Я не скажу ничего, если мне придется стоять перед судьей и говорить, что я девушка для развлечения.
- Единственный человек, которому ты все расскажешь, это - я.
Девушка шмыгнула носом без особого энтузиазма.
- Ну ладно, вы вроде ничего. - Она бросила взгляд на мою сигарету. Можно я все-таки возьму одну?
- Конечно, - ответил я и протянул ей пачку.
Первая затяжка, похоже, оживила ее. Ей было неприятно рассказывать свою историю, она смущалась и, возможно, немного боялась.
- Однажды вечером около месяца назад у меня был клиент. Я сделала ему массаж, и, когда поинтересовалась, что будем делать дальше, он спросил, нельзя ли меня связать и что я думаю о французской любви. Я сказала, что это ему обойдется на двадцатку дороже. Он согласился. Ну и вот, лежу я, связанная по рукам и ногам, как цыпленок для жарки. Он кончил, я попросила его развязать меня. Он как-то чудно посмотрел на меня и обозвал грязной шлюхой или чем-то в этом роде. Конечно, привыкаешь к тому, что мужчины становятся грубыми, когда сделали свое дело, будто им стыдно за себя, но я видела: в этот раз что-то не то, поэтому старалась держаться поспокойней. Он вытащил нож и приставил его плашмя к моей шее, будто хотел напугать меня. А я правда перепугалась, чуть было не закричала, но только побоялась, что с испугу он меня тут же зарежет, и еще я подумала, что смогу его как-нибудь уговорить. - Она снова затянулась, держа сигарету дрожащей рукой. - Но для него это был как сигнал - он начал меня душить. Я хочу сказать, он подумал, что я сейчас закричу. Схватил меня за горло и стал сжимать. Хорошо, что одна из девушек по ошибке зашла в комнату. Иначе он меня бы придушил, уж в этом-то я не сомневаюсь. Почти неделю потом на шее держались синяки.
- Что было, когда другая девушка вошла?
- Не могу точно сказать. Мне было не до того. Я еле отдышалась. Где уж тут смотреть, удалось ли ему поймать такси, сами понимаете. Насколько я знаю, он просто схватил свою одежду и смылся.
- Как он выглядел?
- Он был в форменной одежде.
- В какой форме? Ты могла бы сказать поточнее?
Она пожала плечами.
- Что я, Герман Геринг? Черт побери, я не знаю, что это была за форма.
- Ну какого цвета она была - зеленого, черного, коричневого? Давай, девочка, думай. Это важно.
Она сделала глубокую затяжку и нетерпеливо замотала головой.
- Старая форма. Какую раньше носили.
- Ты хочешь сказать, как у ветеранов войны?
- Да, что-то в этом роде, но только в нем было что-то прусское. Ну, знаете - напомаженные усы, кавалерийские сапоги. Да, чуть не забыла, на нем были шпоры.
- Шпоры?
- Да. Которые надевают, когда ездят верхом.
- Что-нибудь еще помнишь?
- На шнурке через плечо у него был бурдюк, похожий на охотничий рог. Он говорил, что в нем шнапс.
Я удовлетворенно кивнул, откинулся на диване и подумал: а как бы это было, если в я ее все-таки поимел? Я впервые заметил желтизну ее кожи на руках - отнюдь не из-за курения, желтухи или ее темперамента, а оттого, что она работала на фабрике боеприпасов. По такому признаку я идентифицировал когда-то тело, выловленное из Ландвера. Это то, чему я научился у Ганса Ильмана.
- Эй, послушайте, - сказала Хелен, - если поймаете этого подонка, окажите ему настоящее гестаповское гостеприимство, а? Тиски для сдавливания больших пальцев и резиновые дубинки, хорошо?
- Барышня, - сказал я, поднимаясь, - можете на это рассчитывать. И спасибо за помощь.
Хелен встала, сложила руки и пожала плечами.
- Ведь я тоже когда-то была школьницей, вы понимаете?
Я взглянул на Ивону и улыбнулся - понимаю, конечно. Потом кивнул в сторону спален, идущих вдоль коридора.
- Когда этот донжуан закончит свое следствие, скажите ему, что я поехал в "Пельцер" допрашивать старшего официанта.
Потом, подумал я, может быть, потолкую с управляющим "Зимнего сада" и посмотрю, что можно из него вытрясти. После этого, наверное, вернусь в Алекс и почищу пистолет. Впрочем, кто знает, может быть, по пути мне придется немного поработать полицейским.
Глава 9
Пятница, 16 сентября
- Откуда вы родом, Готфрид?
Человек гордо улыбнулся.
- Из Эгера, в Судетах. Еще несколько недель, и можно будет сказать - в Германии.
- Можно сказать и по-другому, - заметил я. - Еще несколько недель - и ваша партия судетских немцев втянет нас всех в войну. В большинстве районов, контролируемых СДП, уже объявлено военное положение.
- Мужчины должны быть готовы умереть за то, во что они верят. - Он откинулся на спинку стула и прочертил шпорой по полу Я встал, расстегнул воротник рубашки и перешел на другое место, потому что на меня падала полоса яркого солнечного света, пробивавшегося в окно. День был очень жарким, и в комнате для допросов стояла духота. В такой день чувствуешь себя неважно даже в пиджаке, не говоря уж о старой форме прусского кавалерийского офицера. Но Готфрид Бауц, арестованный сегодня утром, казалось, совсем не замечал жары, хотя его напомаженные усы начали потихоньку обвисать.
- А женщины, - спросил я, - они тоже должны уметь умирать?
Его глаза сузились.
- Не лучше ли вам рассказать, господин комиссар, зачем вы меня сюда притащили?
- Вы когда-нибудь были в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе?
- Нет, не был.
- Вас очень трудно забыть, Готфрид. Не обратить на вас внимания - это все равно что не заметить человека, забравшегося по лестнице на белом жеребце. Кстати, почему вы до сих пор носите форму?
- Я служил Германии и горжусь этим. Почему я не могу носить форму?
Я хотел было сказать, что война давно закончилась, но вспомнил, что вот-вот должна начаться другая, и мои слова, собственно, лишены всякого смысла, особенно для такого болвана, как этот Готфрид.
- Так все-таки, - настаивал я, - были ли вы в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе или нет?
- Может быть. Очень трудно запомнить, где находятся такие заведения. Я не имею привычки...
- Оставьте ваши привычки. Одна из девушек, работающих в этом кабинете, утверждает, что вы пытались ее убить.
- Какой абсурд!
- Она настаивает на своих словах.
- Эта девица подала заявление?
- Да, подала.
Готфрид Бауц самодовольно усмехнулся.
- Послушайте, господин комиссар. Мы ведь оба знаем, что это брехня. Во-первых, мне не устраивали очной ставки. А во-вторых, даже если бы что и было, то во всей Германии ни одна массажистка не станет заявлять в полицию. Это такой же пустяк, как и пропажа пуделя. Заявления нет, свидетелей нет, и я не понимаю, почему я должен сидеть здесь и отвечать на ваши вопросы.
- Она утверждает, что вы связали ее, как свинью, заткнули рот, а потом стали душить.
- Она утверждает, она утверждает... Послушайте, к чему вся эта болтовня? Это я могу обвинить ее.
- А про свидетельницу вы забыли, Готфрид? О девушке, которая вошла в тот самый момент, когда вы душили ее подругу? Я уже говорил вам - вас трудно не запомнить.
- Я готов предстать перед судом, чтобы он разобрался, кто из нас говорит правду, - сказал он. - Я, который сражался за свою страну, или эти две глупые маленькие пчелки. А они готовы предстать перед судом? - Последние слова он выкрикнул, пот блестел на его лбу, как глазурь на пирожном. - Вы занимаетесь ерундой, и сами это знаете.
Я сел и наставил указательный палец прямо ему в лицо.
- Не финтите, Готфрид. Здесь этот номер не пройдет. В Алексе и не таких раскалывали, это вам не во времена Макса Шмеллинга, и не думайте, что после нашего разговора вы отправитесь восвояси. - Я заложил руки за голову, откинулся назад и бесстрастно уставился в потолок. - Поверьте мне, Готфрид. Эта маленькая пчелка не такая уж бессловесная, и она сделает так, как я скажу. Если я посоветую ей попросить мирового судью, чтобы дело рассматривалось в открытом судебном разбирательстве, она это сделает. Все понятно?
- Шел бы ты к черту! - рявкнул он. - Уж если вы решили засадить меня за решетку, зачем мне самому ковать для нее прутья? Какого черта я должен отвечать на ваши вопросы?
- Ну что ж, не отвечайте. Я никуда не тороплюсь. Я вернусь домой, приму горячую ванну, хорошенько высплюсь. А затем вернусь сюда и посмотрю, как вы провели ночку. Что я могу сказать еще? Это место не зря называют "Зеленая тоска".
- Ну, хорошо, хорошо, - прорычал он. - Задавайте ваши чертовы вопросы.
- Мы произвели обыск в вашей комнате.
- Ну и как, понравилось?
- Клопы ваши нам понравились больше. Мы нашли кусок веревки. Мой инспектор полагает, что это специальная веревка для удушения, которую вы купили в "Ка-де-Ве". С другой стороны, вы могли связывать ею свои жертвы.
- Или использовать в своей работе. Я работаю в компании по перевозке мебели Рохлинга.
- Да, я это проверил. Но почему вы принесли веревку домой? Почему не оставили ее в машине?
- Хотел повеситься.
- Почему же передумали?
- Я немного пораскинул мозгами, и жизнь показалась мне не такой уж плохой. Но это было до того, как я познакомился с вами.
- А что вы скажете о запачканной кровью одежде, которую мы нашли в сумке под вашей кроватью?
- А, это! Менструальная кровь. У моей знакомой случилась маленькая неприятность. Я хотел сжечь эти тряпки, но забыл.
- Вы можете доказать это? Ваша знакомая подтвердит ваши слова?
- К сожалению, я почти ничего о ней не знаю, комиссар. Случайная связь, вы понимаете. - Он сделал паузу. - Но ведь есть же какие-то специальные анализы, которые подтвердят то, что я говорю.
- С помощью анализов можно установить, человеческая это кровь или нет. Я не думаю, что есть такие анализы, о которых вы говорите. Впрочем, не буду утверждать наверняка, я не патологоанатом.
Я снова встал, подошел к окну, достал сигарету и закурил.
- Хотите курить? - Он кивнул, и я бросил пачку на стол. Подождал, пока он сделает первую затяжку, а затем пустил в ход тяжелую артиллерию. - Я веду следствие по делу об убийстве четырех, а может, и пяти молодых девушек, спокойно произнес я. - Именно поэтому вы здесь. Так сказать, оказываете помощь следствию.
Готфрид резко вскочил, языком вытолкнул изо рта сигарету, та покатилась по столу. Он тряс головой и никак не мог остановиться.
- Нет, нет, нет... Вы взяли меня по ошибке. Я абсолютно ничего об этом не знаю. Пожалуйста, вы должны мне верить. Я невиновен.
- А что вы скажете о девушке, которую изнасиловали в Дрездене в 1931 году? Вы ведь сидели в тюрьме за это преступление, верно, Готфрид? Как видите, я хорошо знаю ваш "послужной список".
- Это только по закону считается изнасилованием. Девчонка была несовершеннолетней, вот и все. Я этого не знал. Но она сама согласилась.
- Теперь давайте-ка обратим внимание, сколько ей было лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Примерно того же возраста, что и убитые девушки. Может быть, вам нравятся именно очень молоденькие? Вы стыдитесь самого себя - зачем они заставляют вас это делать? - и переносите свою вину на них.
- Нет, это неправда, клянусь...
- И как это они могут быть такими противными? Зачем так бесстыдно провоцируют вас? Верно?
- Замолчите, ради Бога.
- Вы невиновны! Не смешите меня. За вашу невиновность не дашь и кучки дерьма в сточной канаве, Готфрид. Оставьте разговоры о невиновности добропорядочным, законопослушным гражданам, а не такой помойной крысе, которая пыталась задушить девушку в массажном кабинете. Теперь сядьте и заткнитесь.
Он покачался на каблуках, а затем тяжело сел.
- Я никого не убивал, - пробормотал он. - Что бы вы там ни говорили, я невиновен.
- Может быть, - сказал я, - но вы же знаете поговорку: лес рубят щепки летят. Поэтому, виновны вы или невиновны, вам придется немного посидеть у нас. По крайней мере, пока я не проверю все, что касается вас. Я взял пиджак и направился к двери. - Один последний вопрос, - повернулся я. - У вас есть своя машина?
- Это с моей-то зарплатой? Вы шутите?
- А фургон, на котором перевозят мебель? Вы ведь работаете на нем шофером?
- Да, я шофер.
- Вы когда-нибудь ездили на нем вечером?
Он ничего не ответил. Я пожал плечами и сказал:
- Ну что ж, я всегда могу спросить у вашего хозяина.
- Это запрещено, но иногда я езжу на нем, вы правы. Кое-какие левые перевозки. - Он взглянул мне прямо в лицо. - Но я никогда в нем никого не убивал, если вы это имеете в виду.
- Нет, я так не думал. Но спасибо за идею.
Я сидел в кабинете Артура Небе и ждал, пока он закончит телефонный разговор. Когда он наконец положил трубку, его лицо было мрачным. Я хотел заговорить, но он поднес палец к губам, открыл ящик стола, вытащил оттуда стеганый колпачок, какой обычно надевают на заварочный чайник, и накрыл им телефон.
- Зачем это?
- В телефоне установлено подслушивающее устройство. По приказу Гейдриха, как я предполагаю, хотя кто знает? Этот колпачок поможет сохранить в тайне наш разговор. - Небе откинулся на стуле, над которым висел портрет фюрера, и вздохнул глубоко и устало. - Мне звонил один из моих людей в Берхтесгадене, - сказал он. - Переговоры Гитлера с британским Премьер-министром, кажется, зашли в тупик. Не думаю, что наш обожаемый канцлер Германии очень обеспокоен тем, будет ли война с Англией или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
- Единственный человек, которому ты все расскажешь, это - я.
Девушка шмыгнула носом без особого энтузиазма.
- Ну ладно, вы вроде ничего. - Она бросила взгляд на мою сигарету. Можно я все-таки возьму одну?
- Конечно, - ответил я и протянул ей пачку.
Первая затяжка, похоже, оживила ее. Ей было неприятно рассказывать свою историю, она смущалась и, возможно, немного боялась.
- Однажды вечером около месяца назад у меня был клиент. Я сделала ему массаж, и, когда поинтересовалась, что будем делать дальше, он спросил, нельзя ли меня связать и что я думаю о французской любви. Я сказала, что это ему обойдется на двадцатку дороже. Он согласился. Ну и вот, лежу я, связанная по рукам и ногам, как цыпленок для жарки. Он кончил, я попросила его развязать меня. Он как-то чудно посмотрел на меня и обозвал грязной шлюхой или чем-то в этом роде. Конечно, привыкаешь к тому, что мужчины становятся грубыми, когда сделали свое дело, будто им стыдно за себя, но я видела: в этот раз что-то не то, поэтому старалась держаться поспокойней. Он вытащил нож и приставил его плашмя к моей шее, будто хотел напугать меня. А я правда перепугалась, чуть было не закричала, но только побоялась, что с испугу он меня тут же зарежет, и еще я подумала, что смогу его как-нибудь уговорить. - Она снова затянулась, держа сигарету дрожащей рукой. - Но для него это был как сигнал - он начал меня душить. Я хочу сказать, он подумал, что я сейчас закричу. Схватил меня за горло и стал сжимать. Хорошо, что одна из девушек по ошибке зашла в комнату. Иначе он меня бы придушил, уж в этом-то я не сомневаюсь. Почти неделю потом на шее держались синяки.
- Что было, когда другая девушка вошла?
- Не могу точно сказать. Мне было не до того. Я еле отдышалась. Где уж тут смотреть, удалось ли ему поймать такси, сами понимаете. Насколько я знаю, он просто схватил свою одежду и смылся.
- Как он выглядел?
- Он был в форменной одежде.
- В какой форме? Ты могла бы сказать поточнее?
Она пожала плечами.
- Что я, Герман Геринг? Черт побери, я не знаю, что это была за форма.
- Ну какого цвета она была - зеленого, черного, коричневого? Давай, девочка, думай. Это важно.
Она сделала глубокую затяжку и нетерпеливо замотала головой.
- Старая форма. Какую раньше носили.
- Ты хочешь сказать, как у ветеранов войны?
- Да, что-то в этом роде, но только в нем было что-то прусское. Ну, знаете - напомаженные усы, кавалерийские сапоги. Да, чуть не забыла, на нем были шпоры.
- Шпоры?
- Да. Которые надевают, когда ездят верхом.
- Что-нибудь еще помнишь?
- На шнурке через плечо у него был бурдюк, похожий на охотничий рог. Он говорил, что в нем шнапс.
Я удовлетворенно кивнул, откинулся на диване и подумал: а как бы это было, если в я ее все-таки поимел? Я впервые заметил желтизну ее кожи на руках - отнюдь не из-за курения, желтухи или ее темперамента, а оттого, что она работала на фабрике боеприпасов. По такому признаку я идентифицировал когда-то тело, выловленное из Ландвера. Это то, чему я научился у Ганса Ильмана.
- Эй, послушайте, - сказала Хелен, - если поймаете этого подонка, окажите ему настоящее гестаповское гостеприимство, а? Тиски для сдавливания больших пальцев и резиновые дубинки, хорошо?
- Барышня, - сказал я, поднимаясь, - можете на это рассчитывать. И спасибо за помощь.
Хелен встала, сложила руки и пожала плечами.
- Ведь я тоже когда-то была школьницей, вы понимаете?
Я взглянул на Ивону и улыбнулся - понимаю, конечно. Потом кивнул в сторону спален, идущих вдоль коридора.
- Когда этот донжуан закончит свое следствие, скажите ему, что я поехал в "Пельцер" допрашивать старшего официанта.
Потом, подумал я, может быть, потолкую с управляющим "Зимнего сада" и посмотрю, что можно из него вытрясти. После этого, наверное, вернусь в Алекс и почищу пистолет. Впрочем, кто знает, может быть, по пути мне придется немного поработать полицейским.
Глава 9
Пятница, 16 сентября
- Откуда вы родом, Готфрид?
Человек гордо улыбнулся.
- Из Эгера, в Судетах. Еще несколько недель, и можно будет сказать - в Германии.
- Можно сказать и по-другому, - заметил я. - Еще несколько недель - и ваша партия судетских немцев втянет нас всех в войну. В большинстве районов, контролируемых СДП, уже объявлено военное положение.
- Мужчины должны быть готовы умереть за то, во что они верят. - Он откинулся на спинку стула и прочертил шпорой по полу Я встал, расстегнул воротник рубашки и перешел на другое место, потому что на меня падала полоса яркого солнечного света, пробивавшегося в окно. День был очень жарким, и в комнате для допросов стояла духота. В такой день чувствуешь себя неважно даже в пиджаке, не говоря уж о старой форме прусского кавалерийского офицера. Но Готфрид Бауц, арестованный сегодня утром, казалось, совсем не замечал жары, хотя его напомаженные усы начали потихоньку обвисать.
- А женщины, - спросил я, - они тоже должны уметь умирать?
Его глаза сузились.
- Не лучше ли вам рассказать, господин комиссар, зачем вы меня сюда притащили?
- Вы когда-нибудь были в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе?
- Нет, не был.
- Вас очень трудно забыть, Готфрид. Не обратить на вас внимания - это все равно что не заметить человека, забравшегося по лестнице на белом жеребце. Кстати, почему вы до сих пор носите форму?
- Я служил Германии и горжусь этим. Почему я не могу носить форму?
Я хотел было сказать, что война давно закончилась, но вспомнил, что вот-вот должна начаться другая, и мои слова, собственно, лишены всякого смысла, особенно для такого болвана, как этот Готфрид.
- Так все-таки, - настаивал я, - были ли вы в массажном кабинете на Рихард-Вагнер-штрассе или нет?
- Может быть. Очень трудно запомнить, где находятся такие заведения. Я не имею привычки...
- Оставьте ваши привычки. Одна из девушек, работающих в этом кабинете, утверждает, что вы пытались ее убить.
- Какой абсурд!
- Она настаивает на своих словах.
- Эта девица подала заявление?
- Да, подала.
Готфрид Бауц самодовольно усмехнулся.
- Послушайте, господин комиссар. Мы ведь оба знаем, что это брехня. Во-первых, мне не устраивали очной ставки. А во-вторых, даже если бы что и было, то во всей Германии ни одна массажистка не станет заявлять в полицию. Это такой же пустяк, как и пропажа пуделя. Заявления нет, свидетелей нет, и я не понимаю, почему я должен сидеть здесь и отвечать на ваши вопросы.
- Она утверждает, что вы связали ее, как свинью, заткнули рот, а потом стали душить.
- Она утверждает, она утверждает... Послушайте, к чему вся эта болтовня? Это я могу обвинить ее.
- А про свидетельницу вы забыли, Готфрид? О девушке, которая вошла в тот самый момент, когда вы душили ее подругу? Я уже говорил вам - вас трудно не запомнить.
- Я готов предстать перед судом, чтобы он разобрался, кто из нас говорит правду, - сказал он. - Я, который сражался за свою страну, или эти две глупые маленькие пчелки. А они готовы предстать перед судом? - Последние слова он выкрикнул, пот блестел на его лбу, как глазурь на пирожном. - Вы занимаетесь ерундой, и сами это знаете.
Я сел и наставил указательный палец прямо ему в лицо.
- Не финтите, Готфрид. Здесь этот номер не пройдет. В Алексе и не таких раскалывали, это вам не во времена Макса Шмеллинга, и не думайте, что после нашего разговора вы отправитесь восвояси. - Я заложил руки за голову, откинулся назад и бесстрастно уставился в потолок. - Поверьте мне, Готфрид. Эта маленькая пчелка не такая уж бессловесная, и она сделает так, как я скажу. Если я посоветую ей попросить мирового судью, чтобы дело рассматривалось в открытом судебном разбирательстве, она это сделает. Все понятно?
- Шел бы ты к черту! - рявкнул он. - Уж если вы решили засадить меня за решетку, зачем мне самому ковать для нее прутья? Какого черта я должен отвечать на ваши вопросы?
- Ну что ж, не отвечайте. Я никуда не тороплюсь. Я вернусь домой, приму горячую ванну, хорошенько высплюсь. А затем вернусь сюда и посмотрю, как вы провели ночку. Что я могу сказать еще? Это место не зря называют "Зеленая тоска".
- Ну, хорошо, хорошо, - прорычал он. - Задавайте ваши чертовы вопросы.
- Мы произвели обыск в вашей комнате.
- Ну и как, понравилось?
- Клопы ваши нам понравились больше. Мы нашли кусок веревки. Мой инспектор полагает, что это специальная веревка для удушения, которую вы купили в "Ка-де-Ве". С другой стороны, вы могли связывать ею свои жертвы.
- Или использовать в своей работе. Я работаю в компании по перевозке мебели Рохлинга.
- Да, я это проверил. Но почему вы принесли веревку домой? Почему не оставили ее в машине?
- Хотел повеситься.
- Почему же передумали?
- Я немного пораскинул мозгами, и жизнь показалась мне не такой уж плохой. Но это было до того, как я познакомился с вами.
- А что вы скажете о запачканной кровью одежде, которую мы нашли в сумке под вашей кроватью?
- А, это! Менструальная кровь. У моей знакомой случилась маленькая неприятность. Я хотел сжечь эти тряпки, но забыл.
- Вы можете доказать это? Ваша знакомая подтвердит ваши слова?
- К сожалению, я почти ничего о ней не знаю, комиссар. Случайная связь, вы понимаете. - Он сделал паузу. - Но ведь есть же какие-то специальные анализы, которые подтвердят то, что я говорю.
- С помощью анализов можно установить, человеческая это кровь или нет. Я не думаю, что есть такие анализы, о которых вы говорите. Впрочем, не буду утверждать наверняка, я не патологоанатом.
Я снова встал, подошел к окну, достал сигарету и закурил.
- Хотите курить? - Он кивнул, и я бросил пачку на стол. Подождал, пока он сделает первую затяжку, а затем пустил в ход тяжелую артиллерию. - Я веду следствие по делу об убийстве четырех, а может, и пяти молодых девушек, спокойно произнес я. - Именно поэтому вы здесь. Так сказать, оказываете помощь следствию.
Готфрид резко вскочил, языком вытолкнул изо рта сигарету, та покатилась по столу. Он тряс головой и никак не мог остановиться.
- Нет, нет, нет... Вы взяли меня по ошибке. Я абсолютно ничего об этом не знаю. Пожалуйста, вы должны мне верить. Я невиновен.
- А что вы скажете о девушке, которую изнасиловали в Дрездене в 1931 году? Вы ведь сидели в тюрьме за это преступление, верно, Готфрид? Как видите, я хорошо знаю ваш "послужной список".
- Это только по закону считается изнасилованием. Девчонка была несовершеннолетней, вот и все. Я этого не знал. Но она сама согласилась.
- Теперь давайте-ка обратим внимание, сколько ей было лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Примерно того же возраста, что и убитые девушки. Может быть, вам нравятся именно очень молоденькие? Вы стыдитесь самого себя - зачем они заставляют вас это делать? - и переносите свою вину на них.
- Нет, это неправда, клянусь...
- И как это они могут быть такими противными? Зачем так бесстыдно провоцируют вас? Верно?
- Замолчите, ради Бога.
- Вы невиновны! Не смешите меня. За вашу невиновность не дашь и кучки дерьма в сточной канаве, Готфрид. Оставьте разговоры о невиновности добропорядочным, законопослушным гражданам, а не такой помойной крысе, которая пыталась задушить девушку в массажном кабинете. Теперь сядьте и заткнитесь.
Он покачался на каблуках, а затем тяжело сел.
- Я никого не убивал, - пробормотал он. - Что бы вы там ни говорили, я невиновен.
- Может быть, - сказал я, - но вы же знаете поговорку: лес рубят щепки летят. Поэтому, виновны вы или невиновны, вам придется немного посидеть у нас. По крайней мере, пока я не проверю все, что касается вас. Я взял пиджак и направился к двери. - Один последний вопрос, - повернулся я. - У вас есть своя машина?
- Это с моей-то зарплатой? Вы шутите?
- А фургон, на котором перевозят мебель? Вы ведь работаете на нем шофером?
- Да, я шофер.
- Вы когда-нибудь ездили на нем вечером?
Он ничего не ответил. Я пожал плечами и сказал:
- Ну что ж, я всегда могу спросить у вашего хозяина.
- Это запрещено, но иногда я езжу на нем, вы правы. Кое-какие левые перевозки. - Он взглянул мне прямо в лицо. - Но я никогда в нем никого не убивал, если вы это имеете в виду.
- Нет, я так не думал. Но спасибо за идею.
Я сидел в кабинете Артура Небе и ждал, пока он закончит телефонный разговор. Когда он наконец положил трубку, его лицо было мрачным. Я хотел заговорить, но он поднес палец к губам, открыл ящик стола, вытащил оттуда стеганый колпачок, какой обычно надевают на заварочный чайник, и накрыл им телефон.
- Зачем это?
- В телефоне установлено подслушивающее устройство. По приказу Гейдриха, как я предполагаю, хотя кто знает? Этот колпачок поможет сохранить в тайне наш разговор. - Небе откинулся на стуле, над которым висел портрет фюрера, и вздохнул глубоко и устало. - Мне звонил один из моих людей в Берхтесгадене, - сказал он. - Переговоры Гитлера с британским Премьер-министром, кажется, зашли в тупик. Не думаю, что наш обожаемый канцлер Германии очень обеспокоен тем, будет ли война с Англией или нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40