— Тогда еще один вопрос. Как быстро уничтожает информацию вирус?
— Иногда быстро. Иногда медленно. Зависит от сорта вируса.
— И если он стирает медленно, его можно остановить?
— Можно.
— Тогда так, Александр Анатольевич, вы должны мне подготовить такие вирусы, которые или очень быстро стирают, или разрушительную работу которых невозможно остановить.
— Это потребует составления специальных программ.
— Так составляйте их.
— Когда?
— Немедленно!
— Но у меня нет компьютеров.
— Считайте, что уже есть. Добраться до ближайшего магазина и вернуться мне хватит получаса.
— Вы что, смеетесь?!
— Плачу горькими слезами. Я уже говорил, что не верю в странные сбои программ, в непонятные, следом за тем, телефонные звонки. Я не верю в случайности. Но верю в интуицию специалистов. В то, что вы называете — «мне что-то такое почудилось».
— Вы считаете, что кто-то проник в наш компьютер?! Что это возможно?
— Нет. Но я обязан так считать! И вы должны так считать. Подозрение равно происшествию! И поэтому вы должны приложить максимум усилий, чтобы выполнить мою просьбу. Очень вас прошу!
— Хорошо, я постараюсь.
— Прямо сейчас постараетесь?
— Ладно, прямо сейчас. Хотя я не понимаю, зачем такая спешка...
— Вот и хорошо. Вот и договорились. Вы пока работайте, а я посмотрю, что там случилось с нашей брошенной квартирой. И заодно подберу еще одну. Или две. Или три.
— Еще?!
— Еще. Но вы не беспокойтесь. Раньше завтрашнего вечера мы отсюда не двинемся.
— Я не выдержу такой чехарды.
— Выдержите. Тем более что это не чехарда. А нормальная жизнь раскрытого и находящегося в бегах нелегала.
— Раскрытого?
— Будем считать, что раскрытого...
— Иногда мне кажется, что у вас ярко выраженная мания преследования.
— Иногда мне это самому кажется. Я вернусь через полчаса. С компьютерами. А потом еще через полсуток. Прошу вас никуда не выходить, к окнам и телефону не приближаться.
— В туалет ходить можно? Или терпеть?
— В туалет можно. Если это не сопряжено с выходом на улицу.
— Спасибо за доброту.
— Пожалуйста.
На том мы и расстались.
Я вернулся не через полсуток, а раньше. С ключами от новой квартиры и с по случаю угнанными и оставленными за углом «Жигулями».
Отсмотрел подходы. Двор. Соседние дворы. Соседние улицы. Все было чисто.
Не доходя несколько десятков метров до подъезда, я завернул к телефону-автомату. Мы никогда не возвращались домой вдруг. Только после телефонного оповещения — трех обрезанных звонков — тридцатисекундной паузы — и еще двух столь же внезапно оборвавшихся звонков.
Я набрал номер, отсчитал три гудка, повесил трубку на рычаг и, выждав условленное время, снова набрал номер.
Я предупреждал о своем приходе.
Александр Анатольевич должен был открыть задвижку и встать возле глазка.
В подъезде было темно и зловонно. Именно так, как наиболее желательно проживающим здесь разведчикам. Которые не любят лишний раз подставлять под чужие взоры свои лица. Я поднялся на этаж, открыл ключом дверь и сказал:
— Передислокация. На сборы пять минут.
Александр Анатольевич не откликнулся уже ставшей привычной фразой: «Только „винты“?» Он ничего не ответил. Потому что не мог ничего ответить. Александр Анатольевич был мертв.
Он лежал на боку. В луже расползающейся из-под него крови. Еще не запекшейся крови. Я опоздал лишь на несколько минут.
Компьютеров не было. Не было мониторов и даже клавиатуры. Только одна-единственная панель осталась возле самой головы покойного программиста. С кровавыми пятнами пальцев на клавишах. Как будто он пытался ею отгородиться от своих убийц.
Не удалось моему напарнику умереть своей смертью. Ему помогли другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Через какие другие?
— Через балконные. Через наш балкон — на соседский. Через него — в квартиру. И в соседний подъезд.
— Но там же люди.
— Боюсь, что за входными дверьми тоже. Но гораздо менее дружелюбно настроенные. Давайте быстрее, У нас уходит время.
Балконы разделяли несколько метров. Я поднял с пола заранее заготовленную доску и перекинул ее с одних перил на другие. Узкую доску, шириной в две ступни. Александр Анатольевич побледнел.
— Я не пойду!
— Вы пойдете. Потому что другого пути нет.
— Но я упаду.
— Если вы упадете и, к примеру, вывернете лодыжку, я буду вынужден вас добить.
— Издеваетесь!
— Нет. Честно предупреждаю. Живым я вас не отдам никому. И ни при каких обстоятельствах. Вы теперь не человек. Вы теперь ходячий архив информации. На двух ножках с языком! Который возможно развязать. Или вы перейдете с балкона на балкон, или вы умрете еще до того, как долетите до земли. Ну!
Александр Анатольевич встал на доску.
— Держитесь за стену. Смотрите вверх. И думайте только о приятном, — посоветовал я.
Шаг. Еще шаг.
Мой напарник цеплялся за кирпичи в стене, как за саму жизнь. Казалось, ладони его превратились в присоски, вроде тех, что расположены у осьминога на щупальцах.
— Все, дальше я не пойду!
— Без капризов!
— Я не могу дальше.
— Через пять секунд я встаю на мостик. Двоих он не выдержит!
— Я боюсь!
— Раз.
— Но я действительно боюсь!
— Два. Три.
Я встал на доску.
— Что вы делаете?!
— Я иду. Четыре.
— Не надо. Не надо! Я сейчас.
Почти падая, Александр Анатольевич шагнул два шага и вцепился в перила соседнего балкона.
Шесть его судорожных шагов вместились в три моих обыкновенных. В отличие от него, я шел спокойно, как по мостовой. Так, как меня когда-то учили. Как меня когда-то учил старый заслуженный цирковой артист-канатоходец.
— Шагай уверенно и обязательно с улыбкой. Размышляй не о том, что ты можешь упасть, а о том, что ты должен понравиться зрителю. Кураж помогает равновесию больше, чем балансирный шест. Артист, который думает об угрозе падения, а не об успехе номера, — обречен на провал. В прямом и переносном смысле слова.
Я шел с улыбкой. И абсолютной уверенностью в успехе своего «выступления». Четырехэтажная высота меня не смущала. Точно так же я бы мог пройти по натянутому над стометровой пропастью канату. Или по лезвию ножа. Когда знаешь, как надо ступать, как держать равновесие и что при этом думать, дополнительные метры, разделяющие подошвы ног и землю, уже не играют никакой роли. Равно как ширина опоры. Ты просто идешь. Как человек по меловой линии, начерченной на асфальте.
— Здорово это у вас получается! — восхитился пришедший в себя Александр Анатольевич.
— Цирковая практика.
— Вы еще и в цирке выступали?
— Ага. В некотором роде. Коверным.
С чужого балкона я ввалился в чужую квартиру. Именно ввалился. Потому что входить в не принадлежащее тебе помещение лучше с громом, молнией и по возможности копотью. Дабы феерической формой заглушить противоправное содержание. И не дать возможности испугавшимся до полусмерти жильцам поднять крик.
— Вы почему цветочные горшки с перил не убрали?! — резко спросил я приподнявшихся с дивана хозяев, обалдело уставившихся на незваных, открывших их балконную дверь незнакомцев. И на секунду высунув на улицу голову, крикнул: — Все. Отгоняй подъемник. Мы через подъезд спустимся.
— А вы кто, собственно?..
— Я говорю, почему вы, собственно, горшки не убрали? Несмотря на категорическое распоряжение райкомхоза? А?
— Но мы...
— Но мы, но вы... Зафиксируйте нарушение, — бросил я через плечо Александру Анатольевичу. — И по соседнему балкону тоже. Будем вызывать в жилкомхозтрест и штрафовать. Нещадно! Сколько можно предупреждать, в самом деле. А если штраф не возымеет действие — расселять!
— Но мы действительно не знали... — Насчет того, что не знали, это вы комиссии жилтрестнадзора расскажете. Если они слушать будут. Какая у вас квартира?
— Шестьдесят седьмая...
— А нам куда дальше? — озадаченно спросил я и сам себе ответил: — В шестьдесят девятую. Все. Получите повестку — явитесь по указанному адресу. Деньги с собой сразу брать не надо.
— Какие деньги?
— На штраф деньги. Согласно распоряжению начальника коммунхоза...
— Мы уберем. Мы не знали. Мы обязательно, — поскуливали, сопровождая неожиданно нагрянувшую с балкона комиссию к входной двери недисциплинированные жильцы.
— Уберете?
— Конечно, уберем. Сегодня же! Сейчас же!
— Ну смотрите. В последний раз. Беру на свою ответственность. Шестьдесят седьмую можете вычеркнуть.
— Спасибо вам.
— Да ладно. Не за что. Если уберете...
Хорошие у нас люди. Душевные. И тем очень удобные в обращении. К ним не спросясь в квартиру вломишься, на них же в три этажа наорешь, и они же перед тобой за это оправдываться станут! На цивилизованном Западе, говорят, с этим делом не так благополучно обстоит. Их законопослушные граждане в чужака, нарушившего границы частной собственности, сразу палят из всех имеющихся в наличии стволов. Так что он про те горшки даже слова сказать не успевает.
В подъезде я прозвонил в три подряд квартиры, пока не нашел пустую. Открыв дверь отмычкой, я втолкнул внутрь Александра Анатольевича.
— Сидите тихо и ждите меня.
— А если вдруг вернутся хозяева?
— Если вдруг вернутся хозяева, наорите на них, что они по ротозейству входные двери не запирают, а вам, дружиннику, по просьбе участкового здесь дежурить приходится! Как будто у вас своих дел нет. Только шумите погромче и обязательно оплату с них за услугу требуйте. Это убеждает. Ясно?
— Ясно.
— Ну тогда до скорого.
Отъехав за три улицы на общественном транспорте, я на первой встретившейся стихийной дворовой стоянке завел первый понравившийся мне автомобиль и вернулся назад. На колесах. Помотавшись до того для порядку полчаса по городу.
— Куда теперь? — спросил плюхнувшийся на заднее сиденье программист.
— Снимать жилплощадь. Не на улице же нам ночевать, в самом деле.
Квартиру я снял уже через два часа. По газетному объявлению. Снял не торгуясь. И не осматривая. Потому что больше трех дней задерживаться в ней не предполагал. Хотя и заплатил за три месяца вперед.
— А теперь, Александр Анатольевич, расскажите мне еще раз о том, что вам такое при работе с компьютером пригрезилось, — попросил я, едва захлопнув входную дверь в наше новое жилище.
— Может, завтра?
— Нет, не завтра, а сегодня. Причем не откладывая ни на минуту. И максимально подробно!
Александр Анатольевич посмотрел на меня с каким-то даже подозрением. Он не понимал этих мгновенных, без явной угрозы со стороны, квартирных переездов, этих блошиных прыжков с балкона на балкон, этой моей маниакальной торопливости. Он вообще ничего не понимал.
— Я вас слушаю. И буду слушать до тех пор, пока вы мне все не расскажете.
— Ну не знаю. Тогда мне на мгновение показалось... Показалось, что я увидел. Вернее, почувствовал. Что-то такое...
— Конкретней!
— Мне показалось, что кто-то посторонний вклинился в нашу связь. И, используя открытый канал, пытался влезть в память нашего компьютера.
— Вы можете проверить свои ощущения документально?
— Наверное, могу. Если снова открыть канал связи.
— А если не открывать?
— Тогда невозможно. Без специальной аппаратуры невозможно.
— Значит, если исходить из худшего?..
— То они могли засечь наш адрес и даже считать отсылаемую информацию.
— А не могли они, используя момент, сканировать что-то из нашей базы данных?
— Это исключено! У нас стоит защита. Я бы сказал — суперзащита! Ее еще Козловский устанавливал. А он в этом деле докой был. Каких поискать и все равно не найти! Чужие пароли как орешки расщелкивал. Да вы сами видели.
Нет, это надо быть специалистом равной с ним квалификации. И располагать гораздо большим временем на подбор вариантов.
Нет, это невозможно!
— А теоретически?
— И теоретически невозможно.
— И все же, что следует предпринять пользователю, который подозревает, что в памяти его компьютера кто-то покопался? Кто-то совершенно посторонний.
— Найти этого «постороннего» и набить ему морду. И сломать его компьютер!
— А если без шуток?
— Тогда только сломать компьютер. Или выдернуть из него «винт». Можно с мясом.
— А если это невозможно сделать?
— Ну, тогда не знаю. Например, запустить в машину вирусы. Чтобы стереть базу данных. В том числе и ту, уворованную.
— У вас есть такие вирусы?
— Зачем нам они? У нас все равно нет того «постороннего». Я же вам говорю — защита нашей базы данных абсолютно...
— У вас есть такие вирусы?
— Вы что, серьезно?
— Более чем...
— Ну есть.
— Их можно запустить через сети?
— Вполне.
— Что для этого нужно?
— Адрес абонента, открытый канал и нажатие нескольких клавиш. Больше ничего.
— Могут ли они защититься от проникновения вирусов?
— Конечно, могут. На тот случай существуют антивирусные программы. Они просто пропустят всю прибывшую информацию сквозь них, как сквозь фильтры, и отделят «грязь» от чистых, которые употребят в дело, бит.
— Антивирусные программы отлавливают все вирусы?
— Все уже известные вирусы.
— А новые?
— Не всегда. На то они и новые.
— Тогда еще один вопрос. Как быстро уничтожает информацию вирус?
— Иногда быстро. Иногда медленно. Зависит от сорта вируса.
— И если он стирает медленно, его можно остановить?
— Можно.
— Тогда так, Александр Анатольевич, вы должны мне подготовить такие вирусы, которые или очень быстро стирают, или разрушительную работу которых невозможно остановить.
— Это потребует составления специальных программ.
— Так составляйте их.
— Когда?
— Немедленно!
— Но у меня нет компьютеров.
— Считайте, что уже есть. Добраться до ближайшего магазина и вернуться мне хватит получаса.
— Вы что, смеетесь?!
— Плачу горькими слезами. Я уже говорил, что не верю в странные сбои программ, в непонятные, следом за тем, телефонные звонки. Я не верю в случайности. Но верю в интуицию специалистов. В то, что вы называете — «мне что-то такое почудилось».
— Вы считаете, что кто-то проник в наш компьютер?! Что это возможно?
— Нет. Но я обязан так считать! И вы должны так считать. Подозрение равно происшествию! И поэтому вы должны приложить максимум усилий, чтобы выполнить мою просьбу. Очень вас прошу!
— Хорошо, я постараюсь.
— Прямо сейчас постараетесь?
— Ладно, прямо сейчас. Хотя я не понимаю, зачем такая спешка...
— Вот и хорошо. Вот и договорились. Вы пока работайте, а я посмотрю, что там случилось с нашей брошенной квартирой. И заодно подберу еще одну. Или две. Или три.
— Еще?!
— Еще. Но вы не беспокойтесь. Раньше завтрашнего вечера мы отсюда не двинемся.
— Я не выдержу такой чехарды.
— Выдержите. Тем более что это не чехарда. А нормальная жизнь раскрытого и находящегося в бегах нелегала.
— Раскрытого?
— Будем считать, что раскрытого...
— Иногда мне кажется, что у вас ярко выраженная мания преследования.
— Иногда мне это самому кажется. Я вернусь через полчаса. С компьютерами. А потом еще через полсуток. Прошу вас никуда не выходить, к окнам и телефону не приближаться.
— В туалет ходить можно? Или терпеть?
— В туалет можно. Если это не сопряжено с выходом на улицу.
— Спасибо за доброту.
— Пожалуйста.
На том мы и расстались.
Я вернулся не через полсуток, а раньше. С ключами от новой квартиры и с по случаю угнанными и оставленными за углом «Жигулями».
Отсмотрел подходы. Двор. Соседние дворы. Соседние улицы. Все было чисто.
Не доходя несколько десятков метров до подъезда, я завернул к телефону-автомату. Мы никогда не возвращались домой вдруг. Только после телефонного оповещения — трех обрезанных звонков — тридцатисекундной паузы — и еще двух столь же внезапно оборвавшихся звонков.
Я набрал номер, отсчитал три гудка, повесил трубку на рычаг и, выждав условленное время, снова набрал номер.
Я предупреждал о своем приходе.
Александр Анатольевич должен был открыть задвижку и встать возле глазка.
В подъезде было темно и зловонно. Именно так, как наиболее желательно проживающим здесь разведчикам. Которые не любят лишний раз подставлять под чужие взоры свои лица. Я поднялся на этаж, открыл ключом дверь и сказал:
— Передислокация. На сборы пять минут.
Александр Анатольевич не откликнулся уже ставшей привычной фразой: «Только „винты“?» Он ничего не ответил. Потому что не мог ничего ответить. Александр Анатольевич был мертв.
Он лежал на боку. В луже расползающейся из-под него крови. Еще не запекшейся крови. Я опоздал лишь на несколько минут.
Компьютеров не было. Не было мониторов и даже клавиатуры. Только одна-единственная панель осталась возле самой головы покойного программиста. С кровавыми пятнами пальцев на клавишах. Как будто он пытался ею отгородиться от своих убийц.
Не удалось моему напарнику умереть своей смертью. Ему помогли другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50