— В принципе может, но пусть попробует. Подходы к специализированным сетям и уж тем более к информации перекрыты десятками хитромудрых паролей. Точно так же, как доступ в сейфы — номерными замками. Попробуй подбери из сотен тысяч комбинаций единственную требуемую.
— Но сейфы тем не менее взламывают.
— Компьютерные сети тоже. Но если только человек, надумавший это сделать, обладает умением, вернее — даже талантом профессионального «медвежатника». Только талантов таких — днем с огнем...
— Такая безнадежная ситуация?
— Я думаю, даже более безнадежная. Те, кто на свободе, — сидят тихо. А те, кто сидит в тюрьме, — сидят в тюрьме.
— Но сидят?
— Конечно. Раз есть банки и есть компьютерные сети, не может не быть людей, которые не попытались бы их использовать в своих корыстных целях. Я помню, даже читал что-то о подобных процессах в прессе.
— Когда читали9
— Год назад. Или полтора. Был там какой-то умелец, который взломал коды чуть ли не Британского национального банка.
— Их умелец?
— Нет, в том-то и дело, что наш умелец. Откуда-то с периферии. Может, из Новгорода, может, из Пскова. Но умудрился. С домашнего телефона и с помощью чуть ли не первых выпусков компьютера!
Правда, кто-то ему там помогал. То ли международные телефонные счета оплачивал, то ли какую-то информацию раздобыл. Честно говоря, я не помню всех подробностей.
— Но вы точно читали об этом в газетах? Или слышали то, что соседка с пятого этажа сказала подруге с третьего, а той кто-то что-то такое поведал в очереди за квасом?
— Нет. Из газет. Точно. Сам читал.
— Тогда это меняет дело.
И я снова засел за прессу. На этот раз за желтую и за колонки криминальной хроники.
Убивают. Грабят. Мошенничают. Насилуют. Снова убивают. И опять убивают. И снова грабят, а потом непременно убивают. И почти ничего из области высокоинтеллектуальных преступлений.
Впрочем, нет. Вот что-то очень похожее на то, что рассказывал Александр Анатольевич. Выпускник политехнического института, умный мальчик, отличник, медалист, победитель математических олимпиад, так и не смог после выпуска из родной альма-матер найти работу. Трудился грузчиком, дворником, сторожем. Разочаровался в жизни. Потом случайно сблизился с друзьями, имеющими связи с криминальным миром. Помог в одном деле, в другом. Потом на какой-то вечеринке, шутки ради, высказал идею о возможности бескровного изъятия денег из банковских хранилищ. Ему не поверили. Над ним посмеялись. Он обиделся и поспорил на какую-то чисто символическую сумму, что вскроет какой-нибудь частный счет в любом указанном ему банке. И вскрыл. И получил свои выигрышные копейки.
А дальше талантливого мальчика взяли в оборот плохие дяди Он по их заказу выпотрошил один банк, потом другой, потом третий. Причем так, что эти пострадавшие банки ничего не заметили. А может быть, и заметили, но предпочли покрыть недостачу, не поднимая лишнего, способного отпугнуть выгодную клиентуру, шума.
Споткнулся компьютерный самородок на втором или третьем (!) иностранном банке. Слишком понадеялся на свои силы, слишком на большие суммы замахнулся. Хотя сам с тех уворованных с чужих счетов сумм имел жалкие крохи. Его, как видно, интересовал сам процесс. Было в нем что-то творческое, из серии тех задач, что давали на математических олимпиадах. Только те были теоретическими, а эти очень даже прикладными.
В общем, компьютерного воришку вычислили, поймали и посадили, чтобы другим неповадно было. На пять лет с конфискацией!
Вот такая трагическая и одновременно поучительная история. Особенно для меня поучительная.
Кстати, этот малец в мировой практике был не единственным примером достижения очень значительных результатов очень незначительными средствами. Другой, почти его ровесник, но уже за океаном, умудрился со своего домашнего компьютера влезть в информационный банк Пентагона. Чуть войну не начал, поганец. Хотя и вундеркинд. Я поехал в Новгород.
— Ну как ваш сынок, пишет? — спросил я найденную с помощью местных журналистов его мамашу.
— А вы кто? Вы из милиции?
— Нет, я из школы. Я его учитель. По физике. Вы уж меня, наверное, и не помните. Каким талантливым мальчиком был ваш сын!
— Да, был. Именно был... — заплакала, запричитала женщина.
— Ну так как он?
— Плохо. Вот просит прислать сигарет. А зачем они ему? Ведь он никогда не курил! И еще теплые носки.
— Мерзнет?
— Конечно. Там такие холода. Такие метели...
— Где там?
— На Севере.
И тронутая сочувствием мамаша показала адрес на конверте.
Действительно, не близко. За три дня не обернуться. А придется.
Глава 45
— Заключенный Баранников по вашему приказанию явился!
— Вот это и есть наш герой.
Дохловатый на вид герой. Одна башка только здоровая. А все остальное — как высушенный гороховый стручок. Не просто, видать, далась парню тюрьма.
— Что же это ты, Баранников, над нами издевался? Чего горбатого лепил? Интеллигента из себя корчил. Очки носил. А того не сказал, что за тобой не одни только финансовые грешки числятся. А кое-что и похуже.
— Извините, не понял.
— Извините! Не понял! Ты дурочку-то не ломал бы. Вот за тобой следователь специально из Москвы приехал. Говорит, «мокрое» за тобой тянется. Ну очень «мокрое».
— Это какое-то недоразумение.
— Недоразумение или нет, это мы разберемся, — встрял в разговор я. — А пока собирайтесь.
— Куда?
— Вас забирает Центральная прокуратура. А если персонально, то я — следователь по особо важным делам Егоров Андрей Григорьевич.
— Вот так, Баранников, до «важняка» доигрался. Теперь добра не жди. Теперь зеленку жди промеж глаз.
— Здесь какая-то ошибка!
— Ничего, разберемся, — строго сказал я. — Готовьте заключенного к отправке.
— У вас конвой где?
— В машине. А машина — во дворе.
Конвой был. Причем самый натуральный. Без всякого блефа. В гимнастерках, сапогах, при погонах и «черном воронке». Да, и еще с автоматами с полным боекомплектом.
Я их тут недалеко, в соседней области, за пять ящиков водки прикупил. Увидел, подошел и сторговался. С солдатами срочной службы, если с правильным подходцем, всегда столковаться можно.
— Смотаемся туда-обратно, возьмем человечка — и всех дел. А потом пир горой, — по-простому объяснил я.
— А сейчас?
— И сейчас тоже, — и я вытащил из карманов аванс.
Что и решило исход затянувшихся было переговоров.
— Главное дело — кто вам что сделает. Вся ответственность на мне. Скажете, он документы показал. Вот эти. Видите? Все как положено, с печатями и подписями. Все чин-чином. Ну что поделать, если у меня своего транспорта нет. Сломался по дороге.
Максимум, что вам грозит, — гауптвахта за самовольную отлучку. Да и отлучки не будет. Кто вас за эти несколько часов хватится? В крайнем случае скажете, колесо меняли.
— Ох, мужики, что-то мне это не нравится, — засомневался один, наверное, наименее пьющий. — Как бы не влетело нам.
— Да ладно ты, что — первый раз, что ли? Проскочим, — приструнили его более пьющие. — Когда девок-зечек катали, тоже думали, в дисбат загремим — и ничего, до сих пор служим. В общем, кончай ломаться, заводи машину. А то водка стынет.
А вы говорите, где взять конвой? Да там же, где и зекам водку. И чай. И наркоту. В тех самых внутренних войсках.
— Вот сопроводительные документы, вот личные вещи, — показал зам начальника колонии по режиму, — а вот здесь распишитесь. И здесь.
Это сколько угодно. Хоть левой, хоть правой рукой. Я этих росписей за время своей службы по стране наоставлял — сотни. И ни одна на другую не похожа. Но зато очень похожи, ну просто один к одному, на те, что в липовых документах проставлены. В том числе и на этих, по которым я нужного мне заключенного из-за колючки достал на три года раньше истечения срока.
— Шагайте, Баранников! И не вздумайте сотворить какую-нибудь глупость. Конвой будет стрелять без предупреждения!
(Если он, конечно, после употребления внутрь аванса еще во что-то способен попасть.)
— Давай, давай, вундеркинд дерьмовый. Топай! И больше не возвращайся!
— Не вернется, — пообещал я. — Уж это я гарантирую.
На том мы и расстались с «учреждением а/я номер...». Вот только в самом конце начальнику колонии чем-то конвой не понравился. Какой-то уж очень он разболтанный был и даже отдельными местами наглый. И сапоги с той войны не чищены.
— Ну, тут уж что поделать. Кто есть, с такими и приходится работать.
— И то верно. Распустили солдатню. А другой все одно нет. Ну, прощевайте.
— И вам того же.
И поехал Баранников из мест очень отдаленных в гораздо более близкие. Ну не оставлять же вундеркинда, математика, медалиста и просто хорошего человека на съедение не отличающим формулу бесконечных величин от теоремы Ферми рецидивистам. Они его отличных от прочих способностей все равно не оценят.
А я оценю. Потому что мне без них — полный зарез!
Солдат с машиной и водкой я отпустил за первым же поворотом. Они свое дело сделали — массовку обеспечили.
— А кто его охранять будет? — все-таки не удержались, спросили на прощание они.
— Я сам. Или вы думаете, что я с ним без вас не справлюсь?
Солдаты внимательно посмотрели на задохлого математика и успокоились.
— Справитесь. Конечно, справитесь!
— Нет, если вы сомневаетесь — можете сопроводить нас еще, — предложил я.
— Нет, нет, — дружно отказались солдаты, кося глазами на загруженные в машину ящики. — Нам некогда. Нам в часть надо возвращаться. Сами понимаете — служба.
— Понимаю.
Я остановил первую попавшуюся машину, усадил туда не осознающего, что с ним происходит, зека и сел рядом сам.
— В аэропорт.
— Кто вы? — спросил Баранников.
— Ангел-спаситель.
— Но вы следователь?
— В некотором смысле да.
— Вы сказали... Вы сказали, что я убийца...
— Точно. Убийца.
— Но кого, кого я убил?!
— Себя. Себя ты убил. И почти насмерть! В аэропорту я протянул освобожденному заключенному паспорт.
— Держите документ — Козловский.
— Почему Козловский?
— Чтобы легче было запомнить. По ассоциации с прежней фамилией.
В паспорте на имя Козловского была вклеена фотография Баранникова. Только чуть более молодого. Другой фотографии при просмотре его семейного альбома я не нашел.
— Ну что, перебираемся в самолет?
— Я ничего не понимаю. Кто вы? Что вам от меня нужно? Откуда паспорт? С моей фотографией. Я никуда не полечу, пока вы со мной не объяснитесь.
— Не полетите?
— Нет.
— Ну хорошо. Тогда я не настаиваю. Тогда мы вернемся обратно, — и я шагнул от стойки регистрации в глубь зала.
— Нет, — вскричал Козловский-Баранников. — Нет!! — И лицо его исказила гримаса страха.
Нет, все-таки тюрьма ему чем-то не нравилась. По крайней мере нравилась меньше, чем поданный на взлетную полосу самолет.
— Ладно, я скажу вам то, что вы хотите от меня услышать. Я не преступник и не следователь. Я нечто среднее. Вы мне нужны как специалист, быть может, единственный в своем роде. Когда вы выполните свою работу...
Козловский-Баранников напрягся.
— Я отправлю вас за границу. В любую страну, которую вы выберете на карте мира. Я не хочу, чтобы ваш талант загиб где-нибудь вблизи параши. Вы заслуживаете большего. Возможно, спасая вас, я делаю одолжение цивилизации. Персонально мне, как вашему спасителю, это еще придется доказать. Докажете — ваше счастье. Нет — отправлю обратно на нары. Потому что помогать непризнанному гению — это одно. А сбежавшему зеку — совсем другое. И совсем по-другому оценивается обществом. Так что у вас есть самые прямые стимулы для ударного труда. Вы все поняли?
Козловский-Баранников судорожно кивнул.
— Тогда, надеюсь, мы больше к этой теме не возвращаемся.
Глава 46
— Ну что, потрудимся во славу отечества?
— Потрудимся, — ответил Александр Анатольевич. — Нам не привыкать.
— Так потрудимся? Или как? — громко повторил я.
— Конечно, конечно, — закивал Козловский-Баранников. — Что надо делать?
— Все то же самое, что вы делали раньше. Только с большей пользой для народа. Ломать буржуинские коды. Справитесь?
— Я постараюсь.
— Вы уж постарайтесь, а то на Севере зимы холодные, а телогрейки худые, — напомнил я и тут же пожалел о том, что сказал.
— Хорошо, хорошо. Я сделаю все, что в моих силах. Я сделаю...
Похоже, с шоковой педагогикой пора заканчивать, пока я взамен грамотного «взломщика» не получил ни на что не способного истерика.
— Ладно, работайте и ни о чем таком не думайте. Не будет больше в вашей биографии тюрьмы. При любом исходе не будет. Вы свое отсидели. Амнистия! Александр Анатольевич, давайте первый телефон.
Запрос — отказ.
Запрос — отказ.
Запрос — отказ.
Пауза.
Отказ.
Запрос — пауза — пауза — и первая цифра.
Есть первая цифра!
— Как он это делает? — спросил я единственного бывшего под рукой консультанта.
— Вам подробно или доступно? — уточнил Александр Анатольевич.
— Доступно.
— Тогда представьте замок. С единственным закрывающим его кодом. Чтобы его открыть, надо перебрать тысячи комбинаций цифр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50