Саблин рассказал все – и не только о своих действиях, но и своих размышлениях, потому что виноватым считал только себя: слишком медлителен, чересчур осторожен и, пожалуй, даже труслив, потому что боится риска и не согласованных с начальством решений.
Начал Князев, которому надоело это молчание.
– Осторожничаете, товарищи, боитесь правды. Я читал твою записку, товарищ капитан. Слишком много на себя берешь. Не один ты виноват – все виноваты, и я в том числе. Первая ошибка: сняли наблюдение за Востоковым и Михеевой. Во-вторых, зря провели вторичный обыск в присутствии обоих: это показало им, где был тайник. И то, что пуст он, тоже им на руку. Они начали свой поиск и преуспели в нем раньше нас. А теперь за что нам Востокова задерживать? Икона – наследство. Они на нее по закону право имеют.
– Он же ее продавать поехал! – не сдержался Саблин.
– А куда? Вдруг в Третьяковку?
– Да в какую Третьяковку! Что он – святой агнец?
– Поднабрался ты, Саблин, терминологии… – усмехнулся Князев. – Конечно, Востоков не агнец и в Третьяковку икону не понесет. Будет искать связь со спекулянтами, пустит ее «плавать», как говорится. И может она таким образом «уплыть» за границу. Придется тебе, капитан, ехать в Москву, в Министерство внутренних дел. Есть у меня там друг, уже в генеральском звании. Давай, я ему прямо сейчас позвоню…
Полковник соединился с Москвой и попросил к телефону генерала Стрепетова.
– Пал Палыч, это Князев тебя приветствует… Ничего себе, помаленьку… Да нет, не для встречи, а по делу звоню. Твоя помощь потребуется… Да, «дорогое» дело… У нас в нем капитан Саблин задействован… Нет, не о том речь. Похищение иконы четырнадцатого века очень высокой художественно-исторической ценности. Есть предположение, что икона в Москве, и если мы прозеваем, может уплыть за границу. Саблин сегодня же выезжает в Москву и твое расскажет все, что ему известно. Подключи к нему кого найдешь нужным или его подключи к поисковой группе…
Полковник положил трубку и заключил: – Все свободны, товарищи. А ты, капитан, оформляй командировку и выезжай с первым же поездом… Генерал Стрепетов тебя примет и поможет. Поспешай!
2
Все произошло так, как и предполагал Князев. Генерал Стрепетов внимательно выслушал подробный рассказ инспектора о поисках редкой иконы четырнадцатого столетия, известной под названием «Спас нерукотворный». При этом Саблин добавил, что, по сведениям уголовного розыска, эта музейная редкость находится сейчас в Москве и не исключена возможность продажи ее какому-нибудь крупному спекулянту, связанному с зарубежными коллекционерами. Описал Саблин и саму икону, ее богатую палитру красок и художественную манеру ее живописца, близкую таким мастерам, как Феофан Грек или Андрей Рублев.
– Откуда вам это известно? – спросил генерал.
– Частично от профессора Смиренцева – я же был в Загорске, – а главным образом, изучал византийско-русскую иконопись.
– Вы что, искусствовед по образованию? – вопрос прозвучал если не с уважением, то с удивлением наверняка.
– Да нет, – улыбнулся Саблин, – юрист… А изучал иконопись сейчас, наскоро, в библиотеке сидел.
– Похвально, – сказал генерал. – Князев умеет подбирать кадры. Ну а вас, товарищ капитан, мы подключим к поисковой группе тоже специалистов своего дела.
И подключили. Таких специалистов оказалось двое: полковник Сербин и старший лейтенант Симонов.
– Словом, четыре «С»: Стрепетов, Сербин, Саблин и Симонов, – пошутил генерал. – Мне докладывают, Сербин возглавляет группу в контакте с Петровкой и железнодорожной милицией, Симонов прощупает всех законспирированных фарцовщиков и спекулянтов, а Саблин устанавливает тождественность иконы. Не грех бы и вторично связаться с преосвященным профессором из Загорска.
Совещание участников поисковой группы было недолгим, и полковник Сербин его подытожил:
– Убийство и все с ним связанное – это ваше домашнее дело, – резюмировал он. – Вот и занимайтесь им по возвращении на место вашей работы. Сейчас же у нас с вами другая задача: найти икону и не дать ей уплыть за границу. Генерал сказал, что похититель ее вам известен. Следовательно, попадаться ему на глаза вам не годится. У вас есть его фотокарточка?
Саблин извлек из бумажника два любительских снимка: Востоков на улице и он же за прилавком комиссионного магазина.
– Кто это у вас так плохо снимает? – поморщился Сербин.
– Снято во время наблюдения за этим субъектом. На ходу снимал. Торопился.
– Ладно, сойдет, – согласился Сербин и передал снимки Симонову: – Покажешь Климовичу и Безрукову. Может быть, они опознают.
– Надо их и Лысому показать. Без Лысого он на крупных фарцовщиков не выйдет, – сказал Симонов.
– Кто же этот Лысый? – заинтересовался Саблин.
Сербин загадочно улыбнулся, переглянулся с Симоновым и ответил:
– Антиквар. Собиратель ценнейших редкостей. У него есть многое, в истории отмеченное. Я, например, видел у него и скрипку, сделанную самим Амати, и медаль, выпущенную в честь польского маршала Понятовского, и жемчужное ожерелье, подаренное Людовиком Четырнадцатым одной из своих фавориток, и еще кое-что, столь же редкостное. К нему, капитан, все фарцовщики бегут, когда услышат о какой-либо исторической редкости. Часть он приобретает сам, если цена позволяет.
– А на какие же средства он живет?
– На пенсию. Она у него достаточная для непьющего старика. Да и редкости свои продает помаленьку. Кто ж ему запрещает продать коллекционеру побогаче какую-нибудь не стоящую государственного внимания редкость?
– А если не государственного?
– Не знаю, как у вас на периферии, а в Москве приобретателей много. Все берут, если стариной пахнет. За хрусталем в очереди стоят, а у него от дедовского хрусталя полки в буфете ломятся. За екатерининский четвертак он тебе любую хрустальную вазу отдаст. Всех московских фарцовщиков поименно знает и о любой «плавающей» редкости в первую очередь узнает. И о твоей иконе, наверное, слышал. Так что своим сообщением его не удивишь, да, пожалуй, и не заинтересуешь: слишком умен для этого, а главное, осторожен.
3
К Лысому поехали в первую очередь, благо он жил неподалеку в одном из новых домов на улице Горького. Поехали вдвоем – Саблин и Сербин, захватив с собой один из фотоснимков Андрея Востокова – другой остался у Симонова, отправившегося на поиски Климовича. Безруков же, названный третьим в списке поименованных Сербиным лиц, как выяснилось по телефону, отдыхал где-то на черноморских курортах.
– Тоже фарцовщик? – спросил Саблин.
– Еще не завязал, до пока не попался, – пояснил Сербин. – Потихонечку наблюдаем, как и за Лысым. Кстати, не называй его так в предстоящем разговоре. Это старая его кличка, под которой он значится в телефонных книжках фарцовщиков. А зовут его Одинцов Лев Михайлович, о чем и сообщит медная дощечка на входной двери.
Дверь эту открыл им сам хозяин квартиры, может быть, и удивившийся, но сумевший сразу же скрыть удивление в радостном возгласе:
– Всегда рад вас видеть, Илья Сергеевич. Надеюсь, вы не с дурными вестями?
– А это мой коллега, капитан Саблин Юрий Александрович, – представил инспектора Сербин. – Если по костюму судить, вы не в добром здравии?
Одинцов был в черном шелковом халате, подбитом ватином и перевязанном толстым шнурком с кисточками. Высокий, худой, не старый еще, но уже постаревший человек, чисто выбритый и с короткой стрижкой. Не Обломов, а Штольц, не успевший еще переодеться с утра.
– Чем обязан? – спросил Одинцов, усадив гостей.
– Не знаком ли вам этот человек? – Сербин протянул хозяину фотоснимок, на котором Востоков был снят, когда он прохаживался по улице. – Снимок неважный, но лицо видно отчетливо.
Одинцов нагнулся над снимком, и Саблин увидел лысину у него на затылке. Небольшую, но круглую, как выбритая тонзура. Отсюда и прозвище, подумал он.
– Нет, не знаком, – отрицательно мотнул головой Одинцов, возвращая подполковнику снимок. – Никогда не встречался с ним и, надеюсь, не встречусь.
– Не убежден. Вполне возможно, что этот человек обязательно заглянет к вам. Он привез в Москву диковинку, которая, быть может, заинтересует и вас. А сейчас ею заинтересовались мы.
– Сожалею, но помочь не могу. А что это за диковинка?
– Очень редкая икона четырнадцатого века «Спас нерукотворный», – вмешался Саблин. – Не реставрированная, но краски еще сохранились.
– Рублев?
– Почти… Возможно, его учитель, Прохор из Городца.
– Значит, не просто редкость, а суперредкость. Кто-нибудь видел эту икону?
– Профессор иконописи духовной академии.
– И оценил, конечно. С такой иконой надо в Третьяковку идти. Или в Русский музей в Ленинграде.
– А она дорого стоит, эта диковинка? – спросил Саблин. Ему очень хотелось, чтобы Лысый назвал ей цену, но тот почему-то увильнул от ответа. Только заметил неопределенно:
– Тряпичные фарцовщики икон не берут. Джинсы проще продать и купить. Рыночная цена известна. Десяткой больше, десяткой меньше – ни продавец, ни покупатель спорить не будут. Не разбогатеют и не разорятся. А для икон счет особый Для коллекционеров-любителей он уже на сотни идет, а бывает, что и на тысячи, смотря какая диковинка. Только думаю, что она у вас краденая… Тогда продавец к знатоку не придет. Или рискнуть побоится, или способ найдет, чтобы ее за границу сплавить. Ну а если ваш молодчик ко мне нагрянет, я все выясню: кто и что, куда и откуда.
Когда тема исчерпана и разговор иссякает, приходится прощаться с хозяином. Так и поступили гости, ничего не выудив у хитреца Лысого. Теперь их интересовал только Симонов, поехавший на встречу с Климовичем. Встретились ли они и опознал ли Климович Востокова? Оказывается, опознал; Но Востоков не показал икону Климовичу. Рассказал, но не показал. А тот, естественно, не захотел даже приблизительно оценить «кота в мешке».
– Жук он, твой Востоков, – сказал Климович Симонову. – Привез товар – покажи. Мы же не телепаты. А заочно только Чичиков мертвые души скупал. Так я ему и сказал. А он в ответ: хочу, говорит, эту икону заокеанскому гостю показать. Только он, мол, настоящую цену даст. А у наших фарцовщиков, дескать, кишка тонка.
– А кто вывел его на Климовича? – спросил Симонова Сербин.
– Какой-то дружок его, а кто именно, не сказал. Я хоть и завязал, говорит, но своих не продаю. Ищите сами, сами же и ловите. Это вам не подонок с иконой. Я лично на нее и не зарюсь. Денег больших у меня нет, а валюты тем более.
Саблин слушал в раздумье. Молчал и Сербин. Долго молчал, что-то обдумывая. А потом заговорил:
– Востокова-то мы найдем. Проверим гостиницы, поспрошаем в ресторанах: где-нибудь он же обедает. Но вот что меня беспокоит. Почему он не показал икону Климовичу? Может быть, потому, что выход был пробный: искал покупателя побогаче? Допустим. Однако можно предположить и другое. Кто-то вывел его на первого же покупателя только потому, чтобы узнали и заинтересовались тем, что в Москве «плавает» редкостная древнерусская икона. Правда, мы сами пустили этот слушок через Лысого. И я сделал это сознательно потому, что все еще не верю ему. Затаился мужик в ожидании крупной аферы. Тройная игра: нам информация, а ему комиссионные с продавца и покупателя. Проиграют только последние, а у него чистый выигрыш. Продавца посадят, зарубежного купца-антиквара вышлют, а икона у нас останется, где ей и положено быть. Ну а его комиссионных никто не взыщет. Поди докажи – свидетелей не было, а деньги уже в сберкассе лежат. Значит, товарищи, так: всю троицу под наблюдение взять…
Востоков действует
1
Востоков обогнал Саблина на двое суток. Это открывало ему свободу действий. Все дело в том, какой срок эта продажа потребует. Не дай бог, не дни, а недели. Тогда только на телеграмму Катьки и рассчитывай: сразу примчусь, если шум пойдет.
Остановился он в «Киевской» в двух шагах от вокзала. На отдельный номер рассчитывал твердо: старый приятель-администратор обещал, что не подведет. И не подвел, получив четвертную за услугу. Сговорились, правда, и о другом. Востоков просил свести его с кем-нибудь понадежнее из спекулянтов-фарцовщиков. И это было обещано. Так Востоков в тот же день еще ближе подошел к задуманной им афере.
Ей предшествовал всеисчерпывающий деловой разговор за обедом. Угощал Востоков. Кабинетно. Не прижимисто, но и без купеческого размаха.
К разговору приступили, как только вышел получивший заказ официант.
– Ты приехал продавать или покупать?
– Продавать.
– Краденое?
– Нет. Личная собственность, полученная в наследство.
– Годится просто коллекционер, или нужен собиратель редкостей?
– Кто лучше разбирается и больше заплатит.
– Потребуется экспертиза. А это уже гласность. Рискнешь?
– Один профессор духовной академии оценил ее как сокровище. Так и называли ее в нашей семье. Но мачеха, религиозная баба с придурью, почему-то скрывала икону от нас. Сейчас мы с сестрой ее обнаружили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Начал Князев, которому надоело это молчание.
– Осторожничаете, товарищи, боитесь правды. Я читал твою записку, товарищ капитан. Слишком много на себя берешь. Не один ты виноват – все виноваты, и я в том числе. Первая ошибка: сняли наблюдение за Востоковым и Михеевой. Во-вторых, зря провели вторичный обыск в присутствии обоих: это показало им, где был тайник. И то, что пуст он, тоже им на руку. Они начали свой поиск и преуспели в нем раньше нас. А теперь за что нам Востокова задерживать? Икона – наследство. Они на нее по закону право имеют.
– Он же ее продавать поехал! – не сдержался Саблин.
– А куда? Вдруг в Третьяковку?
– Да в какую Третьяковку! Что он – святой агнец?
– Поднабрался ты, Саблин, терминологии… – усмехнулся Князев. – Конечно, Востоков не агнец и в Третьяковку икону не понесет. Будет искать связь со спекулянтами, пустит ее «плавать», как говорится. И может она таким образом «уплыть» за границу. Придется тебе, капитан, ехать в Москву, в Министерство внутренних дел. Есть у меня там друг, уже в генеральском звании. Давай, я ему прямо сейчас позвоню…
Полковник соединился с Москвой и попросил к телефону генерала Стрепетова.
– Пал Палыч, это Князев тебя приветствует… Ничего себе, помаленьку… Да нет, не для встречи, а по делу звоню. Твоя помощь потребуется… Да, «дорогое» дело… У нас в нем капитан Саблин задействован… Нет, не о том речь. Похищение иконы четырнадцатого века очень высокой художественно-исторической ценности. Есть предположение, что икона в Москве, и если мы прозеваем, может уплыть за границу. Саблин сегодня же выезжает в Москву и твое расскажет все, что ему известно. Подключи к нему кого найдешь нужным или его подключи к поисковой группе…
Полковник положил трубку и заключил: – Все свободны, товарищи. А ты, капитан, оформляй командировку и выезжай с первым же поездом… Генерал Стрепетов тебя примет и поможет. Поспешай!
2
Все произошло так, как и предполагал Князев. Генерал Стрепетов внимательно выслушал подробный рассказ инспектора о поисках редкой иконы четырнадцатого столетия, известной под названием «Спас нерукотворный». При этом Саблин добавил, что, по сведениям уголовного розыска, эта музейная редкость находится сейчас в Москве и не исключена возможность продажи ее какому-нибудь крупному спекулянту, связанному с зарубежными коллекционерами. Описал Саблин и саму икону, ее богатую палитру красок и художественную манеру ее живописца, близкую таким мастерам, как Феофан Грек или Андрей Рублев.
– Откуда вам это известно? – спросил генерал.
– Частично от профессора Смиренцева – я же был в Загорске, – а главным образом, изучал византийско-русскую иконопись.
– Вы что, искусствовед по образованию? – вопрос прозвучал если не с уважением, то с удивлением наверняка.
– Да нет, – улыбнулся Саблин, – юрист… А изучал иконопись сейчас, наскоро, в библиотеке сидел.
– Похвально, – сказал генерал. – Князев умеет подбирать кадры. Ну а вас, товарищ капитан, мы подключим к поисковой группе тоже специалистов своего дела.
И подключили. Таких специалистов оказалось двое: полковник Сербин и старший лейтенант Симонов.
– Словом, четыре «С»: Стрепетов, Сербин, Саблин и Симонов, – пошутил генерал. – Мне докладывают, Сербин возглавляет группу в контакте с Петровкой и железнодорожной милицией, Симонов прощупает всех законспирированных фарцовщиков и спекулянтов, а Саблин устанавливает тождественность иконы. Не грех бы и вторично связаться с преосвященным профессором из Загорска.
Совещание участников поисковой группы было недолгим, и полковник Сербин его подытожил:
– Убийство и все с ним связанное – это ваше домашнее дело, – резюмировал он. – Вот и занимайтесь им по возвращении на место вашей работы. Сейчас же у нас с вами другая задача: найти икону и не дать ей уплыть за границу. Генерал сказал, что похититель ее вам известен. Следовательно, попадаться ему на глаза вам не годится. У вас есть его фотокарточка?
Саблин извлек из бумажника два любительских снимка: Востоков на улице и он же за прилавком комиссионного магазина.
– Кто это у вас так плохо снимает? – поморщился Сербин.
– Снято во время наблюдения за этим субъектом. На ходу снимал. Торопился.
– Ладно, сойдет, – согласился Сербин и передал снимки Симонову: – Покажешь Климовичу и Безрукову. Может быть, они опознают.
– Надо их и Лысому показать. Без Лысого он на крупных фарцовщиков не выйдет, – сказал Симонов.
– Кто же этот Лысый? – заинтересовался Саблин.
Сербин загадочно улыбнулся, переглянулся с Симоновым и ответил:
– Антиквар. Собиратель ценнейших редкостей. У него есть многое, в истории отмеченное. Я, например, видел у него и скрипку, сделанную самим Амати, и медаль, выпущенную в честь польского маршала Понятовского, и жемчужное ожерелье, подаренное Людовиком Четырнадцатым одной из своих фавориток, и еще кое-что, столь же редкостное. К нему, капитан, все фарцовщики бегут, когда услышат о какой-либо исторической редкости. Часть он приобретает сам, если цена позволяет.
– А на какие же средства он живет?
– На пенсию. Она у него достаточная для непьющего старика. Да и редкости свои продает помаленьку. Кто ж ему запрещает продать коллекционеру побогаче какую-нибудь не стоящую государственного внимания редкость?
– А если не государственного?
– Не знаю, как у вас на периферии, а в Москве приобретателей много. Все берут, если стариной пахнет. За хрусталем в очереди стоят, а у него от дедовского хрусталя полки в буфете ломятся. За екатерининский четвертак он тебе любую хрустальную вазу отдаст. Всех московских фарцовщиков поименно знает и о любой «плавающей» редкости в первую очередь узнает. И о твоей иконе, наверное, слышал. Так что своим сообщением его не удивишь, да, пожалуй, и не заинтересуешь: слишком умен для этого, а главное, осторожен.
3
К Лысому поехали в первую очередь, благо он жил неподалеку в одном из новых домов на улице Горького. Поехали вдвоем – Саблин и Сербин, захватив с собой один из фотоснимков Андрея Востокова – другой остался у Симонова, отправившегося на поиски Климовича. Безруков же, названный третьим в списке поименованных Сербиным лиц, как выяснилось по телефону, отдыхал где-то на черноморских курортах.
– Тоже фарцовщик? – спросил Саблин.
– Еще не завязал, до пока не попался, – пояснил Сербин. – Потихонечку наблюдаем, как и за Лысым. Кстати, не называй его так в предстоящем разговоре. Это старая его кличка, под которой он значится в телефонных книжках фарцовщиков. А зовут его Одинцов Лев Михайлович, о чем и сообщит медная дощечка на входной двери.
Дверь эту открыл им сам хозяин квартиры, может быть, и удивившийся, но сумевший сразу же скрыть удивление в радостном возгласе:
– Всегда рад вас видеть, Илья Сергеевич. Надеюсь, вы не с дурными вестями?
– А это мой коллега, капитан Саблин Юрий Александрович, – представил инспектора Сербин. – Если по костюму судить, вы не в добром здравии?
Одинцов был в черном шелковом халате, подбитом ватином и перевязанном толстым шнурком с кисточками. Высокий, худой, не старый еще, но уже постаревший человек, чисто выбритый и с короткой стрижкой. Не Обломов, а Штольц, не успевший еще переодеться с утра.
– Чем обязан? – спросил Одинцов, усадив гостей.
– Не знаком ли вам этот человек? – Сербин протянул хозяину фотоснимок, на котором Востоков был снят, когда он прохаживался по улице. – Снимок неважный, но лицо видно отчетливо.
Одинцов нагнулся над снимком, и Саблин увидел лысину у него на затылке. Небольшую, но круглую, как выбритая тонзура. Отсюда и прозвище, подумал он.
– Нет, не знаком, – отрицательно мотнул головой Одинцов, возвращая подполковнику снимок. – Никогда не встречался с ним и, надеюсь, не встречусь.
– Не убежден. Вполне возможно, что этот человек обязательно заглянет к вам. Он привез в Москву диковинку, которая, быть может, заинтересует и вас. А сейчас ею заинтересовались мы.
– Сожалею, но помочь не могу. А что это за диковинка?
– Очень редкая икона четырнадцатого века «Спас нерукотворный», – вмешался Саблин. – Не реставрированная, но краски еще сохранились.
– Рублев?
– Почти… Возможно, его учитель, Прохор из Городца.
– Значит, не просто редкость, а суперредкость. Кто-нибудь видел эту икону?
– Профессор иконописи духовной академии.
– И оценил, конечно. С такой иконой надо в Третьяковку идти. Или в Русский музей в Ленинграде.
– А она дорого стоит, эта диковинка? – спросил Саблин. Ему очень хотелось, чтобы Лысый назвал ей цену, но тот почему-то увильнул от ответа. Только заметил неопределенно:
– Тряпичные фарцовщики икон не берут. Джинсы проще продать и купить. Рыночная цена известна. Десяткой больше, десяткой меньше – ни продавец, ни покупатель спорить не будут. Не разбогатеют и не разорятся. А для икон счет особый Для коллекционеров-любителей он уже на сотни идет, а бывает, что и на тысячи, смотря какая диковинка. Только думаю, что она у вас краденая… Тогда продавец к знатоку не придет. Или рискнуть побоится, или способ найдет, чтобы ее за границу сплавить. Ну а если ваш молодчик ко мне нагрянет, я все выясню: кто и что, куда и откуда.
Когда тема исчерпана и разговор иссякает, приходится прощаться с хозяином. Так и поступили гости, ничего не выудив у хитреца Лысого. Теперь их интересовал только Симонов, поехавший на встречу с Климовичем. Встретились ли они и опознал ли Климович Востокова? Оказывается, опознал; Но Востоков не показал икону Климовичу. Рассказал, но не показал. А тот, естественно, не захотел даже приблизительно оценить «кота в мешке».
– Жук он, твой Востоков, – сказал Климович Симонову. – Привез товар – покажи. Мы же не телепаты. А заочно только Чичиков мертвые души скупал. Так я ему и сказал. А он в ответ: хочу, говорит, эту икону заокеанскому гостю показать. Только он, мол, настоящую цену даст. А у наших фарцовщиков, дескать, кишка тонка.
– А кто вывел его на Климовича? – спросил Симонова Сербин.
– Какой-то дружок его, а кто именно, не сказал. Я хоть и завязал, говорит, но своих не продаю. Ищите сами, сами же и ловите. Это вам не подонок с иконой. Я лично на нее и не зарюсь. Денег больших у меня нет, а валюты тем более.
Саблин слушал в раздумье. Молчал и Сербин. Долго молчал, что-то обдумывая. А потом заговорил:
– Востокова-то мы найдем. Проверим гостиницы, поспрошаем в ресторанах: где-нибудь он же обедает. Но вот что меня беспокоит. Почему он не показал икону Климовичу? Может быть, потому, что выход был пробный: искал покупателя побогаче? Допустим. Однако можно предположить и другое. Кто-то вывел его на первого же покупателя только потому, чтобы узнали и заинтересовались тем, что в Москве «плавает» редкостная древнерусская икона. Правда, мы сами пустили этот слушок через Лысого. И я сделал это сознательно потому, что все еще не верю ему. Затаился мужик в ожидании крупной аферы. Тройная игра: нам информация, а ему комиссионные с продавца и покупателя. Проиграют только последние, а у него чистый выигрыш. Продавца посадят, зарубежного купца-антиквара вышлют, а икона у нас останется, где ей и положено быть. Ну а его комиссионных никто не взыщет. Поди докажи – свидетелей не было, а деньги уже в сберкассе лежат. Значит, товарищи, так: всю троицу под наблюдение взять…
Востоков действует
1
Востоков обогнал Саблина на двое суток. Это открывало ему свободу действий. Все дело в том, какой срок эта продажа потребует. Не дай бог, не дни, а недели. Тогда только на телеграмму Катьки и рассчитывай: сразу примчусь, если шум пойдет.
Остановился он в «Киевской» в двух шагах от вокзала. На отдельный номер рассчитывал твердо: старый приятель-администратор обещал, что не подведет. И не подвел, получив четвертную за услугу. Сговорились, правда, и о другом. Востоков просил свести его с кем-нибудь понадежнее из спекулянтов-фарцовщиков. И это было обещано. Так Востоков в тот же день еще ближе подошел к задуманной им афере.
Ей предшествовал всеисчерпывающий деловой разговор за обедом. Угощал Востоков. Кабинетно. Не прижимисто, но и без купеческого размаха.
К разговору приступили, как только вышел получивший заказ официант.
– Ты приехал продавать или покупать?
– Продавать.
– Краденое?
– Нет. Личная собственность, полученная в наследство.
– Годится просто коллекционер, или нужен собиратель редкостей?
– Кто лучше разбирается и больше заплатит.
– Потребуется экспертиза. А это уже гласность. Рискнешь?
– Один профессор духовной академии оценил ее как сокровище. Так и называли ее в нашей семье. Но мачеха, религиозная баба с придурью, почему-то скрывала икону от нас. Сейчас мы с сестрой ее обнаружили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12