Мы не должны.
– Ну конечно, мы можем.
Рука снова стала прокладывать себе путь.
– Нет! – Она захихикала. – Перестань!
– Да никакого ему вреда не будет.
– Будет. Мы не должны!
– Не будь ты глупой коровой.
– Дик, пожалуйста.
Она сомкнула колени, и он с гневом откатился от нее. Успокоившись, она почувствовала на сердце непонятную тяжесть. Она приподняла лежавший на ее груди медальон. Ярко-красный камушек в форме сердца блестел на солнечном свете, его золотая цепочка искрилась. Потом на медальон упала какая-то тень. Лошадь била ногой прямо позади нее.
Она подняла голову.
Вырисовываясь силуэтом на фоне неба, на них смотрела с гнедой лошади неизвестная женщина с приятными чертами лица, красивыми, черными как смоль, жесткими волосами, зачесанными назад, пониже шляпки. На ней был элегантный жакет для верховой езды, щеголеватые бриджи и блестящие сапоги.
Хотя глаза женщины затенялись козырьком ее бархатной шапочки, они, казалось, полыхали, как солнце сквозь туман. Ощущаемое в ее глазах презрение, отвращение и что-то такое еще… испугало ее. Прежде чем она отреагировала, женщина ускакала прочь, но пристальный взор ее будто продолжал прожигать сетчатку глаз.
Она поправила задранное ей на живот платье и захихикала одиноким смешком, растаявшим в тишине.
– Она, должно быть, видела. Почему она ничего не сказала?
Он резко поднялся, счищая траву с брюк.
– Она так модно одета, – сказала она. – Я никогда раньше ее не видела. Наверное, она остановилась в поместье.
– Она из Лондона, – отрывисто сказал он. – Какая-то леди, арендующая на лето дом старика Маркхэма.
– Ту мельницу?
– Хочет купить ее, мне говорили.
– Так это она? Та самая, о которой говорили? Судя по тому, что они говорили, никакая она не леди. – Она все еще живо ощущала злобу в глазах той женщины. – А это на Джемме она скакала-то, а?
– Она уплатила мне хорошие деньги, чтобы оседлать ее.
– Джемма – моя лошадь. Ты же обещал.
– Когда пройдет лето. В любом случае сейчас ты не должна ездить верхом.
– Они говорили, что она распутница.
– Она леди, – сказал он, повышая голос.
– Как ты считаешь, она хорошенькая? – Он не ответил, и она протянула к нему руку. – Дик, ты меня любишь, ведь да? – Внезапно потемнело. Ей стало холодно, она задрожала. – Дик? Дик?
Потянуло горелым. Языки пламени лизали темноту. Пламя было повсюду. Ржали лошади. Вверху раздался треск, и горящая балка обрушилась на нее. Она закричала. Побежала. Еще одна балка упала перед ней, следом падали и другие. Пламя со всех сторон. Какая-то фигура, шатаясь, шла к ней, фигура человека, горевшего как факел. Она снова закричала, повернулась и побежала – побежала в стену пламени.
Пламя распалось на красное зарево.
…Глаза смотрели на нее, близорукие глаза из-за плотных стекол очков. Озабоченные. Чей-то голос нараспев произнес:
– Чарли, теперь просыпайтесь, пожалуйста. Вы снова в настоящем. Вы больше не в трансе. Вы снова здесь. Вы в безопасности.
Она увидела это печальное, виноватое лицо, этот пробор, эти бакенбарды, эту кофту цвета высохшей горчицы… Морщинки в уголках глаз Эрнеста Джиббона изгибались с намеком на улыбку, одновременно с напряжением мешковатых челюстей. Подобно любознательной птичке, глядел на нее сверху в своем губчатом покрытии микрофон.
– Вы в полной безопасности, Чарли, – сказал Джиббон усыпляющим монотонным голосом. – Вы снова здесь.
Тугие предохранительные ремешки, казалось, врезались в ее кожу. Ее сердце глухо билось, порывисто наполняя пульс.
– Дик, – сказал гипнотизер. – Вы называли его Диком. Вы можете припомнить его фамилию?
Некоторое время она лежала без движения, а потом покачала головой.
– Вы поняли, где находились? Вы узнали это место?
Прежде чем ответить, она попыталась прояснить свое сознание, попыталась собраться с силами, чтобы поговорить.
– Лес – рядом с тем местом, где мы живем. Я думаю, что я спала… грезила… просто какой-то дурной сон. У меня есть приятельница, которая… – Она помедлила, отчасти от усталости, отчасти от смущения, и вяло улыбнулась. – Я… я ее ревную. Вероятно, ничего такого в этом и нет. Мне кажется, она затягивает в свою паутину моего мужа. Наверное, я и грезила о ней.
– Нет, вы находились в какой-то предыдущей оболочке, – сказал он так спокойно, словно болтал о погоде.
Его челюсти натужно вздымались и опускались, будто он что-то прожевывал. Слабый запах готовящейся еды просачивался в комнату. Мясо, картошка, соус… Она почувствовала тошноту. Слышались завывания сирены за окном и постукивание дождя об оконное стекло. Обычные запахи и звуки казались ей чужими.
– Что вы припоминаете о том мужчине, с которым были, Чарли?
– Я видела его раньше.
– Вы не могли бы сказать когда?
– Я рассказывала вам, что однажды уже подвергалась ретрогипнозу, еще до того, как пришла к вам. Я думаю, что это тот же человек.
– Вы можете описать его?
– Приятная внешность. Крепкий. С короткими каштановыми волосами. Коренастый, жилистый. Чуточку похож… Я полагаю, он похож на актера Брюса Уиллиса, только погрубее. Привлекательный.
Джиббон вытащил большой носовой платок в горошек и принялся протирать очки.
– Это был фермер?
– Да. – Ее голос затихал. – Я не уверена, но я так думаю.
– Вы жили с ним?
– Да.
– На вас было обручальное кольцо?
– Не знаю. У меня был медальон, тот самый медальон, который я нашла в консервной банке, ну, в той, что откопала. В той банке, которую я откапывала прошлый раз…
Он внимательно изучал ее.
– И вы были беременны?
Она кивнула.
– А что-нибудь еще можете вспомнить о себе? Про одежду, которая была на вас?
Чарли подумала.
– Какое-то платье. Вроде бы муслиновое.
Неторопливо водрузив очки обратно, он начал устанавливать их поудобнее, приспосабливая сначала одну сторону, а потом другую.
– А вы знаете, какое это было время? Какой век?
– Кажется, не особенно давно.
– Но насколько давно?
– Такое ощущение, что совсем недавно.
– Все прошлые жизни кажутся близкими, Чарли.
Гипнотизер медленно и равномерно дышал, из-за одышки звук был такой, словно он спит.
– Точно, это было недавно, – сказала она с пробуждающейся надеждой. – Та женщина сидела на лошади по-мужски. На ней были бриджи. Так что я могла сходить к Желанным камням много лет назад и увидеть, как кто-то закапывает медальон, а потом забыть. Не правда ли, есть что-то загадочное в том, когда вы забываете, что делали или читали в детстве?
– Криптомнезия, – сказал он, и его глаза потускнели, словно ему приходилось демонстрировать все ту же старую защиту против все того же уже замшелого довода. – Какие еще доказательства вам требуются?
Его голос звучал раздраженно.
– Я не знаю, – сказала она опустошенно.
– Вы напуганы?
– Немного.
– Чем же?
– Точно не знаю.
Он улыбнулся самодовольной улыбкой учителя, убежденного, что он знает все лучше всех.
– Вы напуганы той мыслью, что жили раньше?
– Я всегда скептически относилась ко всему сверхъестественному. Я по-прежнему не верю, что…
Его самодовольная улыбка сбивала с толку и раздражала.
– Не верите или не хотите поверить?
Она промолчала.
– Люди, приходящие ко мне, часто испытывали травмы, которых они не понимают. Эти травмы вызваны неприятными событиями в их предыдущих воплощениях. Стоит людям понять причину травмы, как она исчезает. – Его заунывным голосом можно было бы с таким же успехом декламировать инструкции к стиральной машине. – Вы хотите иметь детей, но не можете забеременеть. И вот теперь мы обнаруживаем, что в предыдущей вашей жизни вы были беременны и что-то вас травмировало… нечто, пугающее вас так сильно, что вы не можете посмотреть ему в лицо, и мне приходится вытаскивать вас оттуда. Возможно, именно память об этой травме и мешает вам забеременеть.
Эти слова разволновали ее. Крохотный червячок сомнения пробивал себе путь по проводам ее нервов.
– Я переносил в прошлое тысячи людей, Чарли, – продолжал гипнотизер. – Среди них есть и такие, которые обнаруживали своего рода свидетельства, доказывающие, что их путешествие в прошлое не было всего лишь криптомнезией: какие-то имена в книгах… ландшафты… Но чтобы вернуться оттуда и отыскать какой-нибудь предмет, закопанный предмет… Такого прежде не случалось, понимаете? Нам необходимо продолжить, провести еще сеанс. Это очень важно.
– Вы полагаете, что мы отыщем закопанное сокровище? – сказала она с наигранной бодростью.
Джиббон не принял шутки.
– Дело не в медальоне, Чарли. То, что мы откапываем, находится внутри вас. Это связь. – Его лицо становилось все жестче и сосредоточенней. – В вашем прошлом есть нечто такое, что…
– Что же? – подстегнула его она, и выражение лица гипнотизера заставило ее занервничать.
– Нечто большее, чем просто память.
– Я не понимаю.
– Это, должно быть, нечто злое, сделанное вами в той жизни, и я полагаю, что вы принесли это в нынешнюю жизнь.
– Что же я принесла?
– Это нам и необходимо выяснить.
– Я не желаю продолжать.
– Не думаю, что вы вольны это решать, – сказал он.
– Что вы имеете в виду?
От самодовольства гипнотизера в ней поднимался гнев. Странный он какой-то. Противный.
– Вы могли снова закопать медальон на том холме, но вы не можете снова закопать это в своем сознании. Понимаете, это очень сильная штука. Так что нам лучше назначить следующее свидание.
«Ублюдок ты, – подумала она. – Все это просто трюк, грандиозное мошенничество».
– Я подумаю об этом. – Она открыла свою сумочку и вытащила оттуда кошелек. – Тридцать пять фунтов, да?
Он покачал головой:
– Отдайте их на благотворительные цели. Я вот помогаю обществу «Собаки-поводыри для слепых».
Она в изумлении уставилась на него.
– Но почему?
– Потому что не хочу, чтобы вы думали, будто я – мошенник, играющий на вашем доверии.
Улыбнувшись обычной улыбкой всезнающего учителя, он встал и утомленно побрел к двери.
21
«Удивите его: встретьте его у входной двери в сексуальном неглиже, с рюмкой его любимого напитка в руке, и пусть играет музыка. Угостите его обедом при свечах, приготовьте его любимые блюда, побалуйте его за столом, проявите о нем заботу и не прерывайте этих чар… Забросьте мытье посуды до самого утра!»
Чарли мельком огляделась в битком набитом купе поезда, стараясь держать обложку журнала на своих коленях как можно ниже, чтобы никто не заметил бьющую в глаза приманку, заставившую ее купить это издание в книжном ларьке.
«Как держать вашего мужчину всегда наготове!»
Поезд, с громыханием мчавшийся на юг под чертившим полосы на окнах дождем, миновал аэропорт Гатуик, где нагруженные сумками люди ждали на платформе, словно беженцы; проехал ангары, стоящий самолет… По верхнему переходу волочился неповоротливый толстяк, и она наблюдала за ним, пока высокий пакгауз не скрыл его. Чарли жалела, что они отказались от отдыха в Греции из-за переезда. Отпуск теперь стал единственным временем, когда они с Томом, кажется, становились относительно близки.
Много раз, когда Тома не было поблизости, она прослушивала новые кассеты со своим возвращением в прошлое, не желая, чтобы он знал, что она ходила туда снова, опять потратила деньги. И с каждым прослушиванием одна ее часть как бы становилась более скептической, а другая – более испуганной.
Сегодня она работала в дамском магазинчике, но Лауры не видела; та укатила на пару дней во Францию за покупками. Они не виделись со времени того звонка к Лауре, на который ответил Том. Когда они разговаривали по телефону два дня назад, Лаура тараторила весело, даже слишком весело.
Чарли ушла из магазинчика в четыре часа, оставив там другую подрабатывающую женщину, и отправилась в частную лечебницу навестить приемную мать. Рассказав ей, что приступила к розыску настоящих родителей, она почти ожидала сердитого отклика, но этого не произошло. Разве что только ей показалось (хотя она могла просто и вообразить себе), что заметила некоторое облегчение на лице матери.
Мимо окон скользили суссекские деревни, быстро сгущалась темнота. Приятный мужчина лет двадцати пяти внимательно наблюдал за ней. Когда на нее глазели, Чарли всегда испытывала приятное чувство, укреплявшее ее уверенность в себе. Именно сейчас ее и не мешало бы укрепить.
Может, подумала Чарли, этот парень заметил обложку ее журнала и оттого улыбается.
На сердце у нее снова стало тяжело. Они с Томом занимались любовью всего один раз, когда переехали, в ту первую ночь. Довольно долгое время у них была близость всего по разу в месяц, но это намеренно, по совету иглоукалывателя. Того самого, которого порекомендовала Лаура и иголки которого причиняли Чарли чертовскую боль (хотя Лаура и уверяла, что вовсе нет). Он-то и заверил Чарли, что она скоро должна забеременеть.
Все в порядке… все в порядке… все в порядке. Ее мозг будто работал в ритме движения поезда, в ритме, который врачи в течение долгих лет считали нормальным.
Все в порядке, все в порядке, все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Ну конечно, мы можем.
Рука снова стала прокладывать себе путь.
– Нет! – Она захихикала. – Перестань!
– Да никакого ему вреда не будет.
– Будет. Мы не должны!
– Не будь ты глупой коровой.
– Дик, пожалуйста.
Она сомкнула колени, и он с гневом откатился от нее. Успокоившись, она почувствовала на сердце непонятную тяжесть. Она приподняла лежавший на ее груди медальон. Ярко-красный камушек в форме сердца блестел на солнечном свете, его золотая цепочка искрилась. Потом на медальон упала какая-то тень. Лошадь била ногой прямо позади нее.
Она подняла голову.
Вырисовываясь силуэтом на фоне неба, на них смотрела с гнедой лошади неизвестная женщина с приятными чертами лица, красивыми, черными как смоль, жесткими волосами, зачесанными назад, пониже шляпки. На ней был элегантный жакет для верховой езды, щеголеватые бриджи и блестящие сапоги.
Хотя глаза женщины затенялись козырьком ее бархатной шапочки, они, казалось, полыхали, как солнце сквозь туман. Ощущаемое в ее глазах презрение, отвращение и что-то такое еще… испугало ее. Прежде чем она отреагировала, женщина ускакала прочь, но пристальный взор ее будто продолжал прожигать сетчатку глаз.
Она поправила задранное ей на живот платье и захихикала одиноким смешком, растаявшим в тишине.
– Она, должно быть, видела. Почему она ничего не сказала?
Он резко поднялся, счищая траву с брюк.
– Она так модно одета, – сказала она. – Я никогда раньше ее не видела. Наверное, она остановилась в поместье.
– Она из Лондона, – отрывисто сказал он. – Какая-то леди, арендующая на лето дом старика Маркхэма.
– Ту мельницу?
– Хочет купить ее, мне говорили.
– Так это она? Та самая, о которой говорили? Судя по тому, что они говорили, никакая она не леди. – Она все еще живо ощущала злобу в глазах той женщины. – А это на Джемме она скакала-то, а?
– Она уплатила мне хорошие деньги, чтобы оседлать ее.
– Джемма – моя лошадь. Ты же обещал.
– Когда пройдет лето. В любом случае сейчас ты не должна ездить верхом.
– Они говорили, что она распутница.
– Она леди, – сказал он, повышая голос.
– Как ты считаешь, она хорошенькая? – Он не ответил, и она протянула к нему руку. – Дик, ты меня любишь, ведь да? – Внезапно потемнело. Ей стало холодно, она задрожала. – Дик? Дик?
Потянуло горелым. Языки пламени лизали темноту. Пламя было повсюду. Ржали лошади. Вверху раздался треск, и горящая балка обрушилась на нее. Она закричала. Побежала. Еще одна балка упала перед ней, следом падали и другие. Пламя со всех сторон. Какая-то фигура, шатаясь, шла к ней, фигура человека, горевшего как факел. Она снова закричала, повернулась и побежала – побежала в стену пламени.
Пламя распалось на красное зарево.
…Глаза смотрели на нее, близорукие глаза из-за плотных стекол очков. Озабоченные. Чей-то голос нараспев произнес:
– Чарли, теперь просыпайтесь, пожалуйста. Вы снова в настоящем. Вы больше не в трансе. Вы снова здесь. Вы в безопасности.
Она увидела это печальное, виноватое лицо, этот пробор, эти бакенбарды, эту кофту цвета высохшей горчицы… Морщинки в уголках глаз Эрнеста Джиббона изгибались с намеком на улыбку, одновременно с напряжением мешковатых челюстей. Подобно любознательной птичке, глядел на нее сверху в своем губчатом покрытии микрофон.
– Вы в полной безопасности, Чарли, – сказал Джиббон усыпляющим монотонным голосом. – Вы снова здесь.
Тугие предохранительные ремешки, казалось, врезались в ее кожу. Ее сердце глухо билось, порывисто наполняя пульс.
– Дик, – сказал гипнотизер. – Вы называли его Диком. Вы можете припомнить его фамилию?
Некоторое время она лежала без движения, а потом покачала головой.
– Вы поняли, где находились? Вы узнали это место?
Прежде чем ответить, она попыталась прояснить свое сознание, попыталась собраться с силами, чтобы поговорить.
– Лес – рядом с тем местом, где мы живем. Я думаю, что я спала… грезила… просто какой-то дурной сон. У меня есть приятельница, которая… – Она помедлила, отчасти от усталости, отчасти от смущения, и вяло улыбнулась. – Я… я ее ревную. Вероятно, ничего такого в этом и нет. Мне кажется, она затягивает в свою паутину моего мужа. Наверное, я и грезила о ней.
– Нет, вы находились в какой-то предыдущей оболочке, – сказал он так спокойно, словно болтал о погоде.
Его челюсти натужно вздымались и опускались, будто он что-то прожевывал. Слабый запах готовящейся еды просачивался в комнату. Мясо, картошка, соус… Она почувствовала тошноту. Слышались завывания сирены за окном и постукивание дождя об оконное стекло. Обычные запахи и звуки казались ей чужими.
– Что вы припоминаете о том мужчине, с которым были, Чарли?
– Я видела его раньше.
– Вы не могли бы сказать когда?
– Я рассказывала вам, что однажды уже подвергалась ретрогипнозу, еще до того, как пришла к вам. Я думаю, что это тот же человек.
– Вы можете описать его?
– Приятная внешность. Крепкий. С короткими каштановыми волосами. Коренастый, жилистый. Чуточку похож… Я полагаю, он похож на актера Брюса Уиллиса, только погрубее. Привлекательный.
Джиббон вытащил большой носовой платок в горошек и принялся протирать очки.
– Это был фермер?
– Да. – Ее голос затихал. – Я не уверена, но я так думаю.
– Вы жили с ним?
– Да.
– На вас было обручальное кольцо?
– Не знаю. У меня был медальон, тот самый медальон, который я нашла в консервной банке, ну, в той, что откопала. В той банке, которую я откапывала прошлый раз…
Он внимательно изучал ее.
– И вы были беременны?
Она кивнула.
– А что-нибудь еще можете вспомнить о себе? Про одежду, которая была на вас?
Чарли подумала.
– Какое-то платье. Вроде бы муслиновое.
Неторопливо водрузив очки обратно, он начал устанавливать их поудобнее, приспосабливая сначала одну сторону, а потом другую.
– А вы знаете, какое это было время? Какой век?
– Кажется, не особенно давно.
– Но насколько давно?
– Такое ощущение, что совсем недавно.
– Все прошлые жизни кажутся близкими, Чарли.
Гипнотизер медленно и равномерно дышал, из-за одышки звук был такой, словно он спит.
– Точно, это было недавно, – сказала она с пробуждающейся надеждой. – Та женщина сидела на лошади по-мужски. На ней были бриджи. Так что я могла сходить к Желанным камням много лет назад и увидеть, как кто-то закапывает медальон, а потом забыть. Не правда ли, есть что-то загадочное в том, когда вы забываете, что делали или читали в детстве?
– Криптомнезия, – сказал он, и его глаза потускнели, словно ему приходилось демонстрировать все ту же старую защиту против все того же уже замшелого довода. – Какие еще доказательства вам требуются?
Его голос звучал раздраженно.
– Я не знаю, – сказала она опустошенно.
– Вы напуганы?
– Немного.
– Чем же?
– Точно не знаю.
Он улыбнулся самодовольной улыбкой учителя, убежденного, что он знает все лучше всех.
– Вы напуганы той мыслью, что жили раньше?
– Я всегда скептически относилась ко всему сверхъестественному. Я по-прежнему не верю, что…
Его самодовольная улыбка сбивала с толку и раздражала.
– Не верите или не хотите поверить?
Она промолчала.
– Люди, приходящие ко мне, часто испытывали травмы, которых они не понимают. Эти травмы вызваны неприятными событиями в их предыдущих воплощениях. Стоит людям понять причину травмы, как она исчезает. – Его заунывным голосом можно было бы с таким же успехом декламировать инструкции к стиральной машине. – Вы хотите иметь детей, но не можете забеременеть. И вот теперь мы обнаруживаем, что в предыдущей вашей жизни вы были беременны и что-то вас травмировало… нечто, пугающее вас так сильно, что вы не можете посмотреть ему в лицо, и мне приходится вытаскивать вас оттуда. Возможно, именно память об этой травме и мешает вам забеременеть.
Эти слова разволновали ее. Крохотный червячок сомнения пробивал себе путь по проводам ее нервов.
– Я переносил в прошлое тысячи людей, Чарли, – продолжал гипнотизер. – Среди них есть и такие, которые обнаруживали своего рода свидетельства, доказывающие, что их путешествие в прошлое не было всего лишь криптомнезией: какие-то имена в книгах… ландшафты… Но чтобы вернуться оттуда и отыскать какой-нибудь предмет, закопанный предмет… Такого прежде не случалось, понимаете? Нам необходимо продолжить, провести еще сеанс. Это очень важно.
– Вы полагаете, что мы отыщем закопанное сокровище? – сказала она с наигранной бодростью.
Джиббон не принял шутки.
– Дело не в медальоне, Чарли. То, что мы откапываем, находится внутри вас. Это связь. – Его лицо становилось все жестче и сосредоточенней. – В вашем прошлом есть нечто такое, что…
– Что же? – подстегнула его она, и выражение лица гипнотизера заставило ее занервничать.
– Нечто большее, чем просто память.
– Я не понимаю.
– Это, должно быть, нечто злое, сделанное вами в той жизни, и я полагаю, что вы принесли это в нынешнюю жизнь.
– Что же я принесла?
– Это нам и необходимо выяснить.
– Я не желаю продолжать.
– Не думаю, что вы вольны это решать, – сказал он.
– Что вы имеете в виду?
От самодовольства гипнотизера в ней поднимался гнев. Странный он какой-то. Противный.
– Вы могли снова закопать медальон на том холме, но вы не можете снова закопать это в своем сознании. Понимаете, это очень сильная штука. Так что нам лучше назначить следующее свидание.
«Ублюдок ты, – подумала она. – Все это просто трюк, грандиозное мошенничество».
– Я подумаю об этом. – Она открыла свою сумочку и вытащила оттуда кошелек. – Тридцать пять фунтов, да?
Он покачал головой:
– Отдайте их на благотворительные цели. Я вот помогаю обществу «Собаки-поводыри для слепых».
Она в изумлении уставилась на него.
– Но почему?
– Потому что не хочу, чтобы вы думали, будто я – мошенник, играющий на вашем доверии.
Улыбнувшись обычной улыбкой всезнающего учителя, он встал и утомленно побрел к двери.
21
«Удивите его: встретьте его у входной двери в сексуальном неглиже, с рюмкой его любимого напитка в руке, и пусть играет музыка. Угостите его обедом при свечах, приготовьте его любимые блюда, побалуйте его за столом, проявите о нем заботу и не прерывайте этих чар… Забросьте мытье посуды до самого утра!»
Чарли мельком огляделась в битком набитом купе поезда, стараясь держать обложку журнала на своих коленях как можно ниже, чтобы никто не заметил бьющую в глаза приманку, заставившую ее купить это издание в книжном ларьке.
«Как держать вашего мужчину всегда наготове!»
Поезд, с громыханием мчавшийся на юг под чертившим полосы на окнах дождем, миновал аэропорт Гатуик, где нагруженные сумками люди ждали на платформе, словно беженцы; проехал ангары, стоящий самолет… По верхнему переходу волочился неповоротливый толстяк, и она наблюдала за ним, пока высокий пакгауз не скрыл его. Чарли жалела, что они отказались от отдыха в Греции из-за переезда. Отпуск теперь стал единственным временем, когда они с Томом, кажется, становились относительно близки.
Много раз, когда Тома не было поблизости, она прослушивала новые кассеты со своим возвращением в прошлое, не желая, чтобы он знал, что она ходила туда снова, опять потратила деньги. И с каждым прослушиванием одна ее часть как бы становилась более скептической, а другая – более испуганной.
Сегодня она работала в дамском магазинчике, но Лауры не видела; та укатила на пару дней во Францию за покупками. Они не виделись со времени того звонка к Лауре, на который ответил Том. Когда они разговаривали по телефону два дня назад, Лаура тараторила весело, даже слишком весело.
Чарли ушла из магазинчика в четыре часа, оставив там другую подрабатывающую женщину, и отправилась в частную лечебницу навестить приемную мать. Рассказав ей, что приступила к розыску настоящих родителей, она почти ожидала сердитого отклика, но этого не произошло. Разве что только ей показалось (хотя она могла просто и вообразить себе), что заметила некоторое облегчение на лице матери.
Мимо окон скользили суссекские деревни, быстро сгущалась темнота. Приятный мужчина лет двадцати пяти внимательно наблюдал за ней. Когда на нее глазели, Чарли всегда испытывала приятное чувство, укреплявшее ее уверенность в себе. Именно сейчас ее и не мешало бы укрепить.
Может, подумала Чарли, этот парень заметил обложку ее журнала и оттого улыбается.
На сердце у нее снова стало тяжело. Они с Томом занимались любовью всего один раз, когда переехали, в ту первую ночь. Довольно долгое время у них была близость всего по разу в месяц, но это намеренно, по совету иглоукалывателя. Того самого, которого порекомендовала Лаура и иголки которого причиняли Чарли чертовскую боль (хотя Лаура и уверяла, что вовсе нет). Он-то и заверил Чарли, что она скоро должна забеременеть.
Все в порядке… все в порядке… все в порядке. Ее мозг будто работал в ритме движения поезда, в ритме, который врачи в течение долгих лет считали нормальным.
Все в порядке, все в порядке, все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42