Серые, чуть усталые глаза человека в белом халате внимательно глядят
из-за толстых стекол очков. Здесь, в подземных лагерях Медены, очень це-
нится человеческая жизнь. Еще бы! Каждый заключенный, прежде чем его ду-
ша предстанет перед высшим трибуналом, должен искупить свою вину перед
теми, кто в далеких глубинах космоса ведет небывалую в истории битву за
гегемонию родной планеты. Родине нужен уран. На каждого заключенного да-
но задание, поэтому его жизнь котируется наравне с драгоценной рудой. К
сожалению, тут такой случай...
- Одевайся!
Худые длинные руки торопливо натягивают куртку на костлявое тело.
- Стань сюда!
Легкий нажим на педаль, и сакраментальное клеймо перечеркнуто красным
крестом. Отныне заключенный "ДО 15/13264", вновь может именоваться Арпом
Зумби. Естественное проявление гуманности по отношению к тем, кому
предстоит труд на хлопковых полях.
Хлопковые поля. О них никто толком ничего не знает, кроме того, что
оттуда не возвращаются. Ходят слухи, что в знойном, лишенном влаги кли-
мате человеческое тело за двадцать дней превращается в сухой хворост,
отличное топливо для печей крематория.
- Вот освобождение от работы. Иди.
Арп Зумби предъявляет освобождение часовому у дверей барака, и его
охватывает привычный запах карболки. Барак похож на общественную убор-
ную. Густой запах карболки и кафель. Однообразие белых стен нарушается
только большим плакатом: "За побег - смерть под пыткой". Еще одно свиде-
тельство того, как здесь ценится человеческая жизнь; отнимать ее нужно
тоже с наибольшим эффектом.
У одной из стен нечто вроде огромных сот - спальные места, разгоро-
женные на отдельные ячейки. Удобно и гигиенично. На белом пластике видно
малейшее пятнышко. Ячейки же не для комфорта. Тут каторга, а не санато-
рий, как любит говорить голос, который проводит ежедневную психологичес-
кую зарядку. Деление на соты исключает возможность общаться между собой
ночью, когда бдительность охраны несколько ослабевает.
Днем находиться на спальных местах запрещено, и Арп Зумби коротает
день на скамье. Он думает о хлопковых полях. Обыкновенно транспорт туда
комплектуется раз в две недели. Он забирает заключенных из всех лагерей.
Через два дня после этого сюда привозят новеньких. Кажется, последний
раз это было дней пять назад, когда рядом со спальным местом Арпа поя-
вился этот странный тип. Какой-то чокнутый. Вчера за обедом отдал Арпу
половину своего хлеба. "На, - говорит, - а то скоро штаны будешь терять
на ходу". Ну и чудило! Отдать свой хлеб, такого еще Арпу не приходилось
слышать. Наверное, ненормальный. Вечером что-то напевает перед сном. То-
же, нашел место где петь.
Мысли Арпа вновь возвращаются к хлопковым полям. Он понимает, что это
конец, но почему-то мало огорчен. За десять лет работы в рудниках привы-
каешь к смерти. И все же его интересует, как там, на хлопковых полях.
За все время заключения первый день без работы. Вероятно, поэтому он
так тянется. Арп с удовольствием бы лег и уснул, но это невозможно, даже
с бумажкой об освобождении от работы. Здесь каторга, а не санаторий.
Возвращаются с работы товарищи Арпа, и к запаху карболки примешивает-
ся сладковатый запах дезактивационной жидкости. Каждый, кто работает с
урановой рудой, принимает профилактический душ. Одно из мероприятий, по-
вышающих среднюю продолжительность жизни заключенных.
Арп занимает свое место в колонне и отправляется на обед.
Завтрак и обед - такое время, когда охрана сквозь пальцы смотрит на
нарушение запрета разговаривать. С набитым ртом много не наговоришь.
Арп молча съедает свою порцию и ждет команды встать.
- На! - Опять этот чокнутый предлагает полпайки.
- Не хочу!
Раздается команда строиться. Только теперь Арп замечает, что все пя-
лят на него глаза. Вероятно, из-за красного креста на спине. Покойник
всегда вызывает любопытство.
- А ну, живей!
Это относится к соседу Арна. Его ряд уже построился, а он всё еще си-
дит за столом. Они с Арпом встают одновременно, и, направляясь на свое
место, Арп слышит еле уловимый шепот:
- Есть возможность бежать.
Арп делает вид, что не расслышал. В лагере полно стукачей, и ему сов-
сем не нравится смерть под пыткой. Уж лучше хлопковые поля.
* * *
Голос то поднимается до крика, от которого ломит виски, то опускается
до еле слышного шепота, заставляющего невольно напрягать слух. Он льется
из динамика, укрепленного в изголовье лежанки. Вечерняя психологическая
зарядка.
Знакомый до отвращения баритон разъясняет заключенным всю глубину их
падения. От этого голоса не уйдешь и не спрячешься. Его не удается поп-
росту исключить из сознания, как окрики надсмотрщиков. Кажется, уже уда-
лось начать думать о чем-то совсем ином, чем лагерная жизнь, и вдруг не-
ожиданное изменение громкости вновь напрягает внимание. И так три раза:
вечером перед сном, ночью сквозь сон и утром за пять минут до побудки.
Три раза, потому что здесь каторга, а не санаторий.
Арп лежит, закрыв глаза, и старается думать о хлопковых полях. Заряд-
ка уже кончилась, но ему мешает ритмичное постукивание в перегородку
между ячейками. Опять этот псих.
- Ну чего тебе?! - Произносит он сквозь сложенные трубкой руки, при-
жатые к перегородке.
- Выйди в уборную.
Арп сам не понимает, что заставляет его спуститься вниз и направиться
к арке, откуда слышится звук льющейся воды.
В уборной жарко, ровно настолько, чтобы нельзя было высидеть больше
двух минут. С него сходит семь потов раньше, чем появляется новенький.
- Хочешь бежать?
- Пошел ты...
Арп Зумби - стреляная птица, знает все повадки стукачей.
- Не бойся, - снова торопливо шепчет тот. - Я тут от Комитета Осво-
бождения. Завтра мы пытаемся вывезти и переправить в надежное место пер-
вую партию. Ты ничего не теряешь. Вам дадут яд. Если побег не удастся...
- Ну?
- Примешь яд. Это же лучше, чем смерть на хлопковых полях. Согласен?
Неожиданно для самого себя Арп кивает головой.
- Инструкции получишь утром, в хлебе. Будь осторожен.
Арп снова кивает головой и выходит.
Первый раз за десять лет он настолько погружен в мечты, что пропуска-
ет мимо ушей вторую и третью зарядки.
* * *
Арп Зумби последним стоит в очереди за завтраком. Теперь его место в
конце хвоста. Всякий, кто освобожден от работы, получает еду позже всех.
Верзила-уголовник, раздающий похлебку, внимательно смотрит на Арпа и,
слегка ухмыльнувшись, бросает ему кусок хлеба, лежавший отдельно от дру-
гих.
Расправляясь с похлебкой, Арп осторожно крошит хлеб. Есть! Он прячет
за щеку маленький комочек бумаги.
Теперь нужно дождаться, пока колонна уйдет на работу.
Команда встать. Арп выходит из столовой в конце колонны и, дойдя до
поперечной галереи, поворачивает влево. Остальные идут прямо.
Здесь, за поворотом, Арп в относительной безопасности. Дневальные -
на уборке бараков, для смены караула еще рано.
Инструкция очень лаконична. Арп читает ее три раза и, убедившись, что
все запомнил, вновь комкает бумажку и глотает ее.
Теперь, когда нужно действовать, его охватывает страх.
Он колеблется. Смерть на хлопковых полях кажется желанной по сравне-
нию с угрозой пытки.
"Яд!"
Воспоминание о яде сразу успокаивает. В конце концов, действительно,
что он теряет?!
Страх, противный, липкий, тягучий страх приходит вновь, когда он
предъявляет удостоверение об освобождении от работы часовому на границе
зоны.
- Куда?
- К врачу.
- Иди!
Арпу кажется, что его ноги сделаны из ваты. Он медленно бредет по га-
лерее, ощущая спиной опасность. Сейчас раздастся окрик и за ним автомат-
ная очередь. Стреляют в этих случаях по ногам. За побег смерть под пыт-
кой. Нельзя лишать заключенных такого назидательного зрелища, здесь ка-
торга, а не санаторий.
Поворот!
Арп поворачивает за угол и прислоняется к стене. Он слышит удары сво-
его сердца. Ему кажется, что сейчас он выблюет этот трепещущий комок
вместе с горечью, поднимающейся из желудка. Холодная испарина покрывает
тело. Зубы выстукивают непрерывную дрожь. Вот так, под звуки барабана,
ведут пойманных беглецов на казнь.
Проходит целая вечность, прежде чем он решается двинуться дальше.
Где-то здесь, в нише, должны стоять мусорные баки. Арп еще раз в уме
повторяет инструкцию. Снова появляется сомнение. А вдруг все подстроено?
Он залезает в бак, а тут его и прихлопнут! И яда никакого нет. Дурак! Не
нужно было соглашаться, пока в руках не будет яда. Болван! Арп готов
биться головой о стену. Так попасться на удочку какому-то стукачу!
Вот и баки. Около левого кто-то оставил малярные козлы. Все как в за-
писке. Арп стоит в нерешительности. Пожалуй, самое правильное - вер-
нуться назад.
Неожиданно до него доносятся громкие голоса и лай собаки. Обход! Ду-
мать некогда. С неожиданной легкостью он взбирается на козлы и оттуда
прыгает в бак.
Голоса приближаются. Он слышит хрип пса, рвущегося с поводка, и стук
подкованных сапог.
- Цьщ, Гар!
- В баке кто-то есть.
- Крысы, тут их полно.
- Нет, на крыс он лает иначе.
- Глупости! Пошли! Да успокой ты его!
- Тихо, Гар!
Шаги удаляются.
Теперь Арп может осмотреться в своем убежище. Бак наполнен всего на
одну четверть. О том, чтобы вылезти из него - нечего и думать. До верх-
него края расстояние в два человеческих роста. Арп проводит рукой по
стенке и нащупывает два небольших отверстия, о которых говорилось в за-
писке. Они расположены в выдавленной надписи "Трудовые лагеря", опоясы-
вающей бак. Через эти отверстия Арпу придется дышать, когда захлопнется
крышка.
Когда захлопнется крышка. Арп и без этого чувствует себя в ловушке.
Кто знает, чем кончится вся эта затея. Что за Комитет Освобождения? В
лагере ничего о нем не было слышно. Может, это те самые ребята, которые
помогли ему дезертировать? Зря он их не послушался и пошел навестить
мать. Там его и застукали. А ведь не будь он таким болваном, все могло
бы быть иначе.
Снова голоса и скрип колес. Арп прикладывает глаз к одному из отверс-
тий и успокаивается. Двое заключенных везут бадью с отбросами. Очевидно,
дневальные по сектору. Они не торопятся. Присев на тележку, докуривают
по очереди окурок, выброшенный кем-то из охраны. Арп видит бледные
струйки дыма, и рот его наполняется слюной. Везет же людям!
Из окурка вытянуто все, что возможно. Бадья ползет вверх. Канат, ко-
торый ее тянет, перекинут через блок над головой Арпа. Арп прикрывает
голову руками. На него вываливается содержимое бадьи.
Только теперь, когда заключенные ушли, он замечает, до чего гнусно
пахнет в его убежище.
Отверстия для дыхания расположены немного выше рта Арпа. Ему прихо-
дится сгрести часть отбросов себе под ноги.
Сейчас нужно быть начеку. Приборка кончается в десять часов. После
этого заполненные мусорные баки отправляются наверх.
* * *
Неизвестно, откуда она взялась, широкая неструганая доска, перемазан-
ная известкой. Один конец ее уперся в стенку бака у дна, другой - лег
немного выше головы Арпа. Доска, как и козлы, - свидетельство чьего-то
внимания к судьбе беглеца. Особенно Арп это чувствует теперь, когда ост-
рый металлический прут проходит сквозь толщу отбросов, натыкается на
доску и планомерно ощупывает ее сверху донизу. Не будь этой доски... Ка-
жется, осмотр никогда не кончится.
- Ну что там? - спрашивает хриплый старческий голос.
- Ничего, просто доска.
- Давай!
Легкий толчок, скрип ворота, и бак, раскачиваясь, начинает движение
вверх. Временами он ударяется о шахту, и Арп чувствует лицом, прижатым к
стенке, каждый удар. Между его головой и доской небольшое пространство,
свободное от мусора. Это дает возможность немного отодвигать голову от
отверстий при особенно резких качаниях бака.
Стоп! Последний, самый сильный удар, и с грохотом открывается крышка.
Снова железный прут шарит внутри бака. Опять спасительная доска скрывает
притаившегося под ней, трясущегося от страха человека.
Теперь отверстия повернуты к бетонной ограде, и весь мир вокруг Арпа
ограничен серой шероховатой поверхностью.
Однако этот мир полон давно забытых звуков. Среди них Арп различает
шорох автомобильных шин, голоса прохожих и даже чириканье воробьев.
Равномерное настойчивое постукивание о крышку бака заставляет его
сжаться в комок. Стуки все чаще, все настойчивее, все нетерпеливее, и
вдруг до его сознания доходит, что это дождь. Только тогда он понимает,
как близка и как желанна свобода.
* * *
Все этой ночью похоже на бред. С того момента, когда его вывалили из
бака, Арп то впадает в забытье, то снова просыпается от прикосновения
крысиных лап.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11