– Хорошо, что в Уайтхолле у них такие острые топоры. Я видел раньше, как работает палач. На вид – такой щуплый мужичонка, но бицепсы – все равно что пушечные ядра. Одного удара хватило. – Он задумчиво помолчал. – Крови было – море…
Я увидела, как скривилось лицо у Дика, и фурией налетела на своего возлюбленного.
– Замолчи! Разве недостаточно он настрадался за эти восемнадцать лет?
Вскинув одну бровь, Ричард удивленно смотрел на меня.
– Ах так, – произнес он, улыбаясь, – и ты тоже против меня.
Вместо ответа я швырнула ему записку, которую до этого сжимала в кулаке. Она была вся грязная и измятая, с еле различимым текстом.
– Не бойся, твоя лисья голова останется при тебе, незачем нести ее на плаху. Прочти это и смени песню.
Он склонился над свечой, и, пока читал, глаза его странным образом менялись: черная злоба в них уступила место безграничному удивлению.
– Моя дочь – достойная наследница имени Гренвилей, – сказал он почти нежно.
– «Франсис» покинет Фой с утренним отливом. Корабль отправится в Флушинг и сможет взять на борт пассажиров. Долго это плавание не продлится. Капитану можно вполне доверять.
– А как пассажиры попадут на борт?
– Перед тем как корабль выйдет из гавани, в Придмуте к берегу причалит лодка – для ловли крабов, не лисиц, – усмехнулась я. – Пассажирам надо ждать на берегу. Думаю, им лучше провести остаток ночи на побережье, скрываясь до рассвета где-нибудь неподалеку от холма Гриббин, а когда на заре придет лодка, чтобы собрать верши – подать сигнал.
– Кажется, проще не придумаешь.
– Так значит, ты согласен? И готов распрощаться со своими героическими замыслами сдаться на милость победителя?
Взглянув на него, я поняла, что он давным-давно о них позабыл. Его мысли блуждали где-то далеко, намечая новые планы, в которых для меня уже не было места.
– Из Голландии сразу во Францию, – бормотал он. – Там встретиться с принцем. Разработаем новый план, более четкий, чем предыдущий. Высадимся в Ирландии, а оттуда – в Шотландию… – Его взгляд снова вернулся к записке, зажатой в руке. – «Мать нарекла меня Элизабет, – прочел он, – но я хочу подписать это письмо Ваша дочь Бесс».
Он тихонько свистнул и перебросил записку Дику. Мальчик медленно прочел ее и молча вернул отцу.
– Как ты полагаешь, – спросил Ричард, – мне понравится твоя сестра?
– Думаю, очень.
– Требуется изрядная доля мужества, – продолжал отец, – чтобы все бросить, сесть на корабль и отправиться одной в Голландию – без денег, без друзей.
– Да, – согласился Дик, – требуется мужество – и еще кое-что.
– Что же?
– Доверие к человеку, которого она так гордо величает отцом. Уверенность в том, что он не покинет ее, если вдруг сочтет, что она недостойна его.
Они глядели друг на друга – Ричард и его сын – пристально, внимательно, словно между ними в этот момент возникло какое-то мрачное, тайное согласие. Затем Ричард сунул записку в карман и повернулся к входу в контрфорс.
– Неужели нам придется уходить тем же путем, каким мы пришли сюда? – произнес он неуверенно.
– За домом следят. Это ваш единственный шанс.
– А когда завтра в поместье заявятся ищейки, чтобы отыскать наши следы, что ты собираешься делать?
– То, что предложил Джонатан. Летом сухое дерево горит быстро. Боюсь, Рэшли больше не смогут пользоваться своим летним домиком.
– А этот вход?
– Камень так подогнан, что с этой стороны ничего не заметно. Лишь гладкая стена. Видишь там веревку и железные петли?
Мы заглянули – все трое – в черную глубину отверстия. И вдруг Дик протянул руку, схватил веревку и потянул на себя. Ему пришлось дернуть еще три раза, прежде чем петли лопнули, навсегда разрушив механизм потайной двери.
– Вот, – произнес он со странной улыбкой, – никто больше не откроет дверь, если захлопнуть ее.
– Однажды, – сказал Ричард, – какой-нибудь Рэшли разрушит этот контрфорс. И что же мы оставим ему в наследство? – Его взгляд остановился на небольшой куче костей в углу. – Скелет крысы, – усмехнулся он и, поддев ногой, сбросил кости вниз по ступеням.
– Иди первым, Дик. Я за тобой.
Дик протянул мне руку, я задержала ее в своих ладонях.
– Смелее, – сказала я. – В Голландию плыть недолго, а там ты найдешь себе друзей.
Он не отвечал, лишь глядел на меня своими огромными темными глазами. Затем повернулся и исчез в темноте.
Я осталась одна с Ричардом. Сколько же у нас с ним уже было расставаний, и всякий раз я уверяла себя, что это последнее, – и всякий раз мы вновь находили друг друга.
– Надолго?
– На два года. Или навсегда.
Он сжал мое лицо в ладонях и поцеловал.
– Когда я вернусь, мы отстроим дом в Стоу. Тебе придется поступиться гордостью и стать наконец моей женой.
Я улыбнулась и покачала головой.
– Будь счастлив с дочкой. Он все еще медлил.
– Знаешь, я решил, что в Голландии не поленюсь и напишу всю правду о гражданской войне. О Боже, уж я отделаю моих дорогих соратников-генералов, пусть все знают, какие это мерзавцы. Возможно, после этого принц Уэльский наконец соизволит произвести меня в главнокомандующие.
– Более вероятно, что он разжалует тебя в рядовые.
Он пролез через отверстие и, опершись коленом о ступеньку, где ждал его Дик, повернулся ко мне.
– Я все сделаю за вас, – сказал он. – Смотри из окна своей комнаты. Увидишь, как летний домик Рэшли скажет последнее прости Корнуоллу. И Гренвилям.
– Не забудь о часовом. Он стоит рядом с мощеной дорожкой, у подножья насыпи.
– Ты еще любишь меня, Онор?
– Видно, это наказание за мои грехи, Ричард.
– Их много у тебя?
– Ты все их знаешь.
И пока он медлил, положив руку на каменную дверь, я решилась обратиться к нему с последней просьбой:
– Ты знаешь, почему Дик выдал вас?
– Догадываюсь.
– Не из злобы, не из мести. Он просто увидел кровь на щеке Гартред…
Он задумчиво поглядел на меня. Я прошептала:
– Прости его, прости хотя бы ради меня.
– Я простил его, – медленно ответил он, – но Гренвили – странный народ. Боюсь, он сам себя не сможет простить.
Я не отрывала от них глаз, пока оба они – отец и сын – стояли на узкой лестнице, уходящей вниз, в мрачную темноту подземелья. И тут Ричард протянул руку, толкнул каменную дверь, и она захлопнулась – навсегда… Я молча смотрела на гладкую ровную стену. Потом позвала Матти.
– Все, – сказала я. – Дело сделано. Она подошла ко мне и взяла меня на руки.
– Больше никто никогда не спрячется в этом подземном тайнике. – Я прикоснулась ладонью к своей щеке. Она была влажной. Я даже не заметила, что плачу. – Отнеси меня в мою комнату. – попросила я Матти, и мы отправились в обратный путь.
Я села у дальнего окна и принялась глядеть вдаль, туда, где кончался сад. Луна поднялась уже высоко, но сегодня она была не белой как прошлой ночью, а с ярко-желтым кольцом вокруг диски. Собравшиеся с вечера облака кудрявыми тенями ползли по небу. Часовой покинул свой пост у ступеней, ведущих к дорожке, и маячил теперь около двери одного из амбаров, разглядывая окна дома. В темноте он не мог видеть, как я сижу там, положив подбородок на руку.
Казалось, прошли часы, а я все не сводила глаз с дальнего восточного конца парка. И вот наконец над деревьями поднялась тонкая струйка дыма. Ветер дул с запада, унося дым прочь от поместья, и часовой, подпиравший дверь амбара, не мог его видеть.
Теперь, подумала я, будет полыхать до утра, а когда рассветет, они заявят, что ночью браконьеры разложили костер, и огонь перекинулся на летний домик. Потом кто-нибудь из поместья отправится к Джонатану приносить свои извинения. А пока, думала я, двое мужчин под покровом ночи держат путь к побережью и, достигнув моря, спрячутся где-нибудь под скалой. Они в безопасности, они вдвоем. Я могу идти спать и забыть о них. Но я не могла. Я все сидела перед окном спальни, смотрела вдаль, но не видела ни луны, ни деревьев, ни столба дыма, рвущегося в небо. В памяти стояли глаза Дика, его последний взгляд, каким он смотрел на меня, когда Ричард закрывал каменную дверь в стене.
37
В девять утра я услышала, как через парк проскакал отряд всадников. Во дворе они спешились, и их командир, полковник из штаба Хардресса Уоллера, распорядился, чтобы я оделась и немедленно спустилась вниз: он должен был отвезти меня в Фой. К тому времени я была уже готова, и слуги, не мешкая, снесли меня в холл. Когда мы проходили мимо дверей галереи, я увидела, что солдаты срывают там со стен деревянную обшивку.
– Этот дом уже разорили однажды, – сказала я офицеру, – и для того, чтобы хоть немного благоустроить его, моему зятю потребовалось целых четыре года. Неужели теперь придется начинать все сначала?
– Мне очень жаль, – ответил офицер, – но когда речь идет о Ричарде Гренвиле, парламент не может позволить себе благодушествовать.
– Вы надеетесь найти его здесь?
– В Корнуолле существует не меньше двух десятков мест, где он может скрываться. Менабилли только одно из них. Поэтому я вынужден очень тщательно обыскать дом, так будет лучше для самих же обитателей поместья. Однако, боюсь, что после этого здесь какое-то время невозможно будет жить… Думаю, вам лучше переехать в Фой. Я провожу вас туда.
Медленно я обвела взглядом место, два года служившее мне пристанищем. Я уже была свидетельницей одного погрома, и смотреть, как разоряют поместье во второй раз, у меня не было никакого желания.
– Я готова ехать с вами, – сказала я офицеру.
Меня посадили в портшез, рядом села Матти, а из окон галереи до нас уже доносились столь памятные мне звуки: удары топора и треск ломающегося дерева. Какой-то солдат, такой же шутник, как и его предшественник в сорок четвертом году, залез на колокольню и начал раскачивать из стороны в сторону огромный колокол. Под его заунывный звон мы выехали из ворот под аркой, миновали внешний двор, и, обернувшись, я сказала Менабилли последнее прости. Что-то подсказывало мне, что я больше никогда сюда не вернусь.
– Мы поедем берегом, – заглянув в окошко, сообщил мне офицер. – Дорога забита войсками, направляющимися в Гельстон и Пензанс.
– Неужели надо столько солдат, чтобы подавить какое-то пустяшное восстание?
– Восстание через день-два закончится, – ответил он, – но войска останутся здесь. В Корнуолле отныне не будет больше мятежей, ни на востоке, ни на западе.
Пока он говорил, колокол Менабилли продолжал свою похоронную песнь, печально вторя его словам.
Мы подъехали к мощеной дорожке. Я подняла голову и взглянула туда, где только вчера стоял летний домик. Вместо башенки с узкими высокими окнами там теперь виднелась лишь куча горелого мусора, груда камней и обуглившихся бревен.
– Кто приказал это сделать? – резко спросил офицер одного из своих людей. Они поднялись по насыпи на дорожку, чтобы посмотреть на пожарище. Сидя в портшезе, мы с Матти ждали их возвращения. Через несколько минут офицер вернулся.
– Что за здание там стояло? – спросил он меня. – По куче горелого мусора ничего нельзя определить. Однако пожар недавний, угли еще тлеют.
– Это летний домик, – ответила я. – Моя сестра, миссис Рэшли, очень его любила. Мы часто сидели там вместе… Она очень расстроится, когда узнает. Наверное, полковник Беннетт, который вчера приезжал сюда, отдал приказ его поджечь.
– Полковник Беннетт, – нахмурившись, проговорил офицер, – не имеет никакого права без разрешения шерифа, сэра Томаса Эрля, отдавать такие приказы.
Я пожала плечами.
– Не знаю, возможно, у него было разрешение. Он ведь член Комитета по делам графства, поэтому что хочет, то и делает.
– Этот Комитет уж слишком много стал на себя брать. Как бы им не нарваться на неприятности. Вечно противопоставляют себя армии, – сказал он раздраженно, потом, вскочив в седло, отдал солдатам какой-то приказ.
А я сидела и думала о том, что, судя по всему, внутри гражданской войны назревает еще одна война: Почему никто и никогда не может обойтись без распрей? Впрочем, если армия и парламент хотят воевать друг с другом, тем лучше для нас, в конечном итоге, это сыграет нам на руку, не сегодня, так завтра… Я в последний раз бросила взгляд на пожарище, на окружающие нас высокие стройные деревья, и на память пришли слова, произнесенные два года назад: «Когда растает снег, когда зазвенит капель, когда придет весна…»
По крутой тропе мы спустились к Придмуту. На фоне неба четко вырисовывался огромный силуэт скалы Каннис, а на самом горизонте размытым пятном темнел одинокий парус. С горы, перепрыгивая с камня на камень, журчал ручеек, и неожиданно я увидела, как с дальнего болота в воздух поднялся лебедь. Какое-то время он бил крыльями по воде, потом взмыл вверх, покружил немного над берегом и направился в сторону моря.
Мы поднялись на холм, миновали усадьбу Кумби, принадлежавшую родственникам Рэшли, и спустившись вниз, выехали на набережную, где находился дом моего зятя. Я тут же бросила взгляд на то место, где стояли на рейде суда: корабля Рэшли среди них не было. Люди, собравшиеся у причала, с любопытством наблюдали, как меня вынули из портшеза и перенесли в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55