Я помню, он радостно потирал руки и посмеивался, предвкушая драку, словно мальчишка. Однако идея эта не особенно пришлась по душе Джонатану и другим джентльменам, обедавшим в тот день в Менабилли.
– Если бои перекинутся в Корнуолл, страна будет опустошена, – заметил Френсис Бассетт, который в то время вместе с моим зятем набирал войска в помощь королю, что было очень нелегким делом. – Наш край слишком беден, чтобы прокормить армию. Бои надо вести по другую сторону Теймар, и мы надеемся, Гренвиль, что ты со своим войском встретишься с противником в Девоншире и убережешь нас от вторжения.
– Мой милый дурачок, – сказал Ричард (Френсис Бассетт вспыхнул, а мы все почувствовали себя очень неловко), – ты ведь сельский помещик, и я глубоко чту твои познания в скотоводстве и свиноводстве. Но, Бога ради, оставь военное искусство для профессиональных вояк вроде меня. Наша цель в настоящее время – уничтожить врага, но в Девоншире мы этого сделать не сможем, там нет никакой надежды окружить его армию. Как только он переправится через Теймар, мы поймаем его в ловушку. Единственное, чего я боюсь – что он останется в Девоншире и использует на девонширских равнинах свою великолепную кавалерию против Мориса с его командой придурков. В этом случае мы лишимся своего шанса на победу.
– Так ты хочешь, – вступил в разговор Джонатан, – чтобы Корнуолл был опустошен, люди обездолены, а кругом воцарились горе и страдания? Не слишком радостная картина.
– К черту ваши радости! – рявкнул Ричард. – Небольшое кровопускание не помешает моим землякам. Если уж вы не хотите пострадать немного за дело короля, то можете сразу начинать переговоры с врагом.
Его слова больно задели всех, атмосфера в столовой сгустилась, и вскоре Джонатан, на правах хозяина, подал гостям знак расходиться. Должна сознаться, что к своему собственному удивлению, после того как Ричард возвратился в мою жизнь, я намного спокойнее стала относиться к необходимости бывать в обществе и теперь обычно обедала со всеми внизу, а не в своей комнате. Одиночество больше не привлекало меня. После обеда, так как было еще светло, Ричард вышел со мной погулять. Толкая мое кресло по мощеной дорожке, он произнес:
– Если Эссекс подойдет к Тавистоку, и мне придется снять осаду Плимута и отступить, я могу прислать к тебе щенка?
Я опешила, почему-то решив, что он говорит о своей собаке.
– Какого щенка? Ты что, завел собаку?
– Боюсь, ты здесь совсем ум потеряла, – ответил он – Я имею в виду свое отродье, жалкого щенка, сына и наследника. Может, ты возьмешь его под свое крыло и вложишь немного мозгов в его перепуганную голову?
– Ну конечно же, если ты думаешь, что ему будет хорошо со мной.
– Я думаю, ему с тобой будет лучше, чем с кем бы то ни было. Моя тетка Эббот из Хартленда слишком стара для этого, а у жены Бевила на руках свое потомство, язык не поворачивается попросить ее взять еще и племянника. К тому же, она всегда меня недолюбливала.
– А ты поговорил с Джонатаном?
– Да, он согласен. Вот только как вы с Диком поладите, он такое ничтожество.
– Я буду любить его, Ричард, ведь это твой сын.
– Иногда, когда я гляжу на него, меня берут сомнения. Он выглядит таким жалким, испуганным, а его учитель рассказывает, что он ревет по поводу любой царапины. Я с радостью хоть сейчас обменял бы его на Джо Гренвиля, моего родственника, который служит у меня адъютантом в Бакленде. Этот парень очень мне по душе – всегда готов на отважный поступок. Он напоминает старшего сына Бевила.
– Дику едва исполнилось четырнадцать, – возразила я, – чего ты от него хочешь? Подожди год-два, он тоже обретет уверенность в себе.
– Если он пошел в свою мамочку, я прогоню его, пусть хоть с голоду подохнет. Мне лягушачье отродье не требуется.
– Возможно, – сказала я, – твой пример не слишком-то вдохновляет его, и он не стремится походить на тебя. Будь я ребенком, то не хотела бы иметь отцом Рыжую лису.
– У него сейчас какой-то дурацкий возраст, – продолжал Ричард, – слишком большой, чтобы нянчиться с ним, но говорить с ним тоже пока не о чем. Отныне он твой, Онор. Ровно через неделю я привезу его сюда.
Так, с согласия Джонатана, Дик и его наставник, Герберт Эшли, должны были присоединиться к нам в Менабилли. Я чувствовала какую-то непонятную радость и волнение в день их приезда и даже отправилась вместе с Мери оглядеть отведенную для них комнату под башней с часами.
В тот день я очень долго приводила себя в порядок, нарядилась в свое любимое голубое платье и заставила Матти пол-утра расчесывать мне волосы, хотя в глубине души понимала, что я просто сентиментальная дурочка, если трачу столько времени и сил на такую ерунду. Скорее всего, ребенок и не взглянет на меня…
Было около часа дня, когда со стороны парка до моего слуха донесся перестук копыт. Я взволнованным голосом кликнула Матти и попросила, чтобы слуги снесли меня вниз – я хотела встретить его в саду, мне казалось, что на улице будет намного легче завязать знакомство, чем в душной комнате.
Я сидела на своем стуле в обнесенном стеной садике рядом с дорожкой. Ворота отворились, и я увидела, как через лужайку ко мне идет паренек. Он был выше, чем я предполагала, с ярко-рыжими, как у всех Гренвилей, кудрями, нагло вздернутым носом и важным видом, который тотчас же напомнил мне Ричарда. Но как только он заговорил, я поняла свою ошибку.
– Мое имя Джо Гренвиль, – сказал он. – Меня послали, чтобы я привез вас обратно. Произошла небольшая неприятность. Бедный Дик свалился с лошади, когда мы въехали во двор – наверное, булыжники были немного скользкими, – и разбил себе голову. Его отнесли к вам в комнату, а ваша служанка сейчас промывает рану.
Это совсем не походило на то прибытие, каким .я рисовала его в мыслях, и я ужасно расстроилась, что все началось с несчастья.
– А сэр Ричард приехал с вами? – спросила я, пока он катил мое кресло к дому.
– Да, – ответил юный Джо. – Он страшно зол на Дика и ругает его на чем свет стоит за то, что тот такой неуклюжий, но бедняге от этого только хуже. Через час мы должны уехать. Эссекс уже в Тивертоне, замок Тонтон тоже в руках бунтовщиков. Принц Морис забрал у нас несколько подразделений, и в Окгемптоне намечается конференция, на которой сэру Ричарду обязательно надо присутствовать. Наши войска единственные остались у Плимута.
– И тебе все это очень нравится, Джо? – спросила я.
– Да, мадам. Я никак не дождусь, когда сам смогу сразиться с противником.
Наконец мы достигли входа, и я тут же увидела Ричарда, мерящего шагами холл.
– Ты не поверишь, – сразу начал он, – но этот щенок взял и свалился с лошади прямо у самых ступеней. Для того, чтобы такое вытворить, надо быть полным кретином. А как тебе понравился Джо? – И он похлопал по плечу парня, преданно глядящего на него. – Мы из него сделаем настоящего солдата, – продолжал он. – Пойди, нацеди мне немного эля, Джо, и налей кружку себе. У меня все во рту пересохло.
– А как же Дик? – спросила я. – Мне, наверное, лучше подняться к нему.
– Оставь его этим бабам и дураку-учителю, – махнул рукой Ричард. – Он еще успеет надоесть тебе. Я могу пробыть в Менабилли всего час и хочу провести этот час с тобой.
Мы разместились в небольшой комнатке за галереей. Ричард сидел там, пил свой эль и говорил мне, что и недели не пройдет, как Эссекс будет в Тавистоке.
– Пусть только появится в Корнуолле, мы сразу поймаем его в ловушку, – уверял он, – и если король не растеряется и не даст ему улизнуть – считай, война нами выиграна. Конечно, любимая, во всем этом мало приятного, но долго это не продлится, обещаю тебе.
– Как ты думаешь, будут сражения в наших местах? – спросила я, полная недобрых предчувствий.
– Трудно сказать. Все зависит от Эссекса: ударит он с севера или с юга. Если он нападет на Лискерд и Бодмин, мы остановим его там. Молись, Онор, чтобы август был дождливым, тогда они по уши увязнут в грязи. Теперь я должен идти. Если удастся, буду ночевать в Лонстоне. – Он поставил кружку на стол и, закрыв предусмотрительно дверь, опустился на колени рядом с моим стулом. – Позаботься о щенке, – попросил он, – и научи его хорошим манерам. Если случится так, что по соседству пройдут бои, спрячь его хоть у себя под кроватью – Эссекс будет рад-радехонек заполучить моего отпрыска в заложники. Ты меня еще любишь?
– Я люблю тебя, как любила всегда.
– Тогда перестань прислушиваться к шагам в галерее и поцелуй меня.
Конечно, для него было естественным прижимать меня к себе в течение пяти минут, распалить любовными ласками, а затем ускакать в Лонстон, размышляя о совершенно других вещах; но для меня, оставшейся сидеть в своем инвалидном кресле, с растрепанными волосами и в помятом платье, зная, что впереди ждут долгие томительные часы одиночества, от которых некуда деться – для меня это было пыткой. Впрочем, я сама избрала этот путь, я сама впустила его в свою жизнь, так что теперь мне оставалось лишь мириться с тем лихорадочным огнем, который всякий раз охватывал меня при виде Ричарда и который уже ничем нельзя было загасить.
Позвав своего адъютанта, он помахал мне рукой и ускакал в Лонстон, где, призналась я себе со жгучей ревностью, и он, и юный Джо, скорее всего, плотно пообедав, позволят себе немного развлечься перед серьезными завтрашними делами. Я слишком хорошо знала Ричарда, чтобы вообразить, что из-за любви ко мне он будет жить как аскет.
Пригладив локоны и поправив кружевной воротник, я дернула за шнурок колокольчика и вызвала слуг, и они понесли меня вместе с креслом в мои покои. На сей раз мы отправились не привычным путем, мимо галереи, а проследовали через отдаленные комнаты, расположенные под колокольней, и здесь, в коридоре, я наткнулась на Фрэнка Пенроуза, двоюродного племянника и подчиненного моего зятя Джонатана, который был увлечен беседой с каким-то молодым человеком примерно его лет с болезненным цветом лица и скошенным подбородком; он, как мне показалось, рассказывал Фрэнку историю своей жизни.
–Это мистер Эшли, мисс Онор, – сказал Фрэнк характерным для него вкрадчивым тоном. – Он оставил своего подопечного в ваших покоях. Мистер Эшли собирается спуститься вниз и перекусить вместе со мной.
Мистер Эшли поклонился и расшаркался.
– Сэр Ричард сообщил мне, что вы крестная мать мальчика, мадам, – сказал он, – и что я должен во всем слушаться вас. Это, конечно, против правил, но я попытаюсь приспособиться к обстоятельствам.
Ты просто дурак, решила я, и самодовольный болван, и не думаю, что ты сможешь мне понравиться, однако вслух произнесла:
– Прошу вас, мистер Эшли, продолжайте заниматься с Диком, как вы делали это в Бакленде. Я не намерена ни во что вмешиваться. Главное, чтобы мальчик был счастлив.
Я отвернулась, и пока они расшаркивались мне вслед, готовые, как только я скроюсь из виду, разобрать меня по коcточкам, отправилась дальше по коридору. Вскоре я уже была у дверей своей комнаты. Навстречу мне вышла Матти, неся в руках тазик с водой и бинты.
– Он сильно расшибся? – спросила я.
Ее губы были сжаты в узкую полоску, что, я знала, говорило о сильном раздражении.
– Просто испугался до смерти, – ответила она. – Того гляди развалится на части.
Слуги опустили мой стул на пол и покинули покои, закрыв за собой дверь.
Мальчик, сжавшись в комочек, сидел в кресле у камина – очень худенький, белокожий, с огромными темными глазами и тугими черными кудряшками. Повязка на голове подчеркивала нездоровую бледность лица. Он разглядывал меня, все время нервно кусая ногти.
– Тебе лучше? – ласково спросила я.
С минуту он смотрел на меня, а затем, неожиданно тряхнув головой, спросил:
– Он уехал?
– Кто?
– Мой отец.
– Да, он ускакал в Лонстон вместе с твоим двоюродным братом.
Какое-то время мальчик обдумывал услышанное.
– А когда он вернется? – спросил он наконец.
– Он не вернется. Завтра или послезавтра ему надо быть на совете в Окгемптоне. А ты пока побудешь тут. Ты знаешь, кто я?
– Вы, наверное, Онор. Он сказал, что я останусь здесь с красивой леди. А почему вы сидите на этом стуле?
– Потому что я не могу ходить. Я калека.
– Вам больно?
– Нет… не очень. Я привыкла. А как твоя голова, болит? Он осторожно коснулся повязки.
– Кровь все еще идет, – сказал он.
– Не волнуйся, скоро все подживет.
– Я не буду снимать бинты, а то рана опять начнет кровоточить. Скажите служанке, которая промывала рану, чтобы она не сдвигала повязку.
– Хорошо, скажу.
Я взяла вышивку и принялась за работу, чтобы он не подумал, что я слежу за ним, и привык ко мне.
– Моя мама тоже любит вышивать, – прервал он затянувшееся молчание. – Однажды она вышила на гобелене бегущих по лесу оленей.
– Наверное, это очень красиво.
– А еще сделала три накидки для кресел, – продолжал он. – Они так всем понравились в Фитцфорде. Мне кажется, вы никогда не приезжали к нам в Фитцфорд.
– Нет, Дик.
– У моей мамы много друзей, но о вас она никогда не говорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55