Я должен через неделю заплатить домовладельцу пятьсот фунтов, дать расписку на остальное, и дом мой! Продав его за двадцать тысяч, я получу десять тысяч чистой прибыли, а дальше меня уже ничто не остановить! Это та сумма в банке, с которой можно начинать, была бы смекалка. Вот мой железный план. Видишь какие-нибудь изъяны?
Билл смог наконец заговорить, хотя и не без труда.
— Только один.
— Какой?
— Где ты возьмешь пятьсот фунтов?
Алджи в изумлении поднял брови. Он ждал от старого друга большей сообразительности.
— Конечно у тебя, Билл, старина. Естественно, под хорошие проценты.
— Тебе не придется платить проценты.
Алджи был явно тронут. Он сказал, что узнает Билла с его безграничной щедростью, и добавил, что такие люди, как Билл, помогают сохранить веру в человечество.
— Однако я настаиваю, чтобы все было по-деловому. Если ты даешь мне в долг пятьсот фунтов, то тебе причитается пять процентов, и я не полезу в драку, если ты скажешь десять.
— Я не дам тебе в долг пятьсот фунтов.
Алджи оторопел.
— Ты мне отказываешь? Или ты забыл, что мы вместе учились в школе, и я частенько делил с тобой последнюю банку клубничного варенья? Что я угощал тебя шпротным паштетом, которого мне самому было мало? Я думал, что элементарная благодарность…
— Дело не в том, что я тебе отказываю. У меня нет таких денег.
— Да ладно тебе, Билл. Ты сам сказал, что будешь получать восемьсот фунтов в год. Это значит, что основной капитал у тебя — примерно двадцать тысяч.
— Да, но я не могу их трогать.
Челюсть у Алджи отвисла, как поникшая лилия.
— Почему?
— Они в доверительном управлении. Я получаю проценты, но не могу трогать капитал.
— Кто это сказал?
— Так говорится в завещании.
— Ты уверен?
— Вполне.
— Нда, это совершенно новый поворот, — сказал Алджи. Он выглядел таким убитым, что добросердечный Билл не выдержал.
— Ладно, если хочешь, я сделаю вот что. Поеду в Лондон и поговорю с адвокатом, вдруг я что-то не так понял. Поезд через час.
Алджи мигом встрепенулся.
— Уж пожалуйста, Билл. Уверен, ты все перепутал, потому что плохо слушал своего адвоката. Я знаю, как это бывает: он бубнит про нижеследующее и вышеисходящее, ты отвлекаешься и перестаешь следить за сутью. Наверняка ты все неправильно понял. Верх глупости — оставить человеку деньги, которые нельзя взять. Я о том, — подытожил Алджи, — что завещатели, может, и дураки, но все-таки не круглые.
2
Как раз когда в «Жуке и Клене» разворачивалась деловая беседа, Джейн закончила говорить с кухаркой про обед, вышла на террасу, села и задумалась. Она думала, как быть с Лайонелом Грином.
За несколько дней, прошедших со встречи в клубе, она заметно остыла, и больше не мечтала огреть его по голове кирпичом, тем не менее все чаще думала, не будет ли противоположной крайностью выйти за него замуж.
Разговор с миссис Симмонс ничуть не развеял ее беспокойства. Джейн заскочила на кухню поговорить о говяжьих отбивных, и как это толкнуло кухарку на монолог о непостоянстве красивых мужчин, припомнить уже не могла.
Большинство людей при взгляде на миссис Симмонс ни за что бы не подумали, что эту женщину может пленить какой-нибудь Аполлон, ибо внешность среди ее достоинств не числилась. Не миловидность была сильной стороной миссис Симмонс, а умение готовить. Однако и в ее жизни была любовь, закончившаяся исчезновением ухажера. Он, как выразилась кухарка, слинял однажды утром, не попрощавшись.
Джейн должным образом посочувствовала, однако, сидя на террасе, она размышляла не о кухаркиной трагедии, а о собственной дилемме. Она вспоминала, что сказал Алджернон, узнав о ее помолвке. Предварив свои слова замечанием, что учился с Лайонелом Грином в школе и знает, о чем говорит, он с братской прямотой сообщил, что мозгов у Джейн — как у недоразвитого кролика, и ей в голову бы не пришло выйти за Лайонела Грина, если бы не его смазливая физиономия. Теперь она спрашивала себя: что если Алджи, несмотря на всю свою грубость, был по существу прав?
Она чувствовала, что нуждается в мудрой советчице. Идеально подошли бы Дороти Дикс и «дорогая Эбби», но ни той, ни другой, к сожалению, поблизости не было. К кому обратиться? И тут, словно угадав ее мысли, из дома вышел Генри. Джейн удивилась, как сразу о нем не вспомнила. Немолодой, отзывчивый, с большим жизненным опытом — именно такой человек ей сейчас нужен.
Будь она меньше занята своими переживаниями, она бы заметила, что с их последней встречи в Генри произошла определенная перемена. Обычно спокойный, сейчас он, казалось, бурлил чувствами, и, еще чуть-чуть, запрыгал бы, как холмы. Его счастье было почти осязаемо.
Лишь одно омрачало радость. Келли, справедливо опасаясь, что лишнее волнение окончательно выбьет Уэнделла из душевного равновесия, попросила пока молчать о помолвке. Как ни хотелось ему открыться Джейн, приходилось держать язык за зубами. Впрочем, никто не мешал Генри улыбнуться племяннице, что он незамедлительно и сделал.
— Привет, Джейн, — сказал он. — Какой замечательный денек, Джейн. Ты осознаешь, Джейн, что уже неделю не было ни капли дождя? Не помню, чтобы в Англии такое случалось. Газеты ноют, что посевам нужен дождь, но я скажу, к черту посевы, пусть едят пирожные. Мне нравится, когда сухо.
— Генри, — сказала Джейн, — я беспокоюсь.
Генри ужаснулся, что кто-то беспокоится в такой распрекрасный день. Он сел рядом с Джейн и взял ее за руки, весь — участие и забота. Дороти Дикс не могла бы быть такой чуткой. И даже «дорогая Эбби».
— Господи! — сказал он. — Что стряслось?
— Может, и ничего, но я бы хотела с тобой посоветоваться. Насчет Лайонела.
— Ты про ланч?
— Да.
Сегодня Генри все видел в розовом свете. Он согласился, что Лайонел вел себя предосудительно, но выразил уверенность, что все объясняется как-нибудь очень просто.
— Тарвин ведь у них главный?
— Да. Лайонел всего лишь младший партнер.
— И если бы Тарвин очень настаивал, Лайонел не мог бы ему отказать?
— Тогда почему он этого не сказал? У него было достаточно времени, чтобы объясниться, пока мы стояли в холле.
— Достаточно времени, по-твоему? По мне так это требовало более долгих объяснений. Я бы на его месте постарался сначала собраться с мыслями. Знаешь что, — внезапно сообразил Генри, — позвони ему и скажи, чтобы пригласил тебя на ланч. Спокойно все обсудите. Если выйдешь минут через двадцать, успеешь на поезд в одиннадцать пятнадцать.
Джейн захлестнула волна благодарности.
— Генри, ты ангел, — сказала она. — Прямо сейчас и позвоню.
Поездом в одиннадцать пятнадцать ехал Билл. Они встретились на платформе.
3
Пока они усаживались и поезд набирал скорость, Билл думал: вот она, живая иллюстрация того, что Провидение не оставляет добрые дела без награды. У него не было ни малейшего желания ехать в Лондон жарким и душным утром, обещавшим перейти в жаркий и душный день. Он поехал, чтобы сделать приятное Алджи, точно зная, что напрасно теряет время. Адвокат растолковал этот пункт завещания так, что понял бы и тупица, и бессмысленно ехать в Лондон, чтобы услышать все по второму разу. Билл предпринял утомительное путешествие ради проблеска радости на лице Алджи, и наверху должным образом оценили его самоотверженность. Вот он в уютном купе, на противоположном сиденье — Джейн, и впереди у них — по меньшей мере часть с четвертью. Когда надо вознаградить достойного, те, от кого это зависит, не скупятся.
Джейн тоже не обижалась на такой поворот судьбы. Если она и не ликовала, как Билл, то, всяком случае, радовалась попутчику и с удовольствием предвкушала долгую интересную беседу. С прошлых встреч у нее осталось самое приятное впечатление об этом милом молодом человеке. С ним было хорошо и легко. Удивительно, думала Джейн, что они с самого начала почувствовали родство душ, хотя вообще-то она всегда тяжело сходилась с незнакомыми. И странно, что ей так хочется больше про него узнать, так хочется рассказывать ему о себе. Молодые люди ее круга, дай им малейший повод, принимались излагать подробную историю своей жизни, так что первым порывом Джейн при встрече с представителями противоположного пола было ограничить их автобиографическое рвение. Однако поезд не проехал и полумили, как она попросила: «Расскажите мне…». В то же мгновение Билл сказал: «Алджи…», и наступила пауза.
— Простите, — сказал Билл. — Вы говорили…
— Нет, продолжайте. Что Алджи?
— Да собственно ничего. Я просто хотел сказать, что он объявился сегодня утром.
— Как, здесь?
— Приехал ко мне в гостиницу.
— И поселился там за ваш счет?
— Ну, наверное.
— Каркнул ворон!
— Простите?
— Домашняя шутка. Мой дядя убежден, что Алджи питают вОроны, как кого-то там в Ветхом Завете. Вы, я вижу, ворон с хорошим стажем.
— Не могу же я бросить его на произвол судьбы.
— А что? Ему бы это было только на пользу. Конечно, для Алджи единственное спасение — жениться. На славной девушке с независимым доходом и железной волей, которая ходила бы с палкой и заставляла его работать.
— Вроде леди Макбет?
— Леди Макбет пришлась бы в самый раз.
— Посоветую ему, когда вернусь. Вы что-то начали говорить?
— Когда?
— Перед тем, как речь зашла об Алджи, вы начали: «Расскажите мне…»
— Ах да. Я просто хотела попросить, чтобы вы рассказали о себе.
— Лучше вы о себе. Пока мне известно только, что вы — сестра Алджи.
— А больше и рассказывать почти нечего. Я — самая обыкновенная.
— Обыкновенная! — ужаснулся Билл, словно викарий, услышавший от мальчика-хориста непечатное словцо.
— Не знаю, как еще меня назвать. Я — просто одна из тех работающих девушек, которых, по словам моей приятельницы, хранят Небеса. Родилась в Лондоне, училась в Челтенхеме, работаю в еженедельной газете. В свободное время играю в гольф и в теннис, если могу себе позволить, и пытаюсь сподвигнуть Алджи на честный труд. А вы? Пока я знаю только, что вы прекрасно лазаете за кошками, но ведь это наверняка не все. Школа? Я знаю, что вы учились в школе, потому что вы были там вместе с Алджи. А потом? Оксфорд? Кембридж?
— Увы, ни то, ни другое. Мой дядя был против университетов. Сам в шестнадцать лет занялся бизнесом и считал все остальное пустой тратой времени.
— А почему это он решал?
— Он был моим опекуном. Родители умерли, когда мне было лет восемь.
— И он хотел, чтобы вы занялись бизнесом?
— Да. Экспортно-импортными операциями, если вам это что-нибудь говорит.
— Ничего.
— Мне тоже ничего не говорило, а узнавать больше я не хотел. Только, наверное, вам скучно про это слушать.
— Напротив, — сказала Джейн, сама удивляясь, насколько ей интересно. — Я ловлю каждое слово. Так что вы?
— Отказался.
— Здорово. Но ему это, наверное, не понравилось?
— Не очень.
— И он от вас отрекся?
— Вроде того.
— И вы убежали в море?
— Звучит банально, но именно так я и поступил.
— Простым матросом?
— Так высоко я не продвинулся. Работал на камбузе, помогал коку.
— А потом?
— Занимался чем придется.
— Чем именно?
— Ну, я много чего перепробовал. Лимоны собирал, например.
— Я так и знала! В первый миг, когда я вас увидела, я сказала себе: «Этот человек собирал лимоны». А где?
— В Чула-Виста, Калифорния.
— Там есть лимоны?
— Встречаются.
— И вы карабкались за ними на деревья? Тогда понятно, где вы так натренировались лазить за кошками. Вам нравилось?
— Не очень.
— Все равно, наверное, лучше, чем заниматься экспортно-импортными операциями.
— О да. Очень здоровая жизнь. Но я расстался с ней без сожаления.
— На что же вы ее променяли?
— На разные работы.
Джейн пришла в голову внезапная мысль.
— А вы никогда не рассказывали Алджи свою сагу?
— Было однажды.
— Он устыдился?
— Ничуть. Он сказал, что ему тошно при одной мысли о такой работе, и мой рассказ лишь укрепил его всегдашнюю убежденность, что мне не следовало давать волю.
— Кто-нибудь должен что-нибудь сделать с моим братом, — возмутилась Джейн. — Все эти ваши работы были в Калифорнии?
— Все, кроме последней. Я скопил на билет до Нью-Йорка и там мне наконец повезло. Человек, который руководил «Мулдуном» на Лонг-Айленде взял меня к себе в помощники.
— «Мулдун» — это что?
— Санаторий для усталых бизнесменов. Первый такой основал человек по фамилии Мулдун, теперь их в Америке множество. Простая жизнь, свежий воздух, занятия спортом. Моей обязанностью было боксировать с отдыхающими, ездить с ними на конные прогулки и все такое. Мне нравилось.
— Вы умеете боксировать?
— Немного. Вообще-то я считаю себя профессионалом, потому что выиграл двадцать пять долларов в поединке со сборщиком лимонов из конкурирующей фирмы в Чула-Виста. Эта деньги стали для меня трамплином. На них я купил билет до Нью-Йорка, где и попал в «Мулдун».
Джейн взглянула на него с уважением. Ей нравились деятельные мужчины, но ее немногочисленные знакомые отличались скорее умением строить планы. Она внезапно рассмеялась.
— Воображаю, как бы Алджи боксировал в Чула-Виста за двадцать пять долларов, — ответила Джейн на удивленный взгляд Билла, а про себя подумала мстительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Билл смог наконец заговорить, хотя и не без труда.
— Только один.
— Какой?
— Где ты возьмешь пятьсот фунтов?
Алджи в изумлении поднял брови. Он ждал от старого друга большей сообразительности.
— Конечно у тебя, Билл, старина. Естественно, под хорошие проценты.
— Тебе не придется платить проценты.
Алджи был явно тронут. Он сказал, что узнает Билла с его безграничной щедростью, и добавил, что такие люди, как Билл, помогают сохранить веру в человечество.
— Однако я настаиваю, чтобы все было по-деловому. Если ты даешь мне в долг пятьсот фунтов, то тебе причитается пять процентов, и я не полезу в драку, если ты скажешь десять.
— Я не дам тебе в долг пятьсот фунтов.
Алджи оторопел.
— Ты мне отказываешь? Или ты забыл, что мы вместе учились в школе, и я частенько делил с тобой последнюю банку клубничного варенья? Что я угощал тебя шпротным паштетом, которого мне самому было мало? Я думал, что элементарная благодарность…
— Дело не в том, что я тебе отказываю. У меня нет таких денег.
— Да ладно тебе, Билл. Ты сам сказал, что будешь получать восемьсот фунтов в год. Это значит, что основной капитал у тебя — примерно двадцать тысяч.
— Да, но я не могу их трогать.
Челюсть у Алджи отвисла, как поникшая лилия.
— Почему?
— Они в доверительном управлении. Я получаю проценты, но не могу трогать капитал.
— Кто это сказал?
— Так говорится в завещании.
— Ты уверен?
— Вполне.
— Нда, это совершенно новый поворот, — сказал Алджи. Он выглядел таким убитым, что добросердечный Билл не выдержал.
— Ладно, если хочешь, я сделаю вот что. Поеду в Лондон и поговорю с адвокатом, вдруг я что-то не так понял. Поезд через час.
Алджи мигом встрепенулся.
— Уж пожалуйста, Билл. Уверен, ты все перепутал, потому что плохо слушал своего адвоката. Я знаю, как это бывает: он бубнит про нижеследующее и вышеисходящее, ты отвлекаешься и перестаешь следить за сутью. Наверняка ты все неправильно понял. Верх глупости — оставить человеку деньги, которые нельзя взять. Я о том, — подытожил Алджи, — что завещатели, может, и дураки, но все-таки не круглые.
2
Как раз когда в «Жуке и Клене» разворачивалась деловая беседа, Джейн закончила говорить с кухаркой про обед, вышла на террасу, села и задумалась. Она думала, как быть с Лайонелом Грином.
За несколько дней, прошедших со встречи в клубе, она заметно остыла, и больше не мечтала огреть его по голове кирпичом, тем не менее все чаще думала, не будет ли противоположной крайностью выйти за него замуж.
Разговор с миссис Симмонс ничуть не развеял ее беспокойства. Джейн заскочила на кухню поговорить о говяжьих отбивных, и как это толкнуло кухарку на монолог о непостоянстве красивых мужчин, припомнить уже не могла.
Большинство людей при взгляде на миссис Симмонс ни за что бы не подумали, что эту женщину может пленить какой-нибудь Аполлон, ибо внешность среди ее достоинств не числилась. Не миловидность была сильной стороной миссис Симмонс, а умение готовить. Однако и в ее жизни была любовь, закончившаяся исчезновением ухажера. Он, как выразилась кухарка, слинял однажды утром, не попрощавшись.
Джейн должным образом посочувствовала, однако, сидя на террасе, она размышляла не о кухаркиной трагедии, а о собственной дилемме. Она вспоминала, что сказал Алджернон, узнав о ее помолвке. Предварив свои слова замечанием, что учился с Лайонелом Грином в школе и знает, о чем говорит, он с братской прямотой сообщил, что мозгов у Джейн — как у недоразвитого кролика, и ей в голову бы не пришло выйти за Лайонела Грина, если бы не его смазливая физиономия. Теперь она спрашивала себя: что если Алджи, несмотря на всю свою грубость, был по существу прав?
Она чувствовала, что нуждается в мудрой советчице. Идеально подошли бы Дороти Дикс и «дорогая Эбби», но ни той, ни другой, к сожалению, поблизости не было. К кому обратиться? И тут, словно угадав ее мысли, из дома вышел Генри. Джейн удивилась, как сразу о нем не вспомнила. Немолодой, отзывчивый, с большим жизненным опытом — именно такой человек ей сейчас нужен.
Будь она меньше занята своими переживаниями, она бы заметила, что с их последней встречи в Генри произошла определенная перемена. Обычно спокойный, сейчас он, казалось, бурлил чувствами, и, еще чуть-чуть, запрыгал бы, как холмы. Его счастье было почти осязаемо.
Лишь одно омрачало радость. Келли, справедливо опасаясь, что лишнее волнение окончательно выбьет Уэнделла из душевного равновесия, попросила пока молчать о помолвке. Как ни хотелось ему открыться Джейн, приходилось держать язык за зубами. Впрочем, никто не мешал Генри улыбнуться племяннице, что он незамедлительно и сделал.
— Привет, Джейн, — сказал он. — Какой замечательный денек, Джейн. Ты осознаешь, Джейн, что уже неделю не было ни капли дождя? Не помню, чтобы в Англии такое случалось. Газеты ноют, что посевам нужен дождь, но я скажу, к черту посевы, пусть едят пирожные. Мне нравится, когда сухо.
— Генри, — сказала Джейн, — я беспокоюсь.
Генри ужаснулся, что кто-то беспокоится в такой распрекрасный день. Он сел рядом с Джейн и взял ее за руки, весь — участие и забота. Дороти Дикс не могла бы быть такой чуткой. И даже «дорогая Эбби».
— Господи! — сказал он. — Что стряслось?
— Может, и ничего, но я бы хотела с тобой посоветоваться. Насчет Лайонела.
— Ты про ланч?
— Да.
Сегодня Генри все видел в розовом свете. Он согласился, что Лайонел вел себя предосудительно, но выразил уверенность, что все объясняется как-нибудь очень просто.
— Тарвин ведь у них главный?
— Да. Лайонел всего лишь младший партнер.
— И если бы Тарвин очень настаивал, Лайонел не мог бы ему отказать?
— Тогда почему он этого не сказал? У него было достаточно времени, чтобы объясниться, пока мы стояли в холле.
— Достаточно времени, по-твоему? По мне так это требовало более долгих объяснений. Я бы на его месте постарался сначала собраться с мыслями. Знаешь что, — внезапно сообразил Генри, — позвони ему и скажи, чтобы пригласил тебя на ланч. Спокойно все обсудите. Если выйдешь минут через двадцать, успеешь на поезд в одиннадцать пятнадцать.
Джейн захлестнула волна благодарности.
— Генри, ты ангел, — сказала она. — Прямо сейчас и позвоню.
Поездом в одиннадцать пятнадцать ехал Билл. Они встретились на платформе.
3
Пока они усаживались и поезд набирал скорость, Билл думал: вот она, живая иллюстрация того, что Провидение не оставляет добрые дела без награды. У него не было ни малейшего желания ехать в Лондон жарким и душным утром, обещавшим перейти в жаркий и душный день. Он поехал, чтобы сделать приятное Алджи, точно зная, что напрасно теряет время. Адвокат растолковал этот пункт завещания так, что понял бы и тупица, и бессмысленно ехать в Лондон, чтобы услышать все по второму разу. Билл предпринял утомительное путешествие ради проблеска радости на лице Алджи, и наверху должным образом оценили его самоотверженность. Вот он в уютном купе, на противоположном сиденье — Джейн, и впереди у них — по меньшей мере часть с четвертью. Когда надо вознаградить достойного, те, от кого это зависит, не скупятся.
Джейн тоже не обижалась на такой поворот судьбы. Если она и не ликовала, как Билл, то, всяком случае, радовалась попутчику и с удовольствием предвкушала долгую интересную беседу. С прошлых встреч у нее осталось самое приятное впечатление об этом милом молодом человеке. С ним было хорошо и легко. Удивительно, думала Джейн, что они с самого начала почувствовали родство душ, хотя вообще-то она всегда тяжело сходилась с незнакомыми. И странно, что ей так хочется больше про него узнать, так хочется рассказывать ему о себе. Молодые люди ее круга, дай им малейший повод, принимались излагать подробную историю своей жизни, так что первым порывом Джейн при встрече с представителями противоположного пола было ограничить их автобиографическое рвение. Однако поезд не проехал и полумили, как она попросила: «Расскажите мне…». В то же мгновение Билл сказал: «Алджи…», и наступила пауза.
— Простите, — сказал Билл. — Вы говорили…
— Нет, продолжайте. Что Алджи?
— Да собственно ничего. Я просто хотел сказать, что он объявился сегодня утром.
— Как, здесь?
— Приехал ко мне в гостиницу.
— И поселился там за ваш счет?
— Ну, наверное.
— Каркнул ворон!
— Простите?
— Домашняя шутка. Мой дядя убежден, что Алджи питают вОроны, как кого-то там в Ветхом Завете. Вы, я вижу, ворон с хорошим стажем.
— Не могу же я бросить его на произвол судьбы.
— А что? Ему бы это было только на пользу. Конечно, для Алджи единственное спасение — жениться. На славной девушке с независимым доходом и железной волей, которая ходила бы с палкой и заставляла его работать.
— Вроде леди Макбет?
— Леди Макбет пришлась бы в самый раз.
— Посоветую ему, когда вернусь. Вы что-то начали говорить?
— Когда?
— Перед тем, как речь зашла об Алджи, вы начали: «Расскажите мне…»
— Ах да. Я просто хотела попросить, чтобы вы рассказали о себе.
— Лучше вы о себе. Пока мне известно только, что вы — сестра Алджи.
— А больше и рассказывать почти нечего. Я — самая обыкновенная.
— Обыкновенная! — ужаснулся Билл, словно викарий, услышавший от мальчика-хориста непечатное словцо.
— Не знаю, как еще меня назвать. Я — просто одна из тех работающих девушек, которых, по словам моей приятельницы, хранят Небеса. Родилась в Лондоне, училась в Челтенхеме, работаю в еженедельной газете. В свободное время играю в гольф и в теннис, если могу себе позволить, и пытаюсь сподвигнуть Алджи на честный труд. А вы? Пока я знаю только, что вы прекрасно лазаете за кошками, но ведь это наверняка не все. Школа? Я знаю, что вы учились в школе, потому что вы были там вместе с Алджи. А потом? Оксфорд? Кембридж?
— Увы, ни то, ни другое. Мой дядя был против университетов. Сам в шестнадцать лет занялся бизнесом и считал все остальное пустой тратой времени.
— А почему это он решал?
— Он был моим опекуном. Родители умерли, когда мне было лет восемь.
— И он хотел, чтобы вы занялись бизнесом?
— Да. Экспортно-импортными операциями, если вам это что-нибудь говорит.
— Ничего.
— Мне тоже ничего не говорило, а узнавать больше я не хотел. Только, наверное, вам скучно про это слушать.
— Напротив, — сказала Джейн, сама удивляясь, насколько ей интересно. — Я ловлю каждое слово. Так что вы?
— Отказался.
— Здорово. Но ему это, наверное, не понравилось?
— Не очень.
— И он от вас отрекся?
— Вроде того.
— И вы убежали в море?
— Звучит банально, но именно так я и поступил.
— Простым матросом?
— Так высоко я не продвинулся. Работал на камбузе, помогал коку.
— А потом?
— Занимался чем придется.
— Чем именно?
— Ну, я много чего перепробовал. Лимоны собирал, например.
— Я так и знала! В первый миг, когда я вас увидела, я сказала себе: «Этот человек собирал лимоны». А где?
— В Чула-Виста, Калифорния.
— Там есть лимоны?
— Встречаются.
— И вы карабкались за ними на деревья? Тогда понятно, где вы так натренировались лазить за кошками. Вам нравилось?
— Не очень.
— Все равно, наверное, лучше, чем заниматься экспортно-импортными операциями.
— О да. Очень здоровая жизнь. Но я расстался с ней без сожаления.
— На что же вы ее променяли?
— На разные работы.
Джейн пришла в голову внезапная мысль.
— А вы никогда не рассказывали Алджи свою сагу?
— Было однажды.
— Он устыдился?
— Ничуть. Он сказал, что ему тошно при одной мысли о такой работе, и мой рассказ лишь укрепил его всегдашнюю убежденность, что мне не следовало давать волю.
— Кто-нибудь должен что-нибудь сделать с моим братом, — возмутилась Джейн. — Все эти ваши работы были в Калифорнии?
— Все, кроме последней. Я скопил на билет до Нью-Йорка и там мне наконец повезло. Человек, который руководил «Мулдуном» на Лонг-Айленде взял меня к себе в помощники.
— «Мулдун» — это что?
— Санаторий для усталых бизнесменов. Первый такой основал человек по фамилии Мулдун, теперь их в Америке множество. Простая жизнь, свежий воздух, занятия спортом. Моей обязанностью было боксировать с отдыхающими, ездить с ними на конные прогулки и все такое. Мне нравилось.
— Вы умеете боксировать?
— Немного. Вообще-то я считаю себя профессионалом, потому что выиграл двадцать пять долларов в поединке со сборщиком лимонов из конкурирующей фирмы в Чула-Виста. Эта деньги стали для меня трамплином. На них я купил билет до Нью-Йорка, где и попал в «Мулдун».
Джейн взглянула на него с уважением. Ей нравились деятельные мужчины, но ее немногочисленные знакомые отличались скорее умением строить планы. Она внезапно рассмеялась.
— Воображаю, как бы Алджи боксировал в Чула-Виста за двадцать пять долларов, — ответила Джейн на удивленный взгляд Билла, а про себя подумала мстительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21