Чего не скажешь о Славке Клыкове, который называл себя бывалым туристом и весело покрикивал на спутников, приунывших после первых часов нелегкого похода. Маша двигалась по едва заметной лесной тропе легким, стремительным шагом. Герман едва за ней поспевал, то и дело спотыкаясь о корни, выпирающие из земли, и тихонько при этом поругиваясь. К тому же его донимал гнус. Эти мелкие кровососущие твари могли вывести из себя кого угодно, а уж изнеженных горожан тем более. Забугорное средство от насекомых, припасенное путешественниками, на расходившихся российских комаров не действовало, и приходилось отмахиваться от них ветками. Занудная работа.
– Вот тебе и природа, – взвыл Воронин, обиженный на весь белый свет. – Дайте мне какого-нибудь поэта, я ему морду набью.
– Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, не комары да мухи, – вздохнул Клыков, потерявший значительную долю природного оптимизма.
– Сам сочинил? – удивился Герман.
– Ох уж эти мне юристы, – покачал искусанной головой Славка, – сухие, черствые и малообразованные люди. Пушкин это написал, неуч. Большой ценитель природных красот и деревенской жизни.
С классиком Воронин спорить не стал, зато обратился со слезной просьбой к Маше. Девушка окинула взором приунывших поисковиков и дала добро на привал. Воронин направился было к чудной полянке, заросшей изумрудной кудрявой травкой, но был остановлен грозным окриком лесной жительницы:
– Это топь!
Герман не поверил. По его мнению, такого просто не могло быть. Ведь должны же эти кустики на чем-то расти. Не говоря уже о белотелой березке, которая шелестела зеленой кроной едва ли не в самом центре поляны.
– Сказано же, не сворачивать с тропы! – набросилась на неслуха Маша. – Кто вас потом будет оттуда вытаскивать!
Недоверчивый Герман все-таки сделал два шага в сторону поляны и тут же с ужасом отпрыгнул назад, оторопело уставившись на воду, которая мгновенно заполнила оставленные им на мягкой земле следы.
– Как дети прямо, – покачала головой Маша. – Десять минут посидим и снова в путь. До темна мы должны выбраться на твердую землю. Иначе беда.
Наученный горьким опытом Воронин присел на рюкзак в шаге от Маши и попросил у Славки сигарету. Он где-то читал, что гнуса можно отпугнуть дымом. Черта лысого он отпугнул. Воронин закашлялся и бросил недокуренную сигарету на землю. Маша тут же затоптала чуть тлеющий огонек ногой и укоризненно глянула на Германа.
– Так вода ведь кругом, – попробовал он оправдаться.
– Все равно нельзя, – твердо сказала Маша. – Огонь дает жизнь, но он же ее отнимает.
– А скажи мне, красавица, что ты делала в гостях у Останина? – раздраженно спросил Герман, обиженный ее нравоучительным тоном.
– Это который Останин – москвич, что ли? Так меня Василий Иванович попросил к нему зайти. Я ведь снимаю комнату недалеко от гостиницы.
– Зачем?
– Передать записку.
– А что было в той записке?
– Откуда же мне знать? – удивилась Маша. – Я ее не читала.
– А как москвич отреагировал на записку?
– Развернул, нахмурился, хотел выругаться, наверное, но взглянул на меня и сдержался.
– Что еще?
– Угостил меня конфетами. Добрый был дядечка, но какой-то испуганный. Мне так показалось. Он и меня не сразу в комнату пустил, все спрашивал, кто я и откуда. А он действительно умер?
– Умер, – вздохнул Воронин. – Все мы смертны.
– Нет, не все, – возразила Маша. – Он живет уже целую вечность.
– Это ты про Машкиного сына? Ты его видела?
– Нет, не видела, но хотела взглянуть.
– Зачем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Маша и отвернулась от слишком любопытного собеседника.
Оказывается, даже самые загадочные на первый взгляд происшествия имеют самое простое объяснение. Впрочем, Герман, участвовавший за время службы в милиции в раскрытии многих преступлений, знал это по опыту. Выходит, москвич чего-то опасался, и, судя по всему, его опасения не были беспочвенны. Иначе зачем было Васильеву посылать к нему Машу с предостережением? Многое Воронину мог бы рассказать шофер Игорь, который сидел сейчас на тропе рядом со Светланой и настороженно озирался по сторонам. Но, похоже, время для откровенного разговора еще не пришло. Бодрее всех, к удивлению Германа, в их группе, собранной с бору по сосенке, держался Петр Сергеевич. Хотя немалые года и грузноватая фигура вроде бы характеризовали его как никуда не годного ходока, но, судя по всему, этот человек был привычен к лесу, и марш-бросок в три десятка километров практически на нем не отразился.
– Пора, – сказала Маша, поднимаясь на ноги. – Нам не так уж много осталось пройти.
Тем не менее шли еще почти четыре часа. Порой под ногами начинала хлюпать вода, и тогда строгая Маша оборачивалась и призывала вконец измотавшихся путешественников идти след в след.
На исходе дня начал сдавать даже неутомимый Петр Сергеевич. Воронин беспокоился за Светлану, но та шла по узкой лесной тропе как заведенная. Герман отдавал себе отчет, что в случае какого-нибудь несчастья с Машей обратной дороги из этого заболоченного леса они, пожалуй, не найдут. Уж слишком извилистым был их путь. Приходилось только поражаться, как Маша находит в окружающей хляби твердую основу, на которую можно бестрепетно ступить ногой. К счастью, все в этом мире когда-нибудь да кончается.
На «землю обетованную» поисковики выбрались уже практически в полной темноте. Услышав от девушки столь желанное слово «привал», Воронин упал в траву и минут десять лежал без движения. Лежал бы и дальше, но тут выяснилась интересная подробность: «турист» Клыков показал свою полную несостоятельность по части разведения костров. Пришлось Герману со стоном подниматься на ноги и учить, как надо в походных условиях кипятить чай.
Петр Сергеевич ловко вскрыл несколько банок консервов. И хотя после трудного перехода у всех путешественников вроде бы пропал аппетит, они умяли не только консервированные рыбу и мясо, но и пирожки, которыми Людмила снабдила Воронина. Славка Клыков хотел было съязвить по поводу неожиданной заботливости мореевской красавицы, но, взглянув на Машу, сидящую в глубокой задумчивости, промолчал. Спать легли здесь же у костра, благо место было сухое, а над головой не капало.
Разбудил Воронина неугомонный Клыков. Вид у Славки был встревоженный, и он почему-то решил, что его ночные страхи и комплексы должны заинтересовать именно Германа, хотя к услугам историка были еще пять человек, мирно спящих вокруг потухшего костра.
– Я кости нашел, – прошипел он в ухо Воронина, едва успевшего вынырнуть из пучины сна.
– Какие еще кости? – удивился Герман.
– Человеческие, – отозвался Славка и бросил на грудь Воронина металлическую пластину.
– Это еще что такое?
– Солдатский медальон. Если верить надписи, он принадлежал фельдфебелю Рильке.
Воронин рывком оторвался от земли и сел. Немецким языком он не владел, но латинские буквы были ему знакомы. И фамилию, выбитую на медальоне, он разобрал без труда.
– Может, Рильке обронил его во время боя?
– Откуда же мне знать, – пожал плечами Клыков.
– Ладно, пошли, – сказал Воронин, поднимаясь на ноги и морщась от боли в спине. Все-таки подобные марш-броски – тяжкое испытание для человека, пусть еще и не достигшего тридцати пяти лет, но изнеженного городской цивилизацией и годами относительно спокойной жизни. Клыков с Ворониным еще не успели углубиться в заросли, когда их догнал Игорь.
– Нашли что-нибудь? – тихо спросил он.
– Старые кости, – махнул рукой Славка. – Похоже, где-то здесь встретил смерть дед Макса фон Бюлова. Я не стал будить немца, давайте для начала все сами осмотрим.
Однако Игорь почему-то не торопился присоединяться к людям, озабоченным поисками праха гауптмана и его несчастных солдат. Шофер-охранник растерянно озирался по сторонам, словно искал в незнакомом месте что-то давно потерянное.
– Ты что, боишься? – удивился Воронин.
По виду Игорь не принадлежал к людям робкого десятка, да и вряд ли бизнесмен Васильев стал бы нанимать в охранники неврастеника. Тогда тем более странно, чего он боится в краю глухом, но ничего опасного вроде бы не сулящем.
– Место знакомое, – тихо сказал Игорь. – И кости эти я видел.
– Где? – не поверил Клыков.
– У Васильева была с собой цифровая фотокамера. Мы со Светланой включили его компьютер и там обнаружили эти снимки.
– Значит, Машка вывела нас именно туда, куда нужно, – сделал вывод Клыков.
– Ты погоди, – поморщился Игорь. – Там еще камень был или скала.
– Есть камень, – охотно подтвердил Славка. – Вон за теми деревьями.
– Человек там сидел, – сглотнул Игорь ком, подступивший к горлу.
– Какой человек? – не поверил Воронин.
– Не наш. В немецкой форме. Шинель на нем с меховым воротником и фуражка. А в руках вальтер. Новенький, словно только что с завода.
– Чушь, – махнул рукой Славка.
– Погоди, – остановил его Воронин. – А распечатать эти снимки на принтере вы не пытались?
– Пытались, – вздохнул Игорь, – но компьютер вышел из строя в самый неподходящий момент.
– Бывает, – иронически хмыкнул Клыков. – Казусы случаются не только с нашими людьми, но и с забугорной электроникой.
Осмотр поляны не занял много времени. По подсчетам Воронина, здесь погибли по меньшей мере два десятка человек. Время выбелило их кости и привело в негодность оружие, из которого они, судя по количеству гильз, разбросанных там и сям, вели прицельный огонь по наступающему противнику. Наверное, в тот зимний день они действительно нарвались на очень суровых людей. А Петрович, видимо, недооценил своего деда. Похоже, старик был связан с партизанами и вывел немцев прямо к их засаде. И, надо признать, место для внезапного нападения было выбрано идеально. Здесь, на поляне, да еще в зимнюю пору немцы были у партизан, прятавшихся за большим камнем, как на ладони. Скорее всего, старик Белов погиб, и партизаны унесли его тело с собой, дабы похоронить по-человечески. Странно только, что они ничего не сообщили об этом родным. Хотя откуда-то же взялась заметка в районной газете про новгородского Сусанина? Вероятно, органам все-таки удалось выяснить подробности лесного боя, ибо вряд ли сотрудники газеты в те суровые времена стали бы без благословения высших инстанций публиковать такую информацию о человеке, находящемся под подозрением.
– Зови Макса, – сказал Воронин Клыкову, – пусть уж он сам отыщет среди убитых своего дедушку.
С немцем пришел и Петр Сергеевич Бубнов, хранящий на лице приличествующее случаю скорбное выражение. Девушки, видимо, еще спали, и Воронин решил, что это, пожалуй, к лучшему. Светлану, многое пережившую за последние дни, точно следовало уберечь от подобного зрелища. Макс выглядел спокойным, во всяком случае, внешне ничем не выдал своего волнения.
– Надо бы собрать кости в одном месте, – сказал он глухо. – Ну хотя бы возле камня. Я извещу родственников погибших, и мы вывезем их прах в Германию.
Предложение было разумным, и хотя работу по сбору человеческих костей нельзя было назвать приятной, никто из присутствующих от выполнения скорбного долга не уклонился. Подле камня вырыли неглубокую яму, разложили в них кости и присыпали их землей. А подобранные солдатские медальоны Бюлов прихватил с собой. Медальонов насчитали двадцать, столько же было черепов, хотя, по словам Макса, с его дедом было ровно два десятка солдат.
– Но ведь Рильке спасся, – удивился немец.
– Видимо, двадцатый череп принадлежит твоему деду Вернеру фон Бюлову, – предположил Славка.
– Его дед сидит там, за камнем, – возразил Игорь. – Клянусь, я это видел.
Петр Сергеевич удивленно глянул сначала на Игоря, потом перевел прищуренные глаза на Воронина.
– Он что, бредит?
– Сейчас проверим, – пожал плечами Герман.
Трудно сказать, какой силой и в какие времена на эту во всех отношениях чудную поляну забросило этот огромный камень, но если судить по выбитым на нем странным знакам, во времена давние он, похоже, был местом паломничества, а возможно, даже жертвоприношений. Клыков щелкнул несколько раз спуском цифровой фотокамеры, дабы сохранить для потомков языческие заблуждения предков. Воронину эти знаки почти ничего не говорили, ну разве что кроме одного, очень похожего на свастику, лучи которой были, однако, повернуты в другую сторону.
– Солярный крест, – пояснил Клыков, – он известен практически у всех народов, не только арийских.
В диаметре этот огромный валун насчитывал никак не менее двадцати шагов. А весил он такое количество тонн, что практически исключал причастность людей к своему появлению в этих болотистых местах. В лучшем случае, его сюда прикатили циклопы, которые, если верить Гомеру, когда-то жили на грешной земле.
– О великанах упоминал не только Гомер, – наставительно заметил Клыков, – одно из последних свидетельств принадлежит арабскому путешественнику Ахмеду ибн-Фалдану, который в девятьсот двадцать первом – девятьсот двадцать втором годах вместе с посольством багдадского халифа посетил царя волжских булгар, проехав перед тем и по русским владениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Вот тебе и природа, – взвыл Воронин, обиженный на весь белый свет. – Дайте мне какого-нибудь поэта, я ему морду набью.
– Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, не комары да мухи, – вздохнул Клыков, потерявший значительную долю природного оптимизма.
– Сам сочинил? – удивился Герман.
– Ох уж эти мне юристы, – покачал искусанной головой Славка, – сухие, черствые и малообразованные люди. Пушкин это написал, неуч. Большой ценитель природных красот и деревенской жизни.
С классиком Воронин спорить не стал, зато обратился со слезной просьбой к Маше. Девушка окинула взором приунывших поисковиков и дала добро на привал. Воронин направился было к чудной полянке, заросшей изумрудной кудрявой травкой, но был остановлен грозным окриком лесной жительницы:
– Это топь!
Герман не поверил. По его мнению, такого просто не могло быть. Ведь должны же эти кустики на чем-то расти. Не говоря уже о белотелой березке, которая шелестела зеленой кроной едва ли не в самом центре поляны.
– Сказано же, не сворачивать с тропы! – набросилась на неслуха Маша. – Кто вас потом будет оттуда вытаскивать!
Недоверчивый Герман все-таки сделал два шага в сторону поляны и тут же с ужасом отпрыгнул назад, оторопело уставившись на воду, которая мгновенно заполнила оставленные им на мягкой земле следы.
– Как дети прямо, – покачала головой Маша. – Десять минут посидим и снова в путь. До темна мы должны выбраться на твердую землю. Иначе беда.
Наученный горьким опытом Воронин присел на рюкзак в шаге от Маши и попросил у Славки сигарету. Он где-то читал, что гнуса можно отпугнуть дымом. Черта лысого он отпугнул. Воронин закашлялся и бросил недокуренную сигарету на землю. Маша тут же затоптала чуть тлеющий огонек ногой и укоризненно глянула на Германа.
– Так вода ведь кругом, – попробовал он оправдаться.
– Все равно нельзя, – твердо сказала Маша. – Огонь дает жизнь, но он же ее отнимает.
– А скажи мне, красавица, что ты делала в гостях у Останина? – раздраженно спросил Герман, обиженный ее нравоучительным тоном.
– Это который Останин – москвич, что ли? Так меня Василий Иванович попросил к нему зайти. Я ведь снимаю комнату недалеко от гостиницы.
– Зачем?
– Передать записку.
– А что было в той записке?
– Откуда же мне знать? – удивилась Маша. – Я ее не читала.
– А как москвич отреагировал на записку?
– Развернул, нахмурился, хотел выругаться, наверное, но взглянул на меня и сдержался.
– Что еще?
– Угостил меня конфетами. Добрый был дядечка, но какой-то испуганный. Мне так показалось. Он и меня не сразу в комнату пустил, все спрашивал, кто я и откуда. А он действительно умер?
– Умер, – вздохнул Воронин. – Все мы смертны.
– Нет, не все, – возразила Маша. – Он живет уже целую вечность.
– Это ты про Машкиного сына? Ты его видела?
– Нет, не видела, но хотела взглянуть.
– Зачем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Маша и отвернулась от слишком любопытного собеседника.
Оказывается, даже самые загадочные на первый взгляд происшествия имеют самое простое объяснение. Впрочем, Герман, участвовавший за время службы в милиции в раскрытии многих преступлений, знал это по опыту. Выходит, москвич чего-то опасался, и, судя по всему, его опасения не были беспочвенны. Иначе зачем было Васильеву посылать к нему Машу с предостережением? Многое Воронину мог бы рассказать шофер Игорь, который сидел сейчас на тропе рядом со Светланой и настороженно озирался по сторонам. Но, похоже, время для откровенного разговора еще не пришло. Бодрее всех, к удивлению Германа, в их группе, собранной с бору по сосенке, держался Петр Сергеевич. Хотя немалые года и грузноватая фигура вроде бы характеризовали его как никуда не годного ходока, но, судя по всему, этот человек был привычен к лесу, и марш-бросок в три десятка километров практически на нем не отразился.
– Пора, – сказала Маша, поднимаясь на ноги. – Нам не так уж много осталось пройти.
Тем не менее шли еще почти четыре часа. Порой под ногами начинала хлюпать вода, и тогда строгая Маша оборачивалась и призывала вконец измотавшихся путешественников идти след в след.
На исходе дня начал сдавать даже неутомимый Петр Сергеевич. Воронин беспокоился за Светлану, но та шла по узкой лесной тропе как заведенная. Герман отдавал себе отчет, что в случае какого-нибудь несчастья с Машей обратной дороги из этого заболоченного леса они, пожалуй, не найдут. Уж слишком извилистым был их путь. Приходилось только поражаться, как Маша находит в окружающей хляби твердую основу, на которую можно бестрепетно ступить ногой. К счастью, все в этом мире когда-нибудь да кончается.
На «землю обетованную» поисковики выбрались уже практически в полной темноте. Услышав от девушки столь желанное слово «привал», Воронин упал в траву и минут десять лежал без движения. Лежал бы и дальше, но тут выяснилась интересная подробность: «турист» Клыков показал свою полную несостоятельность по части разведения костров. Пришлось Герману со стоном подниматься на ноги и учить, как надо в походных условиях кипятить чай.
Петр Сергеевич ловко вскрыл несколько банок консервов. И хотя после трудного перехода у всех путешественников вроде бы пропал аппетит, они умяли не только консервированные рыбу и мясо, но и пирожки, которыми Людмила снабдила Воронина. Славка Клыков хотел было съязвить по поводу неожиданной заботливости мореевской красавицы, но, взглянув на Машу, сидящую в глубокой задумчивости, промолчал. Спать легли здесь же у костра, благо место было сухое, а над головой не капало.
Разбудил Воронина неугомонный Клыков. Вид у Славки был встревоженный, и он почему-то решил, что его ночные страхи и комплексы должны заинтересовать именно Германа, хотя к услугам историка были еще пять человек, мирно спящих вокруг потухшего костра.
– Я кости нашел, – прошипел он в ухо Воронина, едва успевшего вынырнуть из пучины сна.
– Какие еще кости? – удивился Герман.
– Человеческие, – отозвался Славка и бросил на грудь Воронина металлическую пластину.
– Это еще что такое?
– Солдатский медальон. Если верить надписи, он принадлежал фельдфебелю Рильке.
Воронин рывком оторвался от земли и сел. Немецким языком он не владел, но латинские буквы были ему знакомы. И фамилию, выбитую на медальоне, он разобрал без труда.
– Может, Рильке обронил его во время боя?
– Откуда же мне знать, – пожал плечами Клыков.
– Ладно, пошли, – сказал Воронин, поднимаясь на ноги и морщась от боли в спине. Все-таки подобные марш-броски – тяжкое испытание для человека, пусть еще и не достигшего тридцати пяти лет, но изнеженного городской цивилизацией и годами относительно спокойной жизни. Клыков с Ворониным еще не успели углубиться в заросли, когда их догнал Игорь.
– Нашли что-нибудь? – тихо спросил он.
– Старые кости, – махнул рукой Славка. – Похоже, где-то здесь встретил смерть дед Макса фон Бюлова. Я не стал будить немца, давайте для начала все сами осмотрим.
Однако Игорь почему-то не торопился присоединяться к людям, озабоченным поисками праха гауптмана и его несчастных солдат. Шофер-охранник растерянно озирался по сторонам, словно искал в незнакомом месте что-то давно потерянное.
– Ты что, боишься? – удивился Воронин.
По виду Игорь не принадлежал к людям робкого десятка, да и вряд ли бизнесмен Васильев стал бы нанимать в охранники неврастеника. Тогда тем более странно, чего он боится в краю глухом, но ничего опасного вроде бы не сулящем.
– Место знакомое, – тихо сказал Игорь. – И кости эти я видел.
– Где? – не поверил Клыков.
– У Васильева была с собой цифровая фотокамера. Мы со Светланой включили его компьютер и там обнаружили эти снимки.
– Значит, Машка вывела нас именно туда, куда нужно, – сделал вывод Клыков.
– Ты погоди, – поморщился Игорь. – Там еще камень был или скала.
– Есть камень, – охотно подтвердил Славка. – Вон за теми деревьями.
– Человек там сидел, – сглотнул Игорь ком, подступивший к горлу.
– Какой человек? – не поверил Воронин.
– Не наш. В немецкой форме. Шинель на нем с меховым воротником и фуражка. А в руках вальтер. Новенький, словно только что с завода.
– Чушь, – махнул рукой Славка.
– Погоди, – остановил его Воронин. – А распечатать эти снимки на принтере вы не пытались?
– Пытались, – вздохнул Игорь, – но компьютер вышел из строя в самый неподходящий момент.
– Бывает, – иронически хмыкнул Клыков. – Казусы случаются не только с нашими людьми, но и с забугорной электроникой.
Осмотр поляны не занял много времени. По подсчетам Воронина, здесь погибли по меньшей мере два десятка человек. Время выбелило их кости и привело в негодность оружие, из которого они, судя по количеству гильз, разбросанных там и сям, вели прицельный огонь по наступающему противнику. Наверное, в тот зимний день они действительно нарвались на очень суровых людей. А Петрович, видимо, недооценил своего деда. Похоже, старик был связан с партизанами и вывел немцев прямо к их засаде. И, надо признать, место для внезапного нападения было выбрано идеально. Здесь, на поляне, да еще в зимнюю пору немцы были у партизан, прятавшихся за большим камнем, как на ладони. Скорее всего, старик Белов погиб, и партизаны унесли его тело с собой, дабы похоронить по-человечески. Странно только, что они ничего не сообщили об этом родным. Хотя откуда-то же взялась заметка в районной газете про новгородского Сусанина? Вероятно, органам все-таки удалось выяснить подробности лесного боя, ибо вряд ли сотрудники газеты в те суровые времена стали бы без благословения высших инстанций публиковать такую информацию о человеке, находящемся под подозрением.
– Зови Макса, – сказал Воронин Клыкову, – пусть уж он сам отыщет среди убитых своего дедушку.
С немцем пришел и Петр Сергеевич Бубнов, хранящий на лице приличествующее случаю скорбное выражение. Девушки, видимо, еще спали, и Воронин решил, что это, пожалуй, к лучшему. Светлану, многое пережившую за последние дни, точно следовало уберечь от подобного зрелища. Макс выглядел спокойным, во всяком случае, внешне ничем не выдал своего волнения.
– Надо бы собрать кости в одном месте, – сказал он глухо. – Ну хотя бы возле камня. Я извещу родственников погибших, и мы вывезем их прах в Германию.
Предложение было разумным, и хотя работу по сбору человеческих костей нельзя было назвать приятной, никто из присутствующих от выполнения скорбного долга не уклонился. Подле камня вырыли неглубокую яму, разложили в них кости и присыпали их землей. А подобранные солдатские медальоны Бюлов прихватил с собой. Медальонов насчитали двадцать, столько же было черепов, хотя, по словам Макса, с его дедом было ровно два десятка солдат.
– Но ведь Рильке спасся, – удивился немец.
– Видимо, двадцатый череп принадлежит твоему деду Вернеру фон Бюлову, – предположил Славка.
– Его дед сидит там, за камнем, – возразил Игорь. – Клянусь, я это видел.
Петр Сергеевич удивленно глянул сначала на Игоря, потом перевел прищуренные глаза на Воронина.
– Он что, бредит?
– Сейчас проверим, – пожал плечами Герман.
Трудно сказать, какой силой и в какие времена на эту во всех отношениях чудную поляну забросило этот огромный камень, но если судить по выбитым на нем странным знакам, во времена давние он, похоже, был местом паломничества, а возможно, даже жертвоприношений. Клыков щелкнул несколько раз спуском цифровой фотокамеры, дабы сохранить для потомков языческие заблуждения предков. Воронину эти знаки почти ничего не говорили, ну разве что кроме одного, очень похожего на свастику, лучи которой были, однако, повернуты в другую сторону.
– Солярный крест, – пояснил Клыков, – он известен практически у всех народов, не только арийских.
В диаметре этот огромный валун насчитывал никак не менее двадцати шагов. А весил он такое количество тонн, что практически исключал причастность людей к своему появлению в этих болотистых местах. В лучшем случае, его сюда прикатили циклопы, которые, если верить Гомеру, когда-то жили на грешной земле.
– О великанах упоминал не только Гомер, – наставительно заметил Клыков, – одно из последних свидетельств принадлежит арабскому путешественнику Ахмеду ибн-Фалдану, который в девятьсот двадцать первом – девятьсот двадцать втором годах вместе с посольством багдадского халифа посетил царя волжских булгар, проехав перед тем и по русским владениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44