Нуль и Бесконечность. В Абсолюте они становятся одним и тем же…
Машина налетела на маленькую кочку, но не упала обратно на землю. Какая-то сила вытолкнула меня из кресла и прижала к щитку. Пока я пытался сориентироваться, перспектива сумасшедше переместилась. Плоская красная пустыня по-прежнему тянулась назад до самой бесконечной линии Свалки, но вместо того чтобы мчаться по ней, мы теперь падали вдоль нее.
Кэти с усилием оттолкнулась от ветрового стекла. Машина нырнула вперед и бамкнула о землю. Шины лопнули, и колеса заскрежетали по сливающейся красной поверхности. Задок задрался, и машина начала медленно кувыркаться, рассыпая снопы искр каждый раз, когда задевала за землю, превратившуюся каким-то образом в скалу.
Бутылки с пивом выпали из ящика и колотились по кабине вместе с нами. Кэти визжала, и я сумел обхватить ее руками. Направление гравитации снова изменилось, и теперь мы падали вверх, или поперек, или вниз по красной пустыне, упирающейся в пылающий белым горизонт.
— БОГ В ПОМОЩЬ, — сказала машина, и ее не стало. Она превратилась в шар белого света, облетела вокруг нас, а затем так быстро, что нельзя было уследить, вспышкой промчалась в горящую щель впереди.
В каком-то отношении мне в свободном падении стало легче. Сопротивление воздуха практически не ощущалось, и Кэти, и я, и книга, и дюжина пива падали сквозь ландшафт вместе. Мы медленно вращались, двигаясь параллельно земле. Внезапно я почувствовал, что один мой зуб исчез. Нам уже под сотню, наверное.
Мы с Кэти все еще летели, вцепившись друг в друга.
— Времени почти не осталось, — тихо сказал я ей. У нее были дикие от ужаса глаза, и ей понадобилась целая секунда, чтобы понять меня.
Наконец до нее дошло. У нее остались только передние зубы, и она быстро проговорила;
— Отправь меня назад, Феликс. Я к этому не готова.
Горизонт стал ярче и ближе.
— Ты уверена? Раньше или позже тебе нужно попасть сюда, или Дьявол поймает тебя.
У нас уже совсем не осталось зубов, а пивные бутылки вокруг нас лопались, как мыльные пузыри, и пропадали одна за другой.
— Отправь меня назад, Феликс! — крикнула она. — Да побыстрее.
Это было просто. Я только подождал, пока мы в своем вращении не заняли позицию, в которой она оказалась между мной и землей, и.., толкнул ее. Мы медленно разошлись. Земля удалялась от меня и приближалась к ней. Наши глаза были прикованы друг к другу. Четыре глубоких озера. А потом удар порвал ее в клочья.
Я не отвернулся. Я смотрел не отрываясь, пока не увидел, как зеленый огонек вспорхнул от земли и закружил неуверенно. Это было ее решением, но я чувствовал себя виноватым за то, что позволил ей сделать это. Что я там пообещал Иисусу? Я помолился, чтобы она благополучно перевоплотилась.
Все бутылки исчезли, а моя книга превратилась в тоненькую брошюрку, порхающую рядом со мной. Я потянулся к ней левой рукой, но остановился, увидев, что от руки остался лишь обрубок. Все пальцы на ногах и на левой руке пропали. Правая рука была еще невредимой, и я воспользовался ею.
Я крепко зажал брошюру. В ней осталось пять страниц. Если бы в ней было на страницу больше, то это было бы.., было бы.., я не смог представить себе число больше пяти.
Больше чего? Моя левая нога исчезла с большей частью живота. Голова, две руки и нога. Получалось четыре. Когда-то у меня было что-то еще, но что именно?
Правая нога и остатки туловища испарились. Я крепко держал оставшиеся три страницы в щепоти. Мне стало интересно, о чем говорилось на этих страницах. Я медленно поднес их к лицу. Левой руки не стало. Два.
Две вещи. Я и книга. Голова и рука. Большой палец и указательный. А что еще у меня было?
Обложки давно улетучились, и я мог видеть верхнюю страницу. На ней было два слова. Я напрягся, чтобы прочесть первое слово.
И прочел. Один глаз. Одна страница. Одно слово.
Единый.
ЧАСТЬ 4
"Я полагаю, что большинство людей, решивших проверить это, согласятся, что оно является центральным моментом озарения.
А именно, что здравомыслие не является фундаментальным свойством разума и есть лишь обыкновенное, причем переменное, условие, которое, как жужжание колеса, перемещается вверх и вниз по музыкальной гамме в согласии с физической деятельностью, и только в здравом рассудке существует формальное или сравнительное мышление, тогда как голая правда жизни воплощается совершенно вне здравого смысла; и вот именно немедленный контраст между «не имеющей вкуса водой души» и формальным мышлением, когда мы «приходим в себя», оставляет пациента с чувством изумления от того, что ужасная тайна Жизни стала наконец бытовым и привычным делом и что если отвлечься от чисто формальных признаков, то великое и абсурдное имеют равное достоинство".
Бенджамин Пол Блад
22. ХЭЛЛОУИН
Воздух был полон отвратительного визга. Мимо меня проносились маленькие яркие фигурки, толпой собиравшиеся у фонтана и кружившие около него. Мужчина с жирными грязными волосами склонялся над ними, делая пометки в большом блокноте и вкладывая что-то в каждую крохотную ручонку. Почему я никак не мог запомнить его имени?
Я сохранял вертикальное положение в толпе темных форм, увенчанных кивающими белыми пятнами. Белые пустые лица жадно наблюдали за судьей. Сэмми. Над головой шипели сине-белые огоньки. Они мерцали, и движения фигур в масках были порезаны на десятки застывших кадров. Телега с собачьей конурой. Серебряный куб с торчащими из него ногами. Разноцветная ткань, резина, перья, краска.
Мелкий красный дьяволенок пнул меня в ногу, протискиваясь мимо. Его лицо сияло от возбуждения. В правой руке он нес выскобленную изнутри голову. Апельсин.
Шум не прекращался. Он исходил из электрифицированной трубы. Серая металлическая музыка кишок и почек, голос, выкрикивающий имена. Щелчки статического электричества — и все само по себе.
Вокруг меня стоял гул, слова сталкивались друг с другом и слипались. Я должен был вставить что-нибудь между ними. Из моей груди вылезла опухоль, раскрылась, и мои пальцы вынули из нее белый баллончик. Огонь, теплый дым. Между.
Они шептали мое имя и проталкивали меня вперед.
Но я был слишком скор для них, слишком груб. Я взорвался, пробился сквозь их сердитые крики к рваному краю толпы. Я мог идти куда хочу. И я пошел прочь от этого ужасного шума.
Шаги за спиной и рука на моем плече.
— Феликс, что с тобой случилось?
Я обернулся, дыша дымом внутри. Минуту я рассматривал лицо. Желтоватая кожа, полные губы, пристальный взгляд. Эйприл.
Она взяла меня за руку и потащила обратно, к шуму.
Айрис сидела в своей коляске, одетая в костюм зайчика.
Ее блестящий взгляд остановился на мне.
— Да-да!
Я наклонился и пощекотал ее щечку, ее животик.
Она улыбнулась и снова стала смотреть на других детей.
Лицо Эйприл выражало смесь облегчения и злости.
Я слабо махнул рукой.
— Давай пройдем немножко вниз по улице, крошка.
Я не могу думать при таком шуме.
Ее лицо окаменело.
— Конечно, Феликс, Тебя ничто не должно расстраивать.
Я попытался обнять ее, но она отшатнулась.
— Ты пьян?
— Я.., я не знаю.
Мы прошли полквартала от мегафона, укрепленного на закусочной Сэмми, и стало легче говорить.
— Я был в «Капле»…
Глаза Эйприл метнули в меня молнии.
— — А прошлой ночью?
Я провел дрожащими руками по лицу. Кожа была сальной, а на пальцах блестела грязь.
— Мне сказали, что я спал там. Сказали, что я пришел вчера в шесть с сорока долларами, пил весь вечер, отрубился, проснулся в десять утра и весь день смотрел в телевизор. Но…
— Я так и подумала, — выплюнула Эйприл. — Я видела, как ты прокрался в дом и вытащил из моего кошелька деньги, отложенные на еду. Я видела, как ты со своим приятелем убегал по улице. И знаешь что?
Я оцепенело покачал головой. Ничего хорошего ждать не приходилось.
— Весь день я надеялась, что ты не вернешься.
Конкурс костюмов закончился, и детишки потекли мимо нас.
— Наверное, это Хэллоуин, — сказал я.
Эйприл остановилась, и я тоже встал. Она собиралась сказать, что уходит от меня. Я чувствовал, как это надвигается на меня. Я быстро заговорил, пока этого не случилось:
— Эйприл, в «Капле» был не я. Все это время я был вне своего тела. Я был в.., я был в потустороннем мире.
Он называется Саймион, и я должен был добраться до Белого света прежде, чем вернусь назад…
— Вчера вечером звонили твои родители, — сказала она, обрывая меня. — Я должна была разговаривать с. ними и притворяться, будто все хорошо. Да, мама, Феликс в библиотеке. Он очень много работает в последнее время. — Она зашагала дальше, и я потащился следом, толкая коляску. — Но она знала, что я вру. Тебя в «Капле» кто-нибудь видел?
— Эйприл, послушай, что я тебе говорю. Я только что сделал то, чего никто еще не делал. Я прославлюсь. — Мне пришло в голову поискать по карманам эту маленькую брошюрку про Саймион, которую я нашел у Солнечного Рыба. Ее не было.
— Чем прославишься, Феликс?
— Я.., я… — Мой голос затих. Должен же быть какой-нибудь способ как-то использовать то, что я пережил. — Я что-нибудь придумаю.
Мы как раз пошли вверх по Тунцовой улице. Эйприл остановилась, вынула Айрис из коляски и повела ее к чьему-то освещенному крыльцу. Стайки детей, выпрашивающих угощение, угрожая сделать какую-нибудь пакость, носились взад и вперед по улице. Мокрые листья под ногами превратились в кашу. Небо было низким и беззвездным.
На деревянном крыльце Айрис глядела с надеждой на дверь. Заячьи ушки свисали назад. С каждой стороны широкой белой двери горело по дружелюбному фонарю из тыквы с прорезанными отверстиями в виде глаз, носа и рта. Дверь открылась, стройная женщина воскликнула при виде Айрис и дала ей конфетку. Айрис уронила ее, а Эйприл, грациозная и сексуальная в своих тугих джинсах, наклонилась, чтобы ее поднять. Они с довольным видом зашагали назад по дорожке.
Я больше не пытался заговорить, просто шел следом, улыбался и дивился на простой реализм всего этого. Когда мы добрались до нашего дома, Эйприл вошла внутрь за конфетами для раздачи, а я подвел Айрис еще к нескольким домам.
Казары жили через два дома от нас, и мы были в довольно дружеских отношениях, хотя они и были постарше нас. Маргерит Казар открыла дверь, когда мы еще только подходили к ней. Айрис пискнула: «Кафет» ка!" — и бросила свою карамельку на крыльцо, чтобы посмотреть, что ей дадут теперь.
Маргерит громко рассмеялась несколько сценичным, но искренним смехом и сказала:
— Ну разве не хитруля! И могу спорить, этот костюмчик мама сшила сама.
Я кивнул, пытаясь изобразить улыбку. Похоже, лицо еще работало.
Маргерит дала Айрис конфету и подняла на меня глаза. Она была маленького роста, и у нее было симпатичное лицо.
— Бедняга! Ты похож на смерть, разогретую в микроволновке. — Она воздела руки, пародируя испуг.
— Я…я улетал.
Ее глаза расширились.
— Тебя совсем не волнуют твои хромосомы?
— Я не в том смысле улетал. — Я наклонился, чтобы подобрать рассыпавшуюся добычу Айрис. Повисла долгая вопросительная пауза, но я не стал ничего добавлять.
— Передай привет своей милой жене, — сказала Маргерит, когда мы уходили. Она была такой сплетницей, что я содрогнулся внутри, представив, какие истории она будет рассказывать о моем «улете». В конце концов — и это было хуже всего — эти истории вернутся к Эйприл; Ну и ладно. По крайней мере мне начинало казаться, что я не сошел с ума.
Делонги снимали небольшой дом напротив нас, и я зашел к ним последним. Ник Делонг был моим единственным настоящим другом в Бернко. Он преподавал физику и тоже начал работать только в этом году. У него были редеющие светлые волосы и непременная бородка.
Он все время о чем-нибудь беспокоился.
Ник подошел к двери и махнул, чтобы мы зашли в дом. Айрис вывалила свое добро на сильно потрепанный коврик в гостиной. Подбежала такса Ника и схватила пирожок. В одно мгновение личико Айрис покраснело, и слезы брызнули из ее зажмуренных глаз.
— Собачка, НЕТ!?! — завопила она изо всех сил.
Жена Ника Джесси засмеялась удивленным смехом и заперла собаку на кухне.
— Пива? — спросил Ник, и я кивнул. Джесси разбиралась с новой группой детишек, пришедших за угощением, и мы пошли на кухню сами. Такса вынырнула из кухни, Айрис заорала, я втащил собаку обратно.
В конце концов я уселся в деревянное кресло-качалку, потягивая пиво. Айрис сидела на диване рядом с Ником и жевала. Джесси стояла за диваном и с интересом рассматривала Айрис. Они ожидали первенца этой весной.
— Эйприл по-настоящему разозлилась на тебя, — сказала, не глядя на меня, Джесси.
— Она заходила вчера вечером, — с тревогой на лице добавил Ник, Он очень серьезно воспринимал взаимоотношения между людьми.
Я жадно присосался к пиву. Когда я очнулся в «Капле» сегодня днем, мне пришлось приводить себя в форму кока-колой и гамбургерами. Но теперь я решил, что могу позволить себе несколько порций пива.
— Это длинная история, — сказал я, — а мне пора возвращаться к Эйприл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Машина налетела на маленькую кочку, но не упала обратно на землю. Какая-то сила вытолкнула меня из кресла и прижала к щитку. Пока я пытался сориентироваться, перспектива сумасшедше переместилась. Плоская красная пустыня по-прежнему тянулась назад до самой бесконечной линии Свалки, но вместо того чтобы мчаться по ней, мы теперь падали вдоль нее.
Кэти с усилием оттолкнулась от ветрового стекла. Машина нырнула вперед и бамкнула о землю. Шины лопнули, и колеса заскрежетали по сливающейся красной поверхности. Задок задрался, и машина начала медленно кувыркаться, рассыпая снопы искр каждый раз, когда задевала за землю, превратившуюся каким-то образом в скалу.
Бутылки с пивом выпали из ящика и колотились по кабине вместе с нами. Кэти визжала, и я сумел обхватить ее руками. Направление гравитации снова изменилось, и теперь мы падали вверх, или поперек, или вниз по красной пустыне, упирающейся в пылающий белым горизонт.
— БОГ В ПОМОЩЬ, — сказала машина, и ее не стало. Она превратилась в шар белого света, облетела вокруг нас, а затем так быстро, что нельзя было уследить, вспышкой промчалась в горящую щель впереди.
В каком-то отношении мне в свободном падении стало легче. Сопротивление воздуха практически не ощущалось, и Кэти, и я, и книга, и дюжина пива падали сквозь ландшафт вместе. Мы медленно вращались, двигаясь параллельно земле. Внезапно я почувствовал, что один мой зуб исчез. Нам уже под сотню, наверное.
Мы с Кэти все еще летели, вцепившись друг в друга.
— Времени почти не осталось, — тихо сказал я ей. У нее были дикие от ужаса глаза, и ей понадобилась целая секунда, чтобы понять меня.
Наконец до нее дошло. У нее остались только передние зубы, и она быстро проговорила;
— Отправь меня назад, Феликс. Я к этому не готова.
Горизонт стал ярче и ближе.
— Ты уверена? Раньше или позже тебе нужно попасть сюда, или Дьявол поймает тебя.
У нас уже совсем не осталось зубов, а пивные бутылки вокруг нас лопались, как мыльные пузыри, и пропадали одна за другой.
— Отправь меня назад, Феликс! — крикнула она. — Да побыстрее.
Это было просто. Я только подождал, пока мы в своем вращении не заняли позицию, в которой она оказалась между мной и землей, и.., толкнул ее. Мы медленно разошлись. Земля удалялась от меня и приближалась к ней. Наши глаза были прикованы друг к другу. Четыре глубоких озера. А потом удар порвал ее в клочья.
Я не отвернулся. Я смотрел не отрываясь, пока не увидел, как зеленый огонек вспорхнул от земли и закружил неуверенно. Это было ее решением, но я чувствовал себя виноватым за то, что позволил ей сделать это. Что я там пообещал Иисусу? Я помолился, чтобы она благополучно перевоплотилась.
Все бутылки исчезли, а моя книга превратилась в тоненькую брошюрку, порхающую рядом со мной. Я потянулся к ней левой рукой, но остановился, увидев, что от руки остался лишь обрубок. Все пальцы на ногах и на левой руке пропали. Правая рука была еще невредимой, и я воспользовался ею.
Я крепко зажал брошюру. В ней осталось пять страниц. Если бы в ней было на страницу больше, то это было бы.., было бы.., я не смог представить себе число больше пяти.
Больше чего? Моя левая нога исчезла с большей частью живота. Голова, две руки и нога. Получалось четыре. Когда-то у меня было что-то еще, но что именно?
Правая нога и остатки туловища испарились. Я крепко держал оставшиеся три страницы в щепоти. Мне стало интересно, о чем говорилось на этих страницах. Я медленно поднес их к лицу. Левой руки не стало. Два.
Две вещи. Я и книга. Голова и рука. Большой палец и указательный. А что еще у меня было?
Обложки давно улетучились, и я мог видеть верхнюю страницу. На ней было два слова. Я напрягся, чтобы прочесть первое слово.
И прочел. Один глаз. Одна страница. Одно слово.
Единый.
ЧАСТЬ 4
"Я полагаю, что большинство людей, решивших проверить это, согласятся, что оно является центральным моментом озарения.
А именно, что здравомыслие не является фундаментальным свойством разума и есть лишь обыкновенное, причем переменное, условие, которое, как жужжание колеса, перемещается вверх и вниз по музыкальной гамме в согласии с физической деятельностью, и только в здравом рассудке существует формальное или сравнительное мышление, тогда как голая правда жизни воплощается совершенно вне здравого смысла; и вот именно немедленный контраст между «не имеющей вкуса водой души» и формальным мышлением, когда мы «приходим в себя», оставляет пациента с чувством изумления от того, что ужасная тайна Жизни стала наконец бытовым и привычным делом и что если отвлечься от чисто формальных признаков, то великое и абсурдное имеют равное достоинство".
Бенджамин Пол Блад
22. ХЭЛЛОУИН
Воздух был полон отвратительного визга. Мимо меня проносились маленькие яркие фигурки, толпой собиравшиеся у фонтана и кружившие около него. Мужчина с жирными грязными волосами склонялся над ними, делая пометки в большом блокноте и вкладывая что-то в каждую крохотную ручонку. Почему я никак не мог запомнить его имени?
Я сохранял вертикальное положение в толпе темных форм, увенчанных кивающими белыми пятнами. Белые пустые лица жадно наблюдали за судьей. Сэмми. Над головой шипели сине-белые огоньки. Они мерцали, и движения фигур в масках были порезаны на десятки застывших кадров. Телега с собачьей конурой. Серебряный куб с торчащими из него ногами. Разноцветная ткань, резина, перья, краска.
Мелкий красный дьяволенок пнул меня в ногу, протискиваясь мимо. Его лицо сияло от возбуждения. В правой руке он нес выскобленную изнутри голову. Апельсин.
Шум не прекращался. Он исходил из электрифицированной трубы. Серая металлическая музыка кишок и почек, голос, выкрикивающий имена. Щелчки статического электричества — и все само по себе.
Вокруг меня стоял гул, слова сталкивались друг с другом и слипались. Я должен был вставить что-нибудь между ними. Из моей груди вылезла опухоль, раскрылась, и мои пальцы вынули из нее белый баллончик. Огонь, теплый дым. Между.
Они шептали мое имя и проталкивали меня вперед.
Но я был слишком скор для них, слишком груб. Я взорвался, пробился сквозь их сердитые крики к рваному краю толпы. Я мог идти куда хочу. И я пошел прочь от этого ужасного шума.
Шаги за спиной и рука на моем плече.
— Феликс, что с тобой случилось?
Я обернулся, дыша дымом внутри. Минуту я рассматривал лицо. Желтоватая кожа, полные губы, пристальный взгляд. Эйприл.
Она взяла меня за руку и потащила обратно, к шуму.
Айрис сидела в своей коляске, одетая в костюм зайчика.
Ее блестящий взгляд остановился на мне.
— Да-да!
Я наклонился и пощекотал ее щечку, ее животик.
Она улыбнулась и снова стала смотреть на других детей.
Лицо Эйприл выражало смесь облегчения и злости.
Я слабо махнул рукой.
— Давай пройдем немножко вниз по улице, крошка.
Я не могу думать при таком шуме.
Ее лицо окаменело.
— Конечно, Феликс, Тебя ничто не должно расстраивать.
Я попытался обнять ее, но она отшатнулась.
— Ты пьян?
— Я.., я не знаю.
Мы прошли полквартала от мегафона, укрепленного на закусочной Сэмми, и стало легче говорить.
— Я был в «Капле»…
Глаза Эйприл метнули в меня молнии.
— — А прошлой ночью?
Я провел дрожащими руками по лицу. Кожа была сальной, а на пальцах блестела грязь.
— Мне сказали, что я спал там. Сказали, что я пришел вчера в шесть с сорока долларами, пил весь вечер, отрубился, проснулся в десять утра и весь день смотрел в телевизор. Но…
— Я так и подумала, — выплюнула Эйприл. — Я видела, как ты прокрался в дом и вытащил из моего кошелька деньги, отложенные на еду. Я видела, как ты со своим приятелем убегал по улице. И знаешь что?
Я оцепенело покачал головой. Ничего хорошего ждать не приходилось.
— Весь день я надеялась, что ты не вернешься.
Конкурс костюмов закончился, и детишки потекли мимо нас.
— Наверное, это Хэллоуин, — сказал я.
Эйприл остановилась, и я тоже встал. Она собиралась сказать, что уходит от меня. Я чувствовал, как это надвигается на меня. Я быстро заговорил, пока этого не случилось:
— Эйприл, в «Капле» был не я. Все это время я был вне своего тела. Я был в.., я был в потустороннем мире.
Он называется Саймион, и я должен был добраться до Белого света прежде, чем вернусь назад…
— Вчера вечером звонили твои родители, — сказала она, обрывая меня. — Я должна была разговаривать с. ними и притворяться, будто все хорошо. Да, мама, Феликс в библиотеке. Он очень много работает в последнее время. — Она зашагала дальше, и я потащился следом, толкая коляску. — Но она знала, что я вру. Тебя в «Капле» кто-нибудь видел?
— Эйприл, послушай, что я тебе говорю. Я только что сделал то, чего никто еще не делал. Я прославлюсь. — Мне пришло в голову поискать по карманам эту маленькую брошюрку про Саймион, которую я нашел у Солнечного Рыба. Ее не было.
— Чем прославишься, Феликс?
— Я.., я… — Мой голос затих. Должен же быть какой-нибудь способ как-то использовать то, что я пережил. — Я что-нибудь придумаю.
Мы как раз пошли вверх по Тунцовой улице. Эйприл остановилась, вынула Айрис из коляски и повела ее к чьему-то освещенному крыльцу. Стайки детей, выпрашивающих угощение, угрожая сделать какую-нибудь пакость, носились взад и вперед по улице. Мокрые листья под ногами превратились в кашу. Небо было низким и беззвездным.
На деревянном крыльце Айрис глядела с надеждой на дверь. Заячьи ушки свисали назад. С каждой стороны широкой белой двери горело по дружелюбному фонарю из тыквы с прорезанными отверстиями в виде глаз, носа и рта. Дверь открылась, стройная женщина воскликнула при виде Айрис и дала ей конфетку. Айрис уронила ее, а Эйприл, грациозная и сексуальная в своих тугих джинсах, наклонилась, чтобы ее поднять. Они с довольным видом зашагали назад по дорожке.
Я больше не пытался заговорить, просто шел следом, улыбался и дивился на простой реализм всего этого. Когда мы добрались до нашего дома, Эйприл вошла внутрь за конфетами для раздачи, а я подвел Айрис еще к нескольким домам.
Казары жили через два дома от нас, и мы были в довольно дружеских отношениях, хотя они и были постарше нас. Маргерит Казар открыла дверь, когда мы еще только подходили к ней. Айрис пискнула: «Кафет» ка!" — и бросила свою карамельку на крыльцо, чтобы посмотреть, что ей дадут теперь.
Маргерит громко рассмеялась несколько сценичным, но искренним смехом и сказала:
— Ну разве не хитруля! И могу спорить, этот костюмчик мама сшила сама.
Я кивнул, пытаясь изобразить улыбку. Похоже, лицо еще работало.
Маргерит дала Айрис конфету и подняла на меня глаза. Она была маленького роста, и у нее было симпатичное лицо.
— Бедняга! Ты похож на смерть, разогретую в микроволновке. — Она воздела руки, пародируя испуг.
— Я…я улетал.
Ее глаза расширились.
— Тебя совсем не волнуют твои хромосомы?
— Я не в том смысле улетал. — Я наклонился, чтобы подобрать рассыпавшуюся добычу Айрис. Повисла долгая вопросительная пауза, но я не стал ничего добавлять.
— Передай привет своей милой жене, — сказала Маргерит, когда мы уходили. Она была такой сплетницей, что я содрогнулся внутри, представив, какие истории она будет рассказывать о моем «улете». В конце концов — и это было хуже всего — эти истории вернутся к Эйприл; Ну и ладно. По крайней мере мне начинало казаться, что я не сошел с ума.
Делонги снимали небольшой дом напротив нас, и я зашел к ним последним. Ник Делонг был моим единственным настоящим другом в Бернко. Он преподавал физику и тоже начал работать только в этом году. У него были редеющие светлые волосы и непременная бородка.
Он все время о чем-нибудь беспокоился.
Ник подошел к двери и махнул, чтобы мы зашли в дом. Айрис вывалила свое добро на сильно потрепанный коврик в гостиной. Подбежала такса Ника и схватила пирожок. В одно мгновение личико Айрис покраснело, и слезы брызнули из ее зажмуренных глаз.
— Собачка, НЕТ!?! — завопила она изо всех сил.
Жена Ника Джесси засмеялась удивленным смехом и заперла собаку на кухне.
— Пива? — спросил Ник, и я кивнул. Джесси разбиралась с новой группой детишек, пришедших за угощением, и мы пошли на кухню сами. Такса вынырнула из кухни, Айрис заорала, я втащил собаку обратно.
В конце концов я уселся в деревянное кресло-качалку, потягивая пиво. Айрис сидела на диване рядом с Ником и жевала. Джесси стояла за диваном и с интересом рассматривала Айрис. Они ожидали первенца этой весной.
— Эйприл по-настоящему разозлилась на тебя, — сказала, не глядя на меня, Джесси.
— Она заходила вчера вечером, — с тревогой на лице добавил Ник, Он очень серьезно воспринимал взаимоотношения между людьми.
Я жадно присосался к пиву. Когда я очнулся в «Капле» сегодня днем, мне пришлось приводить себя в форму кока-колой и гамбургерами. Но теперь я решил, что могу позволить себе несколько порций пива.
— Это длинная история, — сказал я, — а мне пора возвращаться к Эйприл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33