Он был уверен, что это инопланетяне, прибывшие на землю с агрессивными намерениями.
Новоиспеченный агент Витязь сам себе определил задание — искать логово «драконов». За три года он прошел «бермудский треугольник» вдоль и поперек десятки раз, отлично знал местность, и никто сейчас, кроме него, не смог бы заняться свободным поиском. Он получил жесткие инструкции — не вступать с «драконами» в перестрелки, а лишь отслеживать пути их движения, сферу интересов и передавать информацию по радиосвязи.
Вербовка Ситникова по времени почти совпала с появлением на метеостанции нового начальника — агента Рима. Таким образом, создание действующей агентурной сети завершилось, и теперь Поспелов рассчитывал, что начнется нормальная резидентская работа — сбор информации, обработка ее, выдача новых заданий. Он намеревался завтракать у Ромула, обедать у Рема, ну а на ужин возвращаться к своей «жене» в Горячее Урочище. Такой «треугольник» его вполне устраивал; из-за отдаленности встречи с Римом планировались один раз в неделю, исключая конечно, экстренные, а с Витязем и того реже. Сам Поспелов, кроме обязанностей резидента, хотел вплотную заняться «ромашкой»цветком, который расцветал довольно редко в самых разных местах «треугольника». Витязь за все время видел его раз восемь, но издалека, за несколько километров, и всякий раз в сознании вспыхивала лампочка пожарной тревоги: от «ромашки» веяло предчувствием смерти, и Ситников был не в состоянии перешагнуть этот барьер.
Рим тоже была женщиной, тридцати пяти лет от роду и, как говорили раньше, со следами былой красоты, и тоже из бывших «нелегалов». По сравнению с Ромулом и Ремом она казалась матронессой, опытнейшим разведчиком, так что Поспелов в ее присутствии ощущал себя несколько неуверенно. Рим имела дурную привычку перебивать, поторапливать, но все оттого, что схватывала на лету даже самую трудную задачу. И еще поражала ее стоическая, какая-то неженская невозмутимость.
Конечно, агента ввели в курс дела и проинструктировали в Москве, однако хоть бы мускул дрогнул на ее тонко вылепленном гордом лице, когда Георгий предупреждал о возможном нашествии солдатских скелетов из Долины Смерти.
И тогда еще мысленно позлорадствовал — погоди, вот явятся, тогда узнаешь, почем фунт лиха… Мертвецы не заставили долго ждать и явились буквально на третьи сутки после того, как Рим поселилась на метеостанции. Это говорило о том, что за каждым вновь прибывшим в «бермудский треугольник» устанавливается незримая слежка, а затем проверка на испуг, испытание на прочность нервов и последующую реакцию. Постоянные жители Одинозера, супружеская пара наблюдателей-метеорологов, ничего подобного никогда не видели, хотя слышали множество всяких историй о чертовщине, и были в ужасе после кошмарной ночи. В не менее ярком «восторге» оказалась и Рим, которая ничего другого не придумала, как после двух часов шабаша, устроенного перед домом прямо на метеоплощадке, вызвать милицию по радиостанции. Пока милиция добиралась до Одинозера, покойники благополучно отстрелялись холостыми патронами и удалились, не оставив ни следа. Сотрудники терпеливо выслушали потерпевших, поискали в траве стреляные гильзы и прочие вещдоки, разумеется, ничего не нашли и посоветовали в следующий раз вызывать, как только начнется вакханалия. С тем и покинули метеостанцию.
Рим на милицию больше не рассчитывала, а запросила экстренную встречу с резидентом.
— Прошлой ночью, — сказала агент, — я пережила страшный кошмар. Это просто фильм ужасов!.. У меня не выдерживают нервы. Я думала, что здесь будет обыкновенная работа, все-таки в России же, не за рубежом!.. Не знаю, смогу ли я работать в полную силу, как требуется…
— Фильм ужасов? — вдруг осенила его догадка. — А если это и в самом деле фильм?
— Не знаю, трудно было разобраться. Все так натурально… Если снова сегодня придут — не выдержу.
— Должно быть, придут, — пообещал Поспелов. — На нового человека всегда приходят не один раз… Но сегодня я буду с вами.
— Со мной? Вы останетесь на метеостанции на всю ночь?
— Да… Только прикажите вашим сотрудникам закрыть ставни, выключить свет, лечь под одеяло и включить громкую музыку.
— Хорошо, — растерянно пробормотала она. — А мы?..
— А мы с вами пойдем смотреть кино.
— Если это… не кино?
— Но вы же сказали — фильм ужасов? Вот и проверим. Ничего, я все время буду с вами. Со мной же вам не страшно?
Она была не просто барыня — скорее, царственная особа, и Георгий предположил, что в нелегальной своей жизни за рубежом она играла роль жены какого-нибудь крупнейшего мультимиллионера, привыкла к роскоши, прислуге, дорогим автомобилям и, «разлагаясь» от безделья, искала острых ощущений. И вот, наконец, нашла их, правда, оказавшись в «бермудском треугольнике», в старом финском домике с видом на озеро, и вместо «ролсройса» — хорошо побитый и растоптанный, как башмак, «УАЗ».
Весь остаток дня и вечер Поспелов проходил с удочкой по берегу Одинозера, вдали от метеостанции, и наловил больше десятка сазанов и голавлей, отнес рыбу в мащину, оставленную в километре от метеостанции, и отправился на «свидание», прихватив трофейный автомат. Рим оказалась уже на месте, устроившись в траве под четырехногой вышкой какого-то прибора. То ли это было предусмотрено легендой, то ли она еще не могла отвыкнуть от прошлой жизни, но на операцию агент явилась в вечернем платье, неудобно зауженном на бедрах, с глубоким вырезом и, уж вообще ни в какие ворота туфлях на шпилечке и с высокой прической. Георгий напрочь отрицал, что она вырядилась, дабы ему понравиться: такие женщины привыкли брать, но не отдавать. Рядом с ней он выглядел бичом, бомжом — недельная щетина, брезентовая куртка, под которой выпирает автомат, поношенные кроссовки и тонкая вязаная шапочка. Типичный фермер…
И отчего-то, при столь блистательном виде, у Рима на точеном, благородном лице сквозила презрительная и даже циничная улыбка. Возможно, так казалось, а возможно, это была защитная реакция от внешнего мира, тех самых острых ощущений, которых боялась. Вчерашней ночью скелеты бесновались прямо в этом месте…
Все началось ровно в полночь. Сначала из леса, а точнее, откуда-то из крон полился мерцающий зеленоватый свет и послышался отдаленный шум голосов с отчетливым костяным стуком. Поспелов машинально потянул из-под полы автомат, однако вовремя опомнился и достал сигареты из внутреннего кармана.
— Прошу, — вытряхнул из пачки сигаретный фильтр.
— С удовольствием бы, но не ко времени, — усмехнулась она. — И вам не советую…
Или вы волнуетесь?
Волна зеленого свечения спала с вершин на землю и покатилась в сторону метеоплощадки, вместе с нарастающим гомоном голосов. И уже можно было различить отдельные выкрики, требующие предать останки земле. Поспелов не заметил момента, когда мерцающая граница этой волны преодолела сетчатый забор метеоплощадки, и увидел, что все пространство вокруг как бы пронизано зеленоватыми сполохами и неясными, белесыми пятнами. Все это бродило, переливалось, как в калейдоскопе, и только звук был ясным, объемистым и вездесущим.
— Похороните нас!
— Мы устали…
— Предайте останки земле!
Голоса орали то над самым ухом, то громыхали откуда-то сверху, однако мертвящее это мерцание как бы разделило пространство, отрезав земное от небесного. Скелеты были уже вокруг, судя по вою и крикам, бренчание костей доносилось отовсюду…
Были и не были! Ничего, кроме зеленоватых проблесков! Поспелов осторожно выбрался из-под вышки и огляделся. Незримый параллельный мир бесновался повсюду, чуть ли не вплотную достигая жилых финских домиков метеостанции с черными окнами. И ни каких скелетов, покойников, мертвецов. Только сполохи, вращение зеленоватого свечения, как если бы он смотрел через осколок бутылочного стекла.
Только звук, один звук — оглушающий, сжимающий душу до смертной тоски!
И вдруг он увидел, узрел источник звука, проследив мысленно его направление, — над землей, в полутора метрах, выписывая плавные, широкие круги, парил эллипсообразный, обтекаемый предмет. Он взмывал вверх, затем медленно опускался вниз, чуть ли не касаясь травы и метеоприборов, а то начинал раскачиваться просто как маятник.
И лишь на короткие мгновения в неверном пульсирующем свечении был заметен тонкий фал, пружинистый, скрученный в спираль, как телефонный провод. Он уходил вверх и там словно обрывался, отрезанный зеленоватым маревом. Поспелов выждал момент, схватил в охапку этот невиданный динамик, изрыгающий крики, и метнувшись к забору, впихнул его между сеткой и железным трубчатым столбом. Фал тот час же натянулся, затем ослаб и появилась возможность обмотнуть его вокруг столба.
Якорь получился крепкий, динамик вибрировал от напряжения и эта вибрация отдавалась забору. Поспелов ухватился повыше и потянул на себя фал — он медленно поддался, сохраняя пружинистую напряженную силу, как если бы на другом конце его ходила на крючке большая сильная рыба. Схватываясь азартом рыбака, он попытался подсечь, резко дернул на себя, повис всем телом «леска» резко пошла в сторону, неожиданно поддалась, и Георгий успел выбрать метров десять. В этот момент на помощь подоспела Рим, на ходу вздергивая к талии узкую, стягивающую бедра юбку.
Они повисли на фале вдвоем — «рыба» задергалась, заходила толчками, потянула к горизонту, намереваясь уйти в «глубину», и все это под рев, крики и стрельбу, несущиеся из динамика.
— Раз-два — взяли! — крикнул Георгий и рванул на себя упругий фал. Подсечка удалась! «Леска» косо пошла к земле, задрожала от напряжения, затем резко ослабла и упала на траву.
Поспелов перемахнул через забор, на ходу высвобождая из-под куртки автомат, и, вырвавшись из зеленого марева, понял, что оружие не потребуется. Парашютист лежал без движения, прижатый к земле работающим ранцевым двигателем, лишенный воздуха купол медленно оседал на землю. Георгий отыскал реостат, выключил мотор и перевернул «дракона» на бок — он был без сознания, дышал, а жуткая зеленая физиономия оказалась в крови, стекающей на стекло скафандра.
— Ужас! — Рима колотило, руки, уцепившиеся за куртку Поспелова, дрожали. — Какое чудовище!.. Это же не человек!
— Типичный пришелец, — как можно спокойнее проговорил Георгий. Работал тапером в этом… кинотеатре.
Он снял скафандр: кровь стекала с губ и носа, если все это можно было назвать губами и носом…
— Жив, — сказала чуть осмелевшая Рим. — Вроде бы перелом ног…
— Быстро гони машину! — скомандовал он, освобождая «дракона» от ремней и постромок.
— А что, мы с вами уже на «ты»? — опросила она задиристо.
— Разговоры! — рявкнул он. — Сейчас они слетятся сюда, как воронье.
На животе парашютиста, упакованный в кожаный чехол, висел какой-то блок, скорее всего, магнитофон, который продолжал работать, поскольку из динамика все еще доносился крик и густая автоматная стрельба. Поспелов отставил его в сторону, нащупал на шее «дракона» цепочку с медальоном, снял и засунул в карман, туда же спрятал его портативную радиостанцию, которая была пристегнута к скафандру, и стал натягивать на себя подвесную систему парашюта. Рим пригнала «УАЗ» — догадалась не включать фар, распахнула заднюю дверцу. Вдвоем они втащили парашютиста в кабину, уложили на заднее сиденье. Для верности Георгий связал ему руки, хотя «дракон» оставался без памяти.
— Найдешь мою машину, — он объяснил, где стоит «нива». — Перегрузишь этого и назад. Если фильм ужасов пойдет к финалу, убавляй звук… В общем, разберись с этим магнитофоном, если что…
— Пожалуйста, покороче, — дерзко попросила она. — Очень много слов…
Препираться с ней не было времени, да, пожалуй, и не нужно что-либо объяснять:
Рим хорошо чувствовала ситуацию, между делом устраняя следы «преступления» с места падения парашютиста. Скафандр и маска уже лежали в машине…
— С этим тоже разберешься, — он бросил агенту в руки автомат, снятый с «дракона», и расправил стропы парашюта.
Взлетел быстро, почти без разбега и сразу же потянул в сторону от метеостанции, над самым лесом и, уйдя на приличное расстояние, стал круто набирать высоту.
То, что пляски мертвецов — это кино, голографический фильм, сомнений не оставалось. Важно было выяснить, из какой точки шла его демонстрация. Он взлетел метров на семьсот и пошел назад, к метеостанции. Хорошо было видно белесое Одинозеро, финские домики на берегу и площадку с приборами, огороженную забором.
Однако легкие сполохи над ней, с высоты кажущиеся голубоватыми и напоминающими северное сияние, висели как бы сами по себе. Были отлично слышны звуки, легко определялись размеры «экрана», но откуда проецировалось голографическое изображение, оставалось неясным. Поспелов сделал круг и зашел от озера, рискуя быть замеченным с земли на белесом горизонте: сияние на метеоплощадке усилилось, более контрастными стали очертания светового пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62