Уволить за
ненадобностью. Это все можно сделать, достаточно одного росчерка пера. Но
никто не заставит солдата забыть армию. Я приказал ординарцу убрать из
кабинета почти все портреты героев, чьи дела в моем сердце. Теперь я пью
утренний кофе в компании Ганнибала, Наполеона, Жукова. Они смогли бы меня
понять. Они знали, что такое отставка.

6:30. Газеты аккуратно разложены на журнальном столике и подготовлены
к просмотру. Капрал Перкинс, как всегда, безукоризненно пунктуален.
Старика следует отметить.
Так, первый в стопке, по алфавиту - "Башни и башенные устройства". Я
продолжаю выписывать и прорабатывать спецлитературу, хотя кое-кому это
кажется чудачеством. Впрочем, нет, сегодня поверх подборки "Батумский
ветеран". Любопытно. Бюллетень выходит нерегулярно, но, как правило,
содержит интересные данные. Траурная рамка. Опять кто-то из наших. Что?!
Откуда эта мерзкая рожа? Тоже мне, ветеран нашелся. "Сотрудники и близкие
с глубоким прискорбием сообщают, что на шестьдесят девятом году жизни в
результате сердечного приступа скончался бизнесмен Аттилио Шарафи...". Ну
и оперативность! - вчера накрылся, а сегодня некролог. И где! Дожили...
Проклятые торгаши и сюда ухитрились просочиться. Всю жизнь в шезлонге, в
кресле, худшая рана - геморрой, слезки из-за краха на бирже. Что они знают
о настоящих потерях? Послать бы этого азиатского макаронника на Дархай и
от чего-чего, а от разрыва сердца боров бы точно не сдох.
Я придвинул ежедневник и сделал пометку: написать протест в редакцию
"Батумского ветерана".

6:45. Этот некролог испортил мне настроение и я сразу взялся за
"Оклахомскую правду". Газета солидная, заслуживает доверия, информативна.
И снова - черная рамка: "Погиб при исполнении служебных обязанностей".
Хорошее лицо. Солдатское лицо. Мог бы еще жить. Вообще-то мои коллеги
относятся к "Мегаполу" с сомнением. Ни то ни се. Но драться они умеют, и я
лично их уважаю. Вот такие вот парни, как этот Холмс, заслоняют собою
всяких гладеньких и сытеньких бизнесменчиков, вроде этой штафирки Шарафи!
Под фотографией - статья за подписью Сан-Каро. "Я называл его Алек".
Да, у этого старшего инспектора был хороший послужной список. Я бы,
пожалуй, доверил ему "Саламандру". Если бы теперь "Саламандру" доверили
мне.
...По ночам мне снятся танки. Их совершенные силуэты проходят в
неясном бело-розовом тумане бесшумно и величаво. Я пытаюсь догнать их, но
они уходят, уплывают, и лишь башни разворачиваются, словно отдавая мне
прощальный салют. Прощайте и вы, друзья! - говорю я вслед.
Во всей Конфедерации сегодня нет "Саламандр". Их пустили в переплавку
почти сразу после провала Дархайской кампании, накануне сокращения кадров.
"Армия не богадельня", - вот что сказал Президент в узком кругу. Правда,
на заседании Комитета начальников штабов он выразился иначе: "Дархай
доказал неэффективность традиционных средств ведения войны. Пора признать,
что конфликт может быть теперь или глобальным, или не быть вообще". Мы
молчали, а министры поддакивали. Вторично на моей памяти Вооруженным Силам
выносили смертный приговор. На этот раз действительный и бесповоротный.
Армию убивали. За что же? Идея "стратегии локальных конфликтов" себя не
оправдала, я согласен. Согласен и с тем, что Большое Оружие гарантировало
взаимное ненападение. Но эти шпаки не могли понять главного: миссия армии
- не убивать, даже не одерживать победы. Армия - единственный гарант
стабильности. Пока стоит волнорез, волны не смоют берег.
Виджайя Сингх и Фернан де Бальехо пустили себе пулю в лоб. Возможно,
я последовал бы их примеру, если бы в один из самых пустых дней ко мне не
пришел Огюст. Штатский костюм превратил его в пугало, но я понимал, что в
глазах трехзвездного коммодора адмирал в пижаме выглядит не менее
идиотски. Огюст всегда был весельчаком. Во время высадки на Карфаго он
начал вдруг петь непристойные куплеты, забыв, что весь ударный эскадрон
уже включил рации. Под припев "Тяжело ль тебе, капрал?" они прорвали
заслоны чиклов и в тот же день обеспечили торжество демократии на планете.
Потом, правда, Огюст Ришар признался, что просто хотел взбодрить ребят.
Огюст сказал, что я похож на вяленого трепанга и что мне надо
подразмяться. На вопрос, где на этой планете он видел по-настоящему
бодрящее дело, он показал мне членский билет Клуба Ветеранов и пригласил с
собой.
Там было действительно неплохо, во всяком случае, спокойно. Что и не
удивительно: все члены Клуба были старыми армейцами, а разница в званиях в
нашем положении особого значения не имела. Самое главное - я оказался
среди единомышленников. Одиночество кончилось. Мы мало говорили о
политике, потому что все было ясно без слов.
Я состоял в Клубе уже почти полгода, когда после общих занятий и
исполнения "Ветер хлещет в лицо" Огюст попросил меня задержаться.
Осталось еще человек пять, кроме меня - все члены Правления, и еще
какой-то чужак. Выправка у незнакомца была, но не наша. Скорее, вид
человека, умеющего отдавать приказы и подчиняться. Говорил он ясно и
четко:
- Вы - армия. Вы - соль земли. Кто, кроме вас, может навести порядок
в этом борделе? Разве вы не думали, что с хаосом пора кончать? Но вам
нужны солдаты.
Он точно попал в цель, в самую десятку. Это не раз обсуждалось на
заседаниях. Скорее - как мечта: выступление, устранение болтунов и
политиканов, строгий контроль и абсолютная дисциплина. Никакого шатания,
никакой трепологии. Но солдат у нас, действительно, не было.
- Нет, солдаты есть. Много первоклассных солдат. Все вы займете
посты, соответствующие вашим званиям, опыту и заслугам. Это в первую
очередь в интересах миллионов простых людей, любящих труд и жаждущих
порядка...
Здесь тоже возразить было нечего. По лицам соратников я видел, что
эта мысль пришлась по душе всем. Кто-то спросил, правда, знает ли гость о
реальных силах подразделений _с_п_е_ц_и_а_л_и_с_т_о_в_ и какими
материальными ресурсами располагает представляемая им организация. Ответ
был не вполне конкретен, но достаточно определен: оружие есть, выступление
произойдет не раньше, чем будут нейтрализованы арсеналы Контрольной Службы
и Службы Контроля. Подробности - после достижения принципиальной
договоренности. Огюст кивнул. Кивнули и остальные.
Мне снова захотелось жить в те дни. Работа, работа, работа - в
охотку, целыми днями. Плохо одно: люди, с которыми мы работали, были
молчаливы и подчинялись, как автоматы, не реагируя ни на что вне
собственно тактических рекомендаций. Им не велел вождь. Какой вождь? -
спросил я. И услышал:
- Вождь один для всех, выше неба, выше вашего бога. Радуйтесь, что
осенены его сиянием. Ибо под знаменем идей квэхва он приведет нас к
истинному порядку.
Именно так. Или не совсем так. Но мне было достаточно, и я понял все.
Потому что из всего состава Клуба я был единственным, кто прошел
Дархайскую кампанию. "Огюст, - сказал я, - это скверно, очень скверно. Я
знаю, чем пахнут эти идейки. Нас используют, а затем вырежут". "Не
паникуй, - ответил Огюст. - Все куда серьезнее. Но об этом я говорить не
могу". "Не доверяешь?" "Доверяю. Но не имею права".
На следующий день я подал рапорт об отчислении из Клуба. Коммодор
первого ранга Ришар потребовал от меня молчания, пообещав взамен гарантию
неприкосновенности.

12:10. Сан-Каро опаздывает непозволительно даже для штатского. Мог бы
поторопиться; если политиканы подпишут свою писульку сегодня, завтра здесь
начнется вакханалия. Я зря успокаивал себя мыслью о беспредметности
дархайских прожектов. Они не затевают авантюру. Они знают! Знают, а мы,
ветераны, позволили обвести себя вокруг пальца, как салажат. А тупые
безмундирные мозгляки не сумели сохранить даже столь важную информацию.
Вчера утром меня пригласили в Общее Бюро и предложили пост куратора
подготовки _с_п_е_ц_и_а_л_и_с_т_о_в_, владеющих исключительно холодным
оружием. Я, разумеется, потребовал точных данных. С меня взяли слово чести
и рассказали о Договоре и о том, что в момент подписания исчезнет все
оружие, от Большого до личного. Особо подчеркнули слова "оружие массового
поражения".
Пасьянс сложился.
Огюст позвонил мне вчера же, примерно в полночь, посоветовал
заткнуться и сидеть тихо. Ну нет! Пусть они играют своими головами, если
хотят, но я, адмирал Мураками, не позволю поганым шпакам и тощим
дархайским обезьянам пустить мой мир под откос. И у меня нет двух недель,
чтобы ждать прохождения рапорта по инстанциям. А оперативно эти ублюдки
работать не умеют.
Пришлось обратиться к Сан-Каро: он освещает такие события, что не
может не иметь выходов на Контрольную Службу. Возможно, хоть эти еще
смогут что-то предпринять. Нюх у писаки неплохой: мне достаточно было
только заикнуться о квэхвистах и Договоре, как он сказал, что будет у меня
ровно в полдень.

12:23. На улице коротко вскрикнули. Я выглянул: на мостовой мешком
лежал человек. Лицо его издали казалось сплошным кровавым пятном. Я достал
бинокль и, пока толпа не скрыла лежащего от меня, рассмотрел подробности.
Яан Сан-Каро был убит "звездочкой". Я закрыл ставни. Ни к чему изображать
куропатку.

16:34. Под окном - вопли. Это не обычный шум города. Я знаю, как
кричат, когда убивают. В дверь стучат, еще немного - и они ее выломают.
Открываю сейф. На полке кучка серого порошка. Все! Подписали, сволочи. И
уничтожили. Жаль, что уже не узнаю, как.
Дверь трещит. Коммодор Ришар держит слово? А может быть, уже нет и
Огюста. Вполне возможно. Противно умирать, как какой-нибудь "шарафи". Я
снимаю с настенного ковра прапрадедовский катанадзаси, дышу на
полированную голубоватую сталь, и сквозь гладь туманного озерка на клинке
медленно проступает волнистый узор. Нажимаю кнопку замка и встаю в позицию
"осторожный дракон".
Добро пожаловать, господа!
Меч хочет пить...

9
Но есть и иные. Они рекут: "Нет Бога, но я семь
Бог себе и людям, ибо знаю пути к Раю и не страшусь
Чистилища!" Об этих не смею я и просить тебя. Отче
мой и Властелине, иже непростимей наихудшего рекомое.
Но, предстоя и ответствуя пред Тобою за паству свою,
возлюбленных и - увы! - грешных чад, стоящих -
прозреваю сие! - у края Геенны, молю тебя со страхом
и ужасом пред искусом грядущим, и вопию, и стражду, и
тоскую, и сиротствую ныне во прахе у стопы Твоей, об
одном только умоляя: не погуби!
Рассказывает Эльмира Минуллина, специалист.
34 года. Гражданка БГС.
О событиях 25 июля 2115 года и последующих дней.
Оказывается, я умею плакать. Но плакать нельзя. А в последний раз я
плакала, когда перестал писать Андрей. Когда мне передали короткое
известие о его гибели, слез уже не хватило.
Чем мог стать для меня Андрюша, я поняла гораздо позже, когда рухнула
попытка сделать жизнь на пустом месте. Необходимо стало узнать, как и ради
чего погиб мой единственный. И я узнала. Оказалось, вокруг нас было
слишком много лжи, пусть даже святой. Армии никто не распускал, их лишь
припрятали, а войны продолжались, и Андрей был солдатом. Чуть позже,
заплатив за это недолгим вторым замужеством, я узнала место: Дархай. И
поехала туда, потому что память не хотела молчать, и он приходил по ночам.
Меня принял сам вождь А Ладжок. Ему было столько лет, сколько Андрею,
каким я его помнила. И он назвал меня сестрой. Вождь воевал вместе с
Андреем и рассказал мне, как жил и за что погиб Андрей Аршакуни, Далекий
Брат Дархая. И где бы мы ни проезжали, алели надписи: "АНДРЕЙ С НАМИ!" и
"РАВНЯЕМСЯ НА АРШАКУНИ!" Я шла но местам боев, стояла над Пропастью
Бессмертных и поняла: борьба продолжается. Вождь долго беседовал со мной.
"Где бы ты ни была, помни, - сказал он, прощаясь, - на Дархае твои
друзья!"
Я вернулась домой. Здесь никто не помнил об Андрюше. Его убили и
забыли. Тогда и умерла наивная Лемурка. Меня мутило от пацифистских
брошюрок. Паритетологи не видели (или не хотели видеть?) правды. Нигде не
писалось о том, что творилось на Дархае с благословения монополий
Конфедерации. Нет. Не может быть мира между добром и злом. Нужно драться.
Хотя бы и в одиночку.
Но в одиночку не пришлось. Мое заявление в Службе Контроля
рассмотрели, вызвали меня на собеседование, а проверив, допустили к
испытаниям. После двухлетних курсов я вошла в спецгруппу референток при
Совете ЕГС, а чуть позже удостоилась чести стать основным референтом
Председателя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16