Довольствуясь не слишком частыми, но, как правило, опасными заданиями, он плевать хотел как на их таинственность, так и на некоторую экзотичность хозяина. Не обладая вообще никаким воображением, Зорба был лучшим порученцем-исполнителем, которого в экспериментальном мире мог бы заполучить внедренец: сильный, хитрый, с большим опытом всевозможных разборок, взломов, краж и даже мокрых дел, начисто лишенный моральных принципов и фантазии. Хорошая хаза, бабки, бабы, выпивка и, иногда, наркотики — все, что интересовало его в этом мире. Главное, на памяти Тима, он вообще никогда ничему не удивлялся.
— Езжай за тем, который Вуду, — решил Стигмат. — Проследи, как это он в Африку собирается...
— Тогда до связи, а то я его не догоню, — заторопился Зорба.
— Погоди! Ты ему не попадайся. Но если он слежку учует — а он может — и если вам столкнуться придется, то стрелять надо в глаза. В глаза, понял? И, слушай... он опасен очень. Ты, конечно, личность для всяких штучек непрошибаемая, но все равно... Если он там с тобой начнет разговоры разговаривать или всякое такое вытворять — не жди. Мочи его сразу. В глаза.
— Ладно, — сказал Зорба и отключился.
Звук тамтамов становился громче. За деревьями мелькнул красный огонек, и Стигмат, остановившись, осторожно выглянул из-за толстого узловатого ствола.
Лес кольцом окружал деревню дагомейцев. Возле невысокой изгороди стояло несколько горбатых коров — зебу. Тим перепрыгнул через изгородь, пригнулся и перебежал к стене хижины.
Приземистое круглое строение накрывал колпак пальмовых листьев. В центре деревни, состоящей из полутора десятков домиков, была небольшая площадь. Все казалось миниатюрным, игрушечным и безобидным, все, кроме чернокожих в красных одеждах, которые танцевали вокруг костра.
Красное.
И жертвенная свинья — ее обезглавленное тело лежало рядом с костром...
Ничего себе, ночь нежна! — подумал он. Ведь свинья, а не петух! Это был ритуал Петро, более жестокий и кровавый в сравнении с традиционным Радой, который взывал к положительным сторонам духов. Значит, понял теперь Тим, это не дагомейцы, а йорубы. Хотя он мог и спутать — многочисленные мафиозные семьи экс-африканских духов, каждая со своими донами и боевиками-исполнителями, делающие «крышу» различным областям от Гаити до Бразилии, взимающие с территорий дань в виде поклонения и жертв, были слишком многочисленны и пребывали в слишком сложных родственных взаимосвязях, чтобы кто-то, не посвятивший изучению Вуду множество лет, мог со знанием дела рассуждать о них.
Пятеро йоруба, сидя на корточках, стучали в небольшие барабаны-нгамби. Ближе к костру стоял сан-нгамби, большой барабан. Все сделаны из пустотелых обрубков стволов, затянутых кожей и обмотанных веревками.
Бокор — невысокого роста сморщенный старикан, измазанный красным, с жезлом силы в одной руке и ножом с черным лезвием в другой — извивался возле костра. Одет он был в потрепанный армейский френч, из-за пояса торчали рукояти погремушки и ножа с белым лезвием, длинная игла, толстый конец которой обматывали узкие кожаные полоски с разноцветными перьями. На шее висели бусы, с макушки обритой головы свисал пучок волос. В него тоже были воткнуты перья.
Танцоры кренились в разные стороны, дергались в припадке; они словно тонули, захлебывались в рокоте барабанов, который волнами захлестывал игрушечную деревню. Рокот расходился вокруг, пронизывал дождевой лес: ветви содрогались, листья падали на землю.
Возле костра лежала наполненная стеблями травы миска, стояли белые и черные пузатые бутылочки-гови, кувшин-канари и козлиный череп с длинными, обвитыми лентой рогами. На двух толстых сучьях над костром висел котел, рядом возвышался вкопанный в землю, разукрашенный столб.
Бли, праздник урожая, уже прошел, до Амарилло Ходжа, праздника падающих листьев, было еще далеко... Все это затеяли по какой-то иной причине, и вскоре Стигмат понял, по какой. Он как раз заметил небольшой пенек возле дверей хижины, когда в поле зрения появилось трое здоровенных йоруба, ведущих под руки четвертого, еще более крупного. На конвоирах были только закатанные до колен штаны, а пленник и вовсе голый. Он сильно хромал; в свете костра Тим различил кровь под его носом, на подбородке, шее, плечах.
Процессия миновала танцоров и приблизилась к бокору. Тот, вскинув голову, нечленораздельно закричал — Тим разобрал что-то вроде «аконко-акнонко», а еще расслышал несколько раз повторившееся слово «ачу» — и выбросил перед собой правую руку. Трое отскочили в стороны, четвертый остался стоять неподвижно.
Они ж его зомбируют, понял Стигмат и стал похлопывать себя по зудящему лбу, усиленно соображая. Что говорил Следящий? Операция по вычислению имен архетипа, то есть его кода, проведенная на разрозненных хостах, чтоб трудно было выйти на организатора... Потом вычисленные имена сбросили на один винчестер... Так вон оно что!
Барабаны звучали все громче, их ритм, казалось, вошел в резонанс с ритмами мозга. Тимерлен давно заметил, что большинству суеверий и обрядов можно подобрать вполне удовлетворительные научные или наукообразные термины. Это была биолокация, нейропрограммирование — ритм действовал гипнотически. Плохо соображая, что делает, Тим шагнул вперед...
И сильно ударился коленом о пенек. Боль лезвием рассекла окутавшую мозг паутину гипноза — Стигмат встряхнулся, повел плечами и выпучил глаза так, что в голове загудело.
— Колдуны по вызову! — проворчал он, наблюдая, как танцующие дергаются все быстрее, как тени среди красных сполохах изгибаются и корчатся, и уже словно живут сами по себе, двигаясь не в ритм с блестящими черными телами. Рокот барабанов набухал пузырями транса и лопался, расплескиваясь по дождевому лесу.
Что-то зашипело у ног, он глянул вниз: из расщелины в пеньке выглянула плоская голова.
«Даашь!» — не то прошипела, не то произнесла гадюка, разевая пасть с тонким, раздвоенным на конце языком. Она стремительно качнулась вперед, и Тимерлен отпрыгнул, вскрикнув от неожиданности.
Рокот барабанов, в такт которому уже дрожала земля и извивались языки костра, стал беспорядочным грохотанием и оборвался так внезапно, что тишина обрушилась на деревню, словно поток ледяной воды. Гадюка тянула к Тиму тонкий язык. Схватив с земли палку, он обрушил ее на змею и размазал плоскую голову по пеньку.
Подняв голову, Тимерлен увидел множество обращенных к нему лиц.
— Бо! — воскликнул жрец, указывая на пенек и выуживая что-то из-за пояса. — Ты раздавил Даа, змею мудрости!
Он взмахнул рукой. Тимерлен попятился за угол хижины, но спрятаться не успел — ритуальная игла виа муэртэ вонзилась в левую половину груди.
Стигмат сначала даже не понял, что произошло. Он с удивлением посмотрел на пучок перьев, торчащий из майки, поднял руку и дернул. Игла вышла наружу, струйка крови сбежала вдоль нее. Он словно откупорил сосуд с болью, и теперь содержимое выплеснулось. Пошатнувшись от внезапной слабости, Тим привалился к стене хижины.
Бокор был уже рядом. Он замахивался жезлом силы — палкой, обмотанной красными веревками с болтающимися кисточками и двумя резными фигурками, мальчика и девочки, на конце. Она опустилась; дождевой лес взорвался калейдоскопом сверкающих красок, словно сама Радуга Айда-Ведо, любовница Великого змея Данбала, засияла, с треском рвущегося черного шелка разорвав африканскую ночь.
* * *
Опанас остановился возле дворца культуры, на одном из холмов правобережья. Позади здания открывался плоский как блин ландшафт левого берега, полускрытый тьмой. Проспект, очерченный рельсами трамвайных линий, озарял лишь тусклый свет одинокого фонаря. В узкой низине у холма, скрытой от глаз верхушками деревьев, стояла полуразрушенная беседка, обугленные пеньки и изрезанные ножами низкие деревянные лавки.
Оставив прикованных Андрея и Ксюшу в машине, он пошел вниз, перебегая от ствола к стволу. Барон Суббота парил над ним.
Отблески пламени пробивались сквозь ветви кустов. Опанас остановился, вглядываясь.
Возле беседки горел небольшой костер, вокруг танцевали фигуры. На выжженной почерневшей земле тянулись узкие дорожки пшеничной муки, составляющие магические рисунки вевэ, который символизировал одного из лоа, внешних духов. На стене беседки кто-то углем нарисовал пятиугольную звезду, в ее центре длинным гвоздем был прибит полусгнивший трупик кошки. Свет костра озарял торчащие из кустов широко раздвинутые голые ноги. Из магнитофона лилась диковатая музыка и голос, речитативом читающий что-то вроде: «Имирп сан ебес к, акыдалв ымьт о, меавызирп ябет!».
Это была безумная смесь акводана , сатанизма и неизвестно чего еще. Жалкое любительство. Сплюнув, Бокор шагнул в свет костра. Несколько фигур шарахнулось от него, кто-то вскрикнул. Из кустов, оправляя черный свитер, выбралась девчонка, обутая в сандалии, с широкой черной повязкой, перехватывающей длинные, до пояса, волосы.
— Ты кто? — к нему подступил мужчина с костью какого-то животного в руках. Остальные начали медленно подходить, сжимая кольцо вокруг Бокора.
— Это что такое? — Опанас презрительно указал на дохлую кошку. — Ваш рампа-рамп ? Провинциалы!
Мужчина, скорее всего, предводитель подростков-сатанистов, замахнулся костью, но Барон Суббота пыхнул ему в глаза едким дымком. Запахло серой, мужчина отшатнулся. Опанас, вцепившись в его запястье, сначала толкнул, а потом потянул на себя. Предводитель упал на колени. Опанас, схватив кость, высоко поднял ее, показывая остальным.
— А это что? — заорал он в ярости. — Жезл? Он ни на что не годен! Кроме этого!
Бокор с размаху опустил кость на голову мужчины, потом, все еще чувствуя ярость, ударила несколько раз подряд, пока кость не сломалась. Мужчина упал головой в костер, остальные с воплями побежали вверх по склону, но Бокор успел схватить за шиворот девицу в черном свитере. В кустах, из которых она появилось, зашелестело. На ходу натягивая штаны и застегивая ширинку, оттуда выбрался высокий тощий парень. Опанас, несколько раз ударив девицу по лицу и швырнув ее на землю, развернулся к тощему, но тот и не думал убегать. Приглаживая волосы, Тощий окинул взглядом лагерь, шагнул к костру и с интересом посмотрел на неподвижного предводителя.
— Клёво, — сказал он и перевел взгляд на Опанаса.
— Ты — новый хозяин? Извиняй... — Тощий шагнул в сторону, поднял все еще работающий магнитофон и швырнул его в костер. Несколько секунд магнитофон продолжал играть, потом голос, читающий задом наперед, стал тянуть слова, загнусавил и смолк.
— Никогда не любил эту музыка, — пояснил Тощий свои действия и взглянул под ноги Опанаса. Тот перевел взгляд.
Девчонка лежала, съежившись, прикрыв голову руками. Свитер задрался, обнажив бедра.
— Хочешь ее? — с любопытством поинтересовался Тощий.
— Тебя как зовут?
— А зови Буратино. У того нос длинный был, а у меня... — Буратино ухмыльнулся. — Тогда она — Мальвина, правильно?.. Она немая, только мычит. Слышь, Мальвина, вставай. Новый хозяин пришел... — он шумно втянул носом воздух, принюхиваясь к запаху горело мяса и плавящейся пластмассы, которые начали распространяться от костра. — Отойдем куда-нибудь, шеф? Воняет...
В сумочке-«кенгуру» на ремне Опанаса было три тысячи долларов. Возле машины, получив треть, Буратино воскликнул:
— Ну, ты даешь!
Он обнял Мальвину, прижавшуюся головой к его плечу. В его глазах была радость, в глазах Мальвины — удивление, но, кажется, страха ни один из них не испытывал.
— Это вам на расходы, — пояснил Опанас. В сумочке лежала еще пара мобильных телефонов, один он передал Буратино. — Куда ехать, я уже объяснил. Что делать — тоже.
Он окинул взглядом стоящие в ряд машины, шагнул к потрепанной зеленой ‘оке’ с тонированными стеклами и легко открыл ее.
— Возьмете эту тачку. Оружие ясно где раздобыть? Вы должны задержать их до моего возвращения. Если будут трудности — свяжетесь. Я в дороге по радио свяжусь со Стрелком и пришлю его вам на подмогу. Вопросы?
— Только один, шеф. Куда ты направляешься?
— Тут рядом, — пробормотал Бокор.
Глава 8
Над головой был потолок в пятнах ржавчины. Некоторое время Егор Адамов рассматривал его, лежа на спине, затем медленно сел. Что-то звякнуло.
Егор находился в длинном, просторном металлическом коридоре — почему-то это напомнило ему звездолет. Вроде такой здоровенной космической баржи, перевозящей тысячи поселенцев от одной звездной системы к другой.
На полу валялись обрывки бумаги, куски пластика, осколки стекла. И еще рядом лежал человекообразный робот. Адама огляделся, но пирамиды не увидел — исчезла.
Робот пошевелился, потом сел.
Скорее не робот, а роботесса. Бывают роботы женского пола? Во всяком случае, у нее имелось нечто вроде бюста, соединенного с нижней частью узкой гибкой ‘талией’ вроде массивной пружины. Да и черты лица... если, конечно, сочетание динамиков и фотоэлементов можно назвать лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Езжай за тем, который Вуду, — решил Стигмат. — Проследи, как это он в Африку собирается...
— Тогда до связи, а то я его не догоню, — заторопился Зорба.
— Погоди! Ты ему не попадайся. Но если он слежку учует — а он может — и если вам столкнуться придется, то стрелять надо в глаза. В глаза, понял? И, слушай... он опасен очень. Ты, конечно, личность для всяких штучек непрошибаемая, но все равно... Если он там с тобой начнет разговоры разговаривать или всякое такое вытворять — не жди. Мочи его сразу. В глаза.
— Ладно, — сказал Зорба и отключился.
Звук тамтамов становился громче. За деревьями мелькнул красный огонек, и Стигмат, остановившись, осторожно выглянул из-за толстого узловатого ствола.
Лес кольцом окружал деревню дагомейцев. Возле невысокой изгороди стояло несколько горбатых коров — зебу. Тим перепрыгнул через изгородь, пригнулся и перебежал к стене хижины.
Приземистое круглое строение накрывал колпак пальмовых листьев. В центре деревни, состоящей из полутора десятков домиков, была небольшая площадь. Все казалось миниатюрным, игрушечным и безобидным, все, кроме чернокожих в красных одеждах, которые танцевали вокруг костра.
Красное.
И жертвенная свинья — ее обезглавленное тело лежало рядом с костром...
Ничего себе, ночь нежна! — подумал он. Ведь свинья, а не петух! Это был ритуал Петро, более жестокий и кровавый в сравнении с традиционным Радой, который взывал к положительным сторонам духов. Значит, понял теперь Тим, это не дагомейцы, а йорубы. Хотя он мог и спутать — многочисленные мафиозные семьи экс-африканских духов, каждая со своими донами и боевиками-исполнителями, делающие «крышу» различным областям от Гаити до Бразилии, взимающие с территорий дань в виде поклонения и жертв, были слишком многочисленны и пребывали в слишком сложных родственных взаимосвязях, чтобы кто-то, не посвятивший изучению Вуду множество лет, мог со знанием дела рассуждать о них.
Пятеро йоруба, сидя на корточках, стучали в небольшие барабаны-нгамби. Ближе к костру стоял сан-нгамби, большой барабан. Все сделаны из пустотелых обрубков стволов, затянутых кожей и обмотанных веревками.
Бокор — невысокого роста сморщенный старикан, измазанный красным, с жезлом силы в одной руке и ножом с черным лезвием в другой — извивался возле костра. Одет он был в потрепанный армейский френч, из-за пояса торчали рукояти погремушки и ножа с белым лезвием, длинная игла, толстый конец которой обматывали узкие кожаные полоски с разноцветными перьями. На шее висели бусы, с макушки обритой головы свисал пучок волос. В него тоже были воткнуты перья.
Танцоры кренились в разные стороны, дергались в припадке; они словно тонули, захлебывались в рокоте барабанов, который волнами захлестывал игрушечную деревню. Рокот расходился вокруг, пронизывал дождевой лес: ветви содрогались, листья падали на землю.
Возле костра лежала наполненная стеблями травы миска, стояли белые и черные пузатые бутылочки-гови, кувшин-канари и козлиный череп с длинными, обвитыми лентой рогами. На двух толстых сучьях над костром висел котел, рядом возвышался вкопанный в землю, разукрашенный столб.
Бли, праздник урожая, уже прошел, до Амарилло Ходжа, праздника падающих листьев, было еще далеко... Все это затеяли по какой-то иной причине, и вскоре Стигмат понял, по какой. Он как раз заметил небольшой пенек возле дверей хижины, когда в поле зрения появилось трое здоровенных йоруба, ведущих под руки четвертого, еще более крупного. На конвоирах были только закатанные до колен штаны, а пленник и вовсе голый. Он сильно хромал; в свете костра Тим различил кровь под его носом, на подбородке, шее, плечах.
Процессия миновала танцоров и приблизилась к бокору. Тот, вскинув голову, нечленораздельно закричал — Тим разобрал что-то вроде «аконко-акнонко», а еще расслышал несколько раз повторившееся слово «ачу» — и выбросил перед собой правую руку. Трое отскочили в стороны, четвертый остался стоять неподвижно.
Они ж его зомбируют, понял Стигмат и стал похлопывать себя по зудящему лбу, усиленно соображая. Что говорил Следящий? Операция по вычислению имен архетипа, то есть его кода, проведенная на разрозненных хостах, чтоб трудно было выйти на организатора... Потом вычисленные имена сбросили на один винчестер... Так вон оно что!
Барабаны звучали все громче, их ритм, казалось, вошел в резонанс с ритмами мозга. Тимерлен давно заметил, что большинству суеверий и обрядов можно подобрать вполне удовлетворительные научные или наукообразные термины. Это была биолокация, нейропрограммирование — ритм действовал гипнотически. Плохо соображая, что делает, Тим шагнул вперед...
И сильно ударился коленом о пенек. Боль лезвием рассекла окутавшую мозг паутину гипноза — Стигмат встряхнулся, повел плечами и выпучил глаза так, что в голове загудело.
— Колдуны по вызову! — проворчал он, наблюдая, как танцующие дергаются все быстрее, как тени среди красных сполохах изгибаются и корчатся, и уже словно живут сами по себе, двигаясь не в ритм с блестящими черными телами. Рокот барабанов набухал пузырями транса и лопался, расплескиваясь по дождевому лесу.
Что-то зашипело у ног, он глянул вниз: из расщелины в пеньке выглянула плоская голова.
«Даашь!» — не то прошипела, не то произнесла гадюка, разевая пасть с тонким, раздвоенным на конце языком. Она стремительно качнулась вперед, и Тимерлен отпрыгнул, вскрикнув от неожиданности.
Рокот барабанов, в такт которому уже дрожала земля и извивались языки костра, стал беспорядочным грохотанием и оборвался так внезапно, что тишина обрушилась на деревню, словно поток ледяной воды. Гадюка тянула к Тиму тонкий язык. Схватив с земли палку, он обрушил ее на змею и размазал плоскую голову по пеньку.
Подняв голову, Тимерлен увидел множество обращенных к нему лиц.
— Бо! — воскликнул жрец, указывая на пенек и выуживая что-то из-за пояса. — Ты раздавил Даа, змею мудрости!
Он взмахнул рукой. Тимерлен попятился за угол хижины, но спрятаться не успел — ритуальная игла виа муэртэ вонзилась в левую половину груди.
Стигмат сначала даже не понял, что произошло. Он с удивлением посмотрел на пучок перьев, торчащий из майки, поднял руку и дернул. Игла вышла наружу, струйка крови сбежала вдоль нее. Он словно откупорил сосуд с болью, и теперь содержимое выплеснулось. Пошатнувшись от внезапной слабости, Тим привалился к стене хижины.
Бокор был уже рядом. Он замахивался жезлом силы — палкой, обмотанной красными веревками с болтающимися кисточками и двумя резными фигурками, мальчика и девочки, на конце. Она опустилась; дождевой лес взорвался калейдоскопом сверкающих красок, словно сама Радуга Айда-Ведо, любовница Великого змея Данбала, засияла, с треском рвущегося черного шелка разорвав африканскую ночь.
* * *
Опанас остановился возле дворца культуры, на одном из холмов правобережья. Позади здания открывался плоский как блин ландшафт левого берега, полускрытый тьмой. Проспект, очерченный рельсами трамвайных линий, озарял лишь тусклый свет одинокого фонаря. В узкой низине у холма, скрытой от глаз верхушками деревьев, стояла полуразрушенная беседка, обугленные пеньки и изрезанные ножами низкие деревянные лавки.
Оставив прикованных Андрея и Ксюшу в машине, он пошел вниз, перебегая от ствола к стволу. Барон Суббота парил над ним.
Отблески пламени пробивались сквозь ветви кустов. Опанас остановился, вглядываясь.
Возле беседки горел небольшой костер, вокруг танцевали фигуры. На выжженной почерневшей земле тянулись узкие дорожки пшеничной муки, составляющие магические рисунки вевэ, который символизировал одного из лоа, внешних духов. На стене беседки кто-то углем нарисовал пятиугольную звезду, в ее центре длинным гвоздем был прибит полусгнивший трупик кошки. Свет костра озарял торчащие из кустов широко раздвинутые голые ноги. Из магнитофона лилась диковатая музыка и голос, речитативом читающий что-то вроде: «Имирп сан ебес к, акыдалв ымьт о, меавызирп ябет!».
Это была безумная смесь акводана , сатанизма и неизвестно чего еще. Жалкое любительство. Сплюнув, Бокор шагнул в свет костра. Несколько фигур шарахнулось от него, кто-то вскрикнул. Из кустов, оправляя черный свитер, выбралась девчонка, обутая в сандалии, с широкой черной повязкой, перехватывающей длинные, до пояса, волосы.
— Ты кто? — к нему подступил мужчина с костью какого-то животного в руках. Остальные начали медленно подходить, сжимая кольцо вокруг Бокора.
— Это что такое? — Опанас презрительно указал на дохлую кошку. — Ваш рампа-рамп ? Провинциалы!
Мужчина, скорее всего, предводитель подростков-сатанистов, замахнулся костью, но Барон Суббота пыхнул ему в глаза едким дымком. Запахло серой, мужчина отшатнулся. Опанас, вцепившись в его запястье, сначала толкнул, а потом потянул на себя. Предводитель упал на колени. Опанас, схватив кость, высоко поднял ее, показывая остальным.
— А это что? — заорал он в ярости. — Жезл? Он ни на что не годен! Кроме этого!
Бокор с размаху опустил кость на голову мужчины, потом, все еще чувствуя ярость, ударила несколько раз подряд, пока кость не сломалась. Мужчина упал головой в костер, остальные с воплями побежали вверх по склону, но Бокор успел схватить за шиворот девицу в черном свитере. В кустах, из которых она появилось, зашелестело. На ходу натягивая штаны и застегивая ширинку, оттуда выбрался высокий тощий парень. Опанас, несколько раз ударив девицу по лицу и швырнув ее на землю, развернулся к тощему, но тот и не думал убегать. Приглаживая волосы, Тощий окинул взглядом лагерь, шагнул к костру и с интересом посмотрел на неподвижного предводителя.
— Клёво, — сказал он и перевел взгляд на Опанаса.
— Ты — новый хозяин? Извиняй... — Тощий шагнул в сторону, поднял все еще работающий магнитофон и швырнул его в костер. Несколько секунд магнитофон продолжал играть, потом голос, читающий задом наперед, стал тянуть слова, загнусавил и смолк.
— Никогда не любил эту музыка, — пояснил Тощий свои действия и взглянул под ноги Опанаса. Тот перевел взгляд.
Девчонка лежала, съежившись, прикрыв голову руками. Свитер задрался, обнажив бедра.
— Хочешь ее? — с любопытством поинтересовался Тощий.
— Тебя как зовут?
— А зови Буратино. У того нос длинный был, а у меня... — Буратино ухмыльнулся. — Тогда она — Мальвина, правильно?.. Она немая, только мычит. Слышь, Мальвина, вставай. Новый хозяин пришел... — он шумно втянул носом воздух, принюхиваясь к запаху горело мяса и плавящейся пластмассы, которые начали распространяться от костра. — Отойдем куда-нибудь, шеф? Воняет...
В сумочке-«кенгуру» на ремне Опанаса было три тысячи долларов. Возле машины, получив треть, Буратино воскликнул:
— Ну, ты даешь!
Он обнял Мальвину, прижавшуюся головой к его плечу. В его глазах была радость, в глазах Мальвины — удивление, но, кажется, страха ни один из них не испытывал.
— Это вам на расходы, — пояснил Опанас. В сумочке лежала еще пара мобильных телефонов, один он передал Буратино. — Куда ехать, я уже объяснил. Что делать — тоже.
Он окинул взглядом стоящие в ряд машины, шагнул к потрепанной зеленой ‘оке’ с тонированными стеклами и легко открыл ее.
— Возьмете эту тачку. Оружие ясно где раздобыть? Вы должны задержать их до моего возвращения. Если будут трудности — свяжетесь. Я в дороге по радио свяжусь со Стрелком и пришлю его вам на подмогу. Вопросы?
— Только один, шеф. Куда ты направляешься?
— Тут рядом, — пробормотал Бокор.
Глава 8
Над головой был потолок в пятнах ржавчины. Некоторое время Егор Адамов рассматривал его, лежа на спине, затем медленно сел. Что-то звякнуло.
Егор находился в длинном, просторном металлическом коридоре — почему-то это напомнило ему звездолет. Вроде такой здоровенной космической баржи, перевозящей тысячи поселенцев от одной звездной системы к другой.
На полу валялись обрывки бумаги, куски пластика, осколки стекла. И еще рядом лежал человекообразный робот. Адама огляделся, но пирамиды не увидел — исчезла.
Робот пошевелился, потом сел.
Скорее не робот, а роботесса. Бывают роботы женского пола? Во всяком случае, у нее имелось нечто вроде бюста, соединенного с нижней частью узкой гибкой ‘талией’ вроде массивной пружины. Да и черты лица... если, конечно, сочетание динамиков и фотоэлементов можно назвать лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38