При всей несравнимости размеров гигант морей был похож на собачонку, к хвосту которой жестокие мальчишки привязали кастрюлю: она бросается бежать, обезумев, несется без оглядки напрямик, ничего не соображая, пока, выдохшись, не упадет. Точно так же перепуганная мадам Жонас неудержимо стремилась вперед и тянула за собой дьявольский снаряд, от которого не могла избавиться. Тотор и Меринос отчетливо видели ее в чистых уже волнах. В десятый раз они задавались вопросом: «Каким же образом, черт возьми, мы за нее зацепились? »
Через несколько часов жестоких страданий все стало ясно. Кит заметно уставал, тяжело дышал, а скорость замедлялась. Он все ближе подходил к берегу, куда его подталкивал начинающийся прилив. Берег вырисовывался ясней, вскоре показались привычные кокосовые пальмы, песчаный берег, над которым возвышались скалы. Вот и тихая бухта.
Тотор, заметив красный след на боку кита, воскликнул с жалостью:
— Бедная зверюга, она истекает кровью!
Большой вал подхватил кита, перевернул и потащил в бухту. Волна отступила, и кит оказался на рифах, которые зажали его.
— Ура, мы спасены! — закричал американец.
ГЛАВА 9
Загадка разъясняется. — Тотор и Меринос упиваются молоком. — Тотор-хирург. — Песчаные блохи. — Невзгоды. — Через лес. — Пальмовые черви. — Неожиданное лакомство. — Дни нужды. — Неизвестность. — Спасательная операция. — Чудовище. — Золотые часы. — Бриллиантовая монограмма.
Осознав, что спасены, два друга вновь обрели бодрость. Солнце клонилось к закату, но оставался еще час светлого времени. Целый час! Это даже больше, чем требуется двум таким молодцам, чтобы выкрутиться.
Земля близко, совсем близко, в нескольких сотнях метров. Они отшвырнули ставший ненужным буксирный «трос» и взялись за весла. Но прежде, чем отплыть, парижанин осмотрел кита.
Как мы помним, его наполовину выбросило на берег, перевернуло, и он застрял в острых рифах. Сейчас была видна левая часть живота.
Первое, что заметил Тотор, было нечто белое, жесткое, вроде рогатины, косо торчавшее из бока кита.
— Бедняга! — пожалел молодой человек. — Он нас спас. Не будем же неблагодарны, подплывем поближе и посмотрим, нельзя ли помочь.
— Yes! Подплывем, только осторожно… Стоит ему ударить хвостом…
Они подгребли к киту. Исполин смотрел на них своим маленьким, чуть больше, чем у быка, глазом, но не шевелился.
— Это же бивень покойного нарвала. От него и кровотечение, — установил Тотор. — Видишь, обломок высовывается наружу на метр под углом сорок пять градусов. А в теле еще по меньшей мере два метра. Великолепный удар! Теперь я понял! Все объясняется!
— Что?
— Плавающие водоросли-канаты зацепились за этот «гарпун», когда мы проходили отмель.
— Похоже, что так.
— Когда их сопротивление стало беспокоить кита, он помчался как безумный, таща за собой связку водорослей. Парочку из них я подхватил на ходу, и мадам Жонас, у которой защекотало еще больше, стала удирать. Вот она — разгадка буксира! Стебли так крепко обмотались вокруг бивня, что невозможно было отодрать. Я уже не удивляюсь, что бедная пришпоренная зверюга так мчалась, и в конце концов рана стала кровоточить.
— Верно.
— Надо попробовать выдернуть обломок. Хоть это мы должны сделать для нашей спасительницы.
— Согласен заняться хирургией, но только чуть позже.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь, изверг! Я умираю от голода и жажды! Прежде всего хочу молока, упиться потоками молока, а потом хоть лопнуть!
— Ты свихнулся?
— А ты ослеп? Молоко! Оно бьет из сосцов миссис Жонас!
— Тысяча чертей! Ты прав, а я — простофиля! Куда только смотрел!
Меринос не ошибся: придавленные к скале сосцы источали ручьи молока, которое, смешиваясь с морской водой, окрашивало ее в опаловый цвет.
Тотор подвел лодку к скале и причалил. Затем ухватился обеими руками за молочную железу размером побольше бочки. Меринос не медля сделал то же самое, и оба принялись пить с неистовой жадностью, большими глотками.
Они укрылись за выступом мадрепоровых кораллов, и мадам Жонас больше не видела их. Оглушенное животное оставалось спокойным во время великолепного и комичного обеда спасенных мореплавателей, которые пили и не могли оторваться.
Боже, какое упоение! Какое блаженство! О, это замечательное молоко, густое, сладкое, теплое, пенящееся, столь же питательное и вкусное, как у коров в долине Ож.
Невольные робинзоны были ненасытны. Но их можно понять, если вспомнить о постигших их лишениях и страданиях.
С тех пор как друзья покинули «Морган», юношам не приходилось пить ничего, кроме кокосового молока, которое им осточертело, и пальмового вина, горячившего их кровь.
Почти четверть часа Тотор и Меринос с жадностью упивались молоком. Наконец Тотор остановился и проговорил, размазывая по лицу живительную влагу:
— Уф! Больше не могу. Надулся до безобразия, как теленок.
— А я как young whalenote 94.
— Да, как китенок, это точней. Прекрасный обед! Ах, мадам Жонас, дорогая благодетельница, как вы милосердны! А ты, дорогой мой отец, герой легенд! Если бы ты мог взглянуть на своего малыша! А вы, король шерсти! Почему не дано вам лицезреть вашего наследника в шутовском колпаке, сосущего кормилицу-китиху!
Меринос, который вновь обрел хорошее настроение, расхохотался и продолжал:
— Это уж верх несуразицы! Как жаль, что нечем сфотографировать! Какую открытку можно было бы послать! А то на слово никто не поверит.
— Черт возьми, наше слово твердо! И если кокосовая пальма служила нам соской, почему бы не взять в кормилицы китиху? Не поверят — тем хуже для них! А теперь будем оперировать мадам Жонас.
Парижанин крепко ухватил обеими руками длинное костяное острие и потянул изо всех сил, а Гарри, упершись в скалу, удерживал лодку.
— Черт возьми, глубоко сидит.
Китиха шумно дышала и вздрагивала.
— Ну-ну, не шевелитесь, мамаша Жонас, это для вашего же блага!
Тотор снова дергал, качая острие из стороны в сторону. Бивень шатался в ножнах из живой плоти. Обильно текла кровь, забрызгивая хирурга, который тужился, стонал и кряхтел.
— Пошло, пошло! Держись, старушка! И главное, чур, без оплеух!
Тяжелый бивень стал понемногу подаваться и наконец неожиданно выскочил из раны.
Китиха содрогнулась всем телом.
Плюх! Бивень упал в воду, увлекая за собой парижанина, который барахтался и кричал:
— Не было бобо! Прошло как по маслу! Прекрасная ванна! Заодно можно поплескаться в приливе. Отведи лодку к берегу, а я за тобой вплавь.
Через пять минут друзья выбрались на берег. Ничуть не расслабленный послеобеденным купанием, Тотор встряхивался как собачонка, вытягивая «Нарвала» на сушу.
— Солнце садится, пора в постельку.
— Жестковата эта bednote 95, но мы слишком устали.
На берегу — тонкий песок, усеянный кусками белых, как снег, кораллов. Молодые люди раскидали ногами мадрепоры, расчистили себе маленькие площадки, улеглись и тут же заснули.
Утром они позавтракали молоком: мадам Жонас все еще лежала на берегу. Путешественники получили обильную и питательную еду.
Насытившись, они наполнили свое судно песком и кораллами, чтобы не дать ему пересохнуть. Этот тяжелый труд из-за отсутствия инструментов занял почти весь день. Вечером друзья рассчитывали вплавь добраться до китихи и попросить у нее ужин, но она уже снялась с мели и резвилась посреди бухты, высоко выбрасывая фонтан и медленно выбираясь в открытое море.
— Не повезло! — пожалел Тотор. — А я-то надеялся приручить мадам Жонас и устроить здесь образцовый молочный завод! Мы бы делали китовые сыры типа грюйера, камамбера, честераnote 96 и двойного сливочного. Увы, несбыточные мечты.
— Придется лечь без ужина.
— Аминь!
Путешественники снова улеглись на песке, но бесчисленные жгущие, колющие укусы мешали им сомкнуть глаза. Накануне вечером Тотор и Гарри настолько устали, что ничего не почувствовали, но сегодня! Легионы песчаных блох накинулись на них, кусали, свербили — поистине адская мука.
Устав ворочаться, друзья поднялись, отступили во мрак на несколько сот метров, и повалились на слой ила.
Восход солнца принес избавление.
В одном лье от бухты начинался лес. Пустые желудки погнали подростков к огромной зеленой стене, закрывавшей окрашенный пурпуром горизонт.
Несмотря на весь свой оптимизм, парижанин начал роптать:
— Все-таки надоедает постоянно бороться за похлебку. Хочется минуту побыть жалкими путешественниками-любителями, людьми на прогулке, которые могут и порадоваться жизни! В Австралии были еще цветочки!
— О да, дружище, то были цветочки! Мы — робинзоны волн, робинзоны песков, робинзоны лесов, бродячие робинзоны… да, наша жизнь сурова. Ох, попадись мне этот мерзавец Дик!
— Думаю, он от нас не уйдет. Вот тогда ему придется дорого заплатить за наши беды и невзгоды! А пока суд да дело, нужно что-то придумать.
Придумать-то нужно, но им не везло.
Вскоре путешественники были уже в лесу — великолепном, но совершенно бесплодном.
В зарослях мускатных деревьевnote 97 находят себе пищу голуби самой разнообразной расцветки, взлетающие стаями с шумом громового раската. Среди них — голубые с пурпурной шапочкой, зеленые с сапфировым хохолком, фиолетовые с блестками золота. Чудесная россыпь драгоценных камней, под которой живая плоть, сочная и душистая.
— Я бы их прямо сырыми съел! — сглотнул слюну Тотор. — Эх, где ты, мое ружье!
Тут и там возвышались огромные тиковые деревья, эвкалиптыnote 98, голубые камедные деревьяnote 99, магнолииnote 100, усыпанные нежными фиолетовыми цветами, утыканные шипами акации, гигантские папоротники, саговникиnote 101, хвощиnote 102, казуарины… note 103
— Ничего стоящего нет, пошли дальше!
По земле стелились мхи, нога погружалась в них чуть не до колена, росли огромные, как зонтики, грибы, поляны заполняли плауны-ликоподиумыnote 104 с мелкими листочками, потом появились заросли неизвестных растений, в которых изредка проскальзывала игуанаnote 105, змея или просто пальмовая крыса.
Истекая потом, измученные невыносимой жарой, с урчащими от голода животами молодые люди уже начали отчаиваться.
Но зоркий, внимательный глаз парижанина заметил каких-то толстых белых червей, скорее гусениц, карабкающихся по ветвям невысокой, не более пяти метров, широкоствольной пальмы.
Личинки красивого белого цвета с перламутровым оттенком, длиной сантиметров тридцать пять и толщиной в ружейный ствол обгладывали пористую кору и устраивали себе просторные гнезда.
— Повезло! — Тотор подскочил от радости. — Наконец есть чем перекусить… Думаю, не слишком рано для завтрака?
— Питаться червями, гусеницами? Мерзость! Тьфу!
— «С удовольствием» или «тьфу» — это уж как тебе нравится, дружище. Но вкусно! Это пальмовые черви, их пища — все то же вино, что мы пили, живут они в коре, как крысы в норах.
— Ты уверен?
— Отец их ел. Когда рассказывал, у него слюнки текли. Начали! Раз-два!
Он схватил личинку, напоминающую ломоть колбасы, не колеблясь, отхватил зубами изрядный кусок и тут же радостно проглотил его.
— Ну как? — спросил Меринос, кривя рот.
— Потрясающе! Сладко, изысканно, прекрасно пахнет. Можно подумать
— макароны с сахаром, ванилью и взбитым белком. Давай, не бойся, делай как я!
— Придется, потому что я умираю от голода.
И без малейшего энтузиазма американец принялся за червяка, который корчился, складываясь вдвое, извивался.
— Да не глотай ты его целиком! А то бунт поднимет у тебя в желудке! А сейчас, черт возьми, не время принимать рвотное!
Лицо Мериноса понемногу светлело. Он жевал с растущим удовольствием и вскоре воскликнул с набитым ртом:
— Ты прав, Тотор! Это изысканное блюдо!
— Правда? Мне кажется, я сто порций съем! Забавно, что жизнь дикаря преподносит такие сюрпризы. Мы в конце концов еще не вышли из детского возраста и, ей-богу, от сладостей не откажемся!
Наевшись досыта, друзья нашли родник и с наслаждением утолили жажду. И вот Тотор с Мериносом, снова полные отваги и сил, строят новые планы, с надеждой смотрят в будущее, ищут выход.
Прежде всего: где они находятся? Возможно, на западном берегу Новой Гвинеи. Затерянная страна, вдалеке от проторенных морских путей, без связей с цивилизованными странами; короче — неизвестность, пустыня!
Молодые люди вынуждены рассчитывать только на самих себя, они могут лишь с трудом поддерживать свое существование без провианта, постепенно теряя силы, а возможно, и надежду.
Им придется предпринимать сверхчеловеческие усилия, приспосабливаться, нужно найти местных жителей, добиться помощи от них. Только кто эти жители? Может быть, каннибалы?
— Ну, хватит! — беззаботно подвел итог Тотор. — Нечего пугать самих себя! И с каннибалами договоримся! Папа в свое время укротил тигра и орангутанга, а мы… разве не собирались мы дрессировать кита?
Планы, конечно, разумные, но выполнить их не так-то легко. Затерянные в лесу, утонувшие в огромном и бесплодном море растительности, Тотор и Меринос плутали бесцельно и бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Через несколько часов жестоких страданий все стало ясно. Кит заметно уставал, тяжело дышал, а скорость замедлялась. Он все ближе подходил к берегу, куда его подталкивал начинающийся прилив. Берег вырисовывался ясней, вскоре показались привычные кокосовые пальмы, песчаный берег, над которым возвышались скалы. Вот и тихая бухта.
Тотор, заметив красный след на боку кита, воскликнул с жалостью:
— Бедная зверюга, она истекает кровью!
Большой вал подхватил кита, перевернул и потащил в бухту. Волна отступила, и кит оказался на рифах, которые зажали его.
— Ура, мы спасены! — закричал американец.
ГЛАВА 9
Загадка разъясняется. — Тотор и Меринос упиваются молоком. — Тотор-хирург. — Песчаные блохи. — Невзгоды. — Через лес. — Пальмовые черви. — Неожиданное лакомство. — Дни нужды. — Неизвестность. — Спасательная операция. — Чудовище. — Золотые часы. — Бриллиантовая монограмма.
Осознав, что спасены, два друга вновь обрели бодрость. Солнце клонилось к закату, но оставался еще час светлого времени. Целый час! Это даже больше, чем требуется двум таким молодцам, чтобы выкрутиться.
Земля близко, совсем близко, в нескольких сотнях метров. Они отшвырнули ставший ненужным буксирный «трос» и взялись за весла. Но прежде, чем отплыть, парижанин осмотрел кита.
Как мы помним, его наполовину выбросило на берег, перевернуло, и он застрял в острых рифах. Сейчас была видна левая часть живота.
Первое, что заметил Тотор, было нечто белое, жесткое, вроде рогатины, косо торчавшее из бока кита.
— Бедняга! — пожалел молодой человек. — Он нас спас. Не будем же неблагодарны, подплывем поближе и посмотрим, нельзя ли помочь.
— Yes! Подплывем, только осторожно… Стоит ему ударить хвостом…
Они подгребли к киту. Исполин смотрел на них своим маленьким, чуть больше, чем у быка, глазом, но не шевелился.
— Это же бивень покойного нарвала. От него и кровотечение, — установил Тотор. — Видишь, обломок высовывается наружу на метр под углом сорок пять градусов. А в теле еще по меньшей мере два метра. Великолепный удар! Теперь я понял! Все объясняется!
— Что?
— Плавающие водоросли-канаты зацепились за этот «гарпун», когда мы проходили отмель.
— Похоже, что так.
— Когда их сопротивление стало беспокоить кита, он помчался как безумный, таща за собой связку водорослей. Парочку из них я подхватил на ходу, и мадам Жонас, у которой защекотало еще больше, стала удирать. Вот она — разгадка буксира! Стебли так крепко обмотались вокруг бивня, что невозможно было отодрать. Я уже не удивляюсь, что бедная пришпоренная зверюга так мчалась, и в конце концов рана стала кровоточить.
— Верно.
— Надо попробовать выдернуть обломок. Хоть это мы должны сделать для нашей спасительницы.
— Согласен заняться хирургией, но только чуть позже.
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь, изверг! Я умираю от голода и жажды! Прежде всего хочу молока, упиться потоками молока, а потом хоть лопнуть!
— Ты свихнулся?
— А ты ослеп? Молоко! Оно бьет из сосцов миссис Жонас!
— Тысяча чертей! Ты прав, а я — простофиля! Куда только смотрел!
Меринос не ошибся: придавленные к скале сосцы источали ручьи молока, которое, смешиваясь с морской водой, окрашивало ее в опаловый цвет.
Тотор подвел лодку к скале и причалил. Затем ухватился обеими руками за молочную железу размером побольше бочки. Меринос не медля сделал то же самое, и оба принялись пить с неистовой жадностью, большими глотками.
Они укрылись за выступом мадрепоровых кораллов, и мадам Жонас больше не видела их. Оглушенное животное оставалось спокойным во время великолепного и комичного обеда спасенных мореплавателей, которые пили и не могли оторваться.
Боже, какое упоение! Какое блаженство! О, это замечательное молоко, густое, сладкое, теплое, пенящееся, столь же питательное и вкусное, как у коров в долине Ож.
Невольные робинзоны были ненасытны. Но их можно понять, если вспомнить о постигших их лишениях и страданиях.
С тех пор как друзья покинули «Морган», юношам не приходилось пить ничего, кроме кокосового молока, которое им осточертело, и пальмового вина, горячившего их кровь.
Почти четверть часа Тотор и Меринос с жадностью упивались молоком. Наконец Тотор остановился и проговорил, размазывая по лицу живительную влагу:
— Уф! Больше не могу. Надулся до безобразия, как теленок.
— А я как young whalenote 94.
— Да, как китенок, это точней. Прекрасный обед! Ах, мадам Жонас, дорогая благодетельница, как вы милосердны! А ты, дорогой мой отец, герой легенд! Если бы ты мог взглянуть на своего малыша! А вы, король шерсти! Почему не дано вам лицезреть вашего наследника в шутовском колпаке, сосущего кормилицу-китиху!
Меринос, который вновь обрел хорошее настроение, расхохотался и продолжал:
— Это уж верх несуразицы! Как жаль, что нечем сфотографировать! Какую открытку можно было бы послать! А то на слово никто не поверит.
— Черт возьми, наше слово твердо! И если кокосовая пальма служила нам соской, почему бы не взять в кормилицы китиху? Не поверят — тем хуже для них! А теперь будем оперировать мадам Жонас.
Парижанин крепко ухватил обеими руками длинное костяное острие и потянул изо всех сил, а Гарри, упершись в скалу, удерживал лодку.
— Черт возьми, глубоко сидит.
Китиха шумно дышала и вздрагивала.
— Ну-ну, не шевелитесь, мамаша Жонас, это для вашего же блага!
Тотор снова дергал, качая острие из стороны в сторону. Бивень шатался в ножнах из живой плоти. Обильно текла кровь, забрызгивая хирурга, который тужился, стонал и кряхтел.
— Пошло, пошло! Держись, старушка! И главное, чур, без оплеух!
Тяжелый бивень стал понемногу подаваться и наконец неожиданно выскочил из раны.
Китиха содрогнулась всем телом.
Плюх! Бивень упал в воду, увлекая за собой парижанина, который барахтался и кричал:
— Не было бобо! Прошло как по маслу! Прекрасная ванна! Заодно можно поплескаться в приливе. Отведи лодку к берегу, а я за тобой вплавь.
Через пять минут друзья выбрались на берег. Ничуть не расслабленный послеобеденным купанием, Тотор встряхивался как собачонка, вытягивая «Нарвала» на сушу.
— Солнце садится, пора в постельку.
— Жестковата эта bednote 95, но мы слишком устали.
На берегу — тонкий песок, усеянный кусками белых, как снег, кораллов. Молодые люди раскидали ногами мадрепоры, расчистили себе маленькие площадки, улеглись и тут же заснули.
Утром они позавтракали молоком: мадам Жонас все еще лежала на берегу. Путешественники получили обильную и питательную еду.
Насытившись, они наполнили свое судно песком и кораллами, чтобы не дать ему пересохнуть. Этот тяжелый труд из-за отсутствия инструментов занял почти весь день. Вечером друзья рассчитывали вплавь добраться до китихи и попросить у нее ужин, но она уже снялась с мели и резвилась посреди бухты, высоко выбрасывая фонтан и медленно выбираясь в открытое море.
— Не повезло! — пожалел Тотор. — А я-то надеялся приручить мадам Жонас и устроить здесь образцовый молочный завод! Мы бы делали китовые сыры типа грюйера, камамбера, честераnote 96 и двойного сливочного. Увы, несбыточные мечты.
— Придется лечь без ужина.
— Аминь!
Путешественники снова улеглись на песке, но бесчисленные жгущие, колющие укусы мешали им сомкнуть глаза. Накануне вечером Тотор и Гарри настолько устали, что ничего не почувствовали, но сегодня! Легионы песчаных блох накинулись на них, кусали, свербили — поистине адская мука.
Устав ворочаться, друзья поднялись, отступили во мрак на несколько сот метров, и повалились на слой ила.
Восход солнца принес избавление.
В одном лье от бухты начинался лес. Пустые желудки погнали подростков к огромной зеленой стене, закрывавшей окрашенный пурпуром горизонт.
Несмотря на весь свой оптимизм, парижанин начал роптать:
— Все-таки надоедает постоянно бороться за похлебку. Хочется минуту побыть жалкими путешественниками-любителями, людьми на прогулке, которые могут и порадоваться жизни! В Австралии были еще цветочки!
— О да, дружище, то были цветочки! Мы — робинзоны волн, робинзоны песков, робинзоны лесов, бродячие робинзоны… да, наша жизнь сурова. Ох, попадись мне этот мерзавец Дик!
— Думаю, он от нас не уйдет. Вот тогда ему придется дорого заплатить за наши беды и невзгоды! А пока суд да дело, нужно что-то придумать.
Придумать-то нужно, но им не везло.
Вскоре путешественники были уже в лесу — великолепном, но совершенно бесплодном.
В зарослях мускатных деревьевnote 97 находят себе пищу голуби самой разнообразной расцветки, взлетающие стаями с шумом громового раската. Среди них — голубые с пурпурной шапочкой, зеленые с сапфировым хохолком, фиолетовые с блестками золота. Чудесная россыпь драгоценных камней, под которой живая плоть, сочная и душистая.
— Я бы их прямо сырыми съел! — сглотнул слюну Тотор. — Эх, где ты, мое ружье!
Тут и там возвышались огромные тиковые деревья, эвкалиптыnote 98, голубые камедные деревьяnote 99, магнолииnote 100, усыпанные нежными фиолетовыми цветами, утыканные шипами акации, гигантские папоротники, саговникиnote 101, хвощиnote 102, казуарины… note 103
— Ничего стоящего нет, пошли дальше!
По земле стелились мхи, нога погружалась в них чуть не до колена, росли огромные, как зонтики, грибы, поляны заполняли плауны-ликоподиумыnote 104 с мелкими листочками, потом появились заросли неизвестных растений, в которых изредка проскальзывала игуанаnote 105, змея или просто пальмовая крыса.
Истекая потом, измученные невыносимой жарой, с урчащими от голода животами молодые люди уже начали отчаиваться.
Но зоркий, внимательный глаз парижанина заметил каких-то толстых белых червей, скорее гусениц, карабкающихся по ветвям невысокой, не более пяти метров, широкоствольной пальмы.
Личинки красивого белого цвета с перламутровым оттенком, длиной сантиметров тридцать пять и толщиной в ружейный ствол обгладывали пористую кору и устраивали себе просторные гнезда.
— Повезло! — Тотор подскочил от радости. — Наконец есть чем перекусить… Думаю, не слишком рано для завтрака?
— Питаться червями, гусеницами? Мерзость! Тьфу!
— «С удовольствием» или «тьфу» — это уж как тебе нравится, дружище. Но вкусно! Это пальмовые черви, их пища — все то же вино, что мы пили, живут они в коре, как крысы в норах.
— Ты уверен?
— Отец их ел. Когда рассказывал, у него слюнки текли. Начали! Раз-два!
Он схватил личинку, напоминающую ломоть колбасы, не колеблясь, отхватил зубами изрядный кусок и тут же радостно проглотил его.
— Ну как? — спросил Меринос, кривя рот.
— Потрясающе! Сладко, изысканно, прекрасно пахнет. Можно подумать
— макароны с сахаром, ванилью и взбитым белком. Давай, не бойся, делай как я!
— Придется, потому что я умираю от голода.
И без малейшего энтузиазма американец принялся за червяка, который корчился, складываясь вдвое, извивался.
— Да не глотай ты его целиком! А то бунт поднимет у тебя в желудке! А сейчас, черт возьми, не время принимать рвотное!
Лицо Мериноса понемногу светлело. Он жевал с растущим удовольствием и вскоре воскликнул с набитым ртом:
— Ты прав, Тотор! Это изысканное блюдо!
— Правда? Мне кажется, я сто порций съем! Забавно, что жизнь дикаря преподносит такие сюрпризы. Мы в конце концов еще не вышли из детского возраста и, ей-богу, от сладостей не откажемся!
Наевшись досыта, друзья нашли родник и с наслаждением утолили жажду. И вот Тотор с Мериносом, снова полные отваги и сил, строят новые планы, с надеждой смотрят в будущее, ищут выход.
Прежде всего: где они находятся? Возможно, на западном берегу Новой Гвинеи. Затерянная страна, вдалеке от проторенных морских путей, без связей с цивилизованными странами; короче — неизвестность, пустыня!
Молодые люди вынуждены рассчитывать только на самих себя, они могут лишь с трудом поддерживать свое существование без провианта, постепенно теряя силы, а возможно, и надежду.
Им придется предпринимать сверхчеловеческие усилия, приспосабливаться, нужно найти местных жителей, добиться помощи от них. Только кто эти жители? Может быть, каннибалы?
— Ну, хватит! — беззаботно подвел итог Тотор. — Нечего пугать самих себя! И с каннибалами договоримся! Папа в свое время укротил тигра и орангутанга, а мы… разве не собирались мы дрессировать кита?
Планы, конечно, разумные, но выполнить их не так-то легко. Затерянные в лесу, утонувшие в огромном и бесплодном море растительности, Тотор и Меринос плутали бесцельно и бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33