Это не спектр, а формула. Очередность полосок должна оставаться стабильной. Теперь сближай. Не годится.
– Почему?
– Шов чернеет. Стык не точный. Разъединяю.
– Я соединял по кривой.
– Так и надо. По прямой нельзя – можешь коснуться линии связки. Ну!.. Слишком медленно. Шов снова грязный. Гляди.
Друг мгновенно соединил два зеленых пятна. Где-то в зеленом мире кто-то куда-то вошел или вышел. Друг пояснил.
– Вот так. Повтори. Только не забывай о формуле связки.
Капитан нашел два скользящих синих пятна. «Аора», – подумал он и посмотрел на полосатую ленточку. Ему показалось, только показалось, что одна полоска как бы набегает на другую. Не то голубая убавляет пространство серой, не то серая теснит голубую: «Погоди», – услышал он, но уже не смог притормозить мысль. Пятна соединились, и вдруг что-то ударило, его по глазам. Миллион искр – и тьма. Колодец без дна. А он сам летит вниз бесшумно и бесконечно. Никакой боли. Только ощущение падения, как в затяжном прыжке с парашютом. И наконец толчок, что-то пружинит, мягко укладывая на протянутом черном бархате. Он уже ощущает тело, кожу, сосуды, веки. Они чуть-чуть подымаются, пропуская тоненькую полоску света. Полоска расширяется, и ослепляющая белизна заливает мир. Как молоко из бутылки, вылитое на черный стол. А он опять движется, но уже горизонтально, на чем-то тоже белом и в белом туннеле, почему-то напомнившем ему регенерационные залы. Может быть, он и в самом деле в этих белых подземных подвалах?
Он хочет спросить сопровождающих его маленьких людей в знакомых курточках. Губы его уже шевелятся, но вопрос замирает невысказанным, когда доносится тихий шепот:
– Молчи. Не сейчас. Не двигайся.
Ничего не ощутил Капитан, когда горизонтальное положение его вдруг сменилось вертикальным, – ни толчка, ни мускульного напряжения, ни тяжести, ни вращения, с каким спиралью понесла его вверх синяя пластиковая дорожка. Так в кабине самолета ощущаешь отрыв от земли только по убегающему вниз ландшафту. Здесь же убегали вниз встречные дорожки, секущие и касательные плоскости и уровни с их недоступной пониманию машинерией.
– Что случилось? – с трудом выдавил он наконец вопрос к своему, не проявляющему беспокойства спутнику.
– Гравитационный коллапс, – ответил тот тоном человека, разговаривающего о погоде. – Ты исказил формулу.
– А потом? – спросил хрипло Капитан.
– Как обычно. Реанимация.
Ну о чем дальше спрашивать, о каких подробностях, которые даже не счел нужным упомянуть голубокожий? Впрочем, у Капитана оставался еще один вполне нейтральный вопрос:
– Куда же мы едем?
– Уже приехали.
8. Разговор с координатором. Перед последней разведкой
Голубая дымка наполняла овал, подобный земному футбольному стадиону. По краю его, как беговая дорожка, тянулась неподвижная черная лента без всякой ограды. Если подойти к краю и посмотреть вниз и вверх, голубая бездонность касалась одна другой, как зеркальное отражение. В центре висел золотой шар метров пятидесяти в поперечнике, слабо подсвеченный изнутри. Когда вы глядели на него долго и пристально, он начинал пульсировать многоцветно и ярко, как и все в этом городе. Он как бы излучал сквозь золотистую пленку подсвеченные золотом другие цвета. Алик тут же предположил, что Координатор мыслит, а свет и цвет – это возникновение и движение мысленных ассоциаций, но ни его товарищи, ни их спутники его не поддержали. Только Капитан строго сказал:
– Отойди от края. Сорвешься – костей не соберешь.
– Совершенно безопасно, – поправил Фью, – среда невесомости. А голубая дымка – это сконцентрированный газ-проводник. Единственное средство связи Координатора с окружающим миром.
Действительно, никаких труб, проводов и нитей не было видно в голубой дымке, окружающей шар. Ничто не связывало его с черной дорожкой. Он висел или держался, неподвижный, но живой и, казалось, легкий-легкий, несмотря на свои размеры.
– Значит, он нас не слышит? – спросил Капитан.
– Нет.
– А как с ним общаетесь вы?
– Через электродную сеть.
– Тогда мы лишены этой возможности.
– Почему? Вы можете общаться с ним непосредственно через газ-проводник.
– С помощью шлема?
– Зачем? Общение телепатическое. Только учтите: это не Мозг. Это – совершенная машина, мыслящая и действующая в пределах заложенной в нее программы. Любые мысленные ассоциации или решения, не обусловленные программой, исключены. И ответить на ваш вопрос Координатор может лишь в том случае, если память его достаточно богата для такой информации.
– Он знает, что мы здесь?
– С первой минуты.
– Я говорю о предстоящем разговоре.
– Да.
– Тема не обуславливается?
– Нет.
– Тогда начнем. Ты меня слышишь, Координатор? – громко произнес Капитан, уже обращаясь непосредственно к золотому шару.
Ничто не прозвучало над голубым покоем, но в сознании каждого из наших героев сформировался в знакомых звуках ответ:
– Слышу.
– Мы узнали все, кроме мира лилового солнца. Когда мы увидим его?
– Завтра.
– Все ли миры одинаковы по объему и протяженности?
– Миров нет. Есть пространство, позволяющее нам его изменять.
– Одно пространство, но пять солнц?
– И солнце одно. Остальные – лишь его отражения в атмосфере замкнутых емкостей, где деформация пространства переходит в область иных измерений.
– Значит, зеленый мир – это не вся планета?
– Нет. И Аора тоже лишь ограниченное деформированное пространство. И Голубой город, за пределами которого только черный камень и пыль. И согревает его не отраженное, а единственное настоящее солнце, встающее и заходящее над пустыней.
– Почему же не превратить пустыню в оазис?
– Планета закрыта для пришельцев из космоса.
– Но им оставлена приманка в виде бродячих миражей.
– За тысячу лет ослабли связки, и замкнутость измененных пространств утратила цельность. Впрочем, миражи тоже закрыты.
– Мы прошли.
Реплика Капитана не прозвучала вопросом, и ответа не последовало.
Тогда он построил ее иначе:
– Мираж города был открыт. Почему?
– То был не мираж. Когда вам разрешили войти в пространство Голубого города, оно соединилось с пространством пустыни.
– По указанию Учителя?
– Да.
– Как же было получено указание? Ведь голубой газ ограничен этим бассейном.
– Мысль Учителя проникает сквозь любую материальную среду. Ее энергетическая сила равноценна множеству единовременных и одинаковых сигналов различных мыслящих индивидуумов.
– Каким же способом доходит твоя ответная информация?
– Не знаю.
– Значит, тебе неизвестна схема твоего собственного устройства?
– Нет.
– Как же ты управляешь городом?
– Сигналов слишком много, чтобы о них рассказать. На каждый сигнал извне я даю сигнал изнутри. Как предписывает программа.
– Ее можно изменить?
– Конечно.
– А изменяли когда-нибудь?
– Никогда.
Капитан вдруг осознал, что у него нет больше вопросов. Подробней информировать землян о своей работе Координатор не мог: у них не было для этого соответствующей технической подготовки. Затевать же философские споры с машиной по меньшей мере было нелепо. Но Библ все же решился:
– Разрешите, Кэп… – И в сторону золотого шара: – Каковы взаимоотношения двух населяющих планету народов?
– Народ один, различны только биологические виды.
– Каков же строй, их объединяющий?
– Не знаю.
– Можно ли охарактеризовать его как рабовладельческий?
– В объеме моей информации нет подобного термина.
Алик, которого почему-то раздражало участившееся пульсирование шара, словно подтверждавшее его вывод, не выдержал.
– О чем разговор?! – крикнул он. – Мы и без этой тыквы знаем, какой у них строй! И не спрашивать о нем надо, а переделывать.
– Торопыга, – ласково усмехнулся Капитан и добавил: – А ведь он, в сущности, прав по крайней мере в одном: дальнейший разговор беспредметен. Попросим наших друзей проводить нас к выходу и условиться, с кем мы пойдем в их лиловую безмятежность.
– Так, значит, переделать? – подмигнул он Алику уже за обедом на станции, настоящим обедом из консервированного мяса и макарон с чилийской подливкой. Шлемы и голубые куртки, полученные в качестве сувениров, были оставлены внизу, и ничто сейчас, кроме привычной черноты за окном, не напоминало им о чужой планете. – Так что же ты собираешься переделать, сынок?
Алик не растерялся. «Наивный вопрос», – сказал его вызывающий взгляд.
– Что переделывают революции? Строй. Систему производительных сил и производственных отношений. Характер социальных связей. Их проклятую стабилизацию жизни.
– Законное стремление. А рецепт?
– Из двух слоев цивилизации сделать один.
– Как? Скажем, уничтожить Аору?
– Если понадобится – уничтожить. Из двух народов только один перспективен. А другой… Один мудрый человек в прошлом хорошо сказал: «Если враг не сдается, его уничтожают».
– А если сдается? Все по-прежнему, да? Корми, обувай, одевай, суй в Нирвану, а потом оживляй снова? Значит, уничтожить? А кто этим займется? Мы? С ядерным оружием, с излучателем стираем с планеты деформированные пространства Аоры и Зеленого леса? Выжигаем эвкалиптовые аллеи и голых ребятишек в голубых плавках? А потом, ты очень уверен, что уже после первого удара против нас не будут применены санкции?
– Мальчишка! – сказал Малыш. – Хотя я бы и сам сжег Аору без всякого сожаления.
Все посмотрели на Библа. Социолог, хранилище юридической премудрости, универсальный ум – что он скажет?
Пришлось сказать.
– Космические инструкции не препятствуют нам участвовать в социальных переворотах на стороне угнетенных классов или народов, но ведь мы не видели здесь даже намека на подготовку такого переворота. По-моему, мы не совсем понимаем хозяев Голубого города. Они не глупее и не умнее нас, они просто мыслят иначе. Энергичнее, интенсивнее, быстрее. Настолько быстрее, что порой даже не могут приспособиться к движению нашей мысли. Вы с Аликом, – обратился он к Малышу, – много разговаривали со своими спутниками?
– Почти не разговаривали, – сказал Алик, – слово к слову, не больше.
– А почему? Думаете, тем не было? А им, в сущности, было трудно поддерживать ваш ритм мысли: для них он (лишком замедлен. Вы обратили внимание на их пересвистывание? Может быть, каждый звук у них – это не слог и даже не слово, а система образов или понятий? А с какой точностью и быстротой они овладели всей системой нашего языка! Разве дело только в шлемах? Просто их мозг устроен иначе. Они, например, обходятся без анализа, воспринимая мысль или понятие целостно, сразу. Фью, как я заметил, даже старался изучить нашу аналитическую способность мышления и, я думаю, с успехом ее одолеет. Так что наши выводы об их жизни, строе и общественных отношениях как семена, брошенные в землю, в конце концов дадут ростки. Не думается, что они не вызовут сочувствия. Поэтому подождем, а?
– Может, они и гедонийцев перевоспитают? – встрепенулся Алик.
Библ засмеялся. В одной мальчишеской реплике Алика вдруг исчезла вся его научная подготовленность. Но не обижать же парнишку.
– Не берусь предсказывать, когда. Попробуй посчитать на счетчике в телекабинете. Только оперируй не годами, а столетиями, и тебе, и машине легче будет. Ведь это не только социально, но и биологически разные виды. Стрекоза и муравей ближе друг другу, чем гедониец и голубокожий. И в то же время они подогнаны так, что трудно им отказать хотя и в искусственной, но все же гармонической слитности. А что скажут мои противники в споре? Какая еще к черту гармония! Просто один из бесчисленных технократических вариантов, не больше. Что-то от жреческой олигархии, что-то от примитивного гедонизма с его обязательным «все дозволено», что-то от интеллектуальной аристократии, опирающейся на труд не то роботов, не то киборгов, не то просто искусственно выведенных людей – пусть не в колбах, не по эталонам, но все же направленно, по плану, с отрегулированным демографическим уровнем. Об этом сотни раз писали и футурологи, и фантасты, да и в реальной космической практике человечество уже знает нечто подобное. И все же я утверждаю, что Учитель создал уникальную модель цивилизации, технически совершенную и биологически оригинальную. Уже сами по себе оба цикла – смерть без огорчения и бессмертие без равнодушия – не могут не заинтересовать футурологов. И при всем том цивилизация эта антигуманистическая и социально опасная. Ведь создателям удалось самое трудное: сохранить свой статус-кво на миллионы лет. В этом обществе, отчужденном от эволюции, не может быть революции без вмешательства извне. Даже полное уничтожение электродной сети не освободит голубокурточников от их опьяняющего закрепощенного труда.
– Повернуть надо, – сказал Малыш, – пусть для себя и трудятся.
– Я и говорю: есть Голубой город… – начал было Алик, но Капитан перебил не строго, но решительно:
– Есть еще Аора и Зеленый лес. Есть и лиловый мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37