Но очень изредка и очень тихо... Юмор на уровне: "В Тель-Авиве нету крабов, значит, слопали арабы" ее уже не развлекал. Так что фантасту Петрову ничто не мешало мирно медитировать в поисках Первой Фразы...
Замельтешили мысли о работе. Весьма сильный центр притяжения, но побоку, побоку!..
Ощутилось смиренное одиночество "младшей жены". Это, конечно, не побоку. Напротив, оно должно стать внутренней сутью вожделенной Фразы. Его надо постоянно чувствовать, но не зацикливаться на этой боли...
Глубже, глубже в Тишину, в которой ждет своего часа истинный голос фантаста Петрова.
Он видел, как медленно раскаляется в его ментальном пространстве жалость к любимым, вынужденным страдать не только по его вине. Свою бы он постарался искупить. Но ощущая слепую и злую чужую волю, нагло вмешивающуюся в его жизнь, фантаст Петров не мог позволить себе роскоши очистительного самобичевания. В данной ситуации оно бесплодно. И по сути являлось бы трусливым бегством с поля боя за своих любимых.
А у фантаста Петрова было единственное поле боя, на котором он представлял ощутимую угрозу для невидимого противника - лист бумаги. И оружием его было Слово. Банально, но соответствует истине.
За свою не слишком долгую и не слишком удачную творческую жизнь фантаст Петров имел возможность несколько раз убедиться в силе воздействия собственного слова. Правда, не тогда, когда оно было опубликовано, а когда непосредственно было обращено к ближним его.
Когда-то ОНО вынудило принять кардинальное решение ныне покойного отца фантаста Петрова, потом ОНО увело в дали-дальние его мать. Это он осознал только потом, когда уже было поздно... Однажды ОНО испугало "старшую жену", ощутившую в НЕМ истинную силу его любви к "младшей", позже ОНО ошеломило "младшую жену", почуявшую в нем неискоренимую силу его любви к "старшей". Именно Слово разрушило их первоначальную тройственную идиллию. Впрочем, Слово не только фантаста Петрова, который стал остерегаться "лирики", ибо в искренности своей она оказывалась разрушительной, а без искренности никому не нужной. Были и иные Слова, не всегда произносимые, а лишь ощущаемые, отчего их разрушительная сила не уменьшалась.
Но так же точно фантаст Петров знал, что Слово его творило и любовь. Собственно, оно и было любовью. "И стало Слово плотию и обитало с нами..."
Всю жизнь свою фантаст Петров стремился к Слову, творящему любовь... Но, увы, зачастую нам, действительно, "не дано предугадать, как наше слово отзовется..."
И вдруг Первая Фраза сверкнула! Петров сразу понял, что это именно ОНА, хотя звучание ее было по-мальчишески коряво и вызывающе, но это искупалось эмоциональной точностью обращения:
" Малоуважаемые господа Президенты!"...
Фантаст Петров чувствовал, что за этой фразой стоит то, что он искал. Трудно сказать, нужно ли это Большой Литературе?.. Скорей всего, нет... Но фантасту Петрову нужно позарез! Ему надоело быть бессловесным политбараном.
Наконец он ощутил покой. Исчезло ощущение суеты. Сердце перестало боевым барабаном ухать в груди, а зашелестело чуть слышно, как лист под пером. Похоже, он нашел свою тропу...
Внезапно ему показалось, что в темноте кто-то есть. Он попытался сконцентрировать ощущение в зримый образ, но увидеть ничего не смог. Образ ускользал. И тем не менее, фантаст Петров вдруг понял КОГО он пытается увидеть...
Нет, он не испугался, но холодок все же пробежал по спине.
- Ты?! - спросил он мысленно, и получил ответ прежде, чем закончил вопрос. Естественно, он не услышал ни "да", ни "нет". Ответом ему была абсолютная внутренняя уверенность.
- Но почему?!
И снова он знал ответ: ОНА явилась на его зов, которого не зарегистрировал рассудок. ОНА всегда откликалась, потому что была рядом. Но Петров так до сих пор и не усек, когда он умудряется ЕЕ позвать. Не то, чтобы он был совсем никудышным аналитиком, но ВСТРЕЧИ происходили крайне редко и, в основном, очень мимолетно.
"Аве, Оза
Ночь или жилье,
Псы ли воют, слизывая слезы,
Слушаю дыхание Твое,
Аве, Оза..."
Только имя ЕЕ ... Впрочем, кому какое дело, как ЕЕ звали... Пусть будет Озой. Тем более, что она обожала эту поэму и за нее, рикошетом, - ее автора.
"... Осторожно, как вступают в озеро,
Разве знал я, циник и паяц,
Что любовь - великая боязнь..."
Вот под знаком этой "великой боязни" и делал в свое время круги вокруг НЕЕ юный Петров. Тогда еще не фантаст, а только начинающий поэт. Но разве могли его робкие стишата сравниться с "Озой"?! А потому и сам он был совершенно незаметен рядом с лирическим героем "Озы" и, тем более, с ее автором, который, сам того не ведая, был эталоном для отбраковки претендентов на ЕЕ благосклонность.
У каждого поэта должна быть своя Беатриче, иначе ему никогда не стать Поэтом.
ОНА была Беатриче фантаста Петрова, никогда не возбуждавшая в нем осознаннных сексуальных эмоций, а неосознанные, как известно, сублимируются в стихи.
Впрочем, пока ОНА была жива, он практически не писал ЕЙ стихов, опасаясь обнаружить свое обреченное обожание и быть отвергнутым. Или, быть может, боясь столь грубым вмешательством разрушить хрупкую духовную связь, что, будучи невысказанной, все же существовала между ними, хотя бы в форме его устремления к НЕЙ. Так и оставшимся лишь устремлением.
Он не пришел на ЕЕ похороны. Он не видел ЕЕ смертного Лика. Не видел, как крышка гроба неодолимо перегораживает их миры. И могильной плиты не видел... Может быть, поэтому ОНА и осталась для него вечно живой и юной. Такой и являлась на его зов.
Он не участвовал в пересудах шокированных одноклассников, поговаривавших о том, что она приняла снотворное... Он знал, что ОНА просто вернулась в тот мир, где была Озой. А этот был не для НЕЕ. Пожалуй, он всегда это чувствовал. И, наверное, поэтому не навязывался к НЕЙ со своей совершенно земной любовью.
Он был благодарен ЕЙ за это чистое и неповторимое чувство в мире сем не от мира сего.
"Где они скрываются, Первые Любимые?
В призрачной стране мечты с нами встречи ждут...
Мальчики и девочки, бережно хранимые,
Как вам там - в Несбывшемся?..
Нам тоскливо тут...",
написал он позже на модную мелодию Таривердиева. Правда, тогда "страна мечты" была голубой. Потом голубизна стала ассоциироваться в его обыденном сознании с сексуальными меньшинствами. Петров, присмотревшись внимательней, увидел ее призрачной.
Еще позже, начитавшись теософской литературы, просто для общего развития, а не в порядке поиска духовного пристанища для заблудшей души, он понял, что в этой терминологии его "страна мечты" именуется "ментальным планом", где совершается все несвершившееся, сбывается все несбывшееся. И что "план" этот находится не за тридевять земель, а является неотъемлемой принадлежностью его, фантаста Петрова, бытия. Не очевидного, но реального. И не так уж важно, что он, как утверждают теософы, будет его экологической нишей после смерти, если ощущаешь реальность "ментального плана" сейчас, при жизни. В переводе с одного нерусского на другой нерусский "ментальный" означает "психический"... А кто же осмелится отрицать реальность психики фантаста Петрова?!
И эта его субъективная психическая реальность генерировала уже несколько десятилетий чувство вины.
Как любовь Данте не удержала Беатриче в этом мире, так и его, Петрова, тихое обожание не остановило ухода в вечный сон Озы, которая еще была не Озой, а живой девушкой... Возможно, если бы он не занимался самолюбованием и не лелеял псевдочистоту своего обожания, а ясно показал, что ОНА кому-то нужна в этом мире, то человек продолжал бы жить, не исключено, что счастливо, а в его ментальном плане не было бы Озы. Но разве это не вполне доступная цена за спасение человеческой жизни?..
- Не вини себя, - "услышал" он. - Каждый сам выбирает свой Путь.
- В предлагаемых обстоятельствах, - заметил фантаст Петров. - Я же не предложил тебе тех обстоятельств для выбора, которые могли бы сохранить тебя.
- Если сам факт твоего существования поблизости не изменил моего решения, неужели ты думаешь, что это могли сделать какие-то действия или слова?
- Насчет действий не знаю, - признался фантаст Петров, - а слова могли, если бы я их вовремя произнес.
- Утешайся тем, что я предпочла твой ментальный план твоей постели.
- Сомнительное утешение, - покачал головой фантаст Петров, тем более, что одно другого не исключает.
- Чаще всего исключает... Неужели тебе мало постельных проблем?.. Всех одиноких не утешишь...
- Но хотелось бы, чтобы для каждого одинокого нашелся свой утешитель, - вздохнул Петров. - Увы, меня действительно на всех не хватит. И на двоих-то не слишком хорошо делюсь...
- А если бы у тебя была я, то не было бы их, - напомнила Оза. - Трудно представить, - чуть улыбнулся фантаст Петров. - Но, возможно, тогда бы они были более счастливы. Или обеспечены...
- Для жизни в сослагательном наклонении у тебя есть литература...
- Как-то не думал о ней в таком плане, - признался он и вдруг на несколько мгновений перед его внутренним взором совершенно явственно засветилось ЕЕ лицо. Наверное, правильнее - Лик, но оно было такое живое и юное!..
- Не исчезай! - воскликнул фантаст Петров.
- У нас впереди тысячелетия, - ответил голос из напряженного мрака.
- Мне это уже говорили недавно, - сообщил фантаст Петров, обуздав свои разыгравшиеся эмоции.
Это произошло на днях в фундаментальной библиотеке Академии наук, где он случайно встретился с коллегой по литературе, которая, в отличие от фантаста Петрова, давно и успешно, по ее словам, общалась с представителями "ментального плана". Конкретно, со своим Наставником. Так вот ей дано было различать в толпе избранных для бесконечного духовного восхождения. И ее просто оторопь брала оттого, что "избранные", в большинстве своем, не слишком воодушевленно воспринимали благую весть об их будущем. Ведь избранность - не гарантия, а потенциальная возможность. И необходим великий духовный труд, чтобы реализовать ее.
"Избранные" же предпочитали слепо суетиться на своем примитивном "физическом плане", в терминологии Платона - на сумрачном дне пещеры. Наверное, такая же оторопь брала и Платона, когда он взирал на своих современников...
Бессмертный вопрос: кто прав - живущий Вечностью или Мгновением?..
Фантасту Петрову, конечно, приятно было услышать о своей причисленности к сонму, но он не мог позволить себе роскоши слишком обольщаться столь радужной перспективой - это расхолаживает: стоит ли спешить, когда впереди тысячелетия?.. Но даже если предположить, что оные будут, то очевидно, что сие с о в е р ш е н н о и н ы е т ы с я ч е л е т и я в и н о м м и р е. И то, что будет сделано, там не будет иметь значения здесь. Поэма там максимум неясное поэтическое томление здесь. И то вряд ли.
Поэтому то, что не будет сделано здесь, н и к о г д а н е б у д е т с д е л а н о. Для этого мира.
Даже если допустить теоретически бесконечность индивидуального бытия для избранных, хотя избранничество - чистейший геноцид и фашизм со стороны "божественных сил", то ясно (теоретически), что каждый этап бытия должен обладать самостоятельной, незаменимой ценностью. Из "плохой" гусеницы может никогда не получиться бабочка. Даже если ее и не слопает птичка.
Кстати, не из наблюдений ли за жизнью насекомых родилась эта утешительная гипотеза о многоэтажности человеческого бытия? Неужели то, что дано какой-то гусенице, не доступно человеку?!..
Во всяком случае, каждый этап бытия надо проживать на полную катушку по законам того мира, в котором живешь. Будет другая жизнь - будут другие проблемы. А не будет - тем более надо реализовывать все свои жизненные потенции, пока жив.
То есть фантаст Петров не был расположен откладывать свои дела и планы на грядущие тысячелетия.
Да и на фига они ему без тех, кого он любит?!
И даже то, что теоретически они должны присутствовать в его ментальном плане, не утешает - ведь они будут всего лишь творениями его духа. Им явно будет недоставать той независимости, которая зачастую так раздражает его здесь...
- Да, - повторил фантаст Петров, - я это уже слышал.
- Это было сделано по моему поручению, - сообщила Оза. Аве Оза...
- В этом возникла необходимость? - поинтересовался он.
- Да.
- А именно?
- Ты начал суетиться... Физический план стал отбирать слишком много твоей жизненной энергии. Возникла угроза твоему духовному восхождению.
- Хочешь сказать, что я топчусь на месте? - вздохнул фантаст Петров. Сам знаю. Но разве не верно, что дух закаляется в преодолении трудностей?..
- Слишком расплывчатая сентенция... К тому же "закалка" не есть развитие, а скорее - огрубление, обретение духовных мозолей и потеря чувствительности.
- Мои любимые и так задыхаются в нищете! - воскликнул фантаст Петров. - Как я могу перестать суетиться?!
- Вот видишь... А ты еще и меня хотел взвалить на себя, как показалось, с грустной усмешкой заметила Оза. И продолжила серьезно: - Ты не должен суетиться духовно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Замельтешили мысли о работе. Весьма сильный центр притяжения, но побоку, побоку!..
Ощутилось смиренное одиночество "младшей жены". Это, конечно, не побоку. Напротив, оно должно стать внутренней сутью вожделенной Фразы. Его надо постоянно чувствовать, но не зацикливаться на этой боли...
Глубже, глубже в Тишину, в которой ждет своего часа истинный голос фантаста Петрова.
Он видел, как медленно раскаляется в его ментальном пространстве жалость к любимым, вынужденным страдать не только по его вине. Свою бы он постарался искупить. Но ощущая слепую и злую чужую волю, нагло вмешивающуюся в его жизнь, фантаст Петров не мог позволить себе роскоши очистительного самобичевания. В данной ситуации оно бесплодно. И по сути являлось бы трусливым бегством с поля боя за своих любимых.
А у фантаста Петрова было единственное поле боя, на котором он представлял ощутимую угрозу для невидимого противника - лист бумаги. И оружием его было Слово. Банально, но соответствует истине.
За свою не слишком долгую и не слишком удачную творческую жизнь фантаст Петров имел возможность несколько раз убедиться в силе воздействия собственного слова. Правда, не тогда, когда оно было опубликовано, а когда непосредственно было обращено к ближним его.
Когда-то ОНО вынудило принять кардинальное решение ныне покойного отца фантаста Петрова, потом ОНО увело в дали-дальние его мать. Это он осознал только потом, когда уже было поздно... Однажды ОНО испугало "старшую жену", ощутившую в НЕМ истинную силу его любви к "младшей", позже ОНО ошеломило "младшую жену", почуявшую в нем неискоренимую силу его любви к "старшей". Именно Слово разрушило их первоначальную тройственную идиллию. Впрочем, Слово не только фантаста Петрова, который стал остерегаться "лирики", ибо в искренности своей она оказывалась разрушительной, а без искренности никому не нужной. Были и иные Слова, не всегда произносимые, а лишь ощущаемые, отчего их разрушительная сила не уменьшалась.
Но так же точно фантаст Петров знал, что Слово его творило и любовь. Собственно, оно и было любовью. "И стало Слово плотию и обитало с нами..."
Всю жизнь свою фантаст Петров стремился к Слову, творящему любовь... Но, увы, зачастую нам, действительно, "не дано предугадать, как наше слово отзовется..."
И вдруг Первая Фраза сверкнула! Петров сразу понял, что это именно ОНА, хотя звучание ее было по-мальчишески коряво и вызывающе, но это искупалось эмоциональной точностью обращения:
" Малоуважаемые господа Президенты!"...
Фантаст Петров чувствовал, что за этой фразой стоит то, что он искал. Трудно сказать, нужно ли это Большой Литературе?.. Скорей всего, нет... Но фантасту Петрову нужно позарез! Ему надоело быть бессловесным политбараном.
Наконец он ощутил покой. Исчезло ощущение суеты. Сердце перестало боевым барабаном ухать в груди, а зашелестело чуть слышно, как лист под пером. Похоже, он нашел свою тропу...
Внезапно ему показалось, что в темноте кто-то есть. Он попытался сконцентрировать ощущение в зримый образ, но увидеть ничего не смог. Образ ускользал. И тем не менее, фантаст Петров вдруг понял КОГО он пытается увидеть...
Нет, он не испугался, но холодок все же пробежал по спине.
- Ты?! - спросил он мысленно, и получил ответ прежде, чем закончил вопрос. Естественно, он не услышал ни "да", ни "нет". Ответом ему была абсолютная внутренняя уверенность.
- Но почему?!
И снова он знал ответ: ОНА явилась на его зов, которого не зарегистрировал рассудок. ОНА всегда откликалась, потому что была рядом. Но Петров так до сих пор и не усек, когда он умудряется ЕЕ позвать. Не то, чтобы он был совсем никудышным аналитиком, но ВСТРЕЧИ происходили крайне редко и, в основном, очень мимолетно.
"Аве, Оза
Ночь или жилье,
Псы ли воют, слизывая слезы,
Слушаю дыхание Твое,
Аве, Оза..."
Только имя ЕЕ ... Впрочем, кому какое дело, как ЕЕ звали... Пусть будет Озой. Тем более, что она обожала эту поэму и за нее, рикошетом, - ее автора.
"... Осторожно, как вступают в озеро,
Разве знал я, циник и паяц,
Что любовь - великая боязнь..."
Вот под знаком этой "великой боязни" и делал в свое время круги вокруг НЕЕ юный Петров. Тогда еще не фантаст, а только начинающий поэт. Но разве могли его робкие стишата сравниться с "Озой"?! А потому и сам он был совершенно незаметен рядом с лирическим героем "Озы" и, тем более, с ее автором, который, сам того не ведая, был эталоном для отбраковки претендентов на ЕЕ благосклонность.
У каждого поэта должна быть своя Беатриче, иначе ему никогда не стать Поэтом.
ОНА была Беатриче фантаста Петрова, никогда не возбуждавшая в нем осознаннных сексуальных эмоций, а неосознанные, как известно, сублимируются в стихи.
Впрочем, пока ОНА была жива, он практически не писал ЕЙ стихов, опасаясь обнаружить свое обреченное обожание и быть отвергнутым. Или, быть может, боясь столь грубым вмешательством разрушить хрупкую духовную связь, что, будучи невысказанной, все же существовала между ними, хотя бы в форме его устремления к НЕЙ. Так и оставшимся лишь устремлением.
Он не пришел на ЕЕ похороны. Он не видел ЕЕ смертного Лика. Не видел, как крышка гроба неодолимо перегораживает их миры. И могильной плиты не видел... Может быть, поэтому ОНА и осталась для него вечно живой и юной. Такой и являлась на его зов.
Он не участвовал в пересудах шокированных одноклассников, поговаривавших о том, что она приняла снотворное... Он знал, что ОНА просто вернулась в тот мир, где была Озой. А этот был не для НЕЕ. Пожалуй, он всегда это чувствовал. И, наверное, поэтому не навязывался к НЕЙ со своей совершенно земной любовью.
Он был благодарен ЕЙ за это чистое и неповторимое чувство в мире сем не от мира сего.
"Где они скрываются, Первые Любимые?
В призрачной стране мечты с нами встречи ждут...
Мальчики и девочки, бережно хранимые,
Как вам там - в Несбывшемся?..
Нам тоскливо тут...",
написал он позже на модную мелодию Таривердиева. Правда, тогда "страна мечты" была голубой. Потом голубизна стала ассоциироваться в его обыденном сознании с сексуальными меньшинствами. Петров, присмотревшись внимательней, увидел ее призрачной.
Еще позже, начитавшись теософской литературы, просто для общего развития, а не в порядке поиска духовного пристанища для заблудшей души, он понял, что в этой терминологии его "страна мечты" именуется "ментальным планом", где совершается все несвершившееся, сбывается все несбывшееся. И что "план" этот находится не за тридевять земель, а является неотъемлемой принадлежностью его, фантаста Петрова, бытия. Не очевидного, но реального. И не так уж важно, что он, как утверждают теософы, будет его экологической нишей после смерти, если ощущаешь реальность "ментального плана" сейчас, при жизни. В переводе с одного нерусского на другой нерусский "ментальный" означает "психический"... А кто же осмелится отрицать реальность психики фантаста Петрова?!
И эта его субъективная психическая реальность генерировала уже несколько десятилетий чувство вины.
Как любовь Данте не удержала Беатриче в этом мире, так и его, Петрова, тихое обожание не остановило ухода в вечный сон Озы, которая еще была не Озой, а живой девушкой... Возможно, если бы он не занимался самолюбованием и не лелеял псевдочистоту своего обожания, а ясно показал, что ОНА кому-то нужна в этом мире, то человек продолжал бы жить, не исключено, что счастливо, а в его ментальном плане не было бы Озы. Но разве это не вполне доступная цена за спасение человеческой жизни?..
- Не вини себя, - "услышал" он. - Каждый сам выбирает свой Путь.
- В предлагаемых обстоятельствах, - заметил фантаст Петров. - Я же не предложил тебе тех обстоятельств для выбора, которые могли бы сохранить тебя.
- Если сам факт твоего существования поблизости не изменил моего решения, неужели ты думаешь, что это могли сделать какие-то действия или слова?
- Насчет действий не знаю, - признался фантаст Петров, - а слова могли, если бы я их вовремя произнес.
- Утешайся тем, что я предпочла твой ментальный план твоей постели.
- Сомнительное утешение, - покачал головой фантаст Петров, тем более, что одно другого не исключает.
- Чаще всего исключает... Неужели тебе мало постельных проблем?.. Всех одиноких не утешишь...
- Но хотелось бы, чтобы для каждого одинокого нашелся свой утешитель, - вздохнул Петров. - Увы, меня действительно на всех не хватит. И на двоих-то не слишком хорошо делюсь...
- А если бы у тебя была я, то не было бы их, - напомнила Оза. - Трудно представить, - чуть улыбнулся фантаст Петров. - Но, возможно, тогда бы они были более счастливы. Или обеспечены...
- Для жизни в сослагательном наклонении у тебя есть литература...
- Как-то не думал о ней в таком плане, - признался он и вдруг на несколько мгновений перед его внутренним взором совершенно явственно засветилось ЕЕ лицо. Наверное, правильнее - Лик, но оно было такое живое и юное!..
- Не исчезай! - воскликнул фантаст Петров.
- У нас впереди тысячелетия, - ответил голос из напряженного мрака.
- Мне это уже говорили недавно, - сообщил фантаст Петров, обуздав свои разыгравшиеся эмоции.
Это произошло на днях в фундаментальной библиотеке Академии наук, где он случайно встретился с коллегой по литературе, которая, в отличие от фантаста Петрова, давно и успешно, по ее словам, общалась с представителями "ментального плана". Конкретно, со своим Наставником. Так вот ей дано было различать в толпе избранных для бесконечного духовного восхождения. И ее просто оторопь брала оттого, что "избранные", в большинстве своем, не слишком воодушевленно воспринимали благую весть об их будущем. Ведь избранность - не гарантия, а потенциальная возможность. И необходим великий духовный труд, чтобы реализовать ее.
"Избранные" же предпочитали слепо суетиться на своем примитивном "физическом плане", в терминологии Платона - на сумрачном дне пещеры. Наверное, такая же оторопь брала и Платона, когда он взирал на своих современников...
Бессмертный вопрос: кто прав - живущий Вечностью или Мгновением?..
Фантасту Петрову, конечно, приятно было услышать о своей причисленности к сонму, но он не мог позволить себе роскоши слишком обольщаться столь радужной перспективой - это расхолаживает: стоит ли спешить, когда впереди тысячелетия?.. Но даже если предположить, что оные будут, то очевидно, что сие с о в е р ш е н н о и н ы е т ы с я ч е л е т и я в и н о м м и р е. И то, что будет сделано, там не будет иметь значения здесь. Поэма там максимум неясное поэтическое томление здесь. И то вряд ли.
Поэтому то, что не будет сделано здесь, н и к о г д а н е б у д е т с д е л а н о. Для этого мира.
Даже если допустить теоретически бесконечность индивидуального бытия для избранных, хотя избранничество - чистейший геноцид и фашизм со стороны "божественных сил", то ясно (теоретически), что каждый этап бытия должен обладать самостоятельной, незаменимой ценностью. Из "плохой" гусеницы может никогда не получиться бабочка. Даже если ее и не слопает птичка.
Кстати, не из наблюдений ли за жизнью насекомых родилась эта утешительная гипотеза о многоэтажности человеческого бытия? Неужели то, что дано какой-то гусенице, не доступно человеку?!..
Во всяком случае, каждый этап бытия надо проживать на полную катушку по законам того мира, в котором живешь. Будет другая жизнь - будут другие проблемы. А не будет - тем более надо реализовывать все свои жизненные потенции, пока жив.
То есть фантаст Петров не был расположен откладывать свои дела и планы на грядущие тысячелетия.
Да и на фига они ему без тех, кого он любит?!
И даже то, что теоретически они должны присутствовать в его ментальном плане, не утешает - ведь они будут всего лишь творениями его духа. Им явно будет недоставать той независимости, которая зачастую так раздражает его здесь...
- Да, - повторил фантаст Петров, - я это уже слышал.
- Это было сделано по моему поручению, - сообщила Оза. Аве Оза...
- В этом возникла необходимость? - поинтересовался он.
- Да.
- А именно?
- Ты начал суетиться... Физический план стал отбирать слишком много твоей жизненной энергии. Возникла угроза твоему духовному восхождению.
- Хочешь сказать, что я топчусь на месте? - вздохнул фантаст Петров. Сам знаю. Но разве не верно, что дух закаляется в преодолении трудностей?..
- Слишком расплывчатая сентенция... К тому же "закалка" не есть развитие, а скорее - огрубление, обретение духовных мозолей и потеря чувствительности.
- Мои любимые и так задыхаются в нищете! - воскликнул фантаст Петров. - Как я могу перестать суетиться?!
- Вот видишь... А ты еще и меня хотел взвалить на себя, как показалось, с грустной усмешкой заметила Оза. И продолжила серьезно: - Ты не должен суетиться духовно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15