– Еще бы не жаловал! Все Кодбюри – из породы бесхребетных. Где дорого, там и гнутся. Впрочем, сам увидишь.
Я взглянул на часы: без двадцати семи два.
В приемной сидел мрачный детина с нашивками сверхсрочника и что-то писал. Увидев нас, осмотрел недовольно, нажал кнопку селектора:
– К вам трое.
Из селектора рявкнуло:
– Сейчас выйду.
Огромная резная дверь в кабинет дежурного чуть-чуть приоткрылась, впрочем, достаточно, чтобы я увидел на стене мигающую объемную карту города и огромный пульт посреди комнаты, оттуда выскользнул, именно выскользнул, а не вышел, маленький человечек в шитом золотом полицейском мундире без всяких знаков различия. Он был толст, лыс, коротконог и совсем не походил на Дикого.
– Рад вас видеть у себя, господа, – прожурчал он, сдвинул кобуру с лучевиком на живот, плюхнулся в кресло-раковину. – Как здоровье отца, Джин? Впрочем, знаю-знаю, имел честь говорить с ним вчера… Да вы садитесь, будьте как дома, если можно считать наш Корпус домом… Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, когда маленьким детям пора бай-бай? – Вся эта чепуха была выстрелена без малейшей улыбки.
– Маленькие дети уже бай-бай, – сказал Джин, усаживаясь напротив. – Я имею в виду Стива. Собственно, из-за него мы и пришли.
– Что же он натворил, этот шалун? – спросил вкрадчиво Кодбюри-папа, и я успел заглянуть ему в глаза прежде, чем он опустил их. Страшные это были глаза: холодные, жесткие, колючие – они совсем не монтировались с обликом толстяка, этакого доброго гнома – чужие глаза, принадлежащие человеку без жалости, роботу с программой на черствость.
– Как вам сказать, – начал было мямлить Джин, но не успел: над головой детины с нашивками вспыхнула красная надпись «ТРЕВОГА», и плотную ночную тишину здания разорвал вой сирены.
– Простите, господа. Поговорим в другой раз.
Кодбюри встал, расстегивая кобуру, вынул лучевик, щелкнул предохранителем, кивнул сержанту:
– Проводите гостей…
– Послушайте, Кодбюри, – раздраженно сказал, Факетти, – можете объяснить, что происходит?
Тот улыбнулся впервые – только дрогнули уголки губ.
– Как слышите, тревога.
– Сбежал кто-нибудь? – Я спросил это, не вставая с кресла, стараясь говорить как можно небрежнее. – Бывает… Вы, кстати, переставьте диапазон на прицеле: у вас там полтораста – все здание разнесет…
Он посмотрел на лучевик, передвинул бегунок диапазонов, спросил удивленно:
– Знакомы с оружием?
– Более чем знаком – в дружбе.
– Он у нас новенький, – засмеялась Жаклин: ей было явно наплевать и на Дикого, и на тревогу, и на самого хозяина. – Пилот-профессионал, герой на половинном окладе, первый друг Джина и Стива. – Дайте ему лучевик – всех врагов перебьет.
Я не был против своевременной идеи Жаклин.
– А что? Давайте попробуем! Я сейчас без работы: понравлюсь – возьмете на службу.
Кодбюри несколько секунд пристально смотрел на меня, потом подошел к столу сержанта, нажал какую-то кнопку:
– Доложите обстановку.
Из динамика на столе раздался взволнованный голос:
– Восточный блок. Круг дубль. Побег заключенного.
– Номер? – отрывисто спросил Кодбюри.
– Девяносто второй.
– Результаты?
– Блок оцеплен. Дополнительных сведений нет.
– Идиоты! – выругался Кодбюри и крикнул в микрофон: – Стягивать оцепление! Иду к вам.
Он оценивающе посмотрел на меня:
– Хотите пострелять, лучший друг Джина?
Я по-прежнему полулежал в кресле – очень уж оно располагало к отдыху, – бросил лениво:
– Буду рад.
– Держите! – Он кинул мне лучевик, я вскочил, поймав его на лету.
– Неплохо. – Кодбюри открыл ящик стола, достал второй лучевик, проверил диапазон. – Дежурный, остаетесь здесь, следите за тем, чтобы наши гости были в безопасности. – И уже к Джину: – Постараюсь развлечь вашего друга. – И покатился к двери.
А за дверью – по пустому коридору до поворота направо, потом в тесный лифт, вверх, вверх, вверх – сколько этажей? – потом лифт начал двигаться горизонтально и наконец остановился. Мы вошли в такой же, как и внизу, коридор, только ярко освещенный и заполненный черными мундирами. К Кодбюри подскочил верзила в шлеме с защитным забралом, козырнул, отрапортовал:
– Все выходы блокированы. Им не уйти.
– Жертвы? – быстро спросил Кодбюри.
– Один полицейский внутренней охраны. И еще один ранен. Он-то и поднял тревогу.
– Камера?
– Без взлома. Открыта шифром.
– Где же они?
Полицейский, казалось, даже ростом стал меньше.
– Не знаю. С момента тревоги мы их не слышали – ни стрельбы, ни беготни.
– А может быть, вы их проворонили?
– Никак нет. Все выходы блокированы.
Он откинул вверх прозрачный намордник, вытер платком лицо.
– Думаю, их всего трое. И заключенный Стоун. Где-нибудь выжидают.
– Где-нибудь… – передразнил его Кодбюри. – Вам бы командовать детским хором, а не особой группой.
– Так точно, – тупо сказал полицейский.
– Ладно, к делу, – начал Кодбюри. – Четверо с лазерами – в блок «Мышь», четверых – к грузовому лифту, взвод – в грузовой двор. Остальным прочесать коридоры. Да, еще… – Он остановил стартующего верзилу: – Изоляция камер?
– Включена на полную. – И спросил нерешительно: – Скажите, вы доложили о происшедшем директору Биглю?
Кодбюри даже позеленел от ярости.
– Какое вам дело? За излишнее любопытство – двое суток ареста. Выполняйте приказ.
Тот щелкнул каблуками, надвинул щиток на лицо и побежал к отряду. Через несколько секунд полицейские с пистолетами и лучевиками пробежали по коридору мимо нас, сворачивая в боковые проходы, и только теперь я заметил в стенах глухие стальные двери, видимо открывающиеся автоматически. Рядом с каждой – прямоугольник щита-распределителя: там, вероятно, механизм двери, пульт наблюдения, черт знает что еще. А над щитами ярко горели зеленые фонарики, кроме одной двери, где лампочка тревожно мигала.
Кодбюри к чему-то прислушивался, как собака на охоте: уши напряжены, сам в стойке, сейчас бросится.
– Что-нибудь слышите?
– Может, и слышу, – сказал он. – Вот что, лучший друг Джина, мы с вами пойдем туда. – Он ткнул дулом лучевика в жерло туннеля-коридора, уходящего в темноту.
– Что там?
– Люк для отбросов.
– Вы думаете…
Он перебил, усмехнувшись:
– Представьте, думаю. Полицейские тоже иногда размышляют. Где искать отбросы? В люке для них. – Он опять усмехнулся, довольный собственной шуткой.
Темный коридор – пожалуй, низковатый для меня: я то и дело стукался головой о какие-то выступы в потолке – мы прошли неторопливо и крадучись, он впереди, я за ним. В конце коридора Кодбюри зажег фонарик, осветив массивную стальную дверь с ржавым замком-засовом и осколки стекла на полу.
– Видите, – он указал на них лучом фонарика, – лампочка. Слабенькая. Люком пользуются редко и в основном днем. А им и она мешала…
– За дверью лифт? – спросил я.
– Нет, обыкновенные ступеньки-скобы, ржавые от времени. Этой части здания лет восемьдесят.
– А этаж?
Он кивнул одобрительно:
– Соображаете… Тридцать седьмой. Высоко. Они, вероятно, еще не успели спуститься…
Он осторожно отодвинул засов, потянул на себя тяжелую дверь, наклонился над темной бездной. Я резко рванул его на себя – вовремя: откуда-то снизу полоснул узкий белый луч, лизнул стальной косяк, как перерезал его.
– Отлично, – сказал Кодбюри, – они здесь.
Он достал из кармана прямоугольный брусочек, сдавил его, чем-то хрустнув, бросил вниз.
– Что это?
– Игрушка: усыпляющий газ. Я бы хотел взять их живыми.
Внизу в туннеле что-то стукнуло и стихло. Кодбюри выругался:
– Мерзавцы знают этот дом, как свою квартиру: они перекрыли ход.
– Чем?
– Каждые пятьдесят метров – выдвижные крышки для накопления отбросов.
– Что же делать?
– Слушать старших, лучший друг Джина. – Он снова зажег фонарик и тут же погасил его, видимо обнаружив то, что искал. Ударил рукояткой по стене, брызнули осколки. – Здесь кнопка сирены…
Здание вновь заполнил резкий протяжный звук. Кодбюри отпустил кнопку, звук прекратился.
– Поспешим к лифту. Там должны быть наши. Мы перехватим птичек прямо у выхода.
Грузовой лифт, набитый полицейскими – их было не четверо, как приказывал Кодбюри сержанту, а по крайней мере десяток, – спустил нас на первый этаж в две минуты. Грузовой двор, заставленный какими-то ящиками, бочками, непонятными конструкциями из металла, был почти пуст, если не считать четверых полицейских у автоматических ворот, еще одного – в тесной будке контрольно-пропускного пункта и троих людей в серых комбинезонах, суетящихся у огромного мусоровоза.

Когда мы с Кодбюри во главе десятка перепуганных стражей порядка выбежали во двор, эти трое уже закончили погрузку мусора и полицейский в будке нажал кнопку управления воротами. Стальные створки поползли в стороны, серые комбинезоны влезли в кабину, и машина медленно тронулась. Она уже въезжала в ворота, когда внезапно прозревший Кодбюри истошно крикнул:
– Стой! – И полицейским: – Огонь по машине!
Потом рванулся за ней, прицеливаясь на ходу, а мимо него вслед беглецам сверкнули стрелы лазерных лучей. Вряд ли я тогда соображал, что и зачем делаю, но побежал за Кодбюри. Я настиг его у ворот, схватил за плечи, повалил и упал сверху – вовремя: из уходящей на полной скорости машины вылетел такой же лазерный луч, крест-накрест перечеркнул прямоугольник ворот. Приподняв голову, я увидел, как вспыхнула будка КПП, как, перерезанный пополам, рухнул на землю полицейский, как по темному переулку, завывая сиреной, пронеслись две черные машины управления.
– Кончен бал. – Я поднялся и помог встать придавленному толстяку.
Он засунул в кобуру бесполезный уже лучевик, протянул мне руку.
– Спасибо, вы спасли мне жизнь. А лучше бы вы спасали только свою…
– Почему?
– Моя мне будет дорого стоить.
В молчании мы добрались до кабинета дежурного, он толкнул дверь и вошел в приемную.
Жаклин и Факетти мрачно курили под охраной истукана дежурного. Увидев меня, Джин радостно крикнул:
– Наконец-то! Ну, что там?
Кодбюри перебил его, не церемонясь:
– Он вам потом расскажет. – Взял листок бумаги, что-то черкнул на нем. – Отдайте дежурному у выхода, иначе не выпустят.
Когда мы вышли, я рассказал о своих приключениях. Жаклин иронически заметила:
– Приобрели новую профессию – спасателя. Второй день практикуетесь.
Я отпарировал:
– Надеюсь, вас мне спасать не придется.
– Не ссорьтесь, ребята, – тихо сказал Джин. – Эта история будет стоить места старому Кодбюри: Бигль не прощает ошибок. А это значит, что у Лайка появляется враг…
– Дикий? – спросил я и добавил беспечно: – Он и так меня не терпит.
– Тут другое, – пояснил Джин, – чувство недоброжелательства перейдет во вражду. А как враг Дикий очень опасен.
Время показало, что Джин был прав.
Глава 8

в которой Лайка знакомят со сламом
Проснулся я поздно, долго лежал не двигаясь, не открывая глаз: болела голова, руки как ватные – не поднять, не пошевелить.
Я уже клял себя за то, что ввязался в это дело. В конце концов, я Мак-Брайту не подчинен: мы делаем одно дело, хотя и разными способами. Мы можем и должны помогать друг другу, когда это безопасно. И тут же оборвал себя: не спеши осуждать Мак-Брайта. Сейчас ему прибавились лишние хлопоты – прикрывать тебя. И вряд ли бы он стал рисковать твоим положением, не продумав игры, не взвесив все «за» и «против». А ведь есть еще Первый, который, несомненно, знает и о вчерашней акции, и о моем участии в ней. Значит, оно было обдумано и согласовано. Только зачем – непонятно…
После душа я почувствовал себя значительно лучше, выпил кофе, принесенный горничной, вышел из отеля, поискал глазами Ли. Мальчишки не было. Особенно удивляться не стал, подошел к киоску, купил утренний выпуск «Новостей», перелистал тщательно. Так и есть: о вчерашнем происшествии ни слова. А разве ты ждал иного? Нет, конечно. В этом прекрасном свободном мире отсутствует одна маленькая деталь – свобода. Маленькая-то она маленькая, но без нее как-то неуютно. Хотя многие привыкают, живут, помнят извечное «стерпится – слюбится». А если не стерпится, не слюбится? Вот тогда иди в трущобы, слам, действуй, добывай себе эту свободу, рискуй ежечасно, но помни: в газетах тебя не прославят, в песнях не воспоют, имя твое в речах не рассиропят. Вот почему, к примеру, для приема в клубе «При свечах» колонки не пожалели, и даже некто Чабби Лайк в списке гостей упомянут, а о его посещении полицейского корпуса и речи нет: не событие!
Ну ладно, шутки в сторону. Что будем делать, Лайк?
– Дышишь свежим воздухом?
Резко обернулся, вздохнул облегченно: держи себя в руках, Лайк, не распускайся.
– Доброе утро, Линнет.
Она – в белом платьице-тунике, сандалиях с ремешками до колен, волосы схвачены золотым обручем – смеется:
– Хочешь, расскажу, что будешь делать в ближайшие несколько часов?
– Поделись всеведением.
– Повезу тебя туда, где с тобой и о прошлом поговорят, и о будущем поведают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21