Незадолго до пяти часов утра, усталый и убежденный в том, что исследовать хотя бы часть Убежищ — и то не под силу одному человеку, он сел в лифт и выбрался на поверхность.
И снова — хотя, как ни странно, не так сильно — он испытал ощущение, что находится на грани открытия. Но ничего не произошло. Он оказался в саду. Вскоре он был уже в сотне футов от бунгало диктатора и понял, что, по крайней мере, удачно избежал опасности немедленного разоблачения.
В слабом свете зари он залез в кровать. И снова на него накатило сожаление о впустую потраченной ночи. Он снова шел, и ощущение все время было тем же; оно не менялось. Каким-то образом он прохлопал истину, и следовательно, пошел на опасный риск и не получил ничего.
Ничего…
Завтрак с Великим Судьей прошел без происшествий. О войне с Джорджией они не говорили.
Вскоре после завтрака Марин покинул Коттедж Судьи.
Снимая с тела Уэйда Траска маскировку, Марин мог мысленно перечислись только два важных происшествия, случившихся в течение его визита. Великий Судья выслушал его просьбу о помиловании Уэйда Траска. И Делинди тайно приходила к нему, чтобы утрясти детали их поездки в Азию.
Ему, привыкшему ничего не оставлять на волю случая, казалось, что любое из этих событий могло послужить причиной его приглашения к Великому Судье. Он вполне мог предположить, что разговор предыдущим вечером был инициирован самим Великим Судьей, а не Эдмундом Слэйтером. И посещение Делинди могло иметь три вероятных объяснения. С одной стороны, Великий Судья мог бесстрастно использовать собственную любовницу для того, чтобы она шпионила за своим бывшим возлюбленным, явно уверенный в том, что она будет действовать в интересах правителя планеты, а не одного из его бесчисленных подчиненных. С другой стороны, Делинди сама могла быть джорджианской шпионкой, использовавшей свое тело, чтобы заманить в ловушку сначала Руководителя Группы, а затем и диктатора, ради интересов своей страны. Третья вероятность заключалась в том, что она действительно любила Дэвида Марина.
По сути дела, как осознал Марин, была и четвертая вероятность. Она могла быть пешкой Мозга, бессознательно выполняя задания этого механического существа, а сознательно просто являясь тем, что она есть.
Марин с тревогой отбросил эту мысль. Не потому, что она не имела никакого смысла. Просто она была слишком странной, и такое явление он не мог контролировать.
Не об этом ему следует думать утром его третьего дня, когда нужно еще так много сделать.
Глава 18
Марин открыл дверь квартиры Траска и вошел. Большая комната была ярко освещена утренним солнцем. На мгновение ему показалось, что в комнате никого нет. Затем из кресла в углу поднялась Рива Аллен. Издав восторженный вопль, она бросилась ему в объятия.
Она вертелась, крутилась, целовалась и вся извивалась от возбуждения. Внезапно она, казалось, что-то вспомнила, отстранилась и сказала приглушенным голосом:
— У меня есть инструкции от мистера Аралло, чтобы или вы, или я позвонила бы ему в тот момент, как вы войдете.
— А! — сказал Марин.
И вот так просто; день уже, казалось, не полностью принадлежит ему.
На несколько мгновений у него вдруг возникло странное, интенсивное восприятие этого мира вокруг него. Прежде всего, помещение, в котором он находился, было очень интимным — квартира Траска по праву найма, по сути дела, частная собственность, крепость, в которой, теоретически, никто не мог нанести ему вред — разве что только под эгидой закона. Кроме того, Траск располагал официальным правом на свободу вплоть до часа казни. И все же, несмотря на эти права, возможны были покушения на его время. В его действия могли вмешиваться тысячью различных способов; для него было жизненно важно в какой-то минимальной степени подчиниться желаниям всех этих вмешивающихся властей.
Он предположил, что Аралло будет недоволен тем, что он исчез на целый день, и на мгновение ощутил презрение Руководителя Групп к таким подчиненным, как Аралло, но затем вспомнил свою ситуацию. Нет смысла избегать выяснения этого вопроса.
Он нажал кнопку соединения и четким голосом произнес:
— Аралло, Тильден!
Надо было говорить четко, чтобы сработали электронные устройства, обеспечивающие связь только на основе произнесенного имени. Основанное на ранее известной технологии, это оборудование фирмы «Траск Электронике» ставилось в основном только у правительственных работников. Квартира самого Траска была единственным исключением. При нажатии кнопки активировался сервомеханизм, который записывал произнесенные слова. Другой механизм чертил график электрических импульсов, созданных звуком. Затем сканнер исследовал график и классифицировал его по определенным группам звуков. Сервомеханизм отбрасывал все остальные группы звуков, а сканнер просматривал трехмерные пластиковые модели графика, сконструированные заранее, и из примерно двадцати сходных выбирал ту, которая представляла собой звук слова «Тильден Аралло». Другой сервомеханизм последовательно выбирал другую трехмерную пластиковую модель, на этот раз соответствующую телефонному номеру, и процесс доводился до того шага, когда еще один сервомеханизм электрическим способом набирал желаемый номер. Сходная технология использовалась для автоматического перевода с языка на язык и для наговаривания текста на пишущую машинку.
После незначительной паузы этот замысловатый процесс был завершен. Включился настенный экран, и на нем появилось мужское лицо.
— А, это вы, Траск, — сказал Тильден Аралло с экрана.
Он казался неприветливым и невеселым, хотя и оживленным.
Нахмуренные брови, губы поджаты, глаза серьезны. У него был вид человека, озабоченного серьезными проблемами.
— Рива сказала, что вы хотели со мной поговорить, — мягко проговорил Марин.
Аралло кивнул.
— Я хочу вам напомнить, что сегодня вечером состоится очередное собрание группы.
Марин ничего не ответил. Судя по поведению собеседника, вчерашнее исчезновение Траска на целый день способствовало потере благосклонности к нему группы. Он ждал.
— Я ожидаю, что вы на нем будете присутствовать, — продолжал Аралло.
— Не вижу причин, почему бы нет, — ответил Марин.
— Честно говоря, я тоже не вижу, — сказал Аралло и, поколебавшись, добавил. — Я бы предложил вам придерживаться духа дружеского общения, — и с этим он отключился.
Марин сидел молча. Слова и настроение Аралло, казалось, предвещали будущие трудности, которые могли стать серьезной помехой его планам. И все же здесь он практически ничего не мог поделать. О настоящем общении и речи не могло быть. Он выбросил это из головы. Повернувшись, он сказал Риве:
— Я хочу заняться делами в кабинете и не желаю, чтобы меня тревожили.
Он собирался было отвернуться от нее, но по выражению ее лица понял, что был слишком резок с девушкой. Он сказал:
— Сегодня вечером я буду свободен, дорогуша.
Покачав головой, она проговорила с горечью:
— Тебе не удастся меня одурачить. Ты уже мертв.
Она подтолкнула его к двери кабинета.
— Ладно, делай свою работу. Ты бы хотел, чтобы я приготовила ленч?
— Да, — ответил Марин, обрадованный ее готовностью к сотрудничеству.
Тем не менее, закрыв дверь кабинета, он с удивлением осознал, что все еще дрожит. Он не стал тратить время на исследование этого ощущения, поспешно припер дверь стулом, открыл вход в тайную лабораторию и вошел.
Блеск стекла, сверкание инструментов, длинный поблескивающий стол — это сразу бросалось в глаза. А на полу…
Одного взгляда Марину было достаточно. Тело — его тело — было в сознании.
Он подошел к нему и посмотрел на своего пленника. Глаза связанного беспокойно его оглядели — хотя скоре с раздражением, чем со страхом.
— Ты меня слышишь? — спросил Марин.
Мужчина на полу кивнул головой.
— Я хочу, чтобы ты сообщил мне, куда ты перевез свое изобретение из «Лабораторий Траска» после того, как оставил меня там.
С легкой циничной улыбкой тот тряхнул головой, затем попытался вытолкнуть кляп.
Марин наклонился и, не забывая о том, какими крепкими были его собственные зубы, осторожно вытащил тряпку. Затем он встал на колени, приготовясь в случае чего снова заткнуть пленнику рот.
— Как тебе удалось заманить самого себя в ловушку? — спросил он с любопытством.
Траск уныло посмотрел на него.
— Теперь, когда ты подошел ближе, я вижу, что ты не носишь мои очки.
Марин уже почти забыл о том эпизоде, когда избавился от очков. Теперь что-то начало для него проясняться. Он кивнул.
— Это произошло внезапно, — напряженным тоном проговорил Траск, — Я пришел сюда, чтобы захватить некоторое оборудование, и — ни с того, ни с сего — у меня ухудшилось зрение.
Я наткнулся на заднюю часть часов, ухватился за них и, должно быть, закоротил какие-то провода. Это вышибло у меня сознание.
Идиотский несчастный случай.
Это воспоминание, казалось, его расстроило. Но Марин почти не обратил на это внимания. Несчастный случай! Не этот ли случай вызвал включение механизмов, из-за которых световые линии полезли из циферблата к его кровати?
Если это так, то становилось еще труднее объяснить эти проблемы.., в которых по сути дела и так не было никакой определенности.
— Дэвид, разве ты не видишь, что это величайшее открытие? — проговорил Траск приглушенным голосом. — Пользуясь только одним направлением — аспектом зрения — мы с тобой изменили науку психологии!
Марин пожал плечами. Он прохладно воспринял этот аргумент.
— Психология — это не наука, — авторитетно заявил он. — В ней можно только высказывать мнения, и одна группа никогда не примет мнения другой. Мы отказались от использования психологов в вооруженных силах, разве что только в качестве младших техников под началом солдат.
Траск, казалось, его не слышал.
— Сколько времени… — проговорил он напряженным голосом. — Сколько времена на это потребовалось? Чтобы твое зрение восстановилось.., я имею в виду?
— Часов пятнадцать, — кратко ответил Марин.
— То же самое и со мной, — триумфально заявил Траск. Он сел несмотря на то, что был связан. — Дэвид, разве ты не понимаешь, что это значит? То, что здесь играет роль отношение человека, его философия! С тех пор как я себя помню, я всегда сторонился мира действий. Я был мыслителем, наблюдавшим… с безопасного расстояния. Ученым, наблюдателем, зрителем.
И по причине этой модели поведения мои глаза стали близорукими.
Марин на мгновение заинтересовался тем фактом, что этот человек в столь ужасный период своей жизни способен думать о научных аспектах своего изобретения. Этот ученый сухарь начал казаться ему более человечным. Марин почувствовал, что оттаивает — но лишь отчасти. Он спросил мягким голосом:
— Траск, куда ты дел изобретение? Мне оно нужно.
Возбуждение погасло в глазах Траска. Он мрачно смотрел на Марина.
— Дэвид, мы теперь партнеры, хочешь ты того, или нет. Разве ты этого не понимаешь?
Марин покачал головой.
— Ты будешь делать так, как я скажу. Вот это я понимаю.
— Все, что мне нужно делать, — заявил Траск. — это ничего не делать, и через четыре дня ты отправишься в Конвертер. Так что мое положение довольно выигрышное, — темные глаза, смотревшие на Марина, слегка сузились, будто бы он хотел определить, что Марину нужно на самом деле.
— У меня нет времени на препирательства, — отрезал Марин. — Чем больше препятствий ты будешь ставить у меня на пути, тем меньше желания у меня будет помогать тебе.., потом. Повторяю, и это последний раз, когда я тебя спрашиваю! Где оборудование?
Траск пристально уставился на него. Он выглядел потрясенным до глубины души.
— Ты, чертов негодяй! — чуть ли не всхлипнул он. — Я знаю этот тон. Я сразу распознаю убийцу по тону его голоса. Но ты не можешь нанести вред своему собственному телу.
Марин ждал. Являясь орудием правительства, он убивал. И, несомненно, будет убивать снова и снова. Траск сам усугублял свой страх, предполагая, что ради своих личных целей человек может постараться ничуть не хуже, чем если бы он действовал просто как правительственный агент.
— Послушай, — с отчаяньем заговорил Траск, — если бы у меня было время, я мог бы убедить тебя, что эта комбинация группы и идей свободного предпринимательства имеет столько же недостатков, как и каждая система по отдельности, — он, должно быть, решил, что Марин собирается его перебить, поэтому затараторил с невероятной быстротой. — Дэвид, если бы мы искали супермена, нам нужно было бы начать с готовности встретиться со смертью в любое мгновение. И прежде всего за данными мы обратимся к действующей армии. Там мы наблюдаем невероятный феномен — люди на пике своих возможностей, натренированные, чтобы сражаться со смертью. Когда гениальный лидер видит это, у него возникает опьяняющее ощущение потенциальной мощи человеческих существ. Он может зрительно представить себе массы людей, организованных для достижения великих целей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29