Надо отдать ей должное: она почти не
изменилась, в отличие, как ни обидно, от меня. Пришлось напомнить.
Припомнили с трудом, но не без удовольствия.
- Да, Лемурка, что слышно об Андрюше?
- Андрея нет, Яан. И прошу - называй меня Эльмирой.
Это было сказано так холодно, что решил данной темы не касаться. Об
остальном говорилось легко. Она дважды сходила замуж, оба раза неудачно;
впрочем, в подробности не углублялась. Я ответил взаимностью и не коснулся
перипетий личной жизни. Выяснилось, что ей попадались мои репортажи. Стиль
Яана Сан-Каро был одобрен. Люблю девушек с тонким вкусом.
Разговор продолжился за обедом. Эльмира, безусловно, была лучшим
вариантом того, ради чего нестарые преуспевающие журналисты ездят в Ялту.
Я поиграл оперением, распушил хвост и самую малость приоткрыл копилку. Уж
на что, а на язык я никогда не жаловался, да и врать мне не пришлось.
Разве что немножко преувеличить. Байку о Черном Муаммаре и его последнем
караване я завершил уже в номере. Но по накалу страстей Черный Муаммар
явно уступал всему остальному. К трем часам ночи мы обсудили, стоит ли
все-таки выключить свет и кто же это должен сделать. Вставать было лень...
Утром меня не покидало ощущение, что мною попользовались. Это чувство
было незнакомо и неприятно. Пришлось уточнить позиции. Уточняли примерно
час; стороны пришли к обоюдному удовлетворению. Я, видимо, старею: эта
встреча навела меня на грустные мысли о том, что неплохо бы и
подзадержаться на данном варианте. Шутки ради я обдумал даже схему
взаимоотношений Эльмиры с мамулей.
В полдень мы все же выбрались попить кофе. Эльмира задержалась в
холле, у киоска, а я вспомнил минувшую ночь и еще раз проверил, не
протрепался ли случаем о "бомбе". Контрольная Служба таких ляпов не
прощает. Когда они сообщали мне о Всеобщем Разоружении, я поверил этой
информации только потому, что гнать дезуху КС может и по менее надежным
каналам. Но пока - ни слова. Скоро подпишут Договор, а тогда об этом
завопят все газеты. С моей подачи, как и договорено с кээсовцами.
Меня похлопали по плечу.
- Руки вверх, вы арестованы! - тупо пошутил за спиной, бездарно
изменяя голос, Алек Холмс.
- Пусти, начальник, малину сдам...
Будь я пляжным фотошакалом, я имел бы уникальную возможность
зафиксировать для истории встречу представителей мужественных профессий...
Вздрогнули. Повторили. Алек плохо выглядел: я давно не видел его
таким потерянным, пожалуй, с похорон Рамоса. Я тогда знал то же, что и он,
но промолчал. Ему это было известно. Может быть, поэтому Яаш Сан-Каро
знает теперь ассортимент бара в кабинете старшего инспектора Холмса не
хуже, чем сам хозяин кабинета.
- Слушай, Яаш, ты никогда не слыхал о Клубах Гимнастов-Антикваров?
- Каких-каких?
- Ну, квэхвистские клубы?
- А что, у этих имбецилов есть клубы?
- Еще какие! Гимнастика, разные виды борьбы, фехтование, стрельба из
лука...
"Стрельба из лука" меня добила. Я перегнулся через стол:
- Тебя это сильно беспокоит, Алек?
- Представь себе.
- Так вот, - если Холмса что-то беспокоит, я открываю копилку
нараспашку. Дальше Аллана не пойдет. - Не пройдет и месяца, как все это
станет тю-тю. Что луки? От Большого Оружия скоро не останется и следа.
Неважно, каким образом.
- А малое?
- Изымут, наверное.
Аллан вдруг побледнел и сказал очень тихо:
- Спасибо, Яаш. Извини, надо идти. Я, кажется, понял...
Аллан исчез, как появился, внезапно. Их этому учат. Он толковый
парень, и думаю, что скоро в "Ялтинському прапорi" появится репортаж Яаша
Сан-Каро о новом подвиге стина Аллана Холмса.
После его ухода кругозор расширился, и я увидел Эльмиру за ближним
столиком рядом с каким-то скучным типом. Поймав мой взгляд, он дернулся, и
растаял, почище, чем Алек. Люблю предупредительных людей, но не
обременяющих меня излишними знакомствами. Даже если это действительно был
муж Эльмириной сестры...

5
И призри, и пощади, и огради, и не обидь малых
мира сего, Господи, ибо благ и человеколюбив еси.
Кому и спасти их, как не Тебе, милостивому? Не
обрати лик гнева своего на них, слабых, не виновных
пред Тобою даже и в рождении своем, ибо не их была
на то воля, но Твоя, более же - ничья; обогрей их
теплом любви своей, коль скоро все они суть дети
Твои, ты же есть велик во благости, и благость Твоя
безмерна. Снизойди к ничтожеству их и даже и в
великом гневе своем не погуби их, Господи...
Рассказывает Катрин Маккелли, сотрудник аппарата
Звездного Дома. 24 года. Гражданка ДКГ.
20 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
Когда женщина счастлива - все вокруг прекрасно, даже подруги. Надолго
ли? Говорят, что человеку на всю жизнь дарован Господом лишь месяц
счастья. Мало. А для иной - невероятно, сказочно много. Я, пожалуй, из
таких. Хотя мне завидовали всегда и все, кроме Эвелины. Эвелина - моя
единственная настоящая подруга, можно даже сказать, друг... А так...
Девчонки в школе терпеть меня не могли, потому что самые шикарные мальчики
часами просиживали со своими песиками в папиной приемной, чтобы увидеться
со мной. Ну а когда я в восемнадцать неожиданно стала Мисс Конфедерацией,
меня возненавидела та половина населения, прелести которой я должна была
олицетворять.
После папиной смерти ветлечебницу пришлось закрыть. Мама зверей
побаивалась, а я никогда не смогла бы вести собственное дело. Да и будь
жив папа, я бы никогда не посмела послать заявку на конкурс красоты. А так
- премия нас просто спасла. Посыпались предложения. Я спросила у мамы,
можно ли, и подписала контракт с Карденом. Два года прошелестели яркими
тряпками, парфюмерией, шикарными авто. Ни в одно из них я не села. Не
спорю, среди ухажеров бывали и вполне симпатичные ребята, достойные и без
заскоков. С ними было легко, весело, но забываться я ни им, ни себе не
позволяла. Слова папы: "Доченька, Господь щедро одарил тебя, но помни:
честь рода Маккелли - превыше всего", звучали в нашем доме так часто, что
я совсем забыла бы их, не повтори этого папа перед смертью. Услышав слово
"честь", мальчики куда-то исчезали.
Но Аллан был не такой, как все. Он ни на чем не настаивал, но я с
первой встречи поняла, что _э_т_о_ произойдет, и когда произошло, не
винила ни его, ни себя. Ведь мы собирались пожениться...

Я приехала в Ялту раньше шефа. Конечно, резиденция всегда содержится
в полном порядке, но я обязана была проверить, оборудована ли комнатка для
Эвелины. Она ведь существо капризное, хотя и очень доброе. Шеф любит
посмеиваться над руководителями Союза, порою весьма язвительно. Мол,
чувствуют они себя уверенно только в окружении хорошеньких женщин, как
будто Галактика населена дураками и никто не понимает, что эти референтки
умеют стрелять не только глазками. Что до моего шефа, он не любит охрану,
он убежденный демократ, как и положено президенту ДКГ. Где бы он ни был -
рядом с ним только Эвелина. Она очень смешная в своем матросском
костюмчике, постоянно ухмыляется, почесывается и клянчит конфеты.
Шимпанзе, милая слабость сильного человека. Шефа так и называют: "Человек
с обезьянкой". А этот противный Сан-Каро пишет, что президент водит на
поводке собственного предка. Мадам говорит, что живи Сан-Каро в Союзе, его
сослали бы в Сибирь. Шеф, правда, отвечает, что увлечение Достоевским
мадам до добра не доведет и что в Сибири теперь курорты, а в Союзе -
демократия. Может, и не такая, как у нас, но тоже вполне приличная.
С Эвелиной я познакомилась вскоре после того, как Аль исчез, оставив
непонятную, глупую записку. Контракт к тому времени закончился, я работала
сестрой милосердия в госпитале Сан-Исидро, знаете - из категории "Все для
ваших любимцев"? Ее привезли к нам на длинной черной машине с затененными
окнами. Ножевые ранения были очень странными для зверушки. Впрочем, люди
из Зоопсихологического Центра объяснили, что Эвелина не совсем обезьяна.
Действительно, глаза у нее, как у человека, да и разум тоже. И умеет она
очень многое. Бедняга так ко мне привязалась... Когда за ней приехали -
кричала, отбивалась, плакала. Через три дня меня пригласили в Звездный Дом
и разложили все по полочкам. Так я и стала секретарем президента ДКГ, а
главное - нянькой, воспитательницей, подругой и старшей сестрой
сверхтелохранителя Большого Босса.

...Аль позвонил мне и сказал, что завтра снова будет в Ялте. Мы
договорились встретиться. Может быть, я не очень умна, но еще с того
вечера знала, что он обязательно позвонит. И что больше мы уже не
расстанемся.
Три года я ни к одной встрече не готовилась так, как в этот день.
Прохожие оглядывались на меня чаще обычного; мужчины присвистывали, бабы
шипели. Дверь номера была полуоткрыта, и я вошла без стука. Аля в комнате
не было, а перед зеркалом разминался какой-то смуглый паренек в шароварах.
Я вышла, посмотрела номер апартаментов и зашла снова. В комнате,
оказывается, были двое. Парнишка, по-прежнему, у зеркала, а в кресле
развалился лысоватый полненький человечек в халате с драконами. Он
внимательно изучал свежий выпуск "Радостей Копенгагена". Увидев меня,
лысенький засуетился, уронил куда-то журнальчик, встал и довольно изящно
шаркнул ножкой:
- Какая приятная неожиданность!
Тут я его узнала. Вчера, в холле "Ореанды", он истошно кричал, что
как ветеран земной сцены имеет все права расположить своего артиста именно
на девятнадцатом этаже. Я спросила, где Аль. Они ничего не знали: парнишка
только сегодня въехал в освободившийся номер. Извинившись, я вышла.
В баре прохладно и пусто. Вот и опять я - одна. Как три года назад.
Совсем одна. Аль... не хочу называть тебя подлецом. Но как еще? Три года
назад - и теперь... Трус, трус, трус. "Что у вас есть покрепче? "Билли"?
Нет, лучше водки..." Тепло разливается по телу, в голове гудит. Зал
понемногу заполняется. "Вот теперь, пожалуй, "билли". Двойной!" Я смотрю в
полумрак: там смеются, танцуют, жмутся друг к другу... Карлики, вы знаете,
что такое любовь? Где вам... Аль! Карлик, трус, пигмей... "Еще двойной
"билли"!" В зале темнеет. Перед моим столиком качаются два... нет, один
гном, мерзкий, носатый ли-ли-пут. Откуда-то издалека доносятся слова:
- Вставай, красотка. Йошко Бабуа будет с тобой танцевать!
Уйди, карлик... не хочу... не хочу...
- Я - Бабуа!
Становится совсем тихо. Все чего-то ждут. Отпусти руку, мне больно!
- Дэвочка, музыка ждет!
- Я никуда не пойду!!! - кричу изо всех сил.
- Я - Бабуа, и ты пойдешь со мной. Пока - только танцевать...
Он тащит меня из-за столика, и мне страшно. Голова раскалывается.
Туман словно выдуло. Аль, трус, ничтожество! Эвелина, где ты?! Люди-и-ии!
Нет, нет! Людей нет. Белые лица вокруг - как маски. Страх и интерес,
шепот: "Бабуа, Бабуа, глядите, Бабуа!". И только давешний парень прорывает
толпу. "Отпусти сестру, друг-землянин, ибо сказал Вождь: поднявший руку на
сестру - плохой брат!" Скалится носатая рожа: "Отойди, бичо!" И шепот со
всех сторон: "Отойди, это же Бабуа..." Но поверх шепотка - мелодичный
голос: "Позволь напомнить, друг-землянин, что и так сказал Вождь: не
внимающий брату - не брат!" Короткий смешок: "Понюхай, бичико, смертью
пахнет!".
Меня отпустили, и я падаю на стул под омерзительное хихиканье. Прямо
надо мной две тени, большая и крошечная. О чем они?
- Жаль, землянин, но сказано Вождем: не внимающий умолкнет...
Почему так тихо? Совсем-совсем тихо! Только медленно звучит в сумраке
бара: "Дай. Дан. Дао. Ду", - и большая тень летит на визжащие столы,
сметая вилки, фужеры, блюда с объедками. Какой грохот... и как
раскалывается голова... Где я? Почему я тут? Кто-то маленький, чернявый,
прикрывшись табуреткой, кричит: "Бабуа бьют!" - и к стенам отлетают
пиджаки. Воняет пОтом. Парнишка деловит и спокоен, он вроде даже не
движется - но вслед за пиджаками под стенки отправляются их владельцы.
Вновь возникает носатый: в одной руке нож, в другой - обломок бутылки, он
идет прямо на меня, мне страшно... но мальчик рядом, а на стойке,
притоптывая пухлыми ножками, надрывается ветеран сцены:
- Бабуа, стой! Бабуа, ты его не знаешь - это артист! Лончик, я тебя
умоляю, береги пальцы!
Снова рев и возня в середине зала. Ничего не вижу. Только обрывки
криков:
- Атпусты! Получай, гад! Не нааааа... Всем оставаться на своих
местах! Руки за голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16