— Ты не против? Садись, отрезай кусочек, — радушно пригласил он, совершенно забыв, что минуту назад уговаривал Энн выйти. Свинина в тесте от Даффа и Троттера не оставляет место для посторонних мыслей. — Нож в ящике стола. Боюсь, есть придется руками.
Энн задохнулась, отчасти от мысли разделить свинину позора, отчасти оттого, что кипение чувств по-прежнему мешало ей говорить.
— Лайонел!
— И соли, конечно, нет.
— Лайонел.
— И горчицы.
— Лайонел, я не выйду за тебя замуж.
— Что?
— Не выйду.
— Куда?
Пол у Лайонела Грина не позволял удовлетворительно топнуть ногой, поскольку был застлан дорогим и мягким ковром, но все же многократно превосходил в этом смысле рододендроновую дорожку, и Энн удалось топнуть довольно громко.
— Не выйду за тебя замуж!
Впервые за долгую историю прославленной фирмы, свинина от Даффа и Троттера не смогла вполне приковать своего счастливого обладателя. Теперь Лайонел слушал. При этих словах, таких ясных и недвусмысленных, он вздрогнул, корочка от свинины отломилась и бесшумно упала на пол. То, что он не наклонился ее поднять (хотя внутри осталось немало мясного желе), свидетельствует о глубине его чувств.
— Что?
— Не выйду.
— Не выйдешь за меня замуж?
— Да.
— Не сходи с ума.
— Я и не схожу.
— Ты шутишь?
— Нет.
— Да почему?
— Подумай.
Наступило молчание. Красивое лицо Лайонела Грина побагровело.
— Подумать? — Он рассмеялся горьким, сардоническим смехом и тряхнул головой. По комнате невидимыми волнами поплыл запах бриллиантина. — Тут и думать нечего. Все понятно.
— Я надеялась.
— Ты влюблена в этого Миллера.
Ужасное, незаслуженное обвинение лишило Энн дара речи. Она ошарашено смотрела на Лайонела, а он продолжал развивать тему. Вид его был непреклонен, глаза суровы. Всякий, кто был на процессе «Пеннифадер против Тарвина», вспомнил бы адвоката пострадавшей стороны, допрашивающего свидетеля защиты.
— Я давно подозревал. Вы все время вместе. Без него ты сама не своя. Он все время тебя целует.
— И совсем не все время! Только один раз!
— Это ты так говоришь! — Лайонел Грин, вновь сардонически хохотнув, повернулся к зеркалу, чтобы поправить усы. Он чувствовал, что они нуждаются во внимании, а говорить можно с тем же успехом, если не лучше, стоя спиной к Энн.
— Если ты думаешь, что я буду спокойно сидеть и смотреть, ты ошибаешься. Сейчас же пойду к тете Клариссе и скажу, кто он такой. Сегодня же его здесь не будет.
Теперь усы были безупречны. Он обернулся и увидел, что дальнейшие его реплики будут обращены к пустоте. Энн исчезла.
Глава двадцать третья
Подкашивающиеся ноги увлекли Джефа на первый этаж, через прихожую и дальше за обитую зеленым сукном дверь в помещения для прислуги. После разговора с Энн, если это можно назвать разговором, он нуждался в ободрении и чем-нибудь согревающем. Ему пришло в голову, что все это может предоставить ему лорд Аффенхем.
— Здравствуйте, молодой человек, — сказал лорд Аффенхем, когда он вошел в буфетную. — Энн вас искала.
Джеф кивнул.
— Уже нашла, — сказал он. — Можно мне рюмочку портвейна?
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Опрокинув рюмку, Джеф почувствовал себя лучше.
Лорд Аффенхем вспомнил, что не только Энн искала его юного друга.
— Лопни кочерыжка! — воскликнул он. — Миссис Корк!
— Она тоже меня нашла.
— Указала вам на дверь?
— Нет. С этой стороны все в порядке. Я с ней поговорил, и она разрешила мне остаться.
— Поразительно.
— Ничего особенного. Умная женщина. Она поняла, какой это простительный грех, не быть Дж. Шерингемом Эдером. По ее словам, она сама не Дж. Шерингем Эдер, и многие ее друзья тоже. Можно еще капельку живительной влаги?
— Наливайте.
Обнаружив, что все препятствия устранены, лорд Аффенхем приготовился сделать Джефу суровый выговор.
Слова Энн, произнесенные недавно в этой самой буфетной, потрясли старого альтруиста до глубины души. Доброму пэру было больно, что его совет, основанный на жизненном опыте и повторенный, как выразился бы Лайонел Грин, сто раз, не возымел ни малейшего действия.
Соответственно, он начал укоризненным тоном.
— Спиллер.
— Моя фамилия Миллер.
Лорд Аффенхем усомнился.
— Вы уверены?
— Еще бы!
— Путаю имена, — признался лорд Аффенхем. — Всегда путал. Помню, в 1912 девушка по имени Белла дала мне отставку, потому что я в письме обратился к ней «Мейбл». Будет проще, если я стану звать вас Уолтер.
— Это было бы идеальным решением, если б меня так звали!
— А что, нет?
— Нет.
— Так как же вас, черт возьми, зовут?
— Джеф.
— Конечно, Джеф.
— И я расскажу вам довольно занятную вещь. Мое первое имя Джефферсон, второе — Джеффри, так что вы точно не промахнетесь, называя меня Джеф.
— В 1907 я был знаком с девушкой по фамилии Джефферсон.
— И оттолкнули ее тем, что послали ей телеграмму на фамилию Смит?
Разговор удачно свернул в то самое русло, куда хотел направить его лорд Аффенхем.
— Нет, молодой человек. Если хотите знать, я оттолкнул ее тем, что отгонял от нее мух, словно от спящей Венеры. Я был тогда зеленый юнец, и воображал, будто женщины любят, когда на них смотрят, как на богинь. Эта Джефферсон была хористка из мюзик-холла и не понимала такого обращения. После того, как я покатал ее на лодочке, она стала трепать по всему Лондону, какой я тютя.
— Какой кто?
— Тютя. Тогдашнее выражение, означавшее слабовольного, бесхарактерного молодого человека. Миссис Моллой назвала бы его тюфяком, шляпой, рохлей и, возможно, разиней.
Джеф вздрогнул.
— Вы в последнее время часто видитесь с миссис Моллой?
— Да порядочно.
— Я бы на вашем месте не рассказывал ей лишнего.
— В каком смысле?
— Ну, например, насчет бриллиантов.
— Мой дорогой! Конечно, нет. Мне бы и в голову не пришло.
— Замечательно.
— Когда дело касается тайн, я — могила. Да, — продолжал лорд Аффенхем, вновь погружаясь в воспоминания, — она растрепала всем, что я — тютя. Я понял, что она ждала от меня иного, не столь безукоризненного поведения. Этот случай стал для меня уроком, который я никогда не забуду. Этот урок я постарался преподать вам. Усвоили вы его? Нет. После того, как я просил — да что там, молил со слезами на глазах — схватить Энн и прижать к сердцу посильнее, чтоб ребра хрустнули, вы продолжаете носиться со своим идиотским трубадурством и, как я предвидел, не продвигаетесь ни на шаг. Она только что была здесь, талдычила, что любит своего Лайонела Грина. Обидно. Заречешься впредь кому-нибудь помогать.
Здесь лорд Аффенхем сделал паузу и налил себе еще портвейна. Джеф воспользовался этим, чтобы вставить слово.
— Ваши сведения несколько устарели, — сказал он. — С нашей последней встречи в положении дел произошел перелом. В рядах трубадуров убыло и соответственно прибавилось в рядах сторонников лови-хватай-держи.
— Э? Что?
— Я последовал вашему совету.
— Поцеловали ее?
— Да.
— Отлично. И как?
— Потрясающе. Только теперь она со мной не разговаривает.
— Вот, значит, как.
— Так вот и значит.
Лорд Аффенхем ободряюще тронул Джефа по колену. По крайней мере, тот счел жест ободряющим, хотя едва не лишился коленной чашечки.
— Не тревожьтесь, мой мальчик, она образумится.
— Вы думаете?
— Уверен.
— Мне не надо кончать с собой?
— Ни в коем разе.
— Отлично, — сказал Джеф. — А то я как раз собирался попросить у вас полкирпича и кусок бечевки, чтобы утопиться в пруду.
При последнем слове лорд Аффенхем вздрогнул, едва не расплескав рюмку.
— Пруд? Вы мне напомнили. Она не рассказала вам про пруд?
— Нет. Про пруд она не рассказывала. Даже сейчас, — продолжал Джеф, — вы, видимо, не поняли глубинной сути моих слов. Вам, вероятно, представляется, будто мы по-прежнему в приятельских отношениях и беседуем о том, о сем, скажем, — о прудах. Если такие беседы и случаются, говорю исключительно я. Иногда мне удается извлечь из нее краткое «Да?», и я рад даже этому, потому что в остальное время она ограничивается леденящими взглядами. Попытайтесь вообразить женский вариант монаха-трапписта в особенно неразговорчивое утро, и вы не станете терять драгоценное время, спрашивая, рассказала ли Энн про пруд. С какой стати она станет говорить мне про пруд? Даже если бы до этого дошло, что такого она бы могла сказать? И про какой пруд?
Лорд Аффенхем сделал открытие, которое многие делали прежде, и поделился им со своим собеседником.
— Молодой человек, вы очень много говорите.
Джеф обиделся.
— Да? Сами видите, что получается, когда я от слов перехожу к делу. Наверное, я все же попрошу у вас полкирпича, просто на всякий случай.
— Если, черт побери, вы дадите мне вставить слово…
— Конечно, конечно. Хотите поговорить о прудах?
— Вы знаете здешний пруд?
— Разумеется. Прелестный уголок. Пологие берега, устланные цветущей зеленью, заросли кувшинок…
— Уолтер!
— Джеф.
— Джеф. Можно задать вам простой вопрос?
— Валяйте.
— У вас рот закрывается? Да? Так закройте его, лопни кочерыжка! Можно подумать, вы шекспировский тип, из тех, что говорит монологи. Я сказал Энн, что, возможно, спрятал бриллианты в пруду. И знаете, что она ответила?
— Она что-то ответила?
— Ну, конечно.
— Наверное, это было давным-давно.
— Она ответила, что пошлет Лайонела Грина взглянуть.
— Чепуха.
— Вот и я так думаю.
— Лайонел Грин, может быть, настолько переменился со школы, что способен войти в ванную и за запертой дверью плеснуть себе на руки немного воды, но в пруд его не затащишь.
— А если и затащишь, он ничего не найдет.
— Хотя, учтите, я с удовольствием бы посмотрел, как он входит в пруд — с большой неохотой ступая туда, где речки прозрачная плещет вода. Я бы ходил по бережку и отпускал замечания по поводу утра сентябрьского зябкой порой.
— Уолтер!
— Да?
— Вы опять говорите.
— Прошу прощения.
— Вы уверяете, что Энн не хочет с вами разговаривать. Думаю, вы просто ей не даете. Из всех пустомель… Ладно, потом. Вам надо поискать в пруду.
— Сегодня же и поищу.
— В темноте?
— Взойдет луна.
— Вы замерзнете.
— Меня согреет любовь.
— Вам понадобятся плавки.
— Одолжу у Шепперсона. У него есть, он выплясывал в них перед завтраком. Вы уверены, что бриллианты в пруду?
— Не то чтобы уверен. После стольких разочарований я уже ни в чем не уверен. Впрочем, как я уже говорил, слово «пруд» внезапно возникло в памяти. Я подумал, это должно что-то значить.
— Для меня лично это будет значить простуду.
— Не дрейфите, Уолтер.
— Я и не дрейфлю. И меня зовут не Уолтер. Я, как говорится, к любой судьбе готов. Кстати, все это подходит мне как нельзя лучше. Если я найду бриллианты, то выброшу вам на берег, а сам утоплюсь.
— Мне не нравится, когда вы так говорите.
— Вам вообще не нравится, когда я говорю.
— Я сказал вам, она одумается.
— Вы не можете знать наверняка.
— Знаю.
— Не знаете. Вы строите выкладки на собственном опыте, а здесь он не годится. Девушки одумывались в 1911, может быть даже в 1912, но Энн — другая.
— Все они одинаковые.
— Только не Энн. Я совершил непростительный проступок. Оскорбил ее до глубины души.
— Ничего подобного.
— Уверяю вас. Я сам видел.
Лорд Аффенхем вновь грохнул друга по колену.
— Не тревожьтесь, мой мальчик. Я знаю Энн. Знаю ее с тех пор, как…
— Помню. Под стол пешком ходила.
— … и уверяю вас, она одумается. Лопни кочерыжка. Вы что думаете, девушек не целуют?
— Те, кто надо.
— Это вы и есть. Человек, которого бы я ей выбрал. Не изводитесь. Изводится должен бы я.
— Вы? Почему?
Лицо лорда Аффенхема помрачнело.
— Потому что, если мы не найдем бриллианты, мне придется пойти на крайнюю жертву.
— Что-что?
— Очень просто. Маленькое состояние Энн доверили моим заботам. Если я ее разорил, значит, я должен как-то это восполнить, да? Позаботиться, чтобы она не бедствовала, верно? Как честный человек, я не могу поступить иначе. Однако, признаюсь откровенно, мне страшно.
— Что страшно?
— Жениться на миссис Корк.
Знакомство с Джорджем, виконтом Аффенхемским, внушило Джефу уверенность, что его уже ничем не проймешь, но эти слова показали, что он ошибался. Джеф вытаращил глаза. Лорд Аффенхем сидел очень прямо, воплощая благородство.
— Что вы сказали? — ошарашено переспросил Джеф. — Вы женитесь на миссис Корк?
— Если мы не найдем бриллианты. Не могу допустить, чтобы Энн пострадала из-за того, что я, пусть из лучших побуждений, плохо распорядился ее деньгами. Это … как его, черт возьми? На языке вертится.
— Noblesse oblige?
— Да. Noblesse oblige. Спасибо, Джеф.
— Не за что.
— Вот как обстоят дела. Так что, когда будете искать в пруду, ищете хорошенько.
Джеф пытался привыкнуть к новому повороту событий.
— Думаете, миссис Корк за вас выйдет?
Лорд Аффенхем поднял брови и тихо улыбнулся.
— Ступайте за плавками, — сказал он.
Джеф вышел. Лорд Аффенхем некоторое время сидел неподвижно, все так же выражая благородство, но постепенно оно сменилось тревогой и страхом. Он вообразил миссис Корк в качестве спутницы жизни, и картины, возникшие перед глазами, не привели его в восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Энн задохнулась, отчасти от мысли разделить свинину позора, отчасти оттого, что кипение чувств по-прежнему мешало ей говорить.
— Лайонел!
— И соли, конечно, нет.
— Лайонел.
— И горчицы.
— Лайонел, я не выйду за тебя замуж.
— Что?
— Не выйду.
— Куда?
Пол у Лайонела Грина не позволял удовлетворительно топнуть ногой, поскольку был застлан дорогим и мягким ковром, но все же многократно превосходил в этом смысле рододендроновую дорожку, и Энн удалось топнуть довольно громко.
— Не выйду за тебя замуж!
Впервые за долгую историю прославленной фирмы, свинина от Даффа и Троттера не смогла вполне приковать своего счастливого обладателя. Теперь Лайонел слушал. При этих словах, таких ясных и недвусмысленных, он вздрогнул, корочка от свинины отломилась и бесшумно упала на пол. То, что он не наклонился ее поднять (хотя внутри осталось немало мясного желе), свидетельствует о глубине его чувств.
— Что?
— Не выйду.
— Не выйдешь за меня замуж?
— Да.
— Не сходи с ума.
— Я и не схожу.
— Ты шутишь?
— Нет.
— Да почему?
— Подумай.
Наступило молчание. Красивое лицо Лайонела Грина побагровело.
— Подумать? — Он рассмеялся горьким, сардоническим смехом и тряхнул головой. По комнате невидимыми волнами поплыл запах бриллиантина. — Тут и думать нечего. Все понятно.
— Я надеялась.
— Ты влюблена в этого Миллера.
Ужасное, незаслуженное обвинение лишило Энн дара речи. Она ошарашено смотрела на Лайонела, а он продолжал развивать тему. Вид его был непреклонен, глаза суровы. Всякий, кто был на процессе «Пеннифадер против Тарвина», вспомнил бы адвоката пострадавшей стороны, допрашивающего свидетеля защиты.
— Я давно подозревал. Вы все время вместе. Без него ты сама не своя. Он все время тебя целует.
— И совсем не все время! Только один раз!
— Это ты так говоришь! — Лайонел Грин, вновь сардонически хохотнув, повернулся к зеркалу, чтобы поправить усы. Он чувствовал, что они нуждаются во внимании, а говорить можно с тем же успехом, если не лучше, стоя спиной к Энн.
— Если ты думаешь, что я буду спокойно сидеть и смотреть, ты ошибаешься. Сейчас же пойду к тете Клариссе и скажу, кто он такой. Сегодня же его здесь не будет.
Теперь усы были безупречны. Он обернулся и увидел, что дальнейшие его реплики будут обращены к пустоте. Энн исчезла.
Глава двадцать третья
Подкашивающиеся ноги увлекли Джефа на первый этаж, через прихожую и дальше за обитую зеленым сукном дверь в помещения для прислуги. После разговора с Энн, если это можно назвать разговором, он нуждался в ободрении и чем-нибудь согревающем. Ему пришло в голову, что все это может предоставить ему лорд Аффенхем.
— Здравствуйте, молодой человек, — сказал лорд Аффенхем, когда он вошел в буфетную. — Энн вас искала.
Джеф кивнул.
— Уже нашла, — сказал он. — Можно мне рюмочку портвейна?
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Опрокинув рюмку, Джеф почувствовал себя лучше.
Лорд Аффенхем вспомнил, что не только Энн искала его юного друга.
— Лопни кочерыжка! — воскликнул он. — Миссис Корк!
— Она тоже меня нашла.
— Указала вам на дверь?
— Нет. С этой стороны все в порядке. Я с ней поговорил, и она разрешила мне остаться.
— Поразительно.
— Ничего особенного. Умная женщина. Она поняла, какой это простительный грех, не быть Дж. Шерингемом Эдером. По ее словам, она сама не Дж. Шерингем Эдер, и многие ее друзья тоже. Можно еще капельку живительной влаги?
— Наливайте.
Обнаружив, что все препятствия устранены, лорд Аффенхем приготовился сделать Джефу суровый выговор.
Слова Энн, произнесенные недавно в этой самой буфетной, потрясли старого альтруиста до глубины души. Доброму пэру было больно, что его совет, основанный на жизненном опыте и повторенный, как выразился бы Лайонел Грин, сто раз, не возымел ни малейшего действия.
Соответственно, он начал укоризненным тоном.
— Спиллер.
— Моя фамилия Миллер.
Лорд Аффенхем усомнился.
— Вы уверены?
— Еще бы!
— Путаю имена, — признался лорд Аффенхем. — Всегда путал. Помню, в 1912 девушка по имени Белла дала мне отставку, потому что я в письме обратился к ней «Мейбл». Будет проще, если я стану звать вас Уолтер.
— Это было бы идеальным решением, если б меня так звали!
— А что, нет?
— Нет.
— Так как же вас, черт возьми, зовут?
— Джеф.
— Конечно, Джеф.
— И я расскажу вам довольно занятную вещь. Мое первое имя Джефферсон, второе — Джеффри, так что вы точно не промахнетесь, называя меня Джеф.
— В 1907 я был знаком с девушкой по фамилии Джефферсон.
— И оттолкнули ее тем, что послали ей телеграмму на фамилию Смит?
Разговор удачно свернул в то самое русло, куда хотел направить его лорд Аффенхем.
— Нет, молодой человек. Если хотите знать, я оттолкнул ее тем, что отгонял от нее мух, словно от спящей Венеры. Я был тогда зеленый юнец, и воображал, будто женщины любят, когда на них смотрят, как на богинь. Эта Джефферсон была хористка из мюзик-холла и не понимала такого обращения. После того, как я покатал ее на лодочке, она стала трепать по всему Лондону, какой я тютя.
— Какой кто?
— Тютя. Тогдашнее выражение, означавшее слабовольного, бесхарактерного молодого человека. Миссис Моллой назвала бы его тюфяком, шляпой, рохлей и, возможно, разиней.
Джеф вздрогнул.
— Вы в последнее время часто видитесь с миссис Моллой?
— Да порядочно.
— Я бы на вашем месте не рассказывал ей лишнего.
— В каком смысле?
— Ну, например, насчет бриллиантов.
— Мой дорогой! Конечно, нет. Мне бы и в голову не пришло.
— Замечательно.
— Когда дело касается тайн, я — могила. Да, — продолжал лорд Аффенхем, вновь погружаясь в воспоминания, — она растрепала всем, что я — тютя. Я понял, что она ждала от меня иного, не столь безукоризненного поведения. Этот случай стал для меня уроком, который я никогда не забуду. Этот урок я постарался преподать вам. Усвоили вы его? Нет. После того, как я просил — да что там, молил со слезами на глазах — схватить Энн и прижать к сердцу посильнее, чтоб ребра хрустнули, вы продолжаете носиться со своим идиотским трубадурством и, как я предвидел, не продвигаетесь ни на шаг. Она только что была здесь, талдычила, что любит своего Лайонела Грина. Обидно. Заречешься впредь кому-нибудь помогать.
Здесь лорд Аффенхем сделал паузу и налил себе еще портвейна. Джеф воспользовался этим, чтобы вставить слово.
— Ваши сведения несколько устарели, — сказал он. — С нашей последней встречи в положении дел произошел перелом. В рядах трубадуров убыло и соответственно прибавилось в рядах сторонников лови-хватай-держи.
— Э? Что?
— Я последовал вашему совету.
— Поцеловали ее?
— Да.
— Отлично. И как?
— Потрясающе. Только теперь она со мной не разговаривает.
— Вот, значит, как.
— Так вот и значит.
Лорд Аффенхем ободряюще тронул Джефа по колену. По крайней мере, тот счел жест ободряющим, хотя едва не лишился коленной чашечки.
— Не тревожьтесь, мой мальчик, она образумится.
— Вы думаете?
— Уверен.
— Мне не надо кончать с собой?
— Ни в коем разе.
— Отлично, — сказал Джеф. — А то я как раз собирался попросить у вас полкирпича и кусок бечевки, чтобы утопиться в пруду.
При последнем слове лорд Аффенхем вздрогнул, едва не расплескав рюмку.
— Пруд? Вы мне напомнили. Она не рассказала вам про пруд?
— Нет. Про пруд она не рассказывала. Даже сейчас, — продолжал Джеф, — вы, видимо, не поняли глубинной сути моих слов. Вам, вероятно, представляется, будто мы по-прежнему в приятельских отношениях и беседуем о том, о сем, скажем, — о прудах. Если такие беседы и случаются, говорю исключительно я. Иногда мне удается извлечь из нее краткое «Да?», и я рад даже этому, потому что в остальное время она ограничивается леденящими взглядами. Попытайтесь вообразить женский вариант монаха-трапписта в особенно неразговорчивое утро, и вы не станете терять драгоценное время, спрашивая, рассказала ли Энн про пруд. С какой стати она станет говорить мне про пруд? Даже если бы до этого дошло, что такого она бы могла сказать? И про какой пруд?
Лорд Аффенхем сделал открытие, которое многие делали прежде, и поделился им со своим собеседником.
— Молодой человек, вы очень много говорите.
Джеф обиделся.
— Да? Сами видите, что получается, когда я от слов перехожу к делу. Наверное, я все же попрошу у вас полкирпича, просто на всякий случай.
— Если, черт побери, вы дадите мне вставить слово…
— Конечно, конечно. Хотите поговорить о прудах?
— Вы знаете здешний пруд?
— Разумеется. Прелестный уголок. Пологие берега, устланные цветущей зеленью, заросли кувшинок…
— Уолтер!
— Джеф.
— Джеф. Можно задать вам простой вопрос?
— Валяйте.
— У вас рот закрывается? Да? Так закройте его, лопни кочерыжка! Можно подумать, вы шекспировский тип, из тех, что говорит монологи. Я сказал Энн, что, возможно, спрятал бриллианты в пруду. И знаете, что она ответила?
— Она что-то ответила?
— Ну, конечно.
— Наверное, это было давным-давно.
— Она ответила, что пошлет Лайонела Грина взглянуть.
— Чепуха.
— Вот и я так думаю.
— Лайонел Грин, может быть, настолько переменился со школы, что способен войти в ванную и за запертой дверью плеснуть себе на руки немного воды, но в пруд его не затащишь.
— А если и затащишь, он ничего не найдет.
— Хотя, учтите, я с удовольствием бы посмотрел, как он входит в пруд — с большой неохотой ступая туда, где речки прозрачная плещет вода. Я бы ходил по бережку и отпускал замечания по поводу утра сентябрьского зябкой порой.
— Уолтер!
— Да?
— Вы опять говорите.
— Прошу прощения.
— Вы уверяете, что Энн не хочет с вами разговаривать. Думаю, вы просто ей не даете. Из всех пустомель… Ладно, потом. Вам надо поискать в пруду.
— Сегодня же и поищу.
— В темноте?
— Взойдет луна.
— Вы замерзнете.
— Меня согреет любовь.
— Вам понадобятся плавки.
— Одолжу у Шепперсона. У него есть, он выплясывал в них перед завтраком. Вы уверены, что бриллианты в пруду?
— Не то чтобы уверен. После стольких разочарований я уже ни в чем не уверен. Впрочем, как я уже говорил, слово «пруд» внезапно возникло в памяти. Я подумал, это должно что-то значить.
— Для меня лично это будет значить простуду.
— Не дрейфите, Уолтер.
— Я и не дрейфлю. И меня зовут не Уолтер. Я, как говорится, к любой судьбе готов. Кстати, все это подходит мне как нельзя лучше. Если я найду бриллианты, то выброшу вам на берег, а сам утоплюсь.
— Мне не нравится, когда вы так говорите.
— Вам вообще не нравится, когда я говорю.
— Я сказал вам, она одумается.
— Вы не можете знать наверняка.
— Знаю.
— Не знаете. Вы строите выкладки на собственном опыте, а здесь он не годится. Девушки одумывались в 1911, может быть даже в 1912, но Энн — другая.
— Все они одинаковые.
— Только не Энн. Я совершил непростительный проступок. Оскорбил ее до глубины души.
— Ничего подобного.
— Уверяю вас. Я сам видел.
Лорд Аффенхем вновь грохнул друга по колену.
— Не тревожьтесь, мой мальчик. Я знаю Энн. Знаю ее с тех пор, как…
— Помню. Под стол пешком ходила.
— … и уверяю вас, она одумается. Лопни кочерыжка. Вы что думаете, девушек не целуют?
— Те, кто надо.
— Это вы и есть. Человек, которого бы я ей выбрал. Не изводитесь. Изводится должен бы я.
— Вы? Почему?
Лицо лорда Аффенхема помрачнело.
— Потому что, если мы не найдем бриллианты, мне придется пойти на крайнюю жертву.
— Что-что?
— Очень просто. Маленькое состояние Энн доверили моим заботам. Если я ее разорил, значит, я должен как-то это восполнить, да? Позаботиться, чтобы она не бедствовала, верно? Как честный человек, я не могу поступить иначе. Однако, признаюсь откровенно, мне страшно.
— Что страшно?
— Жениться на миссис Корк.
Знакомство с Джорджем, виконтом Аффенхемским, внушило Джефу уверенность, что его уже ничем не проймешь, но эти слова показали, что он ошибался. Джеф вытаращил глаза. Лорд Аффенхем сидел очень прямо, воплощая благородство.
— Что вы сказали? — ошарашено переспросил Джеф. — Вы женитесь на миссис Корк?
— Если мы не найдем бриллианты. Не могу допустить, чтобы Энн пострадала из-за того, что я, пусть из лучших побуждений, плохо распорядился ее деньгами. Это … как его, черт возьми? На языке вертится.
— Noblesse oblige?
— Да. Noblesse oblige. Спасибо, Джеф.
— Не за что.
— Вот как обстоят дела. Так что, когда будете искать в пруду, ищете хорошенько.
Джеф пытался привыкнуть к новому повороту событий.
— Думаете, миссис Корк за вас выйдет?
Лорд Аффенхем поднял брови и тихо улыбнулся.
— Ступайте за плавками, — сказал он.
Джеф вышел. Лорд Аффенхем некоторое время сидел неподвижно, все так же выражая благородство, но постепенно оно сменилось тревогой и страхом. Он вообразил миссис Корк в качестве спутницы жизни, и картины, возникшие перед глазами, не привели его в восторг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27