— Поздно… — проронил Георгий.
— Что — поздно?
— Играть поздно. Операция сворачивается…
— Если ты позволишь перевербовать себя — ее никогда не свернут. Это не выгодно пришельцам, а они найдут способ оставить тебя резидентом в «треугольнике».
— Все равно — поздно, — признался Поспелов. — Я позволил Рему… В общем, оставил пистолет с одним патроном. Выстрел ты слышала.
Татьяна вдруг оживилась, села на постели, отрицательно помотала головой.
— Не верю!.. Она не застрелится! Думала, ты сам… А пистолет с одним патроном и выстрел — ее шутка. Не затем она явилась сюда! Иди! Иди к ней! Откроешь дверь — увидишь… И если я права, то…
Георгий не дослушал ее, стремительно вышел из комнаты и спустился на хозяйственный этаж. Не включая света, осторожно подобрался к двери кладовой — полная, мертвая тишина… Не таясь больше, он отомкнул замок, нашарил на стене кнопку выключателя.
Рем сидела на мешках и ежилась от холода, плотно запахнув полы разорванного платья. Пистолет валялся под ногами…
— Представляешь, я промахнулась, — виновато сказала она. — Ты же выключил у меня свет, и в темноте я… Можно еще один патрончик?
Георгий молча перевернул мешок, приставил его к стене и сел, как в кресло, расслабив напряженную спину. Рем откровенно издевалась, ерничала, пыталась вызвать раздражение, чувство собственного бессилия.
— Дай патрончик? Ну что тебе стоит дать девушке еще один патрон? Я ведь никогда не стрелялась, потому и не получилось… Или сделай это сам! Пожалуйста!
Если женщина просит… Ну?
— Не понимаю, что ты хочешь от меня? — подняв Пистолет, спросил он. К чему весь этот театр?.. Мы с тобой оба профессиональные разведчики, каждый выбрал, кому служить и за что, каждый работает на свою сторону. Тебе не повезло, допустила ошибку и провалилась. Должен ыть какой-то логический конец в этой истории, последняя точка. Ты же затеваешь спектакль… Надо уметь проигрывать.
— Но проиграл-то ты, Георгий. И еще следует посмотреть, кто кому попал в руки.
От предсказаний Татьяны стало не по себе: она точно угадала истинную цель появления Рема в доме. А может действительно женским своим чутьем чувствовала коварство и изощренный ум в этой, на взгляд, нежной, невинной девушке?
— Нет, тебя нельзя расстреливать, — спокойно проговорил он. — Тебя бы в землю живьем зарыть…
— Да ладно, не хорохорься, — улыбаясь сказала она. — Нет, я могу предположить, что ты в определенной ситуации можешь быть дерзким, даже жестоким… Но это — вынужденные обстоятельства. Потом к тебе придет раскаяние, совесть замучает.
Зарыть человека, врага своего, с такой целомудренной нравственностью? Не верю.
— Признаюсь, не зарывал. Я его разорвал машиной, напополам.
— А потом съел горячую печень? Да?
— Это у нас не принято. Это же, по-моему, Восток?
— Дело не в Востоке — в принципе. Вот ты сейчас сидишь и переживаешь, что вчера произошло.
— Не угадала, — сухо усмехнулся Поспелов. — Думаю о своей бывшей жене.
Она каким-то образом разыскала меня здесь, но не доехала всего несколько десятков километров. И вдруг согласилась… совершить космическое путешествие.
Ее похитили из-за меня?
— Ну, разумеется.
— А меня… не похитят? Ты не знаешь? Когда мой черед?
— Тебя? — она потянулась, как кошечка. — Если только я. Пожалуй, сделаю это, ты мне нравишься. Вижу, у тебя мощный заряд энергии, высокий потенциал. Это несмотря на интеллигентские комплексы.
— И ты ясновидящая?
— Рассказать твою биографию? Послужной список? Или что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится?
— Везет мне! — нарочито рассмеялся он. — Кругом предсказательницы. Что было, я знаю, а что будет завтра со мной?Расскажи!
— Завтра ты получишь неприятное известие, — меланхоличным голосом сообщила она. — Твоему начальнику прибавится работы. И соответственно тебе.
— Что же такое случится?
— Очередная катастрофа с самолетом. Впрочем, она уже произошла, но ты узнаешь о ней завтра утром.
— Ну, это у начальника прибавиться работы!
— И у тебя, Георгий-победитель. Потому что упал военно-транспортный самолет, который ты сегодня отправил с аэродрома.
— Упал? Отчего же он упал?
— Бывает же, падают самолеты. Может, изношенные турбины, недосмотр авиатехников, ошибки пилотов. А, может быть, и взорвался в воздухе. Груз-то тщательно не проверен, и среди электронной аппаратуры, в каком-нибудь блоке оказалась… бомба! Ба-бах — и все в пыль.
— Занятная картина… Самое главное, это возможно.
— А что я говорю?.. Сначала ты начнешь носиться по всему «бермундскому треугольнику», потом будешь отписываться, отчитываться перед Москвой до глубокой ночи и в результате тебя заподозрят… нет, пока не в измене. А просто заподозрят — надо же из кого-то делать крайнего. Ты же в этой ситуации на самом деле крайний. Все труды — насмарку! Вроде бы одолели «дракона», свернули ему огнедышащую голову, а вышел пшик. Вещественные доказательства превратились в пепел, развеянный по ветру, тела диверсантов в биомассу. На землю упадут лишь обломки дюраля да куски нержавейки. От космического корабля. Но самое обидное, из-за тесноты в пассажирском самолете, все собранные на месте материалы тоже оказались в военнотранспортном.
— Сказка замечательная, — похвалил Поспелов. — С детства люблю страшные сказки, особенно про богатырей и драконов. Значит, одну голову отрубишь две вырастают?
— Примерно так — две, три, четыре…
— Сказка ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок.
— А ты не тужи, добрый молодец. Иди да спать ложись. Дело-то само все и образуется.
— Спать, разумеется, с тобой?
— Нет, я сегодня не хочу, да и условия тут… антисанитарные. Иди к своей сучке.
Георгий похлопал по мешку — поднял пыль.
— Да, условия тут… Поди, еще и мыши скребутся? А когда скребутся, мне ни за что не уснуть.
— Не уснуть, когда кошки скребутся, — поправила она. — На душе.
— Вот, а ты меня спать посылаешь! Научи тогда, что делать, чтобы не скреблись кошки.
— Нет, погибай вместе со мной. Я тебя не отпущу.
— Какая зловредная девчонка. Просто собака на сене!
Она вдруг весело и откровенно рассмеялась, захлопала в ладоши.
— Угадал! Когда-то мне очень нравился этот спектакль. А от Дианы я была просто в восторге! Какая утонченная женщина, какой изобретательный ум. И очарование!.. Ты мне сделал приятное! Спасибо. Иногда ты мне нравишься, особенно если хочешь что-нибудь вытащить из меня и проявляешь наивную хитрость, играешь словами или… руками и губами. Я люблю грубых мужчин, а ты умеешь в такие минуты быть ласковым и грубым. И я немного забываюсь.
— Растаю от комплиментов!
— Честное слово, я научила бы тебя, как избавиться от бессонницы, но ты не примешь мой совет.
— Посоветуй, может и приму!
— Бесполезно… В начале успокоишься, но потом такие тебя кошки заскребут — застрелишься!
— О! Заинтриговала. Говори!
— Ладно, — она сама сейчас напоминала мягкую кошку. — Пока о катастрофе ничего не известно, доложи своему Цыгану, что агент Рем перевербована, давно работает на противника и ты взял ее с поличным во время передачи информации.
И тебе удалось расколоть предателя, который и сообщил, что на борту военнотранспортного самолета среди груза находится взрывное устройство с большим зарядом. Теперь уже можно: катастрофа произошла. Ты первый поднимешь тревогу и потому станешь первым, а не последним, то есть крайним. Сам избавишься от беды и спасешь начальника своего.
Он выслушал Машу с большим вниманием и неожиданно погладил ее руку.
— Резонно, Машенька. Ты умница… Но я должен, в таком случае, немедленно сдать тебя, переправить в Москву, и чтобы ни один волосок с твоей головы не упал.
— С волосками труднее, — заметила она. — Твоя эта сучка попортила мне прическу…
А в остальном — да. Разумеется, сдать.
— И ты думаешь, я смогу это сделать?
— Ну если не сможешь — не знаю, как и помочь тебе.
— Что-то я не понимаю: ты авантюристка или мазохистка?
— Ни то и ни другое, Георгий, — Маша взяла его руку и дотронулась ею до своей груди — ошутился твердый сосок. — Скорее, я нимфоманка… А вообще, я Диана, вскормленная волчицей.
— Любопытный образ, — оценил он. — Оригинальный… Только какая Диана? Героиня Лопе деВега или богиня охоты?
— Богиня охоты и трехдорог. И еще — олицетворение Луны. Люблю ее изменчивый, призрачный свет, очарование теней и скрытых страстей.
— И как же тебя сдавать, такую дуреху?
— Молча, стиснув зубы и думая о чем-нибудь приятном. Точно так же, как если бы ты закапывал человека живьем.
— Не смогу, — признался Георгий. — В самый последний момент рука не поднимется.
— Жаль.
— Жаль, что не смогу?
— Да нет, жаль, что ты слабый человек. И робкий, не уверенный в себе мужчина, — она продолжала ласкать себя его рукой. — Я вас всех презираю. Вы не способны уже ни к чему, пресные, рафинированные люди. И чувства у вас точно такие же. Вообще вы потеряли право на жизнь и обязаны освободить жизненное пространство для людей, сильных духом, для молодой, дерзкой и азартной нации. Я устала жить среди вас. Каждую минуту ощущаю, будто пачкаюсь в вашей слюне. Обтираюсь и снова пачкаюсь, потому что вы бесконечно пускаете пузыри, думая, что спасаете и храните духовность, благородство, честь. Какая честь, если нет силы и смелости гунна?.. Вы умерли! Вы скелеты…
— Кто это — вы? Или мы перешли на официальный-тон?
— Вы — это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя государством.
И потому я — против вас.
— Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная торба, а я — дурак.
— Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила с тобой экстренной встречи?
— Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?
— Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не мешал, а потом приказал… стеречь тебя от всяких случайностей.
— Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?
— Но что делать? Такова наша служба, — наигранно вздохнула и смирилась Маша.
— И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я понял?
— Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни…
— Неужели я кажусь тебе интеллигентом?
— Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, заключила она. — Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы имели право на существование.
Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
— Я подумаю… И попробую!
— Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого крайним.
Увы, катастрофа уже произошла…
— Да-да! Я помню… Обязательно попробую. Только в любом случае сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно смотреть на зябнущую женщину.
— Это голос мужа, — вслед проронила Маша. — Я этого не забуду.
Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не сделала попытки побега — а удрать было просто: открыв окно. Теперь Поспелов окончательно уверился: начни выгонять — не уйдет…
А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
Он проверил пробки — все в порядке, значит, повреждение на линии. Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля — где-то поблизости подняли в воздух «ромашку» — систему «Ореол». Когда же Георгий запустил движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая…
Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль, попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это проходило в любом случае — «ромашка» не действовала на спутник связи, однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр. Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из темницы и поторопиться доложить о катастрофе. «Чтобы быть первым, а не крайним».
Заремба оказался в своем кабинете…
— Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, — сразу же затрещал Георгий, задавая тон и ключ к разговору. — Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как повозки дошли, как лошади?
— Да слава Богу, рома! — подхватил Заремба. — А что ты так заволновался?
— Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с добром посадил, а с тобой надо было послать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62