А после бреши шириной в пару кабельтовых замыкают эту гигантскую, в добрых четыре мили, сейчас выгнувшуюся дугой к осту линию «Принсипе де Астуриас» (три палубы, сто четырнадцать пушек, на фок-мачте флаг адмирала Гравины, на борту он сам и его адъютант генерал-майор Эсканьо), французский «Бервик» и еще один испанец — семидесятичетырехпушечный «Сан-Хуан Непомусено» под командованием бригадира Чурруки; этого молчаливого, худого, бледного человека уважают даже англичане (а это много, когда речь идет о надменных британцах), и не только как отважного командира, но и как ученого — гидрографа и астронома. Келеннек знает его лично: когда-то, в Бресте, ему довелось служить при нем. Симпатичным Чурруку не назовешь, однако впечатление он оставляет глубокое. Говорят, после многих лет, отданных только морю, он женился на милой девочке из хорошей семьи. L'amour и все такое. А еще рассказывают, что ему, как и всем остальным испанским командирам, Королевский флот задолжал жалованье за несколько месяцев, и в Кадисе он перебивался частными уроками математики. Одно слово: L'Espagne. Умеет она все-таки ценить своих людей.
— Еще сигнал с флагмана.
Келеннек смотрит на «Теми» — ближайший к нему фрегат, на котором ползут вверх, репетуя сигналы, подаваемые издалека, с «Аргк», разноцветные флаги. Юный Галопен уже роется в своде сигналов:
— Вести бой с максимальной отдачей.
— Отлично, замечательно. Же-сюи-тре-кон-тан. Запиши время.
— Миди, мон командан .
— Кьеффер, где мы?
Штурман смотрит на секстант, сверяется с записями, вытянутой рукой показывает своему помощнику Манолё Когегуэвосу азимут, тот кивает в ответ.
— Тридцать шесть градусов восемь минут северной широты, мон командан… Азимут на мыс Трафальгар — четыре лье на ост-зюйд-ост.
— Точно?
— Точно.
Ответ пилота раздается одновременно с долетевшим издали звуком пушечного выстрела. Пум-баа. Резко обернувшись, Келеннек видит облако белого дыма, которое бриз относит, закручивая на лету: это к норду, там, где находится «Фуго» — чуть дальше центра союзной эскадры, там, где английская южная колонна под синим штандартом уже готова вклиниться в нее как раз между «Фуго» и «Санта-Аной». А потом начинает громыхать — нескончаемая цепочка отдельных громов, под которые из бортов кораблей вылетают вспышки пламени и клубы дыма, и этот грохот перекатывается вдоль всей линии от центра до самого конца.
Бум-баа, бум-баа, бум-баа. Шев господень. Сражение. Шестьдесят кораблей, пять тысяч девятьсот сорок пушек, сорок тысяч людей, нещадно уничтожающих друг друга. С палубы «Энсертена» Келеннек и его французы, бессильные что-либо сделать, смотрят, зачарованные, на разыгрывающуюся бурю. Не попавшие в цель ядра, как град с небес, сыплются в воду, вздымая пенные столбы. Вся союзная линия от центра до самого конца арьергарда — это оглушительный грохот орудий и клубы серо-белого дыма, прошитые огненными вспышками; французы и испанцы подняли свои кормовые флаги и палят по головным кораблям англичан, которые тоже начали отвечать на огонь. Бумм-рррааа. Бумм-рррааа. Поверх сплошного облака дыма видно, что английские паруса все ближе к парусам смешанной эскадры, а на мачтах и реях и тех и других кораблей копошатся крохотные фигурки матросов, убирающих нижние паруса. Красиво все-таки идут эти англичане, с невольным восхищением думает капитан Келеннек. Первые четыре линейных корабля, идущих в кильватере за тем, что под синим штандартом, невозмутимо стараются вклиниться в бреши в строю союзных кораблей. «Санта-Ана» всем бакбортом дает такой залп по флагману, что тот кренится в противоположную сторону. Его паруса словно летят над дымом, который скрывает корпуса судов и в котором уже начало зловеще потрескивать — крр, крр, крр: это звук мушкетной стрельбы, сотен ружей, грохочущих на палубах и с марсовых площадок.
— Они пройдут, ном-де-дье. Эти кошон пройдут .
Французскому «Эндомптаблю» не хватает ветра, чтобы успеть заткнуть собой брешь между «Санта-Аной» и «Фуго», и хотя последний изо всех сил маневрирует парусами (Келеннек представил себе, как его капитан Бадуэн, уже охрипший, мечется по шканцам, выкрикивая приказания), пытаясь приблизить свой нос к корме испанца и закрыть дорогу английскому трехпа-лубнику под синим штандартом, тот под жестоким огнем продолжает идти вперед. Другие английские корабли отделяются от своего строя, выбирая, где можно рассечь союзную эскадру; два из них нацелились на брешь между «Плюто-ном» и «Альхесирасом», оставленную снесенным под ветер испанским «Монарка». Бум-баа, бум-баа, бум-баа. От непрекращающейся пальбы дым становится таким плотным, что сквозь него уже ничего не разглядеть: теперь с подветренной стороны линии, оттуда, где находится «Эн-сертен», видны лишь вспышки и завихрения от взрывов пороха, спиралями поднимающихся среди необъятного леса мачт и распущенных парусов, в которых появляется все больше пробоин. Кррррааак. Один из кораблей — Келеннек не знает, англичанин это или кто-то из союзников — лишился крюйс-стеньги по самый марс, а потом и вся бизань-мачта обрушивается, исчезает в дыму вместе с беззащитными крошечными фигурками, пытающимися удержаться за снасти.
— Они проходят, мон капитэн!
Келеннек ощущает, что его душа рушится, . как эта мачта. Грохот Бреста. Сейчас с этой стороны линии из дыма показался черный правый борт «Санта-Аны», которую немного сносит, и совсем рядом с ней, с ее разбитой кормой, нос английского трехпалубника с синим штандартом на фок-мачте. Очевидно, что «Ройял Соверен», если это он, сумел вклиниться между «Фуго» и «Санта-Аной» и, влепив ей убийственный продольный залп с самой уязвимой стороны — в корму (ядра и картечь, проносясь над палубой, буквально сметают с нее все живое и неживое), так что сейчас там просто кровавое месиво, убитых наверняка сотня или две, теперь лавирует, пристраиваясь к ней борт о борт с подветренной стороны. Англичанину, в свою очередь, крепко достается от сосредоточенного огня «Фуго», «Эндомптабля» и «Монарка», который срезает ему сначала грот-мачту, а потом и бизань. Однако из дыма уже показываются два других английских корабля, спешащих на помощь синему штандарту. Еще трое, кажется, почти отсекли разбитую «Санта-Ану», а паруса еще по меньшей мере десяти британцев, до сих пор по ту сторону линии, идут на сближение со следующими испанскими и французскими кораблями. Келеннеку, смотрящему во все глаза со стороны, вполне ясна тактика англичан: окружать каждый корабль противника несколькими своими и так двигаться от центра в конец линии, расправляясь с ними по одному. Пушечные залпы, град мушкетных выстрелов, стук бортов, когда начинается очередной абордаж. Захват Нельсона. В отличие от классических морских сражений, когда эскадры издали обстреливают друг друга из орудий, это с первого же мгновения рассыпалось на множество отдельных кровопролитных схваток. — борт стучит о борт, ноки реев цепляются за реи противника. По-сухопутному это называется «сойтись грудь в грудь».
6. Белый штандарт
На корме «Антильи», опершись на подковообразный гакаборт, под большим фонарем, венчающим собой ее расписанные красным и желтым украшения, капитан первого ранга дон Карлос де ла Роча смотрит на юг — туда, откуда доносится приглушенный расстоянием грохот битвы. Его семидесятичетырехпушеч-ный линейный корабль, второй в головной части строя, ловя ветер слева марселями и крюй-селями, держится в кильватере за другим испанцем — «Нептуно», задний же его мателот — французский «Сипион». Здесь, в авангарде, все спокойно, если не считать одинокого английского паруса, приближающегося с норда (скорее всего, это разведчик, который не успел присоединиться к своим и вот теперь торопится назад).
«Антилья» чересчур далеко от места ожесточенного сражения, разыгравшегося почти на другом конце линии баталии — она сейчас приобрела, вполне во французском стиле, форму круассана, растянувшись на четыре-пять миль, — ее изгиб позволяет с головных кораблей более или менее различать, что происходит в арьергарде, тем более что легкий вест сносит в сторону дым. А там не происходит ничего хорошего. Капитанам английской колонны, возглавляемой трехпалубником под белым штандартом (это, вне всякого сомнения, флагман вице-адмирала Нельсона, и кое-кто из офицеров «Антильи» узнал в нем «Виктори», линейный корабль первого класса), похоже, не терпится проглотить круассан: эти сукины дети так и прут вперед, и, хотя не смеют обойти шефа, некоторые все же отклонились от его кильватера, и их носы почти уже поравнялись с его кормой. Однако, получив пару залпов от союзных кораблей, они разворачиваются штирбортом и нацеливаются точно в центр смешанной эскадры — туда, где находятся «Сантисима Тринидад» и «Бюсантор», флагман адмирала Вильнева, которые, как и остальные из их подразделения, уже с расстояния менее половины пушечного выстрела ведут яростный огонь по кораблю под белым штандартом.
— Здорово они обрабатывают этого англичанина, — замечает капитан-лейтенант Орокь-ета, передавая подзорную трубу командиру.
Это уж точно. Обрабатывают они его лучше некуда. Даже невооруженным глазом можно разглядеть, как пострадал английский трехпа-лубник, его батареи молчат, однако он бесстрашно и упорно продолжает идти к цели. Кар-лос де ла Роча раздвигает подзорную трубу, подносит ее к глазу и, подстроившись под колебания палубы так, чтобы не выпускать из прицела линзы английский корабль, пытается оценить урон, нанесенный ему франко-испанской артиллерией. Трехпалубник, решительно направлявшийся к «Тринидад», чтобы вклиниться между его кормой и носом «Бюсантора», похоже, решил, что брешь чересчур мала: испанец, предвидя его маневр, чуть подобрал марсель и бизань, чтобы сбавить ход, сокращая тем самым дистанцию между собой и «Бюсантором», в то время как четыре батареи его бакборта вели ожесточенный огонь. Поэтому англичанин под белым штандартом, потрепанный, взял правее и теперь быстро приближается к корме «Бюсантора». Капитан де ла Роча с первого взгляда угадывает его намерение: задний мателот флагмана — французский «Нептюн», но его заметно снесло под ветер, так что между «Бюсантором» и идущим сзади «Редутаблем» образовалась соблазнительная брешь. Просто восторг, не хватает только плакатика со стрелочкой и надписью: резать здесь, please. Однако на пути туда Г англичанин (разумеется, с Нельсоном на шканцах) получает свое. И получает крепко. Паруса у него все в дырах, и тут удачно посланное ядро разбивает ему фор-марса-реи. Жаль, думает де ла Роча, что ему не снесло всю фок-мачту. В отличие от английских комендоров, которые обычно целят в корпус, французы бьют по мачтам, чтобы лишить врага возможности маневрировать (а бедняги испанцы палят, куда попадут). Де ла Роча с сомнением качает головой. Французская тактика сегодня кажется ему абсурдной: за то время, что понадобится французам и испанцам на один выстрел, великолепно натренированные британцы способны выстрелить трижды, и пока те стараются оставить противника без мачт, эти метут огнем вражеские палубы, вдребезги разнося пушки и превращая их прислугу в куски филе, разбросанные среди обломков дерева и металла. Ну что ж. Каждый таков, каков он есть.
— С флагмана еще сигналы, сеньор капитан.
Де ла Роча наводит подзорную трубу на реи «Бюсантора». Там среди дыма от орудийных залпов на фалах ползут наверх флаги, и такие же флаги поднимаются вдоль всей линии на фрегатах, находящихся с ее подветренной стороны. Гардемарин Ортис прилежно листает свод сигналов:
— Тем, кто невредим или пострадал меньше, оказывать поддержку тем, кто находится в более невыгодном положении.
— К кому это относится: к авангарду, к центру или к арьергарду?
— Ни к кому конкретно, сеньор капитан.
Командир «Антильи» сдерживает уже готовое слететь с языка проклятие. Идиот Вильнев. Этот сигнал только породил неразбериху. Может, он относится к кораблям, уже вступившим в бой, и рекомендует их капитанам действовать по своему разумению, поддерживая своих оказавшихся в наиболее тяжком положении товарищей (в конце концов, это в порядке вещей, и именно так полагается поступать всякому честному человеку и уважающему себя моряку); если же считать, что сигнал относится ко всем, то он может означать также, что адмирал отказывается руководить строем и предоставляет каждому кораблю возможность действовать на свое усмотрение. А сказать такое — не важно, словами или сигналами, — когда сражение только началось, — значит, заранее признать, что все идет хуже некуда. Что командующий эскадрой считает поражение неизбежным и в самом скором времени каждой собаке придется самой лизать себе задницу.
— Этот француз — полная бездарь. Теперь нам всем конец.
Орокьета и юный Ортис смотрят на него с удивлением, потому что их командир пользуется репутацией человека холодного и сдержанного, вовсе не склонного прилюдно критиковать начальство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Еще сигнал с флагмана.
Келеннек смотрит на «Теми» — ближайший к нему фрегат, на котором ползут вверх, репетуя сигналы, подаваемые издалека, с «Аргк», разноцветные флаги. Юный Галопен уже роется в своде сигналов:
— Вести бой с максимальной отдачей.
— Отлично, замечательно. Же-сюи-тре-кон-тан. Запиши время.
— Миди, мон командан .
— Кьеффер, где мы?
Штурман смотрит на секстант, сверяется с записями, вытянутой рукой показывает своему помощнику Манолё Когегуэвосу азимут, тот кивает в ответ.
— Тридцать шесть градусов восемь минут северной широты, мон командан… Азимут на мыс Трафальгар — четыре лье на ост-зюйд-ост.
— Точно?
— Точно.
Ответ пилота раздается одновременно с долетевшим издали звуком пушечного выстрела. Пум-баа. Резко обернувшись, Келеннек видит облако белого дыма, которое бриз относит, закручивая на лету: это к норду, там, где находится «Фуго» — чуть дальше центра союзной эскадры, там, где английская южная колонна под синим штандартом уже готова вклиниться в нее как раз между «Фуго» и «Санта-Аной». А потом начинает громыхать — нескончаемая цепочка отдельных громов, под которые из бортов кораблей вылетают вспышки пламени и клубы дыма, и этот грохот перекатывается вдоль всей линии от центра до самого конца.
Бум-баа, бум-баа, бум-баа. Шев господень. Сражение. Шестьдесят кораблей, пять тысяч девятьсот сорок пушек, сорок тысяч людей, нещадно уничтожающих друг друга. С палубы «Энсертена» Келеннек и его французы, бессильные что-либо сделать, смотрят, зачарованные, на разыгрывающуюся бурю. Не попавшие в цель ядра, как град с небес, сыплются в воду, вздымая пенные столбы. Вся союзная линия от центра до самого конца арьергарда — это оглушительный грохот орудий и клубы серо-белого дыма, прошитые огненными вспышками; французы и испанцы подняли свои кормовые флаги и палят по головным кораблям англичан, которые тоже начали отвечать на огонь. Бумм-рррааа. Бумм-рррааа. Поверх сплошного облака дыма видно, что английские паруса все ближе к парусам смешанной эскадры, а на мачтах и реях и тех и других кораблей копошатся крохотные фигурки матросов, убирающих нижние паруса. Красиво все-таки идут эти англичане, с невольным восхищением думает капитан Келеннек. Первые четыре линейных корабля, идущих в кильватере за тем, что под синим штандартом, невозмутимо стараются вклиниться в бреши в строю союзных кораблей. «Санта-Ана» всем бакбортом дает такой залп по флагману, что тот кренится в противоположную сторону. Его паруса словно летят над дымом, который скрывает корпуса судов и в котором уже начало зловеще потрескивать — крр, крр, крр: это звук мушкетной стрельбы, сотен ружей, грохочущих на палубах и с марсовых площадок.
— Они пройдут, ном-де-дье. Эти кошон пройдут .
Французскому «Эндомптаблю» не хватает ветра, чтобы успеть заткнуть собой брешь между «Санта-Аной» и «Фуго», и хотя последний изо всех сил маневрирует парусами (Келеннек представил себе, как его капитан Бадуэн, уже охрипший, мечется по шканцам, выкрикивая приказания), пытаясь приблизить свой нос к корме испанца и закрыть дорогу английскому трехпа-лубнику под синим штандартом, тот под жестоким огнем продолжает идти вперед. Другие английские корабли отделяются от своего строя, выбирая, где можно рассечь союзную эскадру; два из них нацелились на брешь между «Плюто-ном» и «Альхесирасом», оставленную снесенным под ветер испанским «Монарка». Бум-баа, бум-баа, бум-баа. От непрекращающейся пальбы дым становится таким плотным, что сквозь него уже ничего не разглядеть: теперь с подветренной стороны линии, оттуда, где находится «Эн-сертен», видны лишь вспышки и завихрения от взрывов пороха, спиралями поднимающихся среди необъятного леса мачт и распущенных парусов, в которых появляется все больше пробоин. Кррррааак. Один из кораблей — Келеннек не знает, англичанин это или кто-то из союзников — лишился крюйс-стеньги по самый марс, а потом и вся бизань-мачта обрушивается, исчезает в дыму вместе с беззащитными крошечными фигурками, пытающимися удержаться за снасти.
— Они проходят, мон капитэн!
Келеннек ощущает, что его душа рушится, . как эта мачта. Грохот Бреста. Сейчас с этой стороны линии из дыма показался черный правый борт «Санта-Аны», которую немного сносит, и совсем рядом с ней, с ее разбитой кормой, нос английского трехпалубника с синим штандартом на фок-мачте. Очевидно, что «Ройял Соверен», если это он, сумел вклиниться между «Фуго» и «Санта-Аной» и, влепив ей убийственный продольный залп с самой уязвимой стороны — в корму (ядра и картечь, проносясь над палубой, буквально сметают с нее все живое и неживое), так что сейчас там просто кровавое месиво, убитых наверняка сотня или две, теперь лавирует, пристраиваясь к ней борт о борт с подветренной стороны. Англичанину, в свою очередь, крепко достается от сосредоточенного огня «Фуго», «Эндомптабля» и «Монарка», который срезает ему сначала грот-мачту, а потом и бизань. Однако из дыма уже показываются два других английских корабля, спешащих на помощь синему штандарту. Еще трое, кажется, почти отсекли разбитую «Санта-Ану», а паруса еще по меньшей мере десяти британцев, до сих пор по ту сторону линии, идут на сближение со следующими испанскими и французскими кораблями. Келеннеку, смотрящему во все глаза со стороны, вполне ясна тактика англичан: окружать каждый корабль противника несколькими своими и так двигаться от центра в конец линии, расправляясь с ними по одному. Пушечные залпы, град мушкетных выстрелов, стук бортов, когда начинается очередной абордаж. Захват Нельсона. В отличие от классических морских сражений, когда эскадры издали обстреливают друг друга из орудий, это с первого же мгновения рассыпалось на множество отдельных кровопролитных схваток. — борт стучит о борт, ноки реев цепляются за реи противника. По-сухопутному это называется «сойтись грудь в грудь».
6. Белый штандарт
На корме «Антильи», опершись на подковообразный гакаборт, под большим фонарем, венчающим собой ее расписанные красным и желтым украшения, капитан первого ранга дон Карлос де ла Роча смотрит на юг — туда, откуда доносится приглушенный расстоянием грохот битвы. Его семидесятичетырехпушеч-ный линейный корабль, второй в головной части строя, ловя ветер слева марселями и крюй-селями, держится в кильватере за другим испанцем — «Нептуно», задний же его мателот — французский «Сипион». Здесь, в авангарде, все спокойно, если не считать одинокого английского паруса, приближающегося с норда (скорее всего, это разведчик, который не успел присоединиться к своим и вот теперь торопится назад).
«Антилья» чересчур далеко от места ожесточенного сражения, разыгравшегося почти на другом конце линии баталии — она сейчас приобрела, вполне во французском стиле, форму круассана, растянувшись на четыре-пять миль, — ее изгиб позволяет с головных кораблей более или менее различать, что происходит в арьергарде, тем более что легкий вест сносит в сторону дым. А там не происходит ничего хорошего. Капитанам английской колонны, возглавляемой трехпалубником под белым штандартом (это, вне всякого сомнения, флагман вице-адмирала Нельсона, и кое-кто из офицеров «Антильи» узнал в нем «Виктори», линейный корабль первого класса), похоже, не терпится проглотить круассан: эти сукины дети так и прут вперед, и, хотя не смеют обойти шефа, некоторые все же отклонились от его кильватера, и их носы почти уже поравнялись с его кормой. Однако, получив пару залпов от союзных кораблей, они разворачиваются штирбортом и нацеливаются точно в центр смешанной эскадры — туда, где находятся «Сантисима Тринидад» и «Бюсантор», флагман адмирала Вильнева, которые, как и остальные из их подразделения, уже с расстояния менее половины пушечного выстрела ведут яростный огонь по кораблю под белым штандартом.
— Здорово они обрабатывают этого англичанина, — замечает капитан-лейтенант Орокь-ета, передавая подзорную трубу командиру.
Это уж точно. Обрабатывают они его лучше некуда. Даже невооруженным глазом можно разглядеть, как пострадал английский трехпа-лубник, его батареи молчат, однако он бесстрашно и упорно продолжает идти к цели. Кар-лос де ла Роча раздвигает подзорную трубу, подносит ее к глазу и, подстроившись под колебания палубы так, чтобы не выпускать из прицела линзы английский корабль, пытается оценить урон, нанесенный ему франко-испанской артиллерией. Трехпалубник, решительно направлявшийся к «Тринидад», чтобы вклиниться между его кормой и носом «Бюсантора», похоже, решил, что брешь чересчур мала: испанец, предвидя его маневр, чуть подобрал марсель и бизань, чтобы сбавить ход, сокращая тем самым дистанцию между собой и «Бюсантором», в то время как четыре батареи его бакборта вели ожесточенный огонь. Поэтому англичанин под белым штандартом, потрепанный, взял правее и теперь быстро приближается к корме «Бюсантора». Капитан де ла Роча с первого взгляда угадывает его намерение: задний мателот флагмана — французский «Нептюн», но его заметно снесло под ветер, так что между «Бюсантором» и идущим сзади «Редутаблем» образовалась соблазнительная брешь. Просто восторг, не хватает только плакатика со стрелочкой и надписью: резать здесь, please. Однако на пути туда Г англичанин (разумеется, с Нельсоном на шканцах) получает свое. И получает крепко. Паруса у него все в дырах, и тут удачно посланное ядро разбивает ему фор-марса-реи. Жаль, думает де ла Роча, что ему не снесло всю фок-мачту. В отличие от английских комендоров, которые обычно целят в корпус, французы бьют по мачтам, чтобы лишить врага возможности маневрировать (а бедняги испанцы палят, куда попадут). Де ла Роча с сомнением качает головой. Французская тактика сегодня кажется ему абсурдной: за то время, что понадобится французам и испанцам на один выстрел, великолепно натренированные британцы способны выстрелить трижды, и пока те стараются оставить противника без мачт, эти метут огнем вражеские палубы, вдребезги разнося пушки и превращая их прислугу в куски филе, разбросанные среди обломков дерева и металла. Ну что ж. Каждый таков, каков он есть.
— С флагмана еще сигналы, сеньор капитан.
Де ла Роча наводит подзорную трубу на реи «Бюсантора». Там среди дыма от орудийных залпов на фалах ползут наверх флаги, и такие же флаги поднимаются вдоль всей линии на фрегатах, находящихся с ее подветренной стороны. Гардемарин Ортис прилежно листает свод сигналов:
— Тем, кто невредим или пострадал меньше, оказывать поддержку тем, кто находится в более невыгодном положении.
— К кому это относится: к авангарду, к центру или к арьергарду?
— Ни к кому конкретно, сеньор капитан.
Командир «Антильи» сдерживает уже готовое слететь с языка проклятие. Идиот Вильнев. Этот сигнал только породил неразбериху. Может, он относится к кораблям, уже вступившим в бой, и рекомендует их капитанам действовать по своему разумению, поддерживая своих оказавшихся в наиболее тяжком положении товарищей (в конце концов, это в порядке вещей, и именно так полагается поступать всякому честному человеку и уважающему себя моряку); если же считать, что сигнал относится ко всем, то он может означать также, что адмирал отказывается руководить строем и предоставляет каждому кораблю возможность действовать на свое усмотрение. А сказать такое — не важно, словами или сигналами, — когда сражение только началось, — значит, заранее признать, что все идет хуже некуда. Что командующий эскадрой считает поражение неизбежным и в самом скором времени каждой собаке придется самой лизать себе задницу.
— Этот француз — полная бездарь. Теперь нам всем конец.
Орокьета и юный Ортис смотрят на него с удивлением, потому что их командир пользуется репутацией человека холодного и сдержанного, вовсе не склонного прилюдно критиковать начальство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28