В некотором смысле наши дела пошли лучше, но она не держалась за мою руку.
Это начинает вас утомлять? Гм. Ладно. Меня тоже. Значительно легче разбираться с кем-то, кого надо только убить.
Когда мы покинули мою территорию и оказались в более мрачном районе, я надеялся, что кто-нибудь кинется на меня и я смогу удовлетворить хотя бы часть охватывавших меня чувств.
Звуки наших шагов раздавались в слегка несовпадающем ритме, иногда сливаясь, потом снова расходясь. Временами я пытался приноровиться к ее шагам, но это не помогало. Обычно наша походка подчинялась давно выработанному компромиссу между ее короткими шагами, наиболее для нее удобными, и моими длинными. Мы не разговаривали.
Восточный район можно узнать прежде всего по запаху. Днем он кишит открытыми кафе, и запахи пищи отличаются от драгейрианских. Ранним утром начинают работать пекарни; аромат свежего восточного хлеба расползается, словно щупальца, постепенно вытесняя ночные запахи. Но ночные запахи, когда кафе закрыты, а пекарни еще не начали работать, – это вонь гниющей пищи и отходов жизнедеятельности людей и животных. Ночью весь район продувается ветром в сторону моря, а преобладающее направление ветра – со стороны боен в северо-западной части города. Именно ночью истинные запахи и цвета этого района, если можно так выразиться; выходят на поверхность. Здания почти невидимы. Единственное освещение – свет лампы или свечи в редких окнах, так что строения вокруг скрыты от глаз, улицы же настолько узки, что порой едва хватает пространства, чтобы пройти между зданиями. Есть места, где двери в стоящих друг напротив друга домах невозможно открыть одновременно. Иногда возникает ощущение, что ты блуждаешь в пещере или в джунглях и твои сапоги чаще ступают по отбросам, чем по утоптанной, изрезанной колеями земле.
Сюда порой забавно возвращаться. С одной стороны, я ненавижу эти места. Я сделал в свое время все возможное, чтобы убраться отсюда. Но, с другой стороны, в окружении выходцев с Востока я ощущаю, как напряжение покидает меня, и лишь потом отдаю себе отчет в том, что для драгейрианина я сам не такой, как все.
Мы добрались до Восточного района после полуночи. Единственными, кто бодрствовал в этот час, были бездомные а также те, кто на них охотился. И те и другие избегали нас судя по всему с уважением относясь к любому, кто шел так словно был выше любой опасности. Я бы солгал, сказав, что мне это не понравилось.
Мы дошли до места, которое знала Коти. «Дверь» представляла собой вход, задернутый занавеской. Я не мог разглядеть ничего внутри, но у меня было ощущение, что я нахожусь в узком проходе. Страшно воняло.
– Эй! – позвала Коти.
Раздался легкий шорох, затем голос:
– Кто там?
– Это Коти.
Послышалось тяжелое дыхание, шорох, бормотание нескольких голосов, затем щелкнул кремень, мигнула вспышка света, и загорелась свеча. На какое-то мгновение у меня заболели глаза. Мы стояли перед дверным проемом, лишенным даже занавески. Внутри помещения шевелилось несколько тел. К моему удивлению, комната была, насколько я мог судить при свете единственной свечи, чистой и незахламленной, если не считать нескольких завернутых в одеяла фигур. Там стоял стол и несколько стульев. Из-за свечи на нас смотрела пара крохотных глаз на круглом лице. Лицо принадлежало низенькому, очень толстому человеку в светлой ночной рубашке. Глаза остановились на мне, бросили взгляд на Лойоша, Коти, Ротсу и снова обратились на меня.
– Входите, – сказал незнакомец. – Садитесь.
Мы сели, пока он обошел комнату и зажег еще несколько свечей. Сидя на мягком стуле, я насчитал четверых на полу. Когда они привстали, я увидел, что одна из фигур была полноватой женщиной с седеющими волосами, другая – женщиной помоложе, третьим был мой старый друг Грегори, а четвертым – драгейрианин, что меня крайне удивило. Я изучал его черты, пытаясь определить его Дом, а когда понял, что он – текла, то не знал, удивляться ли мне еще больше или наоборот.
Коти села рядом со мной, кивнула всем присутствующим и сказала:
– Это мой муж, Владимир.
Затем показала на толстяка, который проснулся первым:
– Это Келли.
Мы кивнули друг другу. Женщину постарше звали Наталия, помоложе – Шерил, а теклу звали Пареш. Коти не назвала фамилий, а я не настаивал. Мы все пробормотали что-то в знак приветствия.
– Келли, – сказала Коти, – у тебя нож, который нашли возле Франца? Келли кивнул.
– Подожди, – сказал Грегори. – Я ни разу не говорил, что возле тела был найден нож.
– Можно было и не говорить, – ответил я. – Ты сказал, что это сделал джарег.
Он болезненно сморщился.
– Можно его сожрать, босс?
– Заткнись, Лойош. Возможно, позже.
Келли посмотрел на меня, то есть уставился своими чуть раскосыми глазами, пытаясь глядеть куда-то сквозь меня. По крайней мере, такое у меня сложилось ощущение. Он повернулся к Коти и спросил:
– Зачем это тебе?
– Владимир думает, что мы сможем найти убийцу по клинку.
– А потом? – спросил Келли, повернувшись ко мне. Я пожал плечами:
– Потом выясним, на кого он работал.
С другого конца комнаты послышался голос Наталии:
– Какая разница, на кого он работал? Я снова пожал плечами:
– Для меня – никакой. Я думал, это имеет значение для вас.
Келли снова вперил в меня поросячьи глазки. Я слегка удивился, обнаружив, что это мне действительно неприятно. Келли кивнул, будто сам себе, потом ненадолго вышел из комнаты и вернулся с ножом, завернутым в кусок ткани, который, вероятно, когда-то был частью простыни. Он протянул ткань и оружие Коти.
– Будем держать связь, – кивнув, сказал я.
Мы направились к двери. Перед ней стоял Пареш. Он отошел в сторону, но не настолько быстро, как я ожидал. Почему-то это показалось мне существенным.
До рассвета все еще оставалось несколько часов, когда мы вернулись в нашу часть города.
– Итак, – сказал я, – это люди, которые хотят захватить власть в Империи, да?
Коти махнула свертком, который держала в левой руке.
– Кое-кто так считает, – ответила она.
Я моргнул.
– Да. Полагаю, кое-кто считает.
Запах Восточного района сопровождал нас по пути домой значительно дольше, чем можно было предполагать.
2
«… САЛЬНОЕ ПЯТНО С ЛЕВ…»
В подвале под моей конторой есть небольшая комнатка, которую я называю лабораторией (восточный термин, позаимствованный у моего деда). На полу – плотно утоптанная земля, стены – из голого известняка. Посреди стоит маленький столик, а в углу сундук. На столе размещается жаровня и несколько свечей. В сундуке – самые разнообразные вещи.
На следующее утро после того, как завладели ножом, мы вчетвером – Коти, Лойош, Ротса и я – спустились в подвал. Я отпер его и пошел впереди остальных. Воздух был спертым, и в нем ощущался слабый запах содержимого сундука.
Лойош уселся на мое левое плечо и сказал:
– Ты уверен, что хочешь это сделать, босс?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты уверен, что сейчас ты в соответствующем настроении для колдовства?
Я задумался. Предупреждение от ближайшего друга – нечто, чем ни один колдун в здравом уме не вправе пренебречь. Я бросил взгляд на Коти, которая терпеливо ждала и, возможно, догадывалась кое о чем из того, о чем я сейчас думал. Меня переполняли эмоции, и это неплохо – в той степени, в которой могло помочь колдовству. Но мне было и несколько не по себе, а в таком состоянии меня чаще всего клонит в сон. Если у меня не хватит энергии, чтобы управлять колдовством, оно может выйти из-под контроля.
– Все будет в порядке, – сказал я Лойошу.
– Хорошо, босс.
Я выкинул старые угли из жаровни в угол и мысленно отметил в уме, что неплохо бы в ближайшее время в этом углу убрать. Потом открыл сундук, и Коти помогла мне положить новые угли в жаровню. Я выбросил старые, почерневшие свечи и заменил их. Коти встала слева от меня, держа нож. Я установил связь с Державой и заставил фитиль одной из свечей нагреться настолько, чтобы вспыхнуть. От нее я зажег другую свечу, а затем, слегка потрудившись, угли в жаровне. Я поместил необходимые для колдовства предметы в огонь и положил рядом клинок.
Впрочем, все это имеет лишь символическое значение.
Иногда меня занимает мысль – заработает ли все это, если я буду лишь думать, что вода очищена? А если я воспользуюсь благовониями, издающими нужный запах, но всего лишь обычными благовониями? И пущу в дело листья чабреца, которые кто-то просто купил у торговца на углу, но сказал мне, что их привез корабль, прибывший с Востока? Я не знаю и не думаю, что когда-либо узнаю, но подозреваю, что это не имеет значения.
Впрочем, эти мысли возникают лишь до и после колдовства. Во время него остаются одни ощущения. Внутри тебя что-то пульсирует в ритме, мигания свечей. Ты окунаешься – или тебя затягивает – в самое сердце пламени, пока ты не оказываешься повсюду, и ты смешиваешься с угольями, а Коти существует рядом с тобой и внутри тебя, сплетая сеть из теней, в которой ты увязаешь, словно маленькое насекомое в голубой смоле, и ты вдруг обнаруживаешь, что коснулся ножа, и теперь знаешь, что это орудие убийства, и начинаешь ощущать человека, который держал его в руках, и твоя рука совершает легкое режущее движение, как и его рука, и ты роняешь нож, как и он, – его задача выполнена, как и твоя.
Я слегка отодвинул нож в сторону, пытаясь свести воедино все, что узнал в момент колдовства. У меня возникло ощущение, будто его имя было известно мне всегда, но всплыло в моем сознании лишь в этот момент, и примерно тогда же та моя часть, которая была в действительности Лойошем начала осознавать, что колдовство заканчивается, и стали ослабевать нити, защищавшие ту часть Лойоша, которая была мной.
И тогда же я понял: что-то не в порядке. Такое бывает, когда колдуны работают вместе. Ты не знаешь мыслей другого – скорее сам думаешь за него. Какое-то мгновение я думал о себе и ощутил внезапный приступ горечи, что потрясло меня.
Лойош никогда не испытывал страха перед опасностью. Так или иначе, колдовство постепенно проходило, и мы осторожно отпускали его, но в моем горле образовался большой комок, и я дернулся, опрокинув свечу. Коти протянула руку, чтобы поддержать меня, и наши глаза на мгновение встретились, когда последняя частица колдовства исчезла, и наши разумы снова стали принадлежать нам.
Она опустила глаза, зная, какие ощущения нам пришлось пережить.
Я открыл дверь, чтобы выпустить дым. Я немного устал, но это было не столь уж трудное колдовство. Мыс Коти поднялись по лестнице вместе, но не касаясь друг друга. Нам нужно было поговорить, но я не знал, что сказать. Нет, не то: я просто не мог себя заставить.
Мы вошли в мой кабинет, и я позвал Крейгара. Коти села в его кресло. Вдруг она вскрикнула и вскочила, обнаружив, что он уже сидит там. Я слегка улыбнулся невинному виду Крейгара. Это могло бы выглядеть даже забавнее, но мы все чувствовали напряжение.
– Его зовут Ереким, – сказал я. – Никогда о нем не слышал. А ты? Крейгар кивнул:
– Он один из телохранителей Херта.
– Исключительно?
– Думаю, да. Почти уверен. Проверить?
– Да.
Он просто кивнул, вместо того чтобы заметить, что у него и без того полно работы. Думаю, Крейгар способен на большее, чем он сам утверждает. После того как он выскользнул из комнаты, мы с Коти некоторое время сидели молча. Потом она сказала:
– Я тоже тебя люблю.
Коти пошла домой, а я провел часть дня, путаясь под ногами у своих работников и пытаясь делать вид, что занимаюсь делами. Когда Мелестав, мой секретарь, в третий раз заметил, какой сегодня прекрасный день, я наконец понял намек и устроил себе на остаток дня выходной.
Я бродил по улицам, ощущая собственное могущество и вместе с тем незначительность, но все же привел мысли в порядок и принял некоторое решение относительно дальнейших действий. Лойош спросил, знаю ли я, зачем это делаю, и я признался, что не знаю.
Ветер, дувший со стороны моря, сменил направление и дул теперь с севера. Иногда северный ветер бывает живым и освежающим. Не знаю, может быть, все дело в моем душевном состоянии, но тогда он казался мне просто холодным.
Это был паршивый день. Я решил никогда больше не слушать мнения Мелестава относительно погоды.
На следующее утро Крейгар подтвердил, что Ереким работал только на Херта. Ладно. Итак, Херту была необходима смерть этого выходца с Востока. Значит, либо у него с этим человеком связано что-то личное – а я не мог себе представить, чтобы джарег мог питать личную неприязнь к выходцу с Востока, – либо их группа представляла собой угрозу. Это казалось мне наиболее вероятным – и определенно загадочным.
– Есть идеи, Лойош?
– Только вопросы, босс. Например, кто, ты говоришь, вожак этой группы?
– Келли. А что?
– Выходец с Востока, которого пришили – Франц… Почему его, а не Келли?
В соседней комнате Мелестав шелестел бумагами. Надо мной кто-то постукивал ногой. Через камин откуда-то доносились звуки приглушенного разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Это начинает вас утомлять? Гм. Ладно. Меня тоже. Значительно легче разбираться с кем-то, кого надо только убить.
Когда мы покинули мою территорию и оказались в более мрачном районе, я надеялся, что кто-нибудь кинется на меня и я смогу удовлетворить хотя бы часть охватывавших меня чувств.
Звуки наших шагов раздавались в слегка несовпадающем ритме, иногда сливаясь, потом снова расходясь. Временами я пытался приноровиться к ее шагам, но это не помогало. Обычно наша походка подчинялась давно выработанному компромиссу между ее короткими шагами, наиболее для нее удобными, и моими длинными. Мы не разговаривали.
Восточный район можно узнать прежде всего по запаху. Днем он кишит открытыми кафе, и запахи пищи отличаются от драгейрианских. Ранним утром начинают работать пекарни; аромат свежего восточного хлеба расползается, словно щупальца, постепенно вытесняя ночные запахи. Но ночные запахи, когда кафе закрыты, а пекарни еще не начали работать, – это вонь гниющей пищи и отходов жизнедеятельности людей и животных. Ночью весь район продувается ветром в сторону моря, а преобладающее направление ветра – со стороны боен в северо-западной части города. Именно ночью истинные запахи и цвета этого района, если можно так выразиться; выходят на поверхность. Здания почти невидимы. Единственное освещение – свет лампы или свечи в редких окнах, так что строения вокруг скрыты от глаз, улицы же настолько узки, что порой едва хватает пространства, чтобы пройти между зданиями. Есть места, где двери в стоящих друг напротив друга домах невозможно открыть одновременно. Иногда возникает ощущение, что ты блуждаешь в пещере или в джунглях и твои сапоги чаще ступают по отбросам, чем по утоптанной, изрезанной колеями земле.
Сюда порой забавно возвращаться. С одной стороны, я ненавижу эти места. Я сделал в свое время все возможное, чтобы убраться отсюда. Но, с другой стороны, в окружении выходцев с Востока я ощущаю, как напряжение покидает меня, и лишь потом отдаю себе отчет в том, что для драгейрианина я сам не такой, как все.
Мы добрались до Восточного района после полуночи. Единственными, кто бодрствовал в этот час, были бездомные а также те, кто на них охотился. И те и другие избегали нас судя по всему с уважением относясь к любому, кто шел так словно был выше любой опасности. Я бы солгал, сказав, что мне это не понравилось.
Мы дошли до места, которое знала Коти. «Дверь» представляла собой вход, задернутый занавеской. Я не мог разглядеть ничего внутри, но у меня было ощущение, что я нахожусь в узком проходе. Страшно воняло.
– Эй! – позвала Коти.
Раздался легкий шорох, затем голос:
– Кто там?
– Это Коти.
Послышалось тяжелое дыхание, шорох, бормотание нескольких голосов, затем щелкнул кремень, мигнула вспышка света, и загорелась свеча. На какое-то мгновение у меня заболели глаза. Мы стояли перед дверным проемом, лишенным даже занавески. Внутри помещения шевелилось несколько тел. К моему удивлению, комната была, насколько я мог судить при свете единственной свечи, чистой и незахламленной, если не считать нескольких завернутых в одеяла фигур. Там стоял стол и несколько стульев. Из-за свечи на нас смотрела пара крохотных глаз на круглом лице. Лицо принадлежало низенькому, очень толстому человеку в светлой ночной рубашке. Глаза остановились на мне, бросили взгляд на Лойоша, Коти, Ротсу и снова обратились на меня.
– Входите, – сказал незнакомец. – Садитесь.
Мы сели, пока он обошел комнату и зажег еще несколько свечей. Сидя на мягком стуле, я насчитал четверых на полу. Когда они привстали, я увидел, что одна из фигур была полноватой женщиной с седеющими волосами, другая – женщиной помоложе, третьим был мой старый друг Грегори, а четвертым – драгейрианин, что меня крайне удивило. Я изучал его черты, пытаясь определить его Дом, а когда понял, что он – текла, то не знал, удивляться ли мне еще больше или наоборот.
Коти села рядом со мной, кивнула всем присутствующим и сказала:
– Это мой муж, Владимир.
Затем показала на толстяка, который проснулся первым:
– Это Келли.
Мы кивнули друг другу. Женщину постарше звали Наталия, помоложе – Шерил, а теклу звали Пареш. Коти не назвала фамилий, а я не настаивал. Мы все пробормотали что-то в знак приветствия.
– Келли, – сказала Коти, – у тебя нож, который нашли возле Франца? Келли кивнул.
– Подожди, – сказал Грегори. – Я ни разу не говорил, что возле тела был найден нож.
– Можно было и не говорить, – ответил я. – Ты сказал, что это сделал джарег.
Он болезненно сморщился.
– Можно его сожрать, босс?
– Заткнись, Лойош. Возможно, позже.
Келли посмотрел на меня, то есть уставился своими чуть раскосыми глазами, пытаясь глядеть куда-то сквозь меня. По крайней мере, такое у меня сложилось ощущение. Он повернулся к Коти и спросил:
– Зачем это тебе?
– Владимир думает, что мы сможем найти убийцу по клинку.
– А потом? – спросил Келли, повернувшись ко мне. Я пожал плечами:
– Потом выясним, на кого он работал.
С другого конца комнаты послышался голос Наталии:
– Какая разница, на кого он работал? Я снова пожал плечами:
– Для меня – никакой. Я думал, это имеет значение для вас.
Келли снова вперил в меня поросячьи глазки. Я слегка удивился, обнаружив, что это мне действительно неприятно. Келли кивнул, будто сам себе, потом ненадолго вышел из комнаты и вернулся с ножом, завернутым в кусок ткани, который, вероятно, когда-то был частью простыни. Он протянул ткань и оружие Коти.
– Будем держать связь, – кивнув, сказал я.
Мы направились к двери. Перед ней стоял Пареш. Он отошел в сторону, но не настолько быстро, как я ожидал. Почему-то это показалось мне существенным.
До рассвета все еще оставалось несколько часов, когда мы вернулись в нашу часть города.
– Итак, – сказал я, – это люди, которые хотят захватить власть в Империи, да?
Коти махнула свертком, который держала в левой руке.
– Кое-кто так считает, – ответила она.
Я моргнул.
– Да. Полагаю, кое-кто считает.
Запах Восточного района сопровождал нас по пути домой значительно дольше, чем можно было предполагать.
2
«… САЛЬНОЕ ПЯТНО С ЛЕВ…»
В подвале под моей конторой есть небольшая комнатка, которую я называю лабораторией (восточный термин, позаимствованный у моего деда). На полу – плотно утоптанная земля, стены – из голого известняка. Посреди стоит маленький столик, а в углу сундук. На столе размещается жаровня и несколько свечей. В сундуке – самые разнообразные вещи.
На следующее утро после того, как завладели ножом, мы вчетвером – Коти, Лойош, Ротса и я – спустились в подвал. Я отпер его и пошел впереди остальных. Воздух был спертым, и в нем ощущался слабый запах содержимого сундука.
Лойош уселся на мое левое плечо и сказал:
– Ты уверен, что хочешь это сделать, босс?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты уверен, что сейчас ты в соответствующем настроении для колдовства?
Я задумался. Предупреждение от ближайшего друга – нечто, чем ни один колдун в здравом уме не вправе пренебречь. Я бросил взгляд на Коти, которая терпеливо ждала и, возможно, догадывалась кое о чем из того, о чем я сейчас думал. Меня переполняли эмоции, и это неплохо – в той степени, в которой могло помочь колдовству. Но мне было и несколько не по себе, а в таком состоянии меня чаще всего клонит в сон. Если у меня не хватит энергии, чтобы управлять колдовством, оно может выйти из-под контроля.
– Все будет в порядке, – сказал я Лойошу.
– Хорошо, босс.
Я выкинул старые угли из жаровни в угол и мысленно отметил в уме, что неплохо бы в ближайшее время в этом углу убрать. Потом открыл сундук, и Коти помогла мне положить новые угли в жаровню. Я выбросил старые, почерневшие свечи и заменил их. Коти встала слева от меня, держа нож. Я установил связь с Державой и заставил фитиль одной из свечей нагреться настолько, чтобы вспыхнуть. От нее я зажег другую свечу, а затем, слегка потрудившись, угли в жаровне. Я поместил необходимые для колдовства предметы в огонь и положил рядом клинок.
Впрочем, все это имеет лишь символическое значение.
Иногда меня занимает мысль – заработает ли все это, если я буду лишь думать, что вода очищена? А если я воспользуюсь благовониями, издающими нужный запах, но всего лишь обычными благовониями? И пущу в дело листья чабреца, которые кто-то просто купил у торговца на углу, но сказал мне, что их привез корабль, прибывший с Востока? Я не знаю и не думаю, что когда-либо узнаю, но подозреваю, что это не имеет значения.
Впрочем, эти мысли возникают лишь до и после колдовства. Во время него остаются одни ощущения. Внутри тебя что-то пульсирует в ритме, мигания свечей. Ты окунаешься – или тебя затягивает – в самое сердце пламени, пока ты не оказываешься повсюду, и ты смешиваешься с угольями, а Коти существует рядом с тобой и внутри тебя, сплетая сеть из теней, в которой ты увязаешь, словно маленькое насекомое в голубой смоле, и ты вдруг обнаруживаешь, что коснулся ножа, и теперь знаешь, что это орудие убийства, и начинаешь ощущать человека, который держал его в руках, и твоя рука совершает легкое режущее движение, как и его рука, и ты роняешь нож, как и он, – его задача выполнена, как и твоя.
Я слегка отодвинул нож в сторону, пытаясь свести воедино все, что узнал в момент колдовства. У меня возникло ощущение, будто его имя было известно мне всегда, но всплыло в моем сознании лишь в этот момент, и примерно тогда же та моя часть, которая была в действительности Лойошем начала осознавать, что колдовство заканчивается, и стали ослабевать нити, защищавшие ту часть Лойоша, которая была мной.
И тогда же я понял: что-то не в порядке. Такое бывает, когда колдуны работают вместе. Ты не знаешь мыслей другого – скорее сам думаешь за него. Какое-то мгновение я думал о себе и ощутил внезапный приступ горечи, что потрясло меня.
Лойош никогда не испытывал страха перед опасностью. Так или иначе, колдовство постепенно проходило, и мы осторожно отпускали его, но в моем горле образовался большой комок, и я дернулся, опрокинув свечу. Коти протянула руку, чтобы поддержать меня, и наши глаза на мгновение встретились, когда последняя частица колдовства исчезла, и наши разумы снова стали принадлежать нам.
Она опустила глаза, зная, какие ощущения нам пришлось пережить.
Я открыл дверь, чтобы выпустить дым. Я немного устал, но это было не столь уж трудное колдовство. Мыс Коти поднялись по лестнице вместе, но не касаясь друг друга. Нам нужно было поговорить, но я не знал, что сказать. Нет, не то: я просто не мог себя заставить.
Мы вошли в мой кабинет, и я позвал Крейгара. Коти села в его кресло. Вдруг она вскрикнула и вскочила, обнаружив, что он уже сидит там. Я слегка улыбнулся невинному виду Крейгара. Это могло бы выглядеть даже забавнее, но мы все чувствовали напряжение.
– Его зовут Ереким, – сказал я. – Никогда о нем не слышал. А ты? Крейгар кивнул:
– Он один из телохранителей Херта.
– Исключительно?
– Думаю, да. Почти уверен. Проверить?
– Да.
Он просто кивнул, вместо того чтобы заметить, что у него и без того полно работы. Думаю, Крейгар способен на большее, чем он сам утверждает. После того как он выскользнул из комнаты, мы с Коти некоторое время сидели молча. Потом она сказала:
– Я тоже тебя люблю.
Коти пошла домой, а я провел часть дня, путаясь под ногами у своих работников и пытаясь делать вид, что занимаюсь делами. Когда Мелестав, мой секретарь, в третий раз заметил, какой сегодня прекрасный день, я наконец понял намек и устроил себе на остаток дня выходной.
Я бродил по улицам, ощущая собственное могущество и вместе с тем незначительность, но все же привел мысли в порядок и принял некоторое решение относительно дальнейших действий. Лойош спросил, знаю ли я, зачем это делаю, и я признался, что не знаю.
Ветер, дувший со стороны моря, сменил направление и дул теперь с севера. Иногда северный ветер бывает живым и освежающим. Не знаю, может быть, все дело в моем душевном состоянии, но тогда он казался мне просто холодным.
Это был паршивый день. Я решил никогда больше не слушать мнения Мелестава относительно погоды.
На следующее утро Крейгар подтвердил, что Ереким работал только на Херта. Ладно. Итак, Херту была необходима смерть этого выходца с Востока. Значит, либо у него с этим человеком связано что-то личное – а я не мог себе представить, чтобы джарег мог питать личную неприязнь к выходцу с Востока, – либо их группа представляла собой угрозу. Это казалось мне наиболее вероятным – и определенно загадочным.
– Есть идеи, Лойош?
– Только вопросы, босс. Например, кто, ты говоришь, вожак этой группы?
– Келли. А что?
– Выходец с Востока, которого пришили – Франц… Почему его, а не Келли?
В соседней комнате Мелестав шелестел бумагами. Надо мной кто-то постукивал ногой. Через камин откуда-то доносились звуки приглушенного разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28