Привыкшая к таким сценам, я равнодушно отвернулась. Зато немногочисленные посетители разом вылупились на наш столик. Бесплатное шоу.
- Ты не права, Тома, - прошамкал Рустам, вытирая губы. - Веди себя, пожалуйста, прилично.
- И это говоришь мне ты, негодяй?
- Кто же тебе должен говорить? Из-за чего психуешь? Нельзя рюмку выпить?
- Ах рюмку! Можно, конечно, можно! - с неожиданной ловкостью и силой она сдернула его со стула и потащи, да к выходу примерно так же, как менты выводят из зала раздухарившихся пьянчуг.
Во время этой бурной семейной сцены мы с ней всего один раз встретились взглядами, но по женскому телеграфу обменялись короткими репликами. Дама предупредила: "Не лезь, милочка! Этот сундук под замком". На что я ответила:
"Успокойся, девушка. Твой валенок мне на хрен не нужен".
Рустамчика я не презирала и не жалела, он был мне неинтересен.
2. НА БЕРЕГАХ АНТАЛИИ
(продолжение)
Утром, когда я еще валялась в постели, в номере возникла Ляка. Мы пили кофе, и я рассказала ей о вчерашнем приключении. Ляка обрадовалась.
- Значит, оживаешь, подружка... Рустамчика не отпуcкай. Ни в коем случае.
- Почему?
- Да ты что! Крутяк в натуре. Из него зелень течет, как вода из крана. Только руки подставляй.
- Ты же его не видела.
- Как не видела? Прекрасно видела. Такой пирожок запеченный. И мочалку его помню, дылду стоеросовую. И молоденькая шлюшка с ним. Дочка его, да?
- С чего ты взяла, что он крутяк?
- Малышка, поживешь с мое... Не сомневайся, это родник.
Важно прихлебывала кофе с истомной гримасой сытой персидской кошки. Я не очень удивилась. Ляка действительно просекала мужиков с первого взгляда. Куда мне до нее.
- Короче, собирайся, поедем со мной.
- Куда, Лякочка?
- Отоспалась, отогрелась, пора начинать активный отдых. Хватит киснуть. Я для тебя кое-кого приглядела. Не думай, что забыла о подруге.
- Не понимаешь, Лякочка.
- Что такое?
- Еще с российским бобиком могу попробовать, а с турками!.. Да меня вырвет.
- Вот! - Ватина наставительно подняла палец. - Слишком мы гордые, слишком аристократичные. От народа оторвались. А в народе как говорят: от чего заболели, тем и лечимся.
- Это пьяницы так говорят.
- Пьянство - такая же болезнь, как наша с тобой. Они на глотку слабые, мы на передок... Но если серьезно... Ты чего, собственно, добиваешься?
- В каком смысле?
- В смысле светлого будущего... Может, у тебя профессия есть? Может, еще что-то умеешь? Денежки чем заработаешь?
Возразить нечего. Я ничего другого не умела. А те, кто умел, перебивались с хлеба на квас. Не было сейчас такой профессии, которая могла обеспечить хотя бы сносное существование. Любую нормальную девочку спроси. Пока молодая, пока тельце съедобное - лови миг удачи. Кому повезет, богатенького мужика подцепит. Но это редко кому. Большинство гуляет до первой морщинки. Потом спокойно ложись и подыхай. Рынок. Свобода, блин. Офисные девочки, топ-модели, спортсменки - ну все те, кто вроде бы бабки заколачивает не лежа на спине, - это все то же самое. Разновидности б..ства. Торгуй, пока молодой. Вагина права. И поездку надо отработать. То, что она обещала за свой счет свозить, конечно, пустые слова. Я с самого начала не придала им значения. Мои душевные терзания - это только мои проблемы, никого не касаются. Подумаешь, в борделе затрахали. Цаца какая!
- Я не против, - повинилась я, - Только боюсь тебя подвести. Чего-то внутри сломалось.
Ляка выпила ликера, самодовольно ухмыляясь. Так бы врезала между глаз.
- Поверь, Наденька, девочка, я тебе добра желаю. Сама через это проходила. Сломалась, говоришь? Это не страшно. Наша бабья доля такая - ломаться и снова вставать. Страшно другое, когда хандре поддашься и поплывешь по течению Тогда одно спасение - игла и могила. Но тебе еще рано, умненькая, цепкая. Да, сейчас тебе трудно, а кому легко, не знает, тот думает, мы как сыр в масле катаемся Только и забот, как бы утробу насытить. А ты попробуй... простая деревенская девка, в Москву пехом пришла, как Лoмоносов, чтобы в техникум поступить. Пять мужей поменяла думаешь, мне легко? С моим Ванечкой, думаешь, легко? Да может, от него говном воняет на весь дом, и я этим дышу с утра до ночи. Это как? Говоришь, вырвет? Вырвет, значит - пора на свалку. Но не думаю, что вырвет. Нет, не думаю.
Слов нет, как разошлась. Никогда ее такой не видела. Но слушать было забавно. В каждом слове вранье, это тоже надо уметь. Я спросила:
- Кто он такой?
- Про кого ты?
- Ну тот, кому меня ладишь? Тряхнула кудрявой башкой, словно выходя из транса. Еще ликерцу приняла. Задымила косячком. Двужильная какая...
- Не бойся, не черт с рогами. В обиде не будешь.
- По-русски хоть говорит?
- По-русски они все говорят, когда надо. У него целая сеть магазинов на побережье. Весь обсыпан бриллиантами. Зовут Дилавер. От беленьких дамочек балдеет, как от героина. Но это ничего не значит. Раскошеливаются они туго. Вроде наших кавказцев. С виду шик и блеск, а за копейку удавятся. Чего тебе говорить, сама все знаешь.
Я знала. Но так не хотелось приниматься за старое... Случайная охота хороша на заре туманной юности, когда за каждым поворотом мерещится клад. Пройденный этап. Риски большие, откат сомнительный. Даже если порой сорвешь куш, все равно в итоге себе дороже. Ходишь потом неделю - как обоссанная. Тушку легко отмыть, а на душе лишняя ранка. Сколько их там накопилось?.. Намного благороднее и безопаснее не спеша приглядеть солидную жертву и приближаться шажок за шажком. Чтобы никто никого не неволил. С прицелом на долгие отношения. С поэтическими прибамбасами. Это почти как любовь, почти как семья. Кавалер тебя оценит, и сама поймешь, кто такой. И лишь потом, после сексуальной разминки, - решительный рывок. Но и тут, разумеется, гарантий нет. Жизнь есть жизнь. Вон как рванула сo Скомороховым, аж до Эмиратов. И прежде бывало оскальзывалась. Но сейчас чего гадать? Отработка. С Лякой в неравном положении. Для нее это все игра, влагалищный каприз. В бабках она не нуждается.
- Об одном прошу, - взмолилась я. - Если что случится передай поклон родной матушке.
- Передам, - улыбнулась Ляка. - Одевайся.
Турок Дилавер оказался не такой ужасный, каким я его вообразила. Нормальный, хорошо раскормленный, пузатый самец с лоснящейся улыбкой. Возраста у турок не бывает, но не старый, лет, наверное, около пятидесяти. С ним двое приятелей, Лякины кавалеры, - Эрай и Хаги. Эти вообще душки. Если не знать, где мы, вполне сошли бы за двух бычков из солнцевской братвы. Причем не центровых, а тех, кто на подхвате, на мокроте, на зачистке, короче, мясники. Приземистые, кривоногие, тугие, волосатые, целеустремленные - самое то, что Ляке требуется для полноценной жаренки. У нее ведь вкус неприхотливый, побольше да погуще. С Ляки оба не сводили выпученных, влюбленных глаз, на меня взглянули мельком, хотя и с одобрительным цоканьем. Не ихнее приплыло мясцо, хозяину предназначенное, Дилаверу, надобно уважать. Все трое действительно говорили по-русски, но примерно так, как торгаши на московских рынках: слова перековерканные, но накал такой, что все сразу понятно.
Обедали мы в открытой кафешке, за столиком под пальмой - на виду у гуляющей публики. Подавали мясо, рыбу, овощи, фрукты и черное, густое вино. Турок Дилавер красиво ухаживал, перекладывал куски со своей тарелки на мою - особая честь. Мне не нужно было смотреть на него два раза, чтобы понять: покупатель доволен. Перед тем как браться за рюмку, каждый раз со значением облизывал волосатые пальцы, и я молила Господа, чтобы не предложил это сделать мне.
Я не чувствовала к нему отвращения. В желудевых глазищах поблескивала звериная похоть, но это меня не пугало. Все лучше, чем затаенная изощренность лиходея. Вряд ли он пристукнет меня после того, как насытит утробу. Хотя в нашем девичьем ремесле никогда нельзя исключить такой вариант. Особенно когда имеешь дело с джигитом, неукротимым в страсти. Но Ляка - надежный посредник. При всей своей бабьей неудержимости она никогда не действовала наобум. Наверняка эта троица каким-то образом связана с россиянским бизнесом, а значит, и с банком "Анаконда". Об этом можно было догадаться по красноречивым обмолвкам, по тому почтению, с каким обращались к Ляке пировальщики, включая Дилавера. Не они ее купили, а она к ним снизошла, как королева к своим гвардейцам. Пылая чугунным, жаром, беспрестанно целуя ее пухлые пальчики, усатики Эрай и Хаги непременно добавляли: "Пжалоста Элена Вадимовна!", "Будьте любезны, Элена Вадимовна!" я не выдержала, прыснула в кулачок, Ляка взглянула на меня благосклонно: мол, учись, малышка, пока я жива!
Учиться было нечему, я все это давно умела. Другое дело что за моей спиной не стоял Гуревич со своими миллионами и головорезами. Вот что значит удачно быть мужней женой.
Ближе к вечеру мы с Дилавером очутились в прохладной зашторенной спаленке с коврами на полу и на стенах и с просторным низким ложем, застеленным голубым атласом, со множеством подушечек и пуфиков. Спаленка располагалась в двухэтажном особняке с примыкающим к нему роскошным садом. К тому времени я была пьяная в стельку, но приходилось это скрывать, потому что восточному повелителю вряд ли придется по вкусу охмелевшая шлюха, которой совершенно безразлично, кто ее берет. Тем более что весь день, и за столом, и на морской прогулке на белоснежной яхте, я старательно разыгрывала роль северной принцессы-недотроги, попавшей под грозное обаяние неотразимого, бронзоволикого самца. Судя по всему, роль удалась. Учтиво поддерживая под локоток, Дилавер провел меня по анфиладам комнат мимо склонившихся в поклоне слуг и, деликатно усадив на краешек пылающего всеми цветами радуги любовного ложа, смущенно произнес:
- О, милая госпожа, прежде чем заключить вас в объятия, хочу сделать маленькое предисловие.
Сверху вниз я томно смотрела на него, стараясь не уснуть.
- О чем вы, любезный Дилавер?
- Я учился Университет дружба народов и много знал русских женщин. Они все любят крутой секс и деньги. Это немного скучно. Госпожа Елена сказала, ты не такая. У тебя нежный душа, и деньги для тебя - тьфу. Главное, чтобы был настоящий благородный мужчина. Это правда?
Про себя я подумала: "Ну, сволочь Ляка, погоди!" - а вслух жеманно призналась:
- Конечно, правда... Но секс я тоже немножко люблю, разве это плохо?.
На бронзовом лике вспыхнули розовые морщинки.
- Совсем не плохо, нет. Кто сказал "плохо"? Я сам хочу секс и еще хочу знать, как ты подумала обо мне. Мы можем сделать праздник или только можем сделать секс?
Плывя сквозь густые волны хмеля, я насторожилась:
Неужто извращенец? Те всегда так начинают - непонятно и издалека. Ответила твердо:
- Если мне человек не нравится, никогда с ним не лягу, у русских женщин тоже своя гордость есть.
Турок запыхтел, задумался. Подобрался клешнями к моим коленкам. Я вспомнила, как он смачно недавно их облизывал, не коленки, а свои пальцы-чурочки, но тошноты не ощутила. Алкоголь взял свое. Не бывает плохих мужчин, бывает маленькая доза. Я ее сегодня добрала. Была готова к сдаче ответственного зачета - на выживание. Здесь нет преувеличения. Для тех, кто зарабатывает деньги, как я, потеря любовной сноровки равнозначна самострелу.
- Не совсем врубился, госпожа, - пробурчал турок, светясь ласковыми миндалинами глаз. - Белый девочка купить - не проблема. У нас дешевле, чем в Москве. Можно двух девочек взять за сто баксов. Можно трех худых. Дилавер не хочет покупать. У него сердце просит музыки. Когда тебя увидел, сразу подумал: мечта сбылась. Вот приехал женщина, какую ждал. Открою тайну по секрету. У меня был любимый женщина в Москве, ее машина сбил. Любаша Петрова. Ты похожа на нее. Для нее была любовь дороже всего.
Я слушала вполуха, испытывая какую-то странную отчужденность от происходящего. Плотные шторы, богатая постель, сопящий от сдерживаемой страсти самец - все это как-то меня не задевало. Летело мимо. Поскорее справиться со своими обязанностями, отработать по минимуму - и айда. Вряд ли толстяка хватит надолго. Но что-то мешало немедленно приступить к делу. Что-то тормозило. Ручки, ножки отяжелели - не хотели подчиняться. Но все равно надо спешить. Когда кайф выветрится, будет хуже.
- Господин желает на халяву? - уточнила я. - Хорошо, согласна. Буду как Любаша. Помочь раздеться, миленький?
- Не надо раздеться. - Турок огорчился. - Сначала стихи почитай, пожалуйста.
- Стихи?
- Почему удивляешься? Елена сказал, ты сама стихи пишешь. Я в Университете дружба народов учился, очень Пушкина любил. Я про женщину не думаю как про животное. Они тоже люди, как и мы. Почитай стихи, госпожа Надин. Хочешь - Пушкин, хочешь - свои.
С восточными кавалерами всегда приходится быть настороже, но тут был явный перехлест. Попахивало каким-то особого рода интеллектуальным изуверством, и я стремительно протрезвела. Больше всего хотелось поскорее увидеть Ляку и сказать, что о ней думаю. Дилавер переместил свою тушу на ковер, уселся в позе лотоса и смотрел на меня не моргая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53