Нужно еще назвать Кайдос, взорвавшую стены Вилии и с неустрашимой отвагой сражавшуюся в монастыре св.Венеранды; Москос, ее мать, боровшуюся рядом с мужем, погребая турок под обломками скал; Деспо, которая, не желая попасть в руки мусульман, взорвала себя вместе с дочерьми, невестками и внуками. А сулиотские женщины, а защитницы нового правительства, обосновавшегося в Саламине, взявшие на себя командование флотилией, а Констанция Захариас, которая, подав сигнал к восстанию в равнинах Лаконии, бросилась во главе пятисот крестьян на Леондари! Все они, как и многие другие гречанки — участницы этой войны, кровью своей доказали, на что способны благородные дочери Эллады!
Подобно им поступила и вдова Старкос. Отрекшись от своей фамилии, опозоренной сыном, Андроника, движимая неодолимой жаждой мести и любовью к свободе, целиком посвятила себя борьбе за независимость. Она не могла на собственный счет снаряжать корабли и вооружать отряды, как это делали Боболина, вдова мученика-патриота, Модена или Констанция Захариас, — она могла лишь жертвовать собою, участвуя в великой драме этого восстания!
В 1821 году Андроника присоединилась к тем маниотам, которых Колокотронис, приговоренный турками к смерти и укрывшийся на Ионических островах, призвал под свое знамя, высадившись 18 января в Скардамуле. Она участвовала в первом крупном сражении в Фессалии, где Колокотронис напал на жителей Фонари и Каритены, присоединившихся к туркам на берегах Руфии. 17 мая, при Вальтезио, она была в рядах воинов, разгромивших армию Мустафы-бея. Особенно отличилась она во время осады Триполицы, где спартанцы называли турок «подлыми персами», а те их — «трусливыми зайцами Лаконии»! Но на сей раз зайцы одержали верх. 5 октября столица Пелопоннеса капитулировала, ибо турецкий флот не мог разжать кольцо осады. Вопреки соглашению, Триполица была на три дня предана огню и мечу, что стоило жизни в стенах и за стенами города десяти тысячам турок обоего пола и всех возрастов.
Четвертого марта следующего года Андроника, находившаяся под командой адмирала Миаулиса на одном из его кораблей, видела, как после пятичасового боя турецкие суда обратились в бегство, ища убежище в порту Занте. Но в одном из лоцманов вражеских судов она узнала своего сына; он вел оттоманскую эскадру через Патрасский залив!.. В тот день, подавленная позором, она искала смерти в самых опасных схватках… Смерть пощадила ее.
А между тем Николаю Старкосу предстояло пойти еще дальше по преступной стезе. Несколько недель спустя он присоединился к Кара-Али, подвергшему артиллерийскому обстрелу город Хиос на острове того же названия. Он был причастен к той зверской резне, во время которой погибло двадцать три тысячи христиан, не считая сорока семи тысяч, проданных на невольничьих рынках Смирны. Именно он командовал одним из судов, отвозивших несчастных на берберийское побережье; он, грек, сын Андроники, продавал в рабство своих собратьев!
Впоследствии, когда эллинам пришлось сражаться против соединенных армий турок и египтян, Андроника не переставала следовать примеру героинь, уже известных читателю.
Наступили тяжелые времена, особенно для Морей. Ибрагим только что бросил на нее своих кровожадных арабов, еще более свирепых, чем турки. Когда Колокотронис, получивший звание главнокомандующего пелопоннесских войск, собрал вокруг себя всего четыре тысячи воинов, Андроника была в их числе. Ибрагим, высадив на мессинийский берег одиннадцатитысячный десант, занялся прежде всего снятием осады с Корони и Патраса, а затем уже овладел Наварином, чья крепость должна была служить туркам опорной базой, а гавань
— дать верное убежище их флоту. Затем Ибрагим сжег Аргос и отнял у греков Триполицу, что позволило ему до самой зимы совершать опустошительные набеги на соседние провинции. Больше всего от жестокого нашествия пострадала Мессиния. Вот почему Андронике, чтобы не попасть в руки арабов, часто приходилось скрываться в глубине Мани. Однако она и не думала о покое. Можно ли жить спокойно, когда родная земля в ярме? Андронику встречают в походах 1825 и 1826 годов, она сражается в Верийских ущельях, участвует в битве, после которой Ибрагим отступил на Полиаравос, откуда жителям Северной Мани удалось отбросить его еще дальше. Затем, присоединившись к регулярному войску полковника Фавье, Андроника в июле 1826 года участвовала в бою при Хайдари. Там ее, тяжело раненную, вырвал из рук беспощадных солдат Киутаги, самоотверженный молодой француз, воевавший под знаменем филэллинов.
Несколько месяцев Андроника была на волоске от смерти. Крепкая натура спасла ее; но 1826 год уже давно кончился, а она все еще не могла вернуться к борьбе.
Вот при каких обстоятельствах она в августе 1827 года возвратилась в Мани. Ей захотелось снова увидеть свой очаг в Итилоне. Странная случайность привела туда в тот самый день и ее сына… Мы уже знаем, чем кончилась встреча Андроники с Николаем Старкосом, какое страшное проклятие бросила она ему с порога своего дома.
И теперь, когда ничто больше не удерживало ее на родине, Андроника решила продолжать борьбу до тех пор, пока Греция снова не обретет независимость.
Так обстояло дело, когда осенью 1827 года вдова Старкос еще раз пустилась по дорогам Мани, чтобы присоединиться к жителям Пелопоннеса, которые шаг за шагом отвоевывали свою землю у солдат Ибрагима.
4. УНЫЛЫЙ ДОМ БОГАЧА
Пока «Кариста» шла на север, к месту назначения, известному лишь ее капитану, одно частное событие, случившееся в Корфу, привлекло всеобщее внимание к главным героям этой повести.
Следует напомнить, что по договору 1815 года группа Ионических островов, находившаяся до 1814 года под протекторатом Франции, перешла во власть Англии note 2.
Речь идет об островах Чериго, Занте, Итаке, Кефаллинии, Левкасе, Паксосе и Корфу, причем самый северный и самый важный из них — Корфу, который в древности называли Коркирой. Остров, которым владел царь Алкиной, радушный хозяин Язона и Медеи, приютивший после Троянской войны хитроумного Одиссея, по праву играл значительную роль в античной истории. Выдержавший борьбу с франками, болгарами, сарацинами, неаполитанцами, разграбленный в XVI веке Барбароссой, находившийся в XVIII веке под покровительством графа фон Шулленбурга, а в конце Первой империи под защитой генерала Донзело, остров Корфу в итоге сделался резиденцией верховного английского комиссара.
В то время верховным комиссаром и губернатором Ионических островов был сэр Фредерик Адам. Так как борьба греков против турок сопровождалась всевозможными неожиданностями, он постоянно имел в своем распоряжении несколько фрегатов, предназначенных для полицейской службы в морях Архипелага. Только линейные корабли и могли, поддерживать порядок в водах, открытых для греческого и турецкого флота и для обладателей каперных свидетельств, не говоря уже о пиратах, которые считали своим долгом и правом грабить все суда без разбора.
В то время на Корфу встречалось немало иностранцев; их приводили на остров, особенно за последние три-четыре года, перипетии освободительной войны. Одни из них отправлялись отсюда на театр военных действий. Другие прибывали сюда, чтобы отдохнуть от ратных трудов.
Восстановить свои силы приехал в Корфу и некий молодой француз. Увлеченный высокой целью, он в продолжение пяти лет храбро и самоотверженно участвовал в главных событиях борьбы, охватившей весь греческий полуостров.
Анри д'Альбаре, один из самых молодых лейтенантов французского королевского флота, находился тогда в бессрочном отпуске. Когда Греция восстала, он, покинув родину, стал под знамена филэллинов. Среднего роста, крепкий, он, казалось, был создан для тягот морской службы; обходительность этого хорошо воспитанного тридцатилетнего офицера, его обаятельная внешность, умный открытый взгляд и в довершение всего прекрасные связи в обществе при первом же знакомстве располагали к нему; и чем ближе его узнавали, тем больше он нравился.
Анри д'Альбаре принадлежал к богатой парижской семье. Матери своей он почти не помнил, отца же потерял, едва достигнув совершеннолетия, года через два после окончания морского училища. Унаследовав довольно крупное состояние, Анри и не подумал отказаться от своей профессии. Напротив. Он не изменил своему призванию — прекраснейшему в мире — и был уже лейтенантом морского флота, когда Северная Греция и Пелопоннес поднялись под греческим знаменем против турецкого полумесяца.
Анри д'Альбаре не колебался. Подобно большинству юных храбрецов, неудержимо ринувшихся в освободительную борьбу, он присоединился к волонтерам, которые, направлялись во главе с офицерами к границам Восточной Европы, и был в числе первых филэллинов, проливших свою кровь за независимость Греции. В 1822 году он участвовал в знаменитой битве при Арте и находился среди побежденных героев Маврокордато, а при первой осаде Миссолонги — среди победителей. Был он на поле брани и в следующем году, когда пал Марко Боцарис. В 1824 году он несколько раз отличился в морских сражениях, которыми греки расквитались с турками за победы Мухаммеда-Али. В 1825 году, после взятия Триполицы, Анри д'Альбаре командовал отрядом регулярных войск, предводительствуемых полковником Фавье. В июле 1826 года в кровавом бою при Хайдари, где филэллины понесли невозвратимые потери, он спас жизнь Андронике Старкос: ее чуть было не растоптала конница Киутаги.
Анри д'Альбаре оставался верен своему начальнику и вскоре снова присоединился к нему в Метенах.
В то время афинский Акрополь защищал комендант Гурас, стоявший во главе полуторатысячного гарнизона. В крепости нашли прибежище пятьсот женщин и детей, которым не удалось бежать до того, как турки овладели городом. Гурас имел годовой запас провианта, четырнадцать пушек, три гаубицы, но терпел недостаток в боевых припасах.
Фавье решил снабдить ими Акрополь. Он обратился к своим солдатам с призывом помочь ему в смелом замысле. На этот призыв откликнулось пятьсот тридцать добровольцев; среди них — сорок филэллинов, во главе с Анри д'Альбаре. Под командой Фавье отважные воины, каждый с мешком пороха за плечами, взошли в Метенах на корабль.
Тринадцатого декабря отряд высаживается почти у самого подножья Акрополя. Светлая, лунная ночь выдает его. Турки встречают храбрецов ружейной пальбой. Фавье командует; «Вперед!», ни один человек не бросает мешка с порохом, и, рискуя каждую минуту взлететь на воздух, отряд переправляется через ров и входит в открытые для него ворота крепости. Осажденные победоносно отгоняют турок. Но Фавье ранен, его помощник убит, Анри д'Альбаре также получает ранение. Афиняне не отпускают от себя смелых своих спасителей, и отряд во главе с командирами остается в крепости.
Молодой офицер, страдая от раны, по счастью, не опасной, был вынужден делить все лишения и невзгоды с осажденными, получавшими в день только несколько горстей ячменя. Прошло полгода, прежде чем капитуляция Акрополя вернула ему свободу. Лишь 5 июня 1827 года Фавье, его волонтеры и осажденные смогли, по соглашению с Киутаги, покинуть афинскую крепость и сесть на корабли, которые перевезли их в Саламин.
Чувствуя себя еще очень слабым, Анри д'Альбаре не захотел оставаться в этом городе и уехал в Корфу. Там он прожил два месяца, отдохнул, оправился от ранения и уже готов был возвратиться на передовые позиции, когда неожиданное обстоятельство перевернуло всю его жизнь, которая до тех пор была только жизнью солдата.
В Корфу, в самом конце Страда Реале, стоял старый, невзрачный дом, не то греческой, не то итальянской архитектуры. В нем жил человек, которого мало кто видел, но о ком много говорили. Это был банкир Элизундо. Никто не мог бы сказать, сколько ему было лет — шестьдесят или семьдесят. Уже лет двадцать он жил в своем мрачном жилище, из которого почти не выходил. Но если сам он нигде не бывал, к нему в контору приходили многочисленные посетители — люди разных национальностей и сословий, — его постоянные клиенты. Очевидно, банкир, пользовавшийся безупречной репутацией, совершал весьма крупные сделки. Между прочим, ходили слухи, что Элизундо очень богат. Ни один банкирский дом не только на Ионических островах, но даже среди его долматских собратьев в Заре и Рагузе не мог соперничать с ним в кредитоспособности. Учтенные Элизундо векселя ценились на вес золота. Разумеется, старик не доверял кому попало. Он казался весьма осмотрительным в делах и требовал: рекомендаций — безупречных, гарантий — полных, но уж если касса его открывалась, она казалась неисчерпаемой. Нужно еще сказать, что все свои дела, за редким исключением, Элизундо вел сам и только переписку бумаг, да и то самых маловажных, поручал одному из своих домочадцев, о котором речь пойдет впереди. Старик служил самому себе и кассиром и счетоводом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26