Огромная масса поднята, установлена на палубе, которая чуть ли не прогибается и не трещит от небывалой нагрузки. Люк тотчас же открывают. Господин Синтез, спокойный, как и перед началом экспедиции, выходит первым, за ним — сияющий химик, держа в руках все еще горящий электрический фонарь, который он позабыл выключить, когда снаряд уже проходил освещенные солнцем слои воды. Осталось перевезти «Крота» на атолл и освободить аппарат от балласта — двух кубометров воды, насыщенной монерами.
— Кстати, о балласте… — Господин Синтез заговорил тоном человека, пораженного неожиданной мыслью. — Я же забыл отсоединить две чугунные чушки!
Капитан про себя уже пришел к тому же заключению, чем и объяснил странное и значительное увеличение веса.
— Забыл… Мэтр что-либо забыл?! Очень странно, — пробормотал он себе под нос, глядя, как старик, задумавшись, направляется в свои апартаменты.
Веселый голос прервал ход размышлений офицера:
— Ну что, капитан, видели? Все оказалось проще пареной репы!
— Вам так кажется? — загадочно отозвался Кристиан.
— А то нет?
— Неужели вы даже и не подозревали, что совершаете подъем при излишке веса в две тысячи килограммов?
— Возможно, и не подозревали.
— Но если бы трос порвался ввиду подобной пере грузки! У меня при одной мысли об этом мороз идет по коже!
— Тоже мне — горе! Мы бы бултыхнулись себе вниз головой. Меня это никоим образом не касается — ведь шеф взял всю ответственность на себя. Что с того, что он позабыл отстегнуть две тысячи килограммов чугуна? Возможно, Мэтр решил проверить на прочность эту славную стальную веревочку. А то нет? На его месте я назначил бы ренту фабриканту, изготовившему кабель.
— Вы оба погибли бы, если бы не эта невероятная прочность!
— Что вы об этом знаете? Мне кажется, патрон изыскал бы способ всплыть, как он это проделал вчера, сопровождаемый моим злосчастным коллегой. Какой человек, капитан, какой человечище!
«Все равно, — подумал обеспокоенный офицер. Рассеянность Мэтра не давала ему покоя. — За этой непостижимой забывчивостью кроется тайна, которую я не могу объяснить. В особенности принимая во внимание сложившуюся ситуацию. Неужели его всеобъемлющий ум, не подвластный ни старости, ни изнурительным трудам, начинает утрачивать прежнюю ясность? Что ж, придется понаблюдать за ним».
Господин Синтез отсутствовал непродолжительное время, безусловно употребив его на то, чтобы сообщить внучке о благополучном исходе экспедиции. Но вскоре он вновь появился на палубе.
Пока «Морского крота», с помощью наипрочнейших строп, закрепляли на системе талей, Мэтр с химиком отправились на атолл, на добрых полчаса опережая прибытие тяжелого металлического панциря, транспортируемого большим баркасом.
В огромном стеклянном куполе отражались ослепительные лучи солнца. Чистые воды лагуны, отделенной от моря железными воротами шлюзов и слоем гидравлического цемента, сверкая, вбирали в себя эти лучи, что значительно повышало температуру воды.
Все изобретенные господином Синтезом приборы, частично установленные на коралловом кольце, частично — на корабле, были готовы к работе. Чувствовалось, что вскоре один сигнал приведет в движение эту колоссальную машину, и во всех ее узлах закипит, забурлит жизнь.
Алексис Фармак, в качестве производителя строительных работ, набрал команду особого назначения, состоящую из самых сообразительных и расторопных работников, избранных из членов экипажа всех четырех судов. Химик их уже слегка пообтесал, пояснив, какие действия вскоре потребуются, и отработав с ними некоторые приемы, пусть и несложные, но требующие применения не столько силы, сколько ловкости. Эта команда из 30 человек была колоритно названа ассистентом «лабораторными стюардами» (определение, кстати сказать, очень верное и точно выражающее суть их обязанностей).
Стюарды, как матросы, вдесятером несли попеременную вахту. Дежурство было организовано уже много дней назад, но происходило, до наступления великого дня, по их словам, «вхолостую». Первая смена находилась на своем посту, и каждый вахтенный занимал место возле доверенного ему прибора.
Пока господин Синтез и химик обходили атолл, прибыл баркас с «Морским кротом». Доставить под купол содержимое резервуара с водой, в которой обитали монеры bathybius haeckelii, не подвергнув его контакту с атмосферой, в конечном итоге дело совсем несложное.
Баркас был накрепко пришвартован к коралловому кольцу, а одна из труб с большой металлической гайкой на конце подсоединена к водозаборному крану резервуара. Эта труба, проходившая сквозь стеклянную крышу, была снабжена всасывающим насосом, а другой ее конец был опущен в воды лагуны, где монеры найдут хоть и на меньшей глубине, но весьма близкие к природным условия существования.
Этот очень важный, по словам господина Синтеза, маневр, был исполнен в течение нескольких минут, и вскоре монеры смешались с семьюдесятью пятью тысячами кубометров воды, находящейся в бассейне. Раствор, конечно же гомеопатический , но для данного случая достаточный.
Закончив эту операцию, химик развил бешеную деятельность; покинув Мэтра, он начал сновать между аппаратурой, направо и налево отдавая своим людям краткие приказания. По его команде разжигали горн, на угольях которого раскалялся металлический перегонный куб. Печь с воздушной тягой дымила, как вулкан, и рядом с нею громадная реторта, погруженная в песчаную ванну, наполнялась рыжими испарениями. Четыре котла из листового железа медленно извергали свое содержимое по трубам, расположенным под куполом и в бассейне. И наконец, вступила в действие мощная электродинамическая машина Эдисона, установленная на борту «Анны» и соединенная с лабораторией толстыми заизолированными медными проводами.
Вскоре все вокруг задымило, закипело, засвистело, принялось потрескивать, скрежетать, трудиться, испуская газы, испарения, флюиды , жидкости, циркулирующие по трубам, как по артериям и венам кровеносной системы, чтобы пройти в свой черед через центр, где совершалась таинственная ферментация , предшествующая или сопутствующая еще более таинственному и загадочному феномену, именуемому генезисом.
Горячие, причудливо окрашенные дымы, паря над лабораторным куполом, образовывали довольно густое облако; время от времени полыхало пламя, пронизываемое бесшумными, мимолетными, беспорядочными вспышками, похожими на вспышки молний. Пары частично конденсировались и, образуя искусственный дождь, оседали мельчайшей росой, состоявшей из разнообразнейших элементов, формула которых была ведома только Мэтру и химику.
Отдав своему ассистенту последние распоряжения, господин Синтез молча пошел к парому, связывавшему атолл с кораблем. Ступив на палубу, он осмотрел электродинамическую машину, подозвал капитана и несколько минут негромко побеседовал с ним. Офицер почтительно отдал честь, подозвал боцманов и что-то приказал им.
Через несколько мгновений послышался пушечный залп. И тотчас же, как по волшебству, на всех четырех кораблях весело расцвели разноцветные вымпелы, на всех судах прогремела артиллерийская канонада, как тогда, когда коралловый остров впервые поднялся из вод лагуны.
Перед выходом на наружный трап в одиночестве стоял господин Синтез, созерцая гигантское горнило, где воплощалась наконец его смелая мечта итог всей жизни. И, как бы отвечая своим потаенным мыслям, он тихо сказал сам себе:
— Вот оно и началось, Великое Дело!
На высокой мачте над куполом лаборатории поднялся огромный белый стяг, на котором заблестели черные буквы гордого девиза: ЕТ EGO CREATOR.

Часть вторая
ПОТЕРПЕВШИЕ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ НА МАЛАККЕ
ГЛАВА 1
Жалобы юного господина Артура. — Чем заняты два ассистента. — Первая трансформация. — Появление амеб . — Что такое жизнь? — Ученый Тем-Хуже и ученый Тем-Лучше. — Изнурительная, но фундаментальная научная дискуссия. — Мнение преподобного отца Секки . — Эволюция неорганической материи аналогична эволюции материи органической. — Процессы синтеза в природе. — Все яйца похожи между собой и все подобны монере. — Воссоздание в течение сорока недель всех феноменов трансформации, происходившей с момента появления жизни на Земле .
— Уф-ф! Не могу больше, — жалобно простонал юный господин Артур и, обессиленный, рухнул в кресло-качалку. — Этот старикашка в гроб меня загонит!
— Знаете ли, коллега, слово «старикашка» звучит несколько фамильярно. Исходя из ваших же интересов, не хотелось бы, чтобы Мэтр слышал такие речи.
— В конце концов, какая разница? Пусть делает со мной все что угодно, только избавит от этой бессмысленной работы!..
— Видно, вас и впрямь обуял гнев!
— Скажите лучше, что я в ярости, меня душит, ослепляет злоба!
— Но от ярости кровь бросается в лицо, вы же ничуть не покраснели, а, напротив, пожелтели. Думается, от злости у вас приключилось разлитие желчи.
— И вы еще смеете шутить?!
— Поймите, дорогуша, если я стану отвечать вам в том же тоне, то вскоре мы переколотим о головы друг друга всю лабораторную утварь.
— Никогда не знаешь, шутите ли вы или говорите серьезно.
— Разве я похож на шутника?
— Очень!
— Ну так цепляйтесь лучше ко мне. Это безопасней, чем хулить патрона, пусть даже за глаза.
— Вы, словно крепостной, преданы ему до самых печенок!.. Вы его всегда защищаете!..
— От кого? От вас? Бедный юноша! Мэтр не нуждается ни в моей, ни в чьей бы то ни было защите. Ему ничего не стоит заставить себя уважать. Стараясь умерить шквал ваших попреков, я думаю лишь о вашем же благе, ибо если хозяин услышит подобные разговоры, то он тут же даст вам пинок под зад, как зарвавшемуся матросишке.
— Ну и что с того?
— Вам мало? Тогда попробуйте выказать ему недостаточное почтение, пройдитесь, например, насчет его внешности или в глаза назовите «старикашкой»! Но лучше не обсуждать эту тему. Хочу надеяться, что причиной вашего уныния и плохого настроения является эта злосчастная желтуха, делающая людей такими сварливыми.
— Вам хорошо говорить. Вы всегда с правой ноги встаете. Здоровье отменное, глаз зоркий, аппетит прекрасный…
— Не завидуйте; нога лишена элегантности, глаз — единственный, а аппетит весьма посредственный.
— Но, во всяком случае, работа…
— Соотносительно с вашей — точно такая же, но намного тяжелей, на что я в конечном итоге не сетую. Давайте разберемся. Каковы ваши обязанности?
— О, никакие или почти никакие! Всего-навсего трижды в день производить пробы вод лагуны и, делая ее микроскопический анализ, искать bathybius, узнавать, развиваются ли они, растет ли их количество, изменяется ли их структура, фотографировать полученные под микроскопом препараты, проявлять пластинки, печатать фотографии, демонстрировать их господину Синтезу и так далее.
В итоге — восемь часов кропотливой, утомительной и однообразной работы.
— А вы думаете, что круглосуточно следить за всеми делами лаборатории пустяк?! Надзирать за теми, кто обеспечивает работу аппаратов, изучать реакции, происходящие между множеством элементов, измерять температуру воздуха и воды и все до малейших подробностей докладывать Мэтру?!
— Пусть так. Но беда одного человека не исключает несчастий другого.
— Еще раз говорю вам: я не жалуюсь, и даже наоборот!
— Вы хотите сказать, что эта варварская кухня, недостойная людей нашего круга, вас к себе влечет?!
— Непреодолимо!
— Но, помилуйте, с какой целью?! Если бы я только мог надеяться получить какой-нибудь истинно научный результат…
— Неужели вы и в этом сомневаетесь?
— Сейчас больше, чем когда-либо.
— Но ведь первые полученные данные очень обнадеживают.
— Вы легковерны.
— Bathybius расплодились делением настолько, что воды бассейна ими буквально кишат. Обсеменить двумя кубометрами монер водоем водоизмещением около семидесяти пяти тысяч и получить за четыре дня такой огромный прирост — это изумительно!
— Я придерживаюсь того же мнения, я даже иду дальше. Должен сообщить, что сегодня появились и более сложные существа — амебы. Появились, естественное дело, из bathybius путем прогрессивной трансформации животного мира.
— Но это же великолепно! Это же чудесно!
— Что великолепно?! Что чудесно?!
— Эдакое воплощение теорий эволюции!
— Начало воплощения…
— Видя столь замечательный результат, не стану дискутировать с вами о терминах!
— Добро. Хотел бы я хоть на миг разделить вашу радость, не перенимая вашей восторженности. Ну а что дальше?
— Как — что, ведь сделан первый шаг. Обозначена способность простой клетки на глазах трансформироваться, преобразуясь в более сложный организм, что свидетельствует о начале ускоренной эволюции. И это вам ни о чем не говорит?!
— Ни о чем. Или, во всяком случае, мало о чем. Единственный вопрос, который я себе задаю: ,к чему все это может привести?
— Я очень надеюсь, что увижу в период, равный двумстам восьмидесяти дням, эволюцию от первичной клетки до человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56