...Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на них
объявление доводит до всеобщего сведения, что въезд общественного транс-
порта на территорию категорически воспрещен.
Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем
в иной мир.
Густые нависшие кроны деревьев, посыпанные розовым песком дорожки,
спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.
Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели, можно было
подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.
Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному
высокий забором.
Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через
несколько минут появляется худой, высокий человек, облаченный в синий
халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.
- Ну что ж, заходите!
Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор уставлен
клетками, в которых резвятся мартышки.
- В кабинеты заходить нельзя, - говорит наш проводник.
- Мы имеем разрешение.
- Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они ра-
ботают.
- Но тут же ясно написано в пропуске, - настаиваю я.
- Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.
Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разгля-
дываем мартышек.
- А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки.
- Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают по-
том, меня не касается.
- Ну их к черту! - говорит Тони. - Поедем домой, Свен.
- Когда у них обед? - спрашиваю я.
- А вот сейчас буду звонить.
Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к
решеткам.
Я почему-то испытываю невольное волнение.
Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.
Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают рука-
ми, плюют сквозь прутья.
Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка
раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя.
Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем
на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может
оторвать взгляда от приближающейся процессии.
Шум становится невыносимым.
Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.
Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и
скрываются в маленьком домике, расположенном в конце двора.
- Все! - говорит сторож. - Через час они пойдут обратно; если хотите,
можете подождать.
Я подхожу к одной из клеток.
В глазах маленькой мартышки - тоска и немой вопрос, на который я не
могу ответить сам.
- Бедная девочка! - говорю я. - Тебе тоже не хочется быть хуже своих
сородичей.
Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие
изящные пальчики.
Тони трогает меня за рукав.
- Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже... здравому смыслу.
Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насвистывает сквозь зубы.
Это меня раздражает.
У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу уз-
наю. - Снимите шляпу, Свен, - высокопарно произносит Тони. - Сегодня мы
присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному
воспроизводству лопоухих.
Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот.
- Вы идеалист, Свен, - говорит Тони, вытирая ладонью кровь с губы. -
Неисправимый идеалист. И ударить-то по-настоящему не умеете. Бить нужно
насмерть. Писатель!
Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня
никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу
его дыхание у себя за спиной.
Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза.
- Поздравьте нас, мальчики, - говорит она. - Все получается просто
великолепно! И гороскоп изумительный!
Мы молчим. Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони:
- Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бес-
чувствия.
Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит:
- Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта.
* * *
Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время
на десяток лет.
Я улетаю. Тони меня провожает.
- Вот письмо к Торну, - говорит он, протягивая мне конверт. - Думаю,
что Тори не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь архео-
логия не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть ло-
патами.
- Спасибо, Тони! - говорю я. - По правде сказать, мне совершенно нап-
левать, чем они там роют. Меня интересует совсем другое.
- Чепуха все это, - говорит Тони, - Двадцатый век. Не понимаю, что
может вас интересовать там.
- Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда была
допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман.
- Не напишете, - усмехается он, - ведь сами знаете, что не напишете.
Я смотрю на часы. Пора!
- Прощайте, Тони!
- Подождите, Свен! - Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.
Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх.
- Скорее возвращайся, Свен!
- Я вернусь! - кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. - Вернусь
месяцев через шесть!
Ошибаюсь я ровно на год...
* * *
Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется
такое ощущение, будто этих полутора лет просто не существовало. В мире
все идет по-старому.
Первым делом я звоню Тони.
- Здравствуйте, Свен! - говорит он. - Очень рад, что вы уже в городе.
- Не могу сказать того же о себе, - отвечаю я. - Ну как вы живете?
Тони мнется.
- Послушайте, Свен, - говорит он после небольшой паузы, - вы сейчас
где?
- Дома.
- Можно, я к вам приеду?
- Ну конечно. Тони!
Через десять минут раздается звонок в дверь.
- А вы молодцом, Свен, - говорит он, усаживаясь в кресло. - Вас прос-
то не узнать!
- Похудел на десять килограммов, - хвастаю я.
- Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Тори?
- Молодчина Тори! И ребята у него отличные!
- Будете писать?
- Вероятно. Нужно еще о многом подумать.
- Так...
Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий воп-
рос:
- Как ваши тараканы?
Лицо Тони расплывается в улыбке.
- У меня теперь их целая конюшня. Некоторые экземпляры просто велико-
лепны!
Почему-то мы оба чувствуем себя очень неловко.
- Жаль, что у меня нечего выпить, - говорю я, - но в экспедиции...
- Я не пью, - перебивает Тони, - бросил.
- Вот не ожидал! Вы что, больны?
- Видите ли, Свен, - говорит он, глядя в пол, - за ваше отсутствие
произошло много событий... У Лилли ребенок.
- Ну что ж, - говорю я, - она этого хотела. Надеюсь, теперь ее често-
любие удовлетворено?
Он хмурится:
- Не знаю, как вам лучше объяснить. Вы помните, был гороскоп.
- Еще бы!
- Так вот... по гороскопу все получалось очень здорово. Должен был
родиться мальчик с какими-то необыкновенными способностями.
- Ну?
- Родилась девочка... идиотка... кроме того... с... физическим
уродством.
У меня такое чувство, будто мне на голову обрушился потолок.
- Боже! - растерянно шепчу я. - Несчастная Ли! Что же теперь будет?!
Как все это могло произойти?!
Тони пожимает плечами:
- Понятия не имею. Может быть, вообще генетические гороскопы сплошная
чушь, а может, дело в стимуляторах. Они ведь там, в Центре, жрут всякие
стимуляторы мозговой деятельности лошадиными дозами.
Я все еще не могу прийти в себя:
- А что же Ли? Представляю себе, каково это ей!
- Вы ведь знаете, Лилли не терпит, когда ее жалеют. Она очень нежная
мать.
- А Лой? Он у вас бывает?
- Редко. Работает как одержимый. У него там что-то не ладится, и он
совершенно обезумел, сутками не ложится спать.
- Скажите, Тони, - спрашиваю я, - как вы думаете, можно мне повидать
Лилли?
- Можно, - отвечает он, - я за этим и приехал, только мне хотелось
раньше обо всем вас предупредить.
* * *
- Здравствуй, Свен! - говорит Лилли, - Вот ты и вернулся.
Она очень мало изменилась, только немного осунулась.
- Да, - говорю я, - вернулся.
- Как ты съездил?
- Хорошо.
- Будешь что-нибудь писать?
- Вероятно, буду.
Молчание.
- Может быть, вспомним старое, сыграем? - говорит Тони. - Смотрите,
какие красавцы! Все как на подбор!
- Спасибо, - отвечаю я, - что-то не хочется. В следующий раз.
- Убери своих тараканов, - говорит Ли, - видеть их не могу!
Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо.
Из соседней комнаты доносятся какие-то мяукающие звуки. Лилли вскаки-
вает. Я тоже делаю невольное движение. Она оборачивается в мою сторону.
В ее глазах бешенство и ненависть.
- Сиди, подлец! - кричит она мне.
Я снова сажусь.
Ее гнев быстро гаснет.
- Ладно, - говорит она, - все равно, пойдем!
- Может, не стоит. Ли? - тихо спрашиваю я.
- Согрей молоко, - обращается она к Тони. - Идем, Свен.
В кроватке - крохотное, сморщенное личико. Широко открытые глаза по-
дернуты мутной голубоватой пленкой.
- Смотри! - Она поднимает одеяло, и мне становится дурно.
- Ну вот, - говорит Лилли, - теперь ты все знаешь.
Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону.
- Пойдем, - говорит Лилли, - Тони ее покормит.
Я беру ее за руку:
- Лилли!
- Перестань! - Она резко выдергивает свою руку из моей. - Бога ради,
перестань! Неужели тебе еще мало?
Мы возвращались в гостиную.
- Ты знаешь, - говорит Лилли, - я бы, наверное, сошла с ума, если бы
не Тони. Он о нас очень заботится.
Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть
иначе, если б тогда...
Возвращается Тони.
- Она уснула, - говорит он.
Лилли кивает головой.
Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы думаем об одном и
том же.
- Ну как ты съездил? - снова спрашивает Лилли.
- Хорошо, - отвечаю я. - Было очень интересно.
- Будешь что-нибудь писать?
- Вероятно, буду.
Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к чемуто прислушивается. Я
чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уй-
ти.
Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет.
- Пой?!
Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем гряз-
ная рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные
туфли. Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая
струйка слюны.
- Что случилось, Лой?!
Лой хохочет. Жирный живот колышется в такт под впалой, волосатой
грудью.
- Потеха!
Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежа-
ются с судорожными всхлипываниями.
- Потеха!... Макс... за неделю... за одну неделю он сделал все, над
чем я, дурак, зря бился пять лет... В Центре такое веселье. Обезьяна!
Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать
с тонущего корабля: Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать!
- Лой! - Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок.
Первый раз слышу в ее голосе настоящую нежность. - Не надо, Лой, нельзя
так отчаиваться, ведь всегда остаются...
- Тараканы! - кричит Тони. - Остаются тараканы! Делайте ваши ставки,
господа!
Побег
- Раз, два, взяли! Раз, два, взяли!
Нехитрое приспособление - доска, две веревки, и вот уже тяжелая глыба
породы погружена в тележку.
- Пошел!
Груз не больше обычного, но маленький человечек в полосатой одежде,
навалившийся грудью на перекладину тележки, не может сдвинуть ее с мес-
та.
- Пошел!
Один из арестантов пытается помочь плечом. Поздно! Подходит надсмотр-
щик.
- Что случилось?
- Ничего.
- Давай, пошел!
Человечек снова пытается рывком сдвинуть груз. Тщетно. От непосильно-
го напряжения у него начинается кашель. Он прикрывает рот рукой.
Надсмотрщик молча ждет, пока пройдет приступ.
- Покажи руку.
Протянутая ладонь в крови.
- Так... Повернись.
На спине арестантской куртки - клеймо, надсмотрщик срисовывает его в
блокнот.
- К врачу!
Другой заключенный занимает место больного.
- Пошел! - Это относится в равной мере к обоим - к тому, кто отныне
будет возить тележку, и к тому, кто больше на это не способен.
Тележка трогается с места.
- Простите, начальник, нельзя ли...
- Я сказал, к врачу!
Он глядит на удаляющуюся сгорбленную спину и еще раз проверяет запись
в блокноте: "ДО 15/13264". Что ж, все понятно. Треугольник-дезертирство,
квадрат - пожизненное заключение, пятнадцатый барак, заключенный тринад-
цать тысяч двести шестьдесят четыре. Пожизненное заключение. Все пра-
вильно, только для этого вот, видно, оно уже приходит к концу. Хлопковые
поля.
- Раз, два, взяли!
* * *
Сверкающий полированный металл, стекло, рассеянный свет люминесцент-
ных ламп, какая-то особая, чувствующаяся на ощупь стерильная чистота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11