Потом мы захватили одного из них, самого большого, и он был у нас рабом.
— Очень хорошо!
— Но он удрал.
— Эх вы, дурачье!
— Потом он стал другом Магопо, вождя племени батоков. А тот, которого ты называешь Альбером, чуть не умер от лихорадки, но проводники спасли ему жизнь. Берегись его, он страшный человек. Если он узнает, что у тебя в плену находится его жена, что ты хочешь ее сделать хозяйкой твоего крааля, что ты убил…
В это мгновение внутри фургона послышался глухой стон. Бледная, задыхающаяся, обезумевшая от волнения Анна слышала сквозь щель весь этот разговор. Он велся на языке ботлами, одного из племен западных бечуанов, которое живет в южной части Калахари. Оба сообщника вполне могли рассчитывать, что никто их не поймет. По госпожа де Вильрож, постоянно сопровождавшая отца в его разъездах, отлично знала местные наречия. Она не упустила ни одного слова из того, что говорили злодеи.
Таким образом неожиданный случай раскрыл перед ней все замыслы Клааса, который оказался далеко не благодетелем. Он предстал перед глазами Анны как мерзавец, страсти которого не знают никаких преград и для которого все средства хороши. Ранение Альбера, попытки найти его, сведения о его новом местонахождении — все обман! Заступничество во время нападения разбойников
— обман! Все обман, кроме неумолимых и зловещих результатов: утрата отца и пленение.
Негр услышал стон, раздавшийся в фургоне, и умолк.
— Нас слышат! — шепотом сказал он после паузы.
— Да, но не понимают. Иди. Скажи моим братьям, что все идет хорошо. Проломанная Башка скоро получит женщину с черными волосами. Что касается вас, продолжайте хорошо служить нам. Будьте верны, и скоро у вас будет столько кап-бренди, сколько воды в Мози-оа-Тунья. Ты меня слышишь, Кайман?
— Слышу, — ответил вождь, и голос его задрожал от жадности.
— Когда мы найдем булыжник, которым кафры обрабатывают жернова, бечуаны будут на всю жизнь обеспечены огненной водой белых людей, — повторил бур.
— Огненной водой и ружьями.
— Обещаю.
— А если мы захватим Альбера и тех двух, можно ли нам будет принести их кровь в жертву баримам и скушать мясо?
— Нет. Бечуаны отдадут их нам живыми. Надо предварительно снять с них всю одежду и тоже отдать нам.
— Зачем?
— Так я хочу. А ты исполняй! Иначе не будет ни ружей, ни кап-бренди.
— Хорошо. Даю тебе слово вождя.
— Прощай.
Дрожа от негодования и горя, госпожа до Вильрож все рассказала своей спутнице, которая пришла в ужас, и всю ночь обе они потратили на то, что строили смелые, но, увы, неосуществимые планы спасения. Они ничего не могли предпринять, даже побега, в особенности побега.
Вместе с тем, как ни были ужасны ночные разоблачения, они имели и свою хорошую сторону: из них явствовало, что Альбер жив, что он находится где-то поблизости, что Клаас знает его смелый замысел и тоже направляется к водопаду. Правда, обе женщины утратили обманчивое чувство безопасности, но теперь они смогут вступить с бандитом в борьбу или, по крайней мере, защищаться и в случае безвыходности положения искать спасения в смерти.
Как ни был велик ужас, который внушал им Клаас, они Себя сдерживали и были с ним только более холодны, чем обычно, когда утром он зашел поздороваться. Клаас считал себя любезным кавалером. С некоторых пор ему даже стало казаться, что он приобретает светский лоск.
Поэтому, увидев оказанный ему прием, он угрюмо взобрался на передок фургона и стал стегать быков чамбоком: на них изливал он свой бессильный гнев.
Именно тогда госпожа де Вильрож сильно уколола себя в палец, чтобы кровью написать на чистом листке библии те несколько слов, которые нашел Сэм Смит.
Затем обе женщины, убежденные, что если хорошо поискать, то в фургоне можно будет найти хоть какое-нибудь оружие, провели в поисках весь день. Тюремщик дулся на них, но это позволяло им делать свое дело без помех. И случай великолепно им помог. Позади банок с консервами они нашли бочонок с порохом, а среди бумаг убитого хозяина фургона оказался заряженный револьвер в кобуре.
Нож в руках Анны произвел бы на Клааса не большее впечатление, чем иголка. Но огнестрельное оружие — вещь опасная, независимо от того, чья рука его держит. Кроме того, если пуля, выпущенная наугад, могла в него и не попасть, то уж при взрыве бочонка с порохом он погиб бы обязательно.
Таково было положение, когда Сэм Смит увидел разъяренных люден, мчавшихся к нему со всех сторон с криками:
— Смерть Сэму Смиту! Смерть! Смерть вору!
9
Братья-враги. — Война на истребление. — Гибель целого племени. — Три основных южноафриканских народа: кафры, готтентоты, бушмены, — Опасное путешествие по Верхней Замбези. — Опять на мели! — Жозефу мерещится передвижение скал. — Встреча с разъяренным гиппопотамом. — Плавание по воде, окрашенной кровью. — Любовь матери. — Садовый Остров. — Крик отчаяния.
Считается почти установленным, что племя батоков, оказавшее Александру столь сердечное гостеприимство, в настоящее время полностью вымерло. Этот малочисленный народец некогда процветал и обладал известной культурой, которая вызывала зависть соседей, но его былое благосостояние пришло в упадок уже в эпоху путешествий доктора Ливингстона. Поля, которые усердно обрабатывались в течение долгого ряда лет, заросли сорной травой, и пустыня, преображенная трудом черных земледельцев, снова приняла свой первобытный вид. Ожесточенная война, война на истребление, не знающая ни милости, ни пощады, делала все более редкими ряды несчастных туземцев. Последние остатки племени группировались вокруг вождей, охранявших культ богов баримов. Батоки ревностно придерживались верований своих отцов и не желали оставить район водопада. Гул воды, пять столбов испарений, сверкание радуги батоки по наивности и невежеству принимали за проявление сверхъестественных сил. Последний из них пожелал умереть, глядя на «Мотсе-оа-Баримос», то есть на «столбы богов».
Но боги, увы, оставались глухи к горячим мольбам верующих, которых непримиримые враги из племени макололо, несмотря на общность происхождения, истребляли медленно, «но неукоснительно.
Действительно, батоки относятся, верней говоря — относились, к обширной семье бечуанов, принадлежащих к кафрской расе, которая населяет три четверти южноафриканской территории.
Но раз уж зашла речь о южноафриканских расах, то автор хотел бы немного углубиться в вопросы этнографии. Наше повествование только выиграет от этого, ибо, в конце концов, нас интересует не только драма, но и география.
Бесчисленные племена, живущие на этой огромной территории, делятся в отношении общих черт и языка на три отдельные расы. Это кафры, готтентоты и бушмены, которых зовут также бошиманами или божьеманами. Кафры получили свое наименование от арабского слова «кафер» — неверный. Скажем лишь несколько слов об этимологии общего наименования бечуанов и перейдем к макололо, которые являются последними представителями расы на севере.
Название «бечуана» образуется из слов «чуана», что значит «подобный» и местоимения «бот» — они. Таким образом, слово «бечуана» означает «равные» или «товарищи». Рассказывают, что некий путешественник — имя его неизвестно — пытался узнать у этих людей сведения о соседних племенах, а они ему отвечали: «бет чуана», то есть «они такие же, как мы». Путешественник не понял ответа и решил, что ему сообщают общее название народов, живущих между Оранжевой рекой и 16-й южной параллелью.
Однако, будучи «равными», «подобными» и «товарищами», племена бечуанов ведут между собой ожесточенные войны, чему доказательством служит братоубийственная борьба батоков с макололо, закончившаяся полным истреблением батоков.
Мы возвращаемся к нашему повествованию, которое прервали на одном из последних эпизодов этой войны…
Хорошо подкрепившись и рассказав друг другу пережитые испытания, Александр, Альбер и Жозеф решили переправиться на островок, расположенный в верхней части водопада, то есть туда, где должны были томиться его преподобие и полицейский.
— Едем, — с шутливой решимостью сказал Александр, берясь за весла. — Едем к нашим двум нахалам…
— Приходится, — улыбаясь, добавил Альбер. — Ничего не поделаешь…
— Что ж, едем!
Переправа велась с бесконечными предосторожностями и очень медленно. Надо было пробираться между огромными деревьями, которые река в живописном беспорядке относила к острову. Деревья громоздились одно на другое, и это было опасно. Иногда утлый челнок вплотную касался серых скал, отполированных водой и солнцем, и легко скользил по протокам, которые Александр, по-видимому, прекрасно изучил. Альбер уже готов был высказать ему свой восторг, когда резкий толчок одновременно остановил и его и суденышко.
— Тысяча молний! — воскликнул Александр. — Или я совершенно поглупел, или скалы вырастают здесь за сутки. Они закрыли проход, который я знаю, как свой карман!
Жозеф от толчка повалился навзничь, но поднялся и ворчал, покуда Альбер, упавший спиной на киль, тщетно пытался встать на ноги.
— Карай! — ругался каталонец. — Я ударился грудью. Счастье, что она у меня крепкая, как барабан!..
— Да и пирога крепкая! — заметил Альбер, наконец нашедший равновесие.
Оно не было слишком устойчиво, потому что пирогу потряс второй, не менее сильный удар.
— Эх ты, горе-лодочник! — подшутил Александр над самим собой, несмотря на всю серьезность положения. — Ты, видно, забыл очистить русло у пристани?.. Или баримы за одни сутки изменили течение воды?
— Черт возьми! — воскликнул Жозеф. — Смотрите, месье Альбер, месье Александр: скалы…
— Что — скалы?
— Они ходят…
Из-под воды послышался мощный рев, какой могло бы издать стадо разъяренных буйволов, и одновременно под самым носом у Жозефа вынырнула противная голова.
— У, протибный зберь! — воскликнул каталонец, увидев огромную пасть, утыканную короткими, но крепкими, как булыжник, зубами, и широко раскрытые ноздри, из которых вырывался прерывистый храп.
— Так! — спокойно сказал Александр. — Стало быть, это не плавучая скала, а просто-напросто гиппопотам… Спокойствие, друзья, спокойствие. Возьми свой карабин, Альбер, и стреляй ему прямо в пасть… иначе…
Он не закончил фразы. Его друг еще не успел схватить ружье и прицелиться, как чудовище вынырнуло, открывая до половины заплывшее жиром туловище.
Гиппопотам глубоко вдохнул свежий воздух, уставил на трех друзей свои маленькие хищные глазки, встряхнул короткими и жесткими ушами, затем, вцепившись зубами в борт суденышка, стал раскачивать его так бешено, что оно вмиг набрало воды и едва не опрокинулось вверх дном. Этот случай чуть не погубил трех французов, но он же оказался и залогом их спасения. Набрав воды, лодка отяжелела, и это сразу придало ей устойчивость.
Гиппопотам хотел повторить атаку. Он немного отступил назад, чтобы погрузиться, подплыть под лодку и поднять ее могучей своей спиной. Если бы он промахнулся, у него бы еще оставалась возможность навалиться на нее всей своей огромной тяжестью и раздавить.
— Да стреляй же! — кричал Александр.
В тот же миг послышался жалобный стон, и на желтоватой поверхности воды расплылось широкое красное пятно. Толстокожее животное на миг замерло и явно забеспокоилось.
Альбер использовал минуту и выстрелил. Отчетливо был слышен сухой удар: пуля пробила лопатку; кровь ударила и смешалась с водой, которая и ранее была красной, но по неизвестной причине.
— Он ранен! — воскликнул стрелок. — Он пойдет ко дну…
Однако, несмотря на страшную рану, гиппопотам делал отчаянные усилия, чтобы удержаться на воде. Странно, он уже как будто не обращал внимания на лодку, которая так недавно привела его в ярость, и в его помутившихся глазах уже не было злобы. Он поднялся, стал поворачиваться во все стороны, оглядывая открытое пространство, и издавал глухое ворчанье, в котором слышалось больше тревоги, чем гнева.
Альбер хотел выстрелить из второго ствола, но Александр его удержал.
— Не стоит, — сказал он. — Лучше побереги последние патроны, зверь уже не опасен.
— Как это так?
— Да вот смотри!..
Неподвижная туша поднялась из воды позади пироги и поплыла, уносимая течением. А гиппопотам, которого Альбер только что ранил, замычал страшным голосом и поплыл вдогонку за мертвой тушей. Но ее уносило быстрым течением, и гиппопотаму было трудно угнаться.
— Ну, мы счастливо отделались! — сказал Александр со вздохом облегчения.
— Ты считаешь, что всякая опасность миновала?
— Бесспорно! И только благодаря нашей счастливой звезде: она столкнула нас с самкой. Хороши бы мы были, если бы напоролись на самца.
— Если бы наша звезда действительно была счастливой, она убрала бы с нашей дороги всех толстокожих, без различия пола.
— Согласен. Однако согласись и ты, что гнев этого несчастного зверя был вполне оправдан.
— Почему?
— Потому что мать преспокойно гуляла у себя в реке, нисколько не думая ни о сокровищах кафрских королей, ни о европейцах, которые за этими сокровищами гоняются, как вдруг «нос нашей пироги, острый как шпора, зарезал ее детеныша, которого она держала у себя на спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Очень хорошо!
— Но он удрал.
— Эх вы, дурачье!
— Потом он стал другом Магопо, вождя племени батоков. А тот, которого ты называешь Альбером, чуть не умер от лихорадки, но проводники спасли ему жизнь. Берегись его, он страшный человек. Если он узнает, что у тебя в плену находится его жена, что ты хочешь ее сделать хозяйкой твоего крааля, что ты убил…
В это мгновение внутри фургона послышался глухой стон. Бледная, задыхающаяся, обезумевшая от волнения Анна слышала сквозь щель весь этот разговор. Он велся на языке ботлами, одного из племен западных бечуанов, которое живет в южной части Калахари. Оба сообщника вполне могли рассчитывать, что никто их не поймет. По госпожа де Вильрож, постоянно сопровождавшая отца в его разъездах, отлично знала местные наречия. Она не упустила ни одного слова из того, что говорили злодеи.
Таким образом неожиданный случай раскрыл перед ней все замыслы Клааса, который оказался далеко не благодетелем. Он предстал перед глазами Анны как мерзавец, страсти которого не знают никаких преград и для которого все средства хороши. Ранение Альбера, попытки найти его, сведения о его новом местонахождении — все обман! Заступничество во время нападения разбойников
— обман! Все обман, кроме неумолимых и зловещих результатов: утрата отца и пленение.
Негр услышал стон, раздавшийся в фургоне, и умолк.
— Нас слышат! — шепотом сказал он после паузы.
— Да, но не понимают. Иди. Скажи моим братьям, что все идет хорошо. Проломанная Башка скоро получит женщину с черными волосами. Что касается вас, продолжайте хорошо служить нам. Будьте верны, и скоро у вас будет столько кап-бренди, сколько воды в Мози-оа-Тунья. Ты меня слышишь, Кайман?
— Слышу, — ответил вождь, и голос его задрожал от жадности.
— Когда мы найдем булыжник, которым кафры обрабатывают жернова, бечуаны будут на всю жизнь обеспечены огненной водой белых людей, — повторил бур.
— Огненной водой и ружьями.
— Обещаю.
— А если мы захватим Альбера и тех двух, можно ли нам будет принести их кровь в жертву баримам и скушать мясо?
— Нет. Бечуаны отдадут их нам живыми. Надо предварительно снять с них всю одежду и тоже отдать нам.
— Зачем?
— Так я хочу. А ты исполняй! Иначе не будет ни ружей, ни кап-бренди.
— Хорошо. Даю тебе слово вождя.
— Прощай.
Дрожа от негодования и горя, госпожа до Вильрож все рассказала своей спутнице, которая пришла в ужас, и всю ночь обе они потратили на то, что строили смелые, но, увы, неосуществимые планы спасения. Они ничего не могли предпринять, даже побега, в особенности побега.
Вместе с тем, как ни были ужасны ночные разоблачения, они имели и свою хорошую сторону: из них явствовало, что Альбер жив, что он находится где-то поблизости, что Клаас знает его смелый замысел и тоже направляется к водопаду. Правда, обе женщины утратили обманчивое чувство безопасности, но теперь они смогут вступить с бандитом в борьбу или, по крайней мере, защищаться и в случае безвыходности положения искать спасения в смерти.
Как ни был велик ужас, который внушал им Клаас, они Себя сдерживали и были с ним только более холодны, чем обычно, когда утром он зашел поздороваться. Клаас считал себя любезным кавалером. С некоторых пор ему даже стало казаться, что он приобретает светский лоск.
Поэтому, увидев оказанный ему прием, он угрюмо взобрался на передок фургона и стал стегать быков чамбоком: на них изливал он свой бессильный гнев.
Именно тогда госпожа де Вильрож сильно уколола себя в палец, чтобы кровью написать на чистом листке библии те несколько слов, которые нашел Сэм Смит.
Затем обе женщины, убежденные, что если хорошо поискать, то в фургоне можно будет найти хоть какое-нибудь оружие, провели в поисках весь день. Тюремщик дулся на них, но это позволяло им делать свое дело без помех. И случай великолепно им помог. Позади банок с консервами они нашли бочонок с порохом, а среди бумаг убитого хозяина фургона оказался заряженный револьвер в кобуре.
Нож в руках Анны произвел бы на Клааса не большее впечатление, чем иголка. Но огнестрельное оружие — вещь опасная, независимо от того, чья рука его держит. Кроме того, если пуля, выпущенная наугад, могла в него и не попасть, то уж при взрыве бочонка с порохом он погиб бы обязательно.
Таково было положение, когда Сэм Смит увидел разъяренных люден, мчавшихся к нему со всех сторон с криками:
— Смерть Сэму Смиту! Смерть! Смерть вору!
9
Братья-враги. — Война на истребление. — Гибель целого племени. — Три основных южноафриканских народа: кафры, готтентоты, бушмены, — Опасное путешествие по Верхней Замбези. — Опять на мели! — Жозефу мерещится передвижение скал. — Встреча с разъяренным гиппопотамом. — Плавание по воде, окрашенной кровью. — Любовь матери. — Садовый Остров. — Крик отчаяния.
Считается почти установленным, что племя батоков, оказавшее Александру столь сердечное гостеприимство, в настоящее время полностью вымерло. Этот малочисленный народец некогда процветал и обладал известной культурой, которая вызывала зависть соседей, но его былое благосостояние пришло в упадок уже в эпоху путешествий доктора Ливингстона. Поля, которые усердно обрабатывались в течение долгого ряда лет, заросли сорной травой, и пустыня, преображенная трудом черных земледельцев, снова приняла свой первобытный вид. Ожесточенная война, война на истребление, не знающая ни милости, ни пощады, делала все более редкими ряды несчастных туземцев. Последние остатки племени группировались вокруг вождей, охранявших культ богов баримов. Батоки ревностно придерживались верований своих отцов и не желали оставить район водопада. Гул воды, пять столбов испарений, сверкание радуги батоки по наивности и невежеству принимали за проявление сверхъестественных сил. Последний из них пожелал умереть, глядя на «Мотсе-оа-Баримос», то есть на «столбы богов».
Но боги, увы, оставались глухи к горячим мольбам верующих, которых непримиримые враги из племени макололо, несмотря на общность происхождения, истребляли медленно, «но неукоснительно.
Действительно, батоки относятся, верней говоря — относились, к обширной семье бечуанов, принадлежащих к кафрской расе, которая населяет три четверти южноафриканской территории.
Но раз уж зашла речь о южноафриканских расах, то автор хотел бы немного углубиться в вопросы этнографии. Наше повествование только выиграет от этого, ибо, в конце концов, нас интересует не только драма, но и география.
Бесчисленные племена, живущие на этой огромной территории, делятся в отношении общих черт и языка на три отдельные расы. Это кафры, готтентоты и бушмены, которых зовут также бошиманами или божьеманами. Кафры получили свое наименование от арабского слова «кафер» — неверный. Скажем лишь несколько слов об этимологии общего наименования бечуанов и перейдем к макололо, которые являются последними представителями расы на севере.
Название «бечуана» образуется из слов «чуана», что значит «подобный» и местоимения «бот» — они. Таким образом, слово «бечуана» означает «равные» или «товарищи». Рассказывают, что некий путешественник — имя его неизвестно — пытался узнать у этих людей сведения о соседних племенах, а они ему отвечали: «бет чуана», то есть «они такие же, как мы». Путешественник не понял ответа и решил, что ему сообщают общее название народов, живущих между Оранжевой рекой и 16-й южной параллелью.
Однако, будучи «равными», «подобными» и «товарищами», племена бечуанов ведут между собой ожесточенные войны, чему доказательством служит братоубийственная борьба батоков с макололо, закончившаяся полным истреблением батоков.
Мы возвращаемся к нашему повествованию, которое прервали на одном из последних эпизодов этой войны…
Хорошо подкрепившись и рассказав друг другу пережитые испытания, Александр, Альбер и Жозеф решили переправиться на островок, расположенный в верхней части водопада, то есть туда, где должны были томиться его преподобие и полицейский.
— Едем, — с шутливой решимостью сказал Александр, берясь за весла. — Едем к нашим двум нахалам…
— Приходится, — улыбаясь, добавил Альбер. — Ничего не поделаешь…
— Что ж, едем!
Переправа велась с бесконечными предосторожностями и очень медленно. Надо было пробираться между огромными деревьями, которые река в живописном беспорядке относила к острову. Деревья громоздились одно на другое, и это было опасно. Иногда утлый челнок вплотную касался серых скал, отполированных водой и солнцем, и легко скользил по протокам, которые Александр, по-видимому, прекрасно изучил. Альбер уже готов был высказать ему свой восторг, когда резкий толчок одновременно остановил и его и суденышко.
— Тысяча молний! — воскликнул Александр. — Или я совершенно поглупел, или скалы вырастают здесь за сутки. Они закрыли проход, который я знаю, как свой карман!
Жозеф от толчка повалился навзничь, но поднялся и ворчал, покуда Альбер, упавший спиной на киль, тщетно пытался встать на ноги.
— Карай! — ругался каталонец. — Я ударился грудью. Счастье, что она у меня крепкая, как барабан!..
— Да и пирога крепкая! — заметил Альбер, наконец нашедший равновесие.
Оно не было слишком устойчиво, потому что пирогу потряс второй, не менее сильный удар.
— Эх ты, горе-лодочник! — подшутил Александр над самим собой, несмотря на всю серьезность положения. — Ты, видно, забыл очистить русло у пристани?.. Или баримы за одни сутки изменили течение воды?
— Черт возьми! — воскликнул Жозеф. — Смотрите, месье Альбер, месье Александр: скалы…
— Что — скалы?
— Они ходят…
Из-под воды послышался мощный рев, какой могло бы издать стадо разъяренных буйволов, и одновременно под самым носом у Жозефа вынырнула противная голова.
— У, протибный зберь! — воскликнул каталонец, увидев огромную пасть, утыканную короткими, но крепкими, как булыжник, зубами, и широко раскрытые ноздри, из которых вырывался прерывистый храп.
— Так! — спокойно сказал Александр. — Стало быть, это не плавучая скала, а просто-напросто гиппопотам… Спокойствие, друзья, спокойствие. Возьми свой карабин, Альбер, и стреляй ему прямо в пасть… иначе…
Он не закончил фразы. Его друг еще не успел схватить ружье и прицелиться, как чудовище вынырнуло, открывая до половины заплывшее жиром туловище.
Гиппопотам глубоко вдохнул свежий воздух, уставил на трех друзей свои маленькие хищные глазки, встряхнул короткими и жесткими ушами, затем, вцепившись зубами в борт суденышка, стал раскачивать его так бешено, что оно вмиг набрало воды и едва не опрокинулось вверх дном. Этот случай чуть не погубил трех французов, но он же оказался и залогом их спасения. Набрав воды, лодка отяжелела, и это сразу придало ей устойчивость.
Гиппопотам хотел повторить атаку. Он немного отступил назад, чтобы погрузиться, подплыть под лодку и поднять ее могучей своей спиной. Если бы он промахнулся, у него бы еще оставалась возможность навалиться на нее всей своей огромной тяжестью и раздавить.
— Да стреляй же! — кричал Александр.
В тот же миг послышался жалобный стон, и на желтоватой поверхности воды расплылось широкое красное пятно. Толстокожее животное на миг замерло и явно забеспокоилось.
Альбер использовал минуту и выстрелил. Отчетливо был слышен сухой удар: пуля пробила лопатку; кровь ударила и смешалась с водой, которая и ранее была красной, но по неизвестной причине.
— Он ранен! — воскликнул стрелок. — Он пойдет ко дну…
Однако, несмотря на страшную рану, гиппопотам делал отчаянные усилия, чтобы удержаться на воде. Странно, он уже как будто не обращал внимания на лодку, которая так недавно привела его в ярость, и в его помутившихся глазах уже не было злобы. Он поднялся, стал поворачиваться во все стороны, оглядывая открытое пространство, и издавал глухое ворчанье, в котором слышалось больше тревоги, чем гнева.
Альбер хотел выстрелить из второго ствола, но Александр его удержал.
— Не стоит, — сказал он. — Лучше побереги последние патроны, зверь уже не опасен.
— Как это так?
— Да вот смотри!..
Неподвижная туша поднялась из воды позади пироги и поплыла, уносимая течением. А гиппопотам, которого Альбер только что ранил, замычал страшным голосом и поплыл вдогонку за мертвой тушей. Но ее уносило быстрым течением, и гиппопотаму было трудно угнаться.
— Ну, мы счастливо отделались! — сказал Александр со вздохом облегчения.
— Ты считаешь, что всякая опасность миновала?
— Бесспорно! И только благодаря нашей счастливой звезде: она столкнула нас с самкой. Хороши бы мы были, если бы напоролись на самца.
— Если бы наша звезда действительно была счастливой, она убрала бы с нашей дороги всех толстокожих, без различия пола.
— Согласен. Однако согласись и ты, что гнев этого несчастного зверя был вполне оправдан.
— Почему?
— Потому что мать преспокойно гуляла у себя в реке, нисколько не думая ни о сокровищах кафрских королей, ни о европейцах, которые за этими сокровищами гоняются, как вдруг «нос нашей пироги, острый как шпора, зарезал ее детеныша, которого она держала у себя на спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68