Я оставил сдачу на прилавке в винном магазине. Неудивительно, что она была так приветлива, когда я уходил.
Тут до меня дошло, что я держу что-то в левой руке, и я посмотрел, что это было. Ах да. Книга. Увидев ее, я засомневался, хочу я, чтобы это была Земля, или нет. В любом случае она была доказательством. Я раскрыл ее наугад и просмотрел первую попавшуюся страницу, чтобы проверить, действительно ли на ней было алеф-нуль слов.
Но дальше пятидесятой строчки я ничего не смог прочитать. От нее и до конца страницы была сплошная чернильная клякса. У меня упало сердце. И тут я понял, как сильно не хочу, чтобы это оказалось Землей. Я не хотел лишаться того, что пережил, не хотел, чтобы это оказалось всего лишь временем, пролетевшим под кайфом.
Наверняка это виски затуманило мне зрение.
Я вытянул шею, всматриваясь в небо. Оно было ярким, но без солнца. Нет солнца на Саймионе.
— Вот и слава тебе, — сказал я басовитым голосом Шалтай-Болтая. Это прозвучало так забавно, что мне захотелось посмеяться. Поскольку голова моя была запрокинута, вместо смеха вырвалось глупое бульканье. Я рассмеялся сильнее, и из носа вытек ручеек слизи, благодаря чему стало еще смешнее.
Вдруг что-то толкнуло меня, и я упал. Я налетел на кого-то сзади, на старика с тростью, одетого в теплое пальто.
Он чопорно поднялся, а я стал дергать его за уголок пальто.
— Человек, сними ты это пальто. Это же глупость.
— Уберите от меня свои руки, — крикнул он, отцепив мои руки ударом своей трости. Он ушел.
Все мое лицо перекосило от смеха. В животе судороги.
— Вот, — сумел сказать я, — вот я у вас выяснить хочу. Выяснить у вас. Высвас. Васвыв. Вававава…
Было любопытно чувствовать, как двигается челюсть. Я двигал ею, и из горла вырывались звуки. Вибрация голосовых связок резонировала в лобных пазухах. Из носа потекло еще, и я снова стал хихикать, валяясь на тротуаре.
— Свинячьи сопли, — сказал я. Меня заклинило на последнем слове. — Сплиспли. Сплисплисплиспли… — Я сделал голос пронзительным и переделал слово в поросячий визг. Я знал, что в любой момент могу остановиться, но у меня совершенно не было причин останавливаться. Ну совсем никаких причин не было.
19. СЛАДКИЕ СЕРДЕЧКИ
Меня разбудил не кто иной, как тротуар.
— ВАЛИ ОТСЮДА, — сказал он, мягко покачивая меня. Я сел с ощущением, что оборвалось какое-то трансцедентальное откровение. А может, пробуждение и было откровением. Чем-то по поводу Одного и Множества.., я пока не улавливал, в чем дело. Я был в мокрых штанах. День еще не закончился, а может быть, уже и новый день начался. Точнее, заканчивался, давно перевалив за полдень.
Я оценил ущерб. Деньги и тридцать восьмой исчезли.
Книга все еще была при мне.
— СВИНЕНОК, — пробормотала она, когда я подбирал ее.
Я встал, шатаясь, и осмотрелся. Что-то определенно изменилось, пока я отсутствовал. Все ожило. Даже не знаю, по каким признакам я это понял. Потому что старый Тракки выглядел практически по-прежнему. Но на что бы я ни взглянул, было похоже на лицо.., даже глухие стены.
— КАК ДЕЛА, — твердо сказала соседняя стена.
— Я ухожу, — пробормотал я и двинулся вперед.
Жестянщик говорил, что Спек был в 43-м доме по 110-й улице. Может быть, Спек сумеет меня починить.
Пустая бутылка подмигнула мне и фыркнула:
— ЭТО ТОЧНО.
Тротуар мягко вздымался и опадал подо мной. Словно я шел по водяному матрацу.
От всех окружавших меня объектов доносился гул разговора. Я был совершенно уверен, что я не на Земле.
Меня всего трясло и ломало. Эта дрянь, что я выпил, была или отравлена, или в нее намешали наркотиков.
Может быть, эта старуха отравила меня, чтобы забрать мои пистолет и мою сотню долларов. «Отличнейшее виски». У меня было такое ощущение, словно я умер на тротуаре.
Что случилось после поросячьего визга? Я спиралью вкручивался в какой-то темно-красный туннель, облицованный телеэкранами. На всех разные лица, и они говорят, говорят, говорят. А потом я оказался на свету, на белом свету. Я как раз что-то понял, что-то важное, когда тротуар разбудил меня…
— А РАССКАЖИ, ДА? — тонко подметил столб с указателем, у которого я остановился. Я взглянул вверх.
110-я улица.
— К Спеку куда? — спросил я у столба. — Он живет в 43-м.
— СПРАВОК НЕ ДАЕМ, — ответил столб. Я лягнул его и повернул направо. Время от времени мимо проезжала какая-нибудь машина, однако с тех пор, как я покинул «Золотой алмаз», Божий Эскадрон мне на глаза не попадался. Возможно, его даже и не было в этом варианте Тракки, в котором я проснулся.
Через полтора квартала я увидел трехэтажный дом, помеченный номером 43.
— МИЛАШКА, — сказали ступеньки, когда я поднимался по лестнице.
Когда я нажал на кнопку звонка с надписью «Спек», она сказала:
— САМЕЦ МОЕЙ МЕЧТЫ.
Раздался стук шагов и одышливый голос спросил;
«Кто там?» Я отступил назад и увидел толстого мужика с жирными волосами, высунувшегося из окна.
— ПОКАЖИ МНЕ, — сказали ступеньки, и я добавил:
— Меня послал Жестянщик.
— Этот несчастный сукин сын. — Спек оглядел меня. — Минутку. — Он скрылся, и я мог слышать, как он тяжелой походкой идет к входной двери. — Заходи давай, — сказал Спек, и я последовал за ним в квартиру.
Высокий худощавый мужчина с моржовыми усами и пробивающейся сквозь черные волосы лысиной развалился в потрепанном кресле. На синей засаленной кушетке сидела девушка с волнистыми волосами. У нее были круглые щеки с бледными рубцами от прыщей. — Это Синусоид и Кэти, — сказал Спек.
— Я Феликс, — сказал я, садясь рядом с Кэти.
«ОНА ДАЕТ», — деловито заметила кушетка. Спек сел на складной стул и облокотился на низкий деревянный стол.
На столе стояла толстая зажженная свеча, на обрывке газеты лежали груда зеленых листьев, красный пластмассовый бонг — кальян для курения марихуаны, заводная машинка с торчащей наружу пружиной, несколько пустых спичечных коробков, хлипкая жестяная пепельница, полная обгорелых спичек, пара больших пинцетов, кухонный нож, пять пустых пивных бутылок и обертка от пачки «Твинкиз». Все было покрыто тонким серым пеплом. Я пришел в правильное место.
— Мы тут собираемся чуток закосеть, — сказал мне Синусоид. — Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
— Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, — сказал я ей.
— Феликс Рэймен, — промурлыкала она словно издалека. — Феликс Рэймен.
— УХ ТЫ, — воскликнула кушетка, а стол добавил:
— Я ТАЩУСЬ.
— Кэти! — воскликнул я. — Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
— Получилось, — сказала она.
— Что?
— Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
— ШТУЧКА, — добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
— Я уже тут довольно давно, — сказала она. — Я надеялась, что ты появишься.
— Воссоединение, — сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», — пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
— ОТДАЙСЯ, — сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем — бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
— НУ ТЫ, — окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА — это то же самое, что НЕТ.., что Все — это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
— Черт побери, Син, — сказал Спек. — Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
— Не горячись, — заявил один из Синусоидов.
— Мы завтра пробежимся, — добавил второй.
— ПОГНАЛИ, — понукал бонг. Чашечка выгорела.
— Что за травка? — спросил я.
— Они называют ее дурман-травой, — сказала Кэти. — Она растет по всей этой горе — Горе Он?
— Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, — медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. — Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
— Божий Эскадрон вас не тревожит? — Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
— Кто-кто? — У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
— Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
— Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
— А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
Стена у меня за спиной фыркнула: «НИ ХРЕНА».
— Ты про мужика с большой головой? — вставил один из Синусоидов. — У него пара храмов? — Я кивнул, и он состроил презрительную гримасу. — Пхы! Это для стариков. Все еще надеются увидеть Святого Пениса и жемчужные врата. — Он принялся набивать чашечку бонга. — Дьявол, я вижу Бога каждый раз, как ловлю кайф. Только и разницы, что нельзя остаться там. Как только весь побелеешь, становишься таким же, как их Бог. Но всегда куда-нибудь возвращаешься.
— А что, если не вернуться? — спросил я разжигающего трубку Синусоида. — Что, если просто остаться там? С Единым?
Синусоид, с которым я разговаривал, снова превратился в шар света, а его близнец поспешно схватил бонг.
— Никакой разницы, на десять секунд или навсегда, — быстро проговорил он, прежде чем приложиться ртом к бонгу. Едва он успел перевоплотиться в световой шар, как первый Синусоид вернулся и прикончил трубку.
— Хорош свинничать! — крикнул Спек и бросился через стол, чтобы схватить бонг. Из него вырвалось переливчатое пуканье, а его стул скрипнул: «ТРУБАЧ».
Услышав такое, Спек и Синусоиды расхохотались, как маньяки. Я с трудом усваивал все это.
— Прогуляемся немного? — шепнул я Кэти. Она кивнула, и мы встали. Я все еще держал свою книгу. — Я думаю, мы выйдем подышим воздухом, — сказали.
Спек склонился над своим рабочим столом.
— — — Как угодно. Захватите сигарет и упаковку.
Мы вышли, а ступеньки пробормотали: «ВСЕ ПУТЕМ».
— Ты это слышала? — спросил я Кэти. — Ты слышишь, как все здесь все время разговаривает?
— БЕЗ БАЗАРА, — громыхнул мусорный бак.
Кэти кивнула.
— Как эти карамельные сердечки на Валентинов день.
Не много в них смысла.
Снова настал вечер, и мы несколько минут шли молча. Асфальт все еще был теплым после жаркого дня.
Моим босым ногам было приятно.
Кэти была одета в свободное платье, сшитое из индейского покрывала, и едва доставала мне до плеча. Она выглядела совсем не так, как я ожидал. Она не была уродиной или страшилой, но и красивой она тоже не была.
И все же ее щеки были симпатично округлы, а глаза ее были похожи на мои. Ее жирная кожа почему-то привлекала меня. Кушетка пообещала, что «ОНА ДАЕТ».
Она почувствовала мой взгляд и с некоторой враждебностью посмотрела на меня.
— В чем дело? — спросила она. — Не совпала с твоими фантазиями?
— ГОРЯЧАЯ ШТУЧКА, — зловредно хмыкнул фонарный столб.
Я смутился и растерял слова.
— Я.., я просто не знал, как ты выглядишь. Ты прекрасно выглядишь, просто отлично. — Я неуклюже обнял ее. У нее была стройная, гибкая талия. — Что случилось с чайкой? — спросил я через минуту. — Что было после того, как мы расстались?
— Я полетела к этому заливу, ну, ты знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Тут до меня дошло, что я держу что-то в левой руке, и я посмотрел, что это было. Ах да. Книга. Увидев ее, я засомневался, хочу я, чтобы это была Земля, или нет. В любом случае она была доказательством. Я раскрыл ее наугад и просмотрел первую попавшуюся страницу, чтобы проверить, действительно ли на ней было алеф-нуль слов.
Но дальше пятидесятой строчки я ничего не смог прочитать. От нее и до конца страницы была сплошная чернильная клякса. У меня упало сердце. И тут я понял, как сильно не хочу, чтобы это оказалось Землей. Я не хотел лишаться того, что пережил, не хотел, чтобы это оказалось всего лишь временем, пролетевшим под кайфом.
Наверняка это виски затуманило мне зрение.
Я вытянул шею, всматриваясь в небо. Оно было ярким, но без солнца. Нет солнца на Саймионе.
— Вот и слава тебе, — сказал я басовитым голосом Шалтай-Болтая. Это прозвучало так забавно, что мне захотелось посмеяться. Поскольку голова моя была запрокинута, вместо смеха вырвалось глупое бульканье. Я рассмеялся сильнее, и из носа вытек ручеек слизи, благодаря чему стало еще смешнее.
Вдруг что-то толкнуло меня, и я упал. Я налетел на кого-то сзади, на старика с тростью, одетого в теплое пальто.
Он чопорно поднялся, а я стал дергать его за уголок пальто.
— Человек, сними ты это пальто. Это же глупость.
— Уберите от меня свои руки, — крикнул он, отцепив мои руки ударом своей трости. Он ушел.
Все мое лицо перекосило от смеха. В животе судороги.
— Вот, — сумел сказать я, — вот я у вас выяснить хочу. Выяснить у вас. Высвас. Васвыв. Вававава…
Было любопытно чувствовать, как двигается челюсть. Я двигал ею, и из горла вырывались звуки. Вибрация голосовых связок резонировала в лобных пазухах. Из носа потекло еще, и я снова стал хихикать, валяясь на тротуаре.
— Свинячьи сопли, — сказал я. Меня заклинило на последнем слове. — Сплиспли. Сплисплисплиспли… — Я сделал голос пронзительным и переделал слово в поросячий визг. Я знал, что в любой момент могу остановиться, но у меня совершенно не было причин останавливаться. Ну совсем никаких причин не было.
19. СЛАДКИЕ СЕРДЕЧКИ
Меня разбудил не кто иной, как тротуар.
— ВАЛИ ОТСЮДА, — сказал он, мягко покачивая меня. Я сел с ощущением, что оборвалось какое-то трансцедентальное откровение. А может, пробуждение и было откровением. Чем-то по поводу Одного и Множества.., я пока не улавливал, в чем дело. Я был в мокрых штанах. День еще не закончился, а может быть, уже и новый день начался. Точнее, заканчивался, давно перевалив за полдень.
Я оценил ущерб. Деньги и тридцать восьмой исчезли.
Книга все еще была при мне.
— СВИНЕНОК, — пробормотала она, когда я подбирал ее.
Я встал, шатаясь, и осмотрелся. Что-то определенно изменилось, пока я отсутствовал. Все ожило. Даже не знаю, по каким признакам я это понял. Потому что старый Тракки выглядел практически по-прежнему. Но на что бы я ни взглянул, было похоже на лицо.., даже глухие стены.
— КАК ДЕЛА, — твердо сказала соседняя стена.
— Я ухожу, — пробормотал я и двинулся вперед.
Жестянщик говорил, что Спек был в 43-м доме по 110-й улице. Может быть, Спек сумеет меня починить.
Пустая бутылка подмигнула мне и фыркнула:
— ЭТО ТОЧНО.
Тротуар мягко вздымался и опадал подо мной. Словно я шел по водяному матрацу.
От всех окружавших меня объектов доносился гул разговора. Я был совершенно уверен, что я не на Земле.
Меня всего трясло и ломало. Эта дрянь, что я выпил, была или отравлена, или в нее намешали наркотиков.
Может быть, эта старуха отравила меня, чтобы забрать мои пистолет и мою сотню долларов. «Отличнейшее виски». У меня было такое ощущение, словно я умер на тротуаре.
Что случилось после поросячьего визга? Я спиралью вкручивался в какой-то темно-красный туннель, облицованный телеэкранами. На всех разные лица, и они говорят, говорят, говорят. А потом я оказался на свету, на белом свету. Я как раз что-то понял, что-то важное, когда тротуар разбудил меня…
— А РАССКАЖИ, ДА? — тонко подметил столб с указателем, у которого я остановился. Я взглянул вверх.
110-я улица.
— К Спеку куда? — спросил я у столба. — Он живет в 43-м.
— СПРАВОК НЕ ДАЕМ, — ответил столб. Я лягнул его и повернул направо. Время от времени мимо проезжала какая-нибудь машина, однако с тех пор, как я покинул «Золотой алмаз», Божий Эскадрон мне на глаза не попадался. Возможно, его даже и не было в этом варианте Тракки, в котором я проснулся.
Через полтора квартала я увидел трехэтажный дом, помеченный номером 43.
— МИЛАШКА, — сказали ступеньки, когда я поднимался по лестнице.
Когда я нажал на кнопку звонка с надписью «Спек», она сказала:
— САМЕЦ МОЕЙ МЕЧТЫ.
Раздался стук шагов и одышливый голос спросил;
«Кто там?» Я отступил назад и увидел толстого мужика с жирными волосами, высунувшегося из окна.
— ПОКАЖИ МНЕ, — сказали ступеньки, и я добавил:
— Меня послал Жестянщик.
— Этот несчастный сукин сын. — Спек оглядел меня. — Минутку. — Он скрылся, и я мог слышать, как он тяжелой походкой идет к входной двери. — Заходи давай, — сказал Спек, и я последовал за ним в квартиру.
Высокий худощавый мужчина с моржовыми усами и пробивающейся сквозь черные волосы лысиной развалился в потрепанном кресле. На синей засаленной кушетке сидела девушка с волнистыми волосами. У нее были круглые щеки с бледными рубцами от прыщей. — Это Синусоид и Кэти, — сказал Спек.
— Я Феликс, — сказал я, садясь рядом с Кэти.
«ОНА ДАЕТ», — деловито заметила кушетка. Спек сел на складной стул и облокотился на низкий деревянный стол.
На столе стояла толстая зажженная свеча, на обрывке газеты лежали груда зеленых листьев, красный пластмассовый бонг — кальян для курения марихуаны, заводная машинка с торчащей наружу пружиной, несколько пустых спичечных коробков, хлипкая жестяная пепельница, полная обгорелых спичек, пара больших пинцетов, кухонный нож, пять пустых пивных бутылок и обертка от пачки «Твинкиз». Все было покрыто тонким серым пеплом. Я пришел в правильное место.
— Мы тут собираемся чуток закосеть, — сказал мне Синусоид. — Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
— Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, — сказал я ей.
— Феликс Рэймен, — промурлыкала она словно издалека. — Феликс Рэймен.
— УХ ТЫ, — воскликнула кушетка, а стол добавил:
— Я ТАЩУСЬ.
— Кэти! — воскликнул я. — Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
— Получилось, — сказала она.
— Что?
— Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
— ШТУЧКА, — добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
— Я уже тут довольно давно, — сказала она. — Я надеялась, что ты появишься.
— Воссоединение, — сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», — пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
— ОТДАЙСЯ, — сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем — бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
— НУ ТЫ, — окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА — это то же самое, что НЕТ.., что Все — это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
— Черт побери, Син, — сказал Спек. — Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
— Не горячись, — заявил один из Синусоидов.
— Мы завтра пробежимся, — добавил второй.
— ПОГНАЛИ, — понукал бонг. Чашечка выгорела.
— Что за травка? — спросил я.
— Они называют ее дурман-травой, — сказала Кэти. — Она растет по всей этой горе — Горе Он?
— Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, — медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. — Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
— Божий Эскадрон вас не тревожит? — Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
— Кто-кто? — У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
— Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
— Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
— А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
Стена у меня за спиной фыркнула: «НИ ХРЕНА».
— Ты про мужика с большой головой? — вставил один из Синусоидов. — У него пара храмов? — Я кивнул, и он состроил презрительную гримасу. — Пхы! Это для стариков. Все еще надеются увидеть Святого Пениса и жемчужные врата. — Он принялся набивать чашечку бонга. — Дьявол, я вижу Бога каждый раз, как ловлю кайф. Только и разницы, что нельзя остаться там. Как только весь побелеешь, становишься таким же, как их Бог. Но всегда куда-нибудь возвращаешься.
— А что, если не вернуться? — спросил я разжигающего трубку Синусоида. — Что, если просто остаться там? С Единым?
Синусоид, с которым я разговаривал, снова превратился в шар света, а его близнец поспешно схватил бонг.
— Никакой разницы, на десять секунд или навсегда, — быстро проговорил он, прежде чем приложиться ртом к бонгу. Едва он успел перевоплотиться в световой шар, как первый Синусоид вернулся и прикончил трубку.
— Хорош свинничать! — крикнул Спек и бросился через стол, чтобы схватить бонг. Из него вырвалось переливчатое пуканье, а его стул скрипнул: «ТРУБАЧ».
Услышав такое, Спек и Синусоиды расхохотались, как маньяки. Я с трудом усваивал все это.
— Прогуляемся немного? — шепнул я Кэти. Она кивнула, и мы встали. Я все еще держал свою книгу. — Я думаю, мы выйдем подышим воздухом, — сказали.
Спек склонился над своим рабочим столом.
— — — Как угодно. Захватите сигарет и упаковку.
Мы вышли, а ступеньки пробормотали: «ВСЕ ПУТЕМ».
— Ты это слышала? — спросил я Кэти. — Ты слышишь, как все здесь все время разговаривает?
— БЕЗ БАЗАРА, — громыхнул мусорный бак.
Кэти кивнула.
— Как эти карамельные сердечки на Валентинов день.
Не много в них смысла.
Снова настал вечер, и мы несколько минут шли молча. Асфальт все еще был теплым после жаркого дня.
Моим босым ногам было приятно.
Кэти была одета в свободное платье, сшитое из индейского покрывала, и едва доставала мне до плеча. Она выглядела совсем не так, как я ожидал. Она не была уродиной или страшилой, но и красивой она тоже не была.
И все же ее щеки были симпатично округлы, а глаза ее были похожи на мои. Ее жирная кожа почему-то привлекала меня. Кушетка пообещала, что «ОНА ДАЕТ».
Она почувствовала мой взгляд и с некоторой враждебностью посмотрела на меня.
— В чем дело? — спросила она. — Не совпала с твоими фантазиями?
— ГОРЯЧАЯ ШТУЧКА, — зловредно хмыкнул фонарный столб.
Я смутился и растерял слова.
— Я.., я просто не знал, как ты выглядишь. Ты прекрасно выглядишь, просто отлично. — Я неуклюже обнял ее. У нее была стройная, гибкая талия. — Что случилось с чайкой? — спросил я через минуту. — Что было после того, как мы расстались?
— Я полетела к этому заливу, ну, ты знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33